Начало типового строительства

П ри маниакальной тяге советского руководства к унификации всего на свете естественно было ожидать того же и в области строительства. Действительно, еще в предвоенное время делались попытки внедрять типовые проекты (например, конструктивистское жилье) и даже сборные конструкции (знаменитый "ажурный" дом из бетонных блоков возле Ипподрома, построенный в начале 1941 года). Но тогда дело как-то не заладилось, к тому же Сталин больше покровительствовал помпезным домам, которые возвеличивали его власть и выполнялись по строго индивидуальным проектам. Зерно лежало в земле, но внешние обстоятельства никак не давали ему тронуться в рост.

Обстановка переменилась с воцарением Хрущева. Отвергая "извращения и перегибы культа личности", Хрущев заодно обрушился на сталинский архитектурный ампир. Только чудом удалось достроить главный корпус Университета на Воробьевых (Ленинских) горах, хотя ожидавшихся за него премий не получил никто. Последняя "высотка", замышлявшаяся близ Кремля в Зарядье, вообще осталась на бумаге. В разных местах Москвы сохранилось немало удивительных домов, половина которых выглядит респектабельно, а другая достроена кое-как. Перепуганные архитекторы упрощали их в разгар строительства, не думая ни о чем, кроме собственной шкуры. Наиболее известным, пожалуй, является жилой дом с башенкой на Смоленской площади, с угла которого можно попасть на станцию метро "Смоленская" Филевской линии. Великий (по тем временам) архитектор-классицист Жолтовский запроектировал под самой крышей тяжелый резной карниз, и его уже наполовину закончили, когда вмешался Хрущев. И до сего дня другая его половина, тянущаяся вдоль Садового Кольца к Проточному переулку, чернеет какими-то гнилыми деревяшками.

По мнению некоторых осведомленных инженеров, истоки хрущевского строительства следует искать в послевоенной Франции. Тогда перед правительством Де Голля встал вопрос о срочном расселении людей из разрушенных домов. Оборудовали заводы железобетонных конструкций, и в скором времени окраины французских городов украсились типично российскими пятиэтажками. Через десять лет, когда жизнь понемногу наладилась, люди стали расползаться оттуда в более благоустроенные квартиры, и наконец эти временные бараки, занимавшие дорогую землю, вовсе снесли.

Но тут об эксперименте Де Голля узнал Хрущев и загорелся повторить его во всесоюзном масштабе. С разных сторон его дружно подзадоривали второстепенные архитекторы, притеснявшиеся "сталинскими орлами" - Жолтовским, Рудневым, Гельфрейхом и прочими, похоронить которых можно было только вместе с их попавшим в опалу помпезным стилем. Представили какие-то экономические расчеты, из которых следовал большой денежный выигрыш (хотя на самом деле сборный железобетон обходится дороже изготовляемого на месте). Объявился неизвестный дотоле архитектор Логутенко, ему поручили запроектировать первые кварталы печально известных Черемушек. Когда инженеры старой закалки знакомились с тонюсенькими петельками, на которых держались стеновые панели пятиэтажек, они категорически отказывались брать на себя ответственность за такое аварийное решение.

Михаил Богатырев. "Хрущев на домостроительном комбинате", 1960
Изображена линия по производству сборных железобетонных панелей

Между тем талантливый советский инженер Никитин (будущий автор Останкинской башни) разработал предварительно напряженные железобетонные пустотные плиты перекрытий и успел применить их еще в сталинских зданиях. Вслед за ним по всей стране пустились придумывать сборные типовые элементы, так что к исходу 1950-х годов унификация строительства велась полным ходом, и наконец дошло до того, что индивидуальное проектирование вообще запретили, кроме отдельных "особо важных" случаев, которые согласовывались на самом верху.

Беспросветное нашествие хрущевских сараев, как и типовые конструкции вообще, нельзя огульно осуждать и клеймить. Здесь также было две стороны дела. Живя в тесных и неудобных квартирах, мы неблагодарно забываем, что у них был еще худший предшественник - коммуналка. Ибо сталинских домов, столь ценимых современными риэлторами, строилось очень немного, и квартиры в них раздавались партийным тузам и другим знаменитостям, а простые люди теснились в разгороженных комнатушках дореволюционных доходных домов или в бревенчатых избах с печным отоплением и безо всяких удобств. Кроме того, любое строительство стоит бешеных денег, а нищие советские люди получали квартиры бесплатно, как бы в подарок от государства. Конечно, сейчас принято рассуждать, что государство недоплачивало им заработную плату и потому могло позволить себе некоторые дармовые подачки. Но даже в благополучной Европе или Америке средний обыватель полжизни копит средства на собственный коттедж и нередко отчаивается; а у нас квартиры раздавали всем (вопросы блата и расталкивания локтями не в счет), и притом с такой скоростью, что уже через пятнадцать лет коммуналок в Москве, кроме центра, почти не осталось.

Если же пишут о дороговизне сборного строительства, то ведь в Советском Союзе нормальных денег и обоснованных цен вовсе не было. Страна жила огромным натуральным хозяйством, где деньги служили какими-то условными единицами, тем более если говорить не о личной зарплате, а об аморфных "бюджетных средствах". Главной задачей была скорость строительства, которую - при исключительно низкой квалификации большинства инженеров, прорабов и рабочих - можно было достичь одним-единственным способом: переместить наиболее трудоемкие и ответственные операции со стройплощадок на заводские конвейеры, предоставив пьяным монтажникам тупо собирать корпус а из готовых кубиков. Хрущевское строительство оказалось подобно той баланде, которую раздают всем потерпевшим крушение, - хотя, конечно, можно было потратиться на ресторанный обед для какого-нибудь одного пострадавшего - и уморить голодом остальных.

Однако при всей своей исторической обоснованности и социальной спасительности типовое строительство имело поистине катастрофические последствия для инженерных кадров страны. Оно отучило их думать и принимать самостоятельные решения, сведя творческий процесс проектирования к чисто детской компоновке зданий из типовых кубиков-элементов. Все эти кубики содержались в бесчисленном количестве разнообразных серий, о которых сейчас и пойдет разговор.

Типовые серии

К ак мы помним, всякая вещь, производившаяся в Стране Советов, имела свой ГОСТ, ОСТ или, на худой конец, ТУ. Не могли не иметь чего-то подобного и типовые конструкции. Некоторые из них, относительно простые в изготовлении, выпускались по собственным ГОСТам - к примеру, фундаментные блоки - продолговатые бетонные прямоугольники, которыми выкладывают стены подвалов и часто огораживают те места на проезжей части, где ведутся работы. Однако большинство конструкций были слишком сложными, чтобы вся информация о них уместилась в тоненькую книжечку. Тогда поступили следующим образом. Самые общие требования к ним (о прочности и т.п.) размазали по разным инструкциям и стандартам, и на этом формальном основании стали создавать комплекты типовых чертежей, которые назвали сериями.

Был образован Центральный Институт Типового Проектирования (ЦИТП), разместившийся в огромном комплексе зданий недалеко от Речного Вокзала. Госстрой раздавал подчиненным ему проектным организациям задания на разработку тех или иных типовых конструкций, те создавали соответствующие серии, Госстрой утверждал их и передавал на хранение в ЦИТП. Время от времени там выпускался Указатель Типовых серий - огромный фолиант, в котором по порядку номеров значились все действовавшие на данный момент серии.

К 1980-м годам разнокалиберные обозначения серий были наконец сведены в единую систему. Все они, с небольшими вариациями, выглядели как "1.020.1-1". Первая цифра была самая важная: она указывала, какой инженерной специальности адресована данная серия. Цифрой "1" обозначались все строительные конструкции, поэтому таких серий было гораздо больше прочих. С цифрой "2" шли типовые узлы соединения этих конструкций между собой. Дальнейшие цифры относились к смежникам - электротехническое, сантехническое оборудование и т.п.

Вторая цифра, шедшая сразу после точки, означала тип зданий, в которых надлежало применять данную серию. Так, цифра "0" (в нашем примере - первый ноль в "1.020") относилась к жилым зданиям, цифра "2" - к общественным, а промежуточная "единица" разрешала применять их и там и здесь. С "четверкой" шли заводские цеха, а последующие цифры относились уже к сооружениям - башням, трубам, эстакадам, подъездным путям и пр. Последующие цифры также что-то значили, но об этом уже никто не задумывался. Цифра после тире ставилась в тех случаях, когда создавалось несколько принципиально однотипных серий (но, допустим, из разных видов бетона), или когда новая серия сменяла собой устаревшую.

Подавляющее большинство серий выпускалось на листочках формата А3 (две машинописных страницы). Мелкие узлы, таблицы и ведомости умещались в формате А4 (одна машинописная станица). Любая серия включала несколько выпусков, каждый из которых оформлялся в виде отдельного переплетенного альбома. "Выпуск 1" содержал "опалубочные чертежи", на которых показывался внешний вид типового элемента и основные размеры. Чертежам всегда предшествовала длиннейшая пояснительная записка, в которой приводилось множество указаний и требований, использованные разработчиками расчетные формулы и "ключ" - те таблицы, с помощью которых инженеры должны были подбирать необходимые им конструкции из большого списка. Если такой писанины набиралось слишком много, ее выносили в отдельный "Выпуск 0", который по понятным причинам ценился проектировщиками гораздо более прочих и обыкновенно вскоре куда-то пропадал.

"Выпуск 2" содержал арматурные чертежи - так сказать, внутренний скелет типового элемента. Последние выпуски состояли из множества таблиц, предназначенных сметчикам, в которых учитывался расход бетона, арматуры по ее видам и т.п. В проектных отделах эти альбомы годами валялись невостребованными. Если какой-нибудь "выпуск" оказывался слишком большим, его дробили на части: "Выпуск 1-1", "Выпуск 1-10" и т.д.

На исходе советской власти мудрено было найти какой-нибудь тип конструкций, который избежал тотальной серийной регламентации. Даже кирпичные стены - и те выкладывали по сериям.

В результате серьезной головной болью проектировщиков стала увязка множества разнородных серий в рамках единого здания. Если применялся определенный каркас, то к нему подходили лишь некоторые серии стеновых панелей, тогда как панели из прочих серий, даже аналогичных размеров, имели крепления совсем в других местах. С каркасом также должны были стыковаться лестничные марши, плиты перекрытий и много других мелочей. Чтобы избежать этих трудностей, для наиболее распространенных случаев стали разрабатывать гигантские комплексные серии, куда наряду с каркасом включались и лестницы, и панели, и что угодно еще. В гражданском строительстве таким мастодонтом была приведенная выше серия "1.020.1-1" с некоторыми последующими модификациями, а в промышленном - серия "1.420". Бесчисленные альбомы этих серий загромождали целые полки стеллажей; каждая была как бы самостоятельным государством, и некоторые инженеры десятилетиями не выходили за ее пределы.

По мере изменения ГОСТов и СНиПов происходили соответствующие перемены и в сериях. Тогда прежняя серия, обычно без всякой разумной причины, заменялась на новую, аналогичную. В связи с общей деградацией инженерных кадров каждая последующая серия была хуже предыдущей, неудобнее в пользовании и содержала больше ошибок. С другой стороны, на заводах, производивших по этим сериям реальные конструкции, оставались без дела старые опалубки, а новых еще не было (или их не желали делать). И тогда заводы нагло отказывались изготовлять конструкции по новым сериям. Проектировщики попадали в сложное положение: старые серии нельзя было применять по закону, а по новым сериям конструкции не выпускались. Этот конфликтный период иногда тянулся по целому десятилетию.

Каждый проектный институт за символическую плату подписывался в ЦИТПе на получение оттуда новых серий того или иного профиля. Время от времени посылки с этими сериями поступали по почте в проектный кабинет института, где их, во-первых, размножали для соответствующих отделов и, кроме того, выдавали на руки нуждающимся инженерам, словно книги в библиотеке. В каждом отделе типовые альбомы находились под бдительным надзором главного конструктора, который укладывал их в шкаф прямо перед своим носом, то и дело пересчитывал и при недостаче организовывал общие поиски.

Если же требуемой серии не было ни в отделе, ни даже в проектном кабинете, инженеры ехали в просторный читальный зал ЦИТПа с бумагой и ручкой, и делали необходимые выписки.

Типовые проекты

Н еудержимый рост числа серий подтолкнул руководителей Госстроя к следующему шагу: если получалось унифицировать отдельные конструкции, то почему бы не сделать того же самого с целыми проектами зданий? В самом деле, одни и те же дома можно строить в различных точках страны при условии сходного климата. Правда, от места к месту варьируются виды грунта, подводка коммуникаций и т.п. Но, во-первых, можно сразу предусмотреть несколько принципиальных вариантов, а во-вторых, инженерам гораздо быстрее и проще изменить отдельные не годящиеся детали, чем вести проектирование с нуля. Эти поправки типового проекта для данного конкретного случая назывались его привязкой.

С начала 1960-х годов проектные организации страны захлестнула лавина типовых проектов: одни их разрабатывали, другие привязывали. Утвержденные проекты стекались в ЦИТП, который сочинял для них Указатели, принимал от институтов заявки и рассылал свои богатства по почте.

Типовые проекты, как и серии, состояли из отдельных "выпусков", с той лишь разницей, что их формат никогда не бывал меньше А2 (газетный лист). Их головоломные обозначения не поддавались никакой расшифровке. Всякий типовой объект разрабатывался одновременно в десятках разнообразных вариантов. К примеру, из Госстроя поступал в институт заказ на типовую библиотеку - для нескольких видов климата, от субтропического до полярного, для разных уровней сейсмики, для конструкций из тяжелого и легкого бетона, для того или иного расчетного числа посетителей в день и т.п. Ясно, что все эти условия, перекрещиваясь между собой по правилам математики, давали неисчислимое количество вариантов, т.е. самостоятельных типовых проектов, которыми коллектив института занимался по нескольку лет кряду. Затем обнаруживалось, что примененные в проектах ГОСТы и серии устарели, - и начиналась капитальная переделка.

Нет никаких сомнений, что с большинством этих детальных проектов происходило то же самое, что с моими излишне подробными заготовками чертежей пожарной лестницы (см. выше): они никогда не применялись к делу, тем более что слишком быстро устаревали и сменяли друг друга. В результате общий объем проектной работы оказался едва ли не больше, чем если бы никаких типовых проектов не создавалось совсем. Но под предлогом их разработки в стране (и особенно в столице) учреждались все новые институты, уютные комнаты которых заполнялись толпами неквалифицированных людей, а учебные заведения расширяли прием абитуриентов, и все больше недоделанных профессоров и доцентов получали доступ к "научной кормушке".

По мере того, как число заказов на типовые проекты увеличивалось, а старые между тем следовало периодически обновлять, значительная доля проектных сил страны оказалась выключенной из реальной живой работы. Утратив связь со стройплощадкой, они вращались в бесконечном круговороте чисто виртуальных проектов, перебрасываясь ими с ЦИТПом и изредка выслушивая претензии инженеров, которые пытались их привязать. Большинство этих людей ясно отдавали себе отчет в несерьезности собственной работы и потому исполняли ее кое-как, закладывая в чертежи множество непродуманных решений в твердой уверенности, что они никогда не попадут на стройку.

Начальник каждого проектного отдела, где параллельно велись "живые" и "мертвые" работы, наваливал первые на одного-двух толковых руководителей групп, которые едва укладывались в сроки, воевали со строителями, оттого постоянно были на плохом счету и не получали премий, - тогда как их вальяжные коллеги, не обремененные знаниями, полегоньку рисовали свои "типовые" чертежи, налегая на красоту оформления, вовремя отправляли их в ЦИТП - и почитались гордостью трудового коллектива. Понятно, что эти места заполнялись родственниками крупных чиновников, любовницами начальства и прочими блатниками.

Инженер за работой (1)

Т еперь мы уже представляем, в каких условиях трудился квалифицированный советский инженер. Но рассмотрение вопроса о том, чем он занимался по существу, к сожалению, выходит за рамки данной рукописи, потому что носит чисто профессиональный характер и требует соответствующих знаний. Я иногда видел, как математики напишут формулу - и дружно смеются над нею, в то время как остальные лишь пожимают плечами. Чтобы оценить по достоинству их юмор, человек сам должен быть математиком.

Вообще строительное проектирование неисчерпаемо и вширь, и в глубину. Каждый тип создаваемых человеком объектов, будь то жилье, больницы, цеха, электростанции, теплотрассы или пути сообщения, - имеет свою поэзию, свои остроумные находки, банальные приемы и типичные ляпсусы. Любой материал, будь то сталь, железобетон, кирпич или дерево, наделен ярко выраженным характером, одно любит, другого не терпит и ведет себя, словно капризное животное, к которому надо уметь подойти. Более того, в разных ситуациях один и тот же материал проявляет совершенно противоположные свойства, подобно тому как мы шутим с одними людьми и готовы тут же одернуть других.

Всякая конструкция хочет, чтобы ее любили, и лишь тогда открывает инженеру свои тайны. А любит ее лишь тот, кто подходит к ней без страха, торопливости и неприязни, садится рядом и пытается вникнуть, поглаживая ее по холке, словно всадник горячего скакуна. Здесь, как и в любви двух людей, должно возникнуть взаимное сочетание. Погружаясь в таинственные глуб и ны конструкции, инженер отвлекается от собственной личности, как любитель живописи "входит" в иной пейзаж, забывая, что это всего только раскрашенный холст на пыльной стене музея.

У нас остается лишь скромная возможность взглянуть на чисто внешнюю сторону дела и в нескольких главах дать легкий очерк бесконечно многоликого инженерного труда.