Что больше всего раздражает вас в вашем спутнике жизни или других людях вообще.

Как говорит моя супруга, человек проницательный, прочные отношения – это когда тебе повезло «найти себе того, кого можешь раздражать очень и очень долго». Хочется верить, что это лишь шутка, хотя я не уверен в этом на все сто процентов. Идти по жизни бок о бок с кем-то означает, что рано или поздно человек этот будет выводить нас из себя – или мы его – независимо от того, насколько сознательными, осмысленными претендуют называться эти отношения. Возможно, есть смысл немного глубже вникнуть в сам этот вопрос «раздражения».

И не в том ли дело, что мы выбираем или что-то внутри нас выбрало этого самого человека именно ради возможности раздражаться? Сама эта мысль покажется нелепицей для Эго, которое, как мы помним, убеждено в том, что достаточно знает для того, чтобы знать достаточно. Не так давно я был в числе приглашенных на одной свадьбе, где любящие новобрачные клялись друг другу в вечной любви, нерушимой верности и обещали хранить свои чувства несмотря ни на что. И дело даже не в том, что клятвы эти замахивались на будущее, которое никому не ведомо. Молодожены явно пренебрегли тем простым фактом, известным каждому с детских лет, что чувства – вещь непостоянная и переменчивая, они не подчиняются ничьим желаниям. Не мы выбираем их, они выбирают нас и поступают согласно своей воле. Кто в трезвом уме способен предсказать, что он или она будут чувствовать спустя несколько лет? Впрочем, в трезвом уме – сказано не про влюбленные пары. И, наверное, так и должно быть, в противном случае кто бы решился давать подобные непомерные обещания.

Но как, скажите на милость, вообще можно подумать, не будучи при этом полным мазохистом, что выбираешь человека потому, что он способен раздражать тебя? В качестве ответа можно предположить несколько гипотетических мнений на этот счет. Фрейд обращал внимание на некий странный феномен, который он назвал «навязчивым повторением», – настоятельную потребность каждого из нас повторять одно и то же. Таким образом, мы повторяем наши паттерны, даже саморазрушительные, обслуживая силу исторической обусловленности. Привычная боль может даже доставлять некое странное удовлетворение, когда знаешь, кто ты, кто Другой, что означает это привычное па-де-де, что оно запрограммировано на все тот же давно знакомый финал. Фрейд отмечал, что этому «знакомому страданию» нередко отдают предпочтение перед незнакомым страданием незнакомой обстановки, рискованной бездне альтернативного выбора.

В подтверждение сказанному выше мне вспоминается выражение лица человека, который наконец-то уяснил для себя, что его «внутренний сценарий» происходил от «считывания» сигналов семьи происхождения. Подчиняясь требованию этих сигналов, он «остановил свой выбор» на жене-стерве, подозревавшей всех и вся в том, что все ее обманывают, постоянно жертвовал своими желаниями ради того, чтобы опекать ее, возиться с ней и смягчал ее припадки злости в адрес других людей, хотя от этого ее паранойя нисколько не ослабевала. Наследуя отцу, он уяснил для себя, что роль и основа идентичности его родителя – управляться с уровнем стресса своей жены. Можем ли мы теперь предположить, что нечто в нем было нацелено на успешный поиск вечно рассерженной особы? А далее – соскользнуть к знакомой роли, воспроизвести заново жизнь отца и при этом вечно быть начеку, чтобы не поддаться сильным чувствам. Когда он увидел, что паттерн его детства и паттерн его нынешней семейной жизни совпадают, он понял, что выбрал свои раздражители исключительно по той причине, что они уже были известны ему как нельзя лучше.

Есть и такое мнение, что мы выбираем раздражающего, даже причиняющего боль Другого в попытке разрешить проблему со второго захода. Наш выбор в таком случае будет способом самоисцеления психики, прорабатывающей старую рану более зрелым, более уверенным образом. Возможно, эта теория верна, но я повидал немало семейных драм, чтобы полагать, что большинство людей так и не понимают сути происходящего и, соответственно, ничего не прорабатывают. Они, к примеру, могут сохранять брак от распада, но в глубине души отдавать себе отчет в том, что как были, так и остаются прикованы к своей удушающей личной истории.

Наша психологическая история взаимоотношений, обусловленная интрапсихическим имаго, мощно запрограммирована на подобное повторение. Порой, интуитивно почувствовав, что свернули на знакомую тропку, мы поспешно бросаемся в объятия противоположности, чтобы оказаться в новой ловушке. Впрочем, есть люди, безотчетно выбирающие третий путь, который вроде бы обращен к проблеме, хотя сами они не осознают, с чем, в сущности, пытаются справиться. Я говорю о тех людях, которые анестезируют свою боль трудоголизмом, наркотиками или всевозможными способами, позволяющими отвлечься от проблемы. А если совсем уже невмоготу, они становятся семейными психотерапевтами и стараются разобраться со своими внутренними неполадками, помогая другим наладить отношения.

Принимая же во внимание тот факт, что один человек рано или поздно отыщет в другом повод для раздражительности и что у каждого есть нарциссическая программа, вполне способная психологически травмировать другого, можно ожидать, что проблема власти, искушение контролировать другого человека не замедлит дать о себе знать.

Кто из нас достаточно прозорлив или силен, чтобы замечать незримые энергии, протекающие от одного партнера к другому и обратно в каждой семейной паре? Кто может определить, какая именно энергия течет из сердца, какая – из интрапсихической фабрики истории, а какая – от комплексов, стремящихся любой ценой воспроизводить себя снова и снова? Поскольку мы не можем выявить такую энергию или видим крайне редко, большинство отношений – сплошная сумятица. Но только кто рискнет сказать это новобрачным у алтаря? Нужно ли, чтобы старый моряк объявился на брачном пиру с теневым альбатросом психологической мудрости на своем плече[140]?

Теневая работа – и это вполне очевидно – начинается дома, с нас самих. Но захочет ли кто нагружать себя, когда куда как легче и приятнее обвинять спутника жизни или друга? Те, кто пережил ранние отношения как инвазивные, будут страдать от шизоидного расщепления в психике и, боясь близости, будут находить способы отдаляться посредством отвлечений и эмоциональной сдержанности. Страдавшие в детстве от недостаточной опеки будут склонны требовать слишком многого от другого человека, будут прилипчивыми, навязчивыми, контролирующими, требовательными до крайности. И тот и другой получат то, чего ожидают и чего втайне так сильно жаждут. И тут не обойтись без теневой работы, чтобы вывести все это на поверхность и обнаружить, что раздражающий антагонист, в конечном итоге, прячется внутри нас самих.

Но много ли найдется популярных изданий, посвященных теме взаимоотношений между людьми, которые способны сообщить читателю что-то интересное о нашей Тени? Да и кто захочет вгрызаться в твердую породу наших историй ради золотоносной жилы проницательности, способности видеть житейские факты в их подлинном свете? Может, проще будет выткать из воздуха некоего «магического Другого», который избавит нас от всякого рода работы? Оказывается, это занятие на всю оставшуюся жизнь – заново отшлифовать ту линзу, через которую мы глядим на мир. Куда привычней и дальше постигать мир и Другого через линзу своей личностной истории. Но ведь в наших силах научиться тому, как увеличить силу и диапазон этой линзы и избавить себя и тех, кого мы называем своими близкими и любимыми, от тяжкой ноши своего бессознательного.

Снять с плеч Другого нашу историю и нашу нарциссическую программу – значит сделать шаг навстречу более нравственным отношениям, более развитой дружбе, что на поверку оказывается и лучшим способом проявить свою любовь к другому человеку. На словах мы хотим близости, а на деле? По силам ли нам эта близость? Можем ли мы развивать отношения, пока сами возрастаем индивидуально, или это только нарушит глубоко спрятанный договор, подписанный двумя партнерами многие годы назад? И что произойдет, если один из партнеров растет, а другой отказывается это делать? (Мне задают этот вопрос как минимум раз в неделю и уж точно всякий раз, когда я выступаю с публичной лекцией. Говорящий предположительно всегда тот, кто желает расти, а его партнер увяз в трясине отношений. Наверное, так надо понимать…)

Теневая работа потребует героических усилий: принять ответственность за себя, расти самим и, как следствие, требовать и ожидать меньшего от своих партнеров. Это даст им ту свободу, которой бы мы хотели и для себя, – свободу иметь отличные вкусы, свои отличные программы развития, своих друзей и так далее. Много ли отношений соответствуют этой задаче зрелой дифференциации? Но более всего теневая работа в контексте отношений требует от нас понимания, что все, что плохо в окружающем мире, плохо и в нас самих. Мы будем уже не так склонны ранить своего партнера, презирать соседа, ненавидеть врага, если признаем, что делим с ними общие условия, общий комплекс устремлений и общую склонность ошибаться. Целое литературное направление выросло на драматизации Doppelgänger, или Двойника, Другого, которого мы воспринимаем как постороннего, но мало-помалу начинаем видеть в нем себя самого[141]. То, что кажется нам ненавистным в Другом, – то же мы ненавидим и в себе.

Помню, как моя жена лежала в хирургии, а я ждал новостей из операционной в приемной больницы. Напротив меня сидел молодой человек, ожидая своей очереди к врачу; похоже на то, что у него был перелом кисти руки. Его нервная жена с подбитым глазом ерзала рядом, боясь подсесть к нему слишком близко. Лицо парня было багровым от напряжения, мышцы шеи напряглись, словно канаты. Не обращаясь ни к кому непосредственно, он произнес: «Как таких по телевизору показывают, не понимаю? Да их вообще убивать надо!» Очевидно, это было сказано про телевизионного комика, недавно выяснилось, что он был геем, а вот теперь его показывали в выпуске новостей на экране телевизора в приемной. Что могло послужить причиной его гнева, избиения, как можно было предположить, своей жены, если не то, чего он не мог принять в себе самом? Другой казался таким пугающим этому молодому человеку. Меня так и подмывало смерить юнца презрительным взглядом, но поступить так – значило провиниться в аналогичном теневом моменте. То, что я отвергаю в себе, я могу с легкостью презирать и в нем. Ненавистное в другом человеке мы ненавидим и в самих себе. Справившись с первоначальным приступом гнева, я просто пожалел его за эти страхи, решил не провоцировать новую вспышку гнева и вернулся к тревожным мыслям о своей жене, лежавшей на операционном столе.