Нестандартные украшения стихотворений.

 

В этом разделе будет немало повторений, потому что часть этой информации я уже изложил в разделе, посвящённом рифме. В частности, я рассказывал про муфтолингвы, имена собственные и иностранные слова. Но теперь я остановлюсь на каждой из этих тем гораздо подробнее.

 

Словообразование (неологизмы). Итак, изобретайте новые слова, не стесняйтесь. Главное, чтобы был понятен их смысл. Новообразованные слова мы можем найти и у Бродского:

 

Тихотворение моё, моё немое,

Однако, тяглое — на страх поводьям…

И хотя в русском языке слова «тихотворение» нет, мы инстинктивно понимаем, что оно означает.

У Цветаевой новообразование имеет целью стать рифмой:

 

Есть час на те слова.

Из слуховых глушизн

Высокие права

Выстукивает жизнь.

Глушизна — это нечто страшнее глухоты. Это пропасть, где исчезает звук. Точно также у Цветаевой встречаются изобретённые ей вершизны. Окончание «зн» тут придаёт элемент удивительного величия.

Уже поминавшийся мной Вилли Мельников, конечно, превзошёл всех, кто пытался заниматься словообразованием до него. Муфтолингвы Мельникова уникальны и по построению, и по смысловой нагрузке.

 

Шприцешпилем пророс
Немоскрёб
в небосредство от гроз
и от злоб,
не доставши до стаи
взлетайн,
не прося: не растай,
claud nine!

Немоскрёб — огромное молчаливое здание, небосредство, взлетайна — тайна полёта, шприцешпиль… Мельников изобретает такие глубинные, удивительные слова, причём в этом словобезумии ни на йоту не отходит от канонов классического русского словообразования. Отмечу, что тут мастерски вставлено рифмующееся английское словосочетание «cloud nine» (девятое облако).

Или вот ещё примеры муфтолингвы, выдранные из разных стихотворений Мельникова:

 

В китах кипит адреналим:
там хороводолаз без шлема,
и досказательство своим
считает предопредилемма.

Пергамент цвёл Кумранскою отвагой;
страдал бесплотно плотник Назаредкий...
...Прости Скандинаивному варягу
камней друидеальную расцветку.

Попробуйте на мне пронзённо выпасать

Безглазерных прицелов наготочья:

Их ствольно-нарезную гипоснасть

Принять, как краснотворное не прочь я.

В общем, муфтолингвы являются частным случаем контаминации, которой пользовались и поэты-классики:

 

В Академии поэзии — в озерзамке беломраморном,
Ежегодно мая первого фиолетовый концерт. (И. Северянин)

 

Общий случай контаминации может включать не только словообразование из привычных нам слов, но и фразообразование из фразеологизмов и цитат: «Чем дальше в лес, тем третий лишний», например.

Мельников, конечно, максималист. Не стоит пытаться в подражание ему перенасыщать стихотворение муфтолингвами и новыми словами. Но порой к месту, как у Цветаевой или Бродского, придуманные вами термины будут смотреться замечательно красиво. Экспериментируйте на здоровье!

Умелый пример использования словообразования применяет Олег Медведев:

 

То, в чьих лучах ни свет ни заря,
А звонче, чем динамит,
Песня Скитайского словаря
По всем вокзалам гремит.

 

Скитайский — это помесь китайского (такой словарь, конечно, есть) и скитальского (такого словаря нет, но почему бы и нет?). Смысл вкладывается двойной, и очень даже красивый.

Другой разновидностью неологизмов (собственно, новообразованных слов) является так называемая заумь. Вещь специфическая и лишённая во многом смысловой нагрузки, заумь не может быть рекомендована к частому использованию. Но в юморных стихах она очень даже уместна. Заумь отрицает в литературе русский язык как средство общения и декларирует поэтический язык, непонятный даже самим его сочинителям.

 

Лельга, оньга, эхамчи!
Ричи чичи чичичи!
Лени нули эли али!
Бочикако никако.
Никакоко кукаке!
Кукарики кикику!
Папа пупи пигиги!
Мород, мород, миучали
Капа, капа, кап!
Эмч, амч, умч!
Думчи, дальчи, дольчи! (В. Хлебников)

 

Вот образец близкой к зауми прозы конструктивиста А. Чичерина:

 

113 Кремль мерк. Крем вер мрел изо рва морем рваного рёва; кремнёвое, кроме мозгового мора — орало роем ёмких рокотов, безтравых травм, орав пролеточных боровов и трамвайных Варавв. Соборов лококольные тики и́кали и калеными грецкими китонами грели грехи хилых — в 7 всем все́ношня. Веисённия сени, веисёлыя, лысыя, яркия, учуявшия кующаго ярь ярилу, ликовали о лицах весенних все; рыскали, жиреюще рея ярились, прокураты, к поюшкам сердечников и ниц.

Элементы зауми, как игрового начала в поэзии, имеются в фольклоре, в детских считалках и дразнилках.

Элемент стилистического разнообразия стихотворения метатеза также является методом словообразования. Это перемещение в словах слоговых частей, меняющее звуковой, а иногда и смысловой облик слова. Например: леригиозный вместо религиозный; шуточные, например «порочный малосёнок», «бронетёмкин Поносец» и так далее.

На принципе метатезы построены известные строки в стихотворении С. Маршака «Вот какой рассеянный»:

 

Глубокоуважаемый
Вагоноуважатый!
Вагоноуважаемый
Глубокоуважатый!
Во что бы то ни стало
Мне надо выходить
Нельзя ли у трамвала
Вокзай остановить.

Иностранные слова (варваризмы). Об этом я уже писал много подробнее, чем о муфтолингвах. Тем не менее, повторюсь и расскажу о всякой иностранщине ещё подробней. Чемпионом в подобной практике, как ни удивительно, является всё тот же Мельников. Правда, не рекомендую заниматься подражанием, потому как его творчество — вещь весьма специфическая и несколько аномальная.

 

Я заплутал в деепричаще —
в лесу dream`учем-трехсосновом.
Кетцальпинист молчит кричаще,
с Wehr`шин сорвавшийся к основам.

Немецкое и английское слова, вписанные в муфтолингвы, выглядят весьма интересно. Но Мельников — полиглот, он пишет свои сумасшедшие стихи на девяносто восьми языках. Не все столь способны.

Приведу пример грамотного использования иностранного слова в целях получения правильного слога:

 

И в преддверие выстрела в тощий живот

Улыбается древний старик Моисей,

Не расстрельная рота, и даже не взвод,

Просто zoldat, отъевшийся на колбасе,

Безусловно, баварской.

Как вписать в размер двусложное слово с ударением на первый слог, да так, чтобы оно подчёркивало единоличие убийцы? Солдат было бы хорошим словом, но вот ударение не туда падает. И мы вставляем немецкое zoldat, которое имеет нужное нам ударение (во-первых) и замечательно вписывается в «немецкую» тему песни (стихотворения).

 

Забудь меня, Фоскальзи, забудь похотливый норов,

И музыку в стиле «love», и белое «Chevalier»…

Ведь где-то тебя в толпе глазами ищет фотограф,

И «Лейка» в его руке достойна всех королев.

В этом примере слова уже не просто иностранные, но, в принципе, общеупотребительные именно в иностранном своём написании. Музыка в стиле «love» — это вроде как соул; слово «Chevalier» эффектно заменяет банальное слово «вино». А «Лейка» за меняет слово «фотоаппарат», никак не вписывающееся в стихотворение.

Вообще, иностранные слова придают поэзии современный вид, позволяют умело использовать темы, которые не приняты в русской классической поэзии. Например, вот так:

 

И в доме уютном над дверью при входе,

Свои вспоминая грехи, —

Повесь рукодельную вывеску, вроде

«Welcome to Silent Hill!»

Вы смотрели фильм «Сайлент Хилл»? Теперь придётся посмотреть.

Это были примеры, в основном, из моего собственного творчества. Тем не менее, этим приёмом широко пользуются и другие современные поэты.

 

Но все в этом мире живо репитом,
Все возвратится вновь —
Сталь под плащом, медь под копытом,
Шляпа на бровь. (О. Медведев)

Ты не гляди, не гляди назад,Покидая сей хмурый край.Утро встает, ты его солдат,Твое дело — «Drum links, zwei, drei». (О. Медведев)

Вот два подобных примера. Слово «репит» (повторение) красиво вписывается в стихотворную строку первого стихотворения. Во втором немецкий отсчёт подчёркивает чеканный солдатский шаг.

Игра слов тоже очень эффектно иногда вплетается в иностранную речь русской поэзии.

 

Я-то буду за Стиксом не в первый раз —

Я знаю, что стану там

Железной собакою дальних трасс —

Бездомным Грейхаундом… (О. Медведев)

 

Грейхаунд здесь — это «Grayhound», английская марка автобуса. Но в то же время это порода собак — вот и получается «железная собака дальних трасс».

 

Вульгаризмы. Вот об этом я ещё не писал. А нужно, потому как вульгаризмы тоже порой замечательным образом применимы в поэзии. Конечно, можно под вульгаризмами понимать банальный русский мат, который широко использовал в своей поэзии, например, Барков. Но это не показатель. Барков был не поэтом, а хулиганом. Грубые, разговорные, порой неправильные слова и выражения должны применяться в первую очередь для усиления выражаемой мысли, для более эмоциональной характеристики персонажей. В знаменитых «Стихах о советском паспорте» Маяковского есть строки:

 

К любым

чертям с матерями

катись

Любая бумажка.

 

Это классический вульгаризм, подчёркивающий резкое отношение автора к раскрываемой теме.

 

Ты навернёшься, как герой, с собой забрав тяжёлый танк,

По меньшей мере, чёрный дым увидишь вскользь сквозь щелку глаз.

Тебя случайно подберёт усталый старый маркитант,

Не даст исчезнуть в тишине и успокоиться не даст.

Здесь вульгаризм «навернёшься» подчёркивает бытовое, тупое отношение к смерти, «будто-это-так-и-надо».

Иногда вульгаризмы призваны не подчеркнуть какое-то отношение, а просто «заткнуть» дырку в стихотворном размере. Я уже рассказывал про вредность словечек типа «уж», вульгаризмы порой смотрятся в подобной роли несколько лучше.

 

Я Лаокоон, блин, в серых узлах дорог,
А я выпью еще, блин, — сделаюсь сыт и пьян,
Так молния с неба екнула в бугорок,
Так кончились песни — можно порвать баян. (О. Медведев)

 

Здесь вульгаризм «блин» не только служит художественным средством, наравне со словом «ёкнула» подчёркивающим народный оттенок песни, но заодно затыкает брешь, нехватающий слог в размере (до цезуры — амфибрахий, после цезуры — дактиль, очень умело смешано, кстати).

И напоследок ещё несколько слов о мате. Мат неприемлем. Это совершенно однозначное мнение, которое не должно вызывать никаких нареканий. Многие современные поэты и писатели (последние чаще) начинают с гордостью говорить, что мат — это неотъемлемая часть языка, без которой они обойтись, конечно же, не могут. А вот Толстой как-то обходился. И Гоголь. И Некрасов. Мнение о нормальности использования мата в поэзии является тупым оправданием собственной пошлости. Максимум дважды в жизни я встречал случаи, когда мат в стихотворении был хоть как-то к месту, хотя и здесь можно было его избежать. Мат — это не вульгаризм. Мат — это очень специфический и сложный элемент языка. Если человек не способен выразить свои чувства без мата, он просто не владеет языком. Мат применим только в особых, узкоспециализированных случаях. Так что, прошу, поэты, пишите красиво. Без мата и пошлятины. Дополнительным материалом по этой теме может послужить моя статья-приложение к «Учебнику» «Мат в поэзии: к месту и не только». В ней подробно и развёрнуто рассмотрено, в каких случаях мы можем себе позволить употребить нецензурную лексику и не выйти при этом за грань.

Обходясь без мата, тем не менее, иногда можно поймать ту тонкую грань, которая разделяет пошлость и иронию. Примером тому может служить замечательный поэт Марк Фрейдкин, который мастерски и чуть похабно юморит почти в каждой песне, но не теряет своего очарования. Знаменитую песню «Тонкий шрам на любимой попе» в исполнении А. Макаревича вы, наверное, слышали. А чего стоит чудесная «Песня о всеобщей утрате девственности»!

 

Света М.

Слишком много прочла поэм,

И с катушек слетел совсем

Слабый девичий мозг.

В мыслях блажь:

Мол, придёт к ней прекрасный паж,

И невинный её корсаж

Тронет, тая, как воск.

Игорь К.

Под пажа закосил слегка,

И встречала она рассвет

Уж не девушкой, нет.

Смешно, и не без вульгаризмов. Но — не пошло.

 

Малоупотребимые слова. Ещё одним средством украшения стихотворения являются малоупотребимые, редкие слова и выражения, которые, быть может, заставят читателя полезть в энциклопедию, посмотреть их значение, таким образом, имея образовательную функцию. К этой же категории я, в принципе, отношу и имена собственные, нечасто употребляющиеся нами в обиходе.

 

Странник, взнуздай своего буцефала,

Кнопку нажми, за сиденье держись.

Улочки Ура в шумерских кварталах,

Смуглые женщины, новая жизнь.

Первые княжества, первые страны —

Даже Египта — и то ещё нет…

Если же будешь ты в будущем, странник,

Милым элоям привет.

Читатель, незнакомый с тем, кто же такой буцефал (здесь — как имя нарицательное, то есть просто могучий конь), поинтересуется этим. Точно так же он заинтересуется, где располагался Ур (Месопотамия), кто такие шумеры и, конечно, кто такие элои. Человеку же эрудированному, знакомому с этими понятиями будет приятно осознать свою эрудицию, проверить её в деле.

 

И потекли по венам потоки красных рек,

Удавы, сколопендры, дипсады и киты,

А графу Сен-Жермену пошёл двадцатый век,

И набожные венгры нарекли его святым.

Тут мы эффектно «ловим» читателя на имени Сен-Жермена, а также на сколопендрах и особенно на дипсадах. Точно помню, что нигде, кроме всемирной сети, я значения этого понятия не нашёл, и то лишь в паре мест одно и то же списанное друг у друга определение. На всякий случай, дипсады — это породы фантастических змей, которые якобы (по Фассалии) водились в пустынях Ливии.

 

Пусть оно спит алым на белом -
Мой антидот,
Будет надежней, чем парабеллум —
Не подведет. (О. Медведев)

Не считая двух блестящих рифм (особенно «белым — парабеллум»), в этом четверостишии мастерски переплетаются современный медицинский термин «антидот» (противоядие), несколько устаревшее и замененное словом «красный» слово «алый» и название пистолета.

Особым видом использования имени собственного в стихотворении является сфрагида — упоминание в стихотворении имени поэта, автора данных стихов. В античном мире был известен поэт-эпиграмматист Фокилид, который во многие эпиграммы вставлял строку: «И это сказал Фокилид». Вот газель узбекского поэта 15 в. Алишера Навои, в последний бейт включено имя автора:

 

Робко пальцами коснулся нежных губ ее слегка,
Будто соловей крылами — алой розы лепестка.
Озерцо в пушинках ивы — нежное ее лицо,
Будто зеркало в рябинках легкой ржавчины — щека,
Позолоченные хною дуги царственных бровей —
Два блистательных павлина в нежных тенях цветника.
В море зла лишь злым отрада, а иным не место в нем.
Не цвести царице сада в пустыре меж сорняка.
Ты от кубка в час похмелья жадных губ не отрывай:
Только в нем найдет забвенье тот, чья жажда велика.
Так прими же неизбежность мир покинуть, Навои,
Выведи любовь и верность из мирского тупика. (Пер. Т. Спендиаровой)

 

Не буду приводить более примеров, потому как полагаю, что всё с этим понятно. Развивайте свою эрудицию и передавайте её читателю.

 

Современные и устаревшие (архаизмы) слова. Язык, как я уже говорил, не стоит на месте. Следовательно, появляются новые общеупотребительные слова, порой сленговые, но не являющиеся вульгаризмами. Почему бы не использовать их в поэзии, раз мы используем их в нашей ежедневное речи? Как писал Александр Васильев:

 

Тинэйджер ты или пейджер,

Диггер ты или ниггер,

Рейвер ты или плеер,

Мне давным-давно параллельно.

Это, конечно, не лучший образец, но в него «натолкано» столько новомодных словечек, что я не смог удержаться.

 

Но девушка на башне раскрыла гримуар,

Из праха вызывая мифических химер.

Лилось вино из чаши на предков Валуа —

Своеобразный флаер, пославший на хрен смерть.

Модное и современное слово «флаер» каким-то диковинным образом сочетается с фамилией французской королевской династии и названием чёрной книги заклинаний… Бывает же такое.

 

Диод мерцает, касания ловит сенсор,
По самописцам змеится вязь,
В стальной кювете твои полсердца
Остывают, сочась. (О. Медведев)

 

Лабораторные термины тоже относятся к современным: диод, сенсор, кювета. При этом тут присутствует и устаревшее слово «вязь».

Ещё пример:

 

Но увидевший свет на востоке

К телескопу прижмётся лицом:

Там проносится Люк Скайуокер

С электронным своим кладенцом. (А. Алексеев)

 

Во-первых, тут классная рифма со словом «востоке», во-вторых, тут замечательно использовано сочетание «электронный кладенец», очень удачно для характеристики оружия из «Звёздных войн».

Современные слова гораздо проще использовать, чем устаревшие, потому что первые довольно легко и естественно вписываются в нашу ежедневную речь. Последние же употребить грамотно и к месту не очень-то и легко. Архаизмы хорошо получается употреблять, к примеру, в традиционных цитатах. То есть если мы цитируем Библию, то правильнее, конечно, старорусское «не убий», чем новое «не убей». Цитировать можно и из «Слова о полку Игоревом», и из откровений Иоанна Богослова, не важно. Просто же впихивать в стихотворения устаревшие слова — это неправильно. Ну разве можно сказать: «я глядел ей в очи и пил пиво»? Вряд ли. Очи, ланиты и выя должны сочетаться со смыслом стихотворения, с его сюжетом и временными рамками, ограничивающими этот сюжет.

Блестяще использовала устаревшие слова, искусно, по-русски, Марина Цветаева. Посмотрите, как гармонично:

 

Не отстать тебе. Я — острожник.

Ты — конвойный. Судьба одна.

И одна в пустоте порожней

Подорожная нам дана.

Или

Удержать — перстом не двину.

Перст — не шест, а лес велик.

Уноси свои седины,

Бог с тобою, брат мой клык!

Острожник воспринимается нами именно как заключённый того времени, конца XIX века, не позже. Кроме того, в первом примере мы видим отличный пример аллитерации с буквосочетанием «ож».

Подводные камни в использовании архаизмов следующие. Прошу вас, уважаемые поэты, не забивайте «нехватку» слогов частицами вроде «уж»! Это архаизм, который категорически не вписывается в современную поэзию, лишь загрязняя язык! Кроме того, не заменяйте в целях получения правильного слога слова «эти» на «се», «этот» на «сей» и так далее. Это тоже неоправданное и глупое использование архаизмов. Собственно, вообще, чем меньше в тексте частиц и других вспомогательных частей речи, тем лучше!

Аккуратно пользуйтесь современными и устаревшими словами: если между ними нет гармонии, стихотворение не стоит и выеденного яйца.

Иллитераты. Это речевые звуки, не передаваемые буквами или обозначаемые ими условно, — призыв к тишине, свист, отплевывание, хрип, храп, всхлип и т. д. Так, например, произносимые кучером звуки, при которых лошадь останавливается, записывают условно «тпру!», свист записывается как «фью!», чихание — «апчхи!». Примеры:

 

Порой дождливою намедни
Я завернул на скотный двор ...
Тьфу! Прозаические бредни,
Фламандской школы пестрый вздор. (А. Пушкин)

 

За плугом плуг проходит вслед,
Вдоль — из конца в конец.
— Тпру, конь!.. Колхозники, ай нет?..
— Колхозники, отец ... (А. Твардовский)

Игра слов. Одним из наиболее интересных спецэффектов является игра слов. Для того, чтобы «поймать» красивую игру слов, нужно иметь очень развитое чувство языка и большой словарный запас. Блестящая игра слов часто встречается в поэзии Константина Арбенина. Например,

 

Мой Боливар двоих не переварит,

За перевалом будет передышка…

Боливар — переварит. Смыл кристально ясен, а форма изложения совершенно замечательная. Другая цитата из Арбенина, даже несколько из одной песни:

 

Ложь я видел не раз…

Ложь я видел не раз…

Ложь я видел, не разоблачая…

Или

Уповаю на вас,

Уповаю на вас,

Уповаю на воспоминания…

Или

Повинуется бес,

Повинуется бес,

Повинуется беспрекословно.

Кроме Арбенина, очень многие мастерски использовали игру слов, чтобы подчеркнуть что-либо. Кстати, мельниковские муфтолингвы — это тоже разновидность игры слов.

Разновидностью игры слов, связанной с рифмой, являются омограммы, о которых можно прочитать в разделе «Занимательное стихосложение». Здесь же приведу лишь один пример омограммы:

О туман! — и куда? —
от ума — никуда.
С ума тошно мне,
суматошно мне.
Пост уже. Поп. Русь.
По стуже попрусь,
по этапу тьмой
поэта путь мой… (Д. Авалиани)

 

Как видим, в омограммах соседние (иногда перекрёстные) строки пишутся освершенно одинаково, разный смысл достигается различным разбиением на слова и расстановкой знаков препинания.

Кстати, прекрасным упражнением для тренировки в игре слов являются так называемые волноходы, о которых также можно прочитать в разделе «Занимательное стихосложение».

 

Часто для придания стихотворению эффектности перед ним ставится так называемое мотто, то есть краткое изречение, которое определяет основной тон произведения или общее его настроение. Мотто — нечто вроде эпиграфа, часто оно является цитатой из классики или латинским афоризмом, иногда является посвящением кому-либо. Мотто обязательно должно соответствовать стихотворению, его употребление должно быть обосновано.

Подведу итог этому разделу. Самое главное правило украшения стихотворений: никогда не перебирайте с украшением! Иностранные и сленговые слова, муфтолингвы, имена собственные и энциклопедические термины ни в коем случае не должны затемнять собой смысл стихотворения, его суть. Всего должно быть в меру! Используйте украшения только там, где они и в самом деле помогут что-то выделить. Не пихайте их во все щели! Помните это, и всё будет просто замечательно.

 

Построение предложений.

 

Одним из важнейших способов создания красивого стихотворения является грамотное и красивое построение стихотворной фразы. Наиболее простым способом построения является случай, когда каждая строка является законченным предложением, либо одно предложение объединяет две строки и завершается в конце второй.

 

Поднялась стезёю млечной,

Осиянная — плывёт.

Красный шлем остроконечный

Бороздит небесный свод. (А. Блок)

 

Именно так начинают писать большинство поэтов. Но это уж слишком просто. Гораздо эффектнее разбивать строкою фразу посередине, стараясь и в стихотворной речи составлять сложноподчинённые предложения, какими мы обыкновенно пользуемся в прозаической речи. Абсолютного совершенства в этом достиг, как я считаю, Иосиф Бродский.

 

Имяреку, тебе — потому что не станет за труд

Из-под камня тебя раздобыть, — от меня, анонима,

Как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,

Так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,

Чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса —

На эзоповой фене в отечестве белых головок,

Где наощупь и слух наколол ты свои полюса

В мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;

Имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от

То ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,

Похитителю книг, сочинителю лучшей из од

На паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой,

Слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,

Обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,

Белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,

Одинокому сердцу и телу бессчётных постелей —

Да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,

В нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,

Понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке

И замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.

Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.

Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,

Вниз по тёмной реке уплывая в бесцветном пальто,

Чьи застёжки одни и спасали тебя от распада.

Тщетно драхму во рту твоём ищет угрюмый Харон,

Тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.

Посылаю тебе безымянный прощальный поклон

С берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.

Это стихотворение я привёл здесь полностью по очень простой причине. На его примере можно разобрать больше половины всех поэтических приёмов, описанных в этом трактате. Но посмотрите, в первую очередь, на построение. Гигантское первое предложение, сложное, наполненное не только перечислением, но и сложнейшими речевыми оборотами, переносами и предложными рифмами! Смогли бы вы написать так? Вторая часть заметно отличается от первой — потому она и заметна. Несколько недлинных предложений в двух строфах. И самое коротенькое — последнее, завершающее. По сути, мораль.

Кроме потрясающего построения стихотворения, тут можно видеть почти все помянутые мной приёмы, стилистические фигуры, имена собственные и даже инициалы, энциклопедические слова, вульгаризмы и слова устаревшие, всё, что угодно. Такой маленький учебник поэзии в одном стихотворении.

В общем, такой перенос части фразы из одного стиха в другой, из одной строфы в другую не имеет полноценного русского названия. Я.Зунделович в словаре поэтических терминов 1925 года издания применяет к нему французский термин enjambement. «Русифицируя» его, получим слово «энжамбемент», которым и будем пользоваться в дальнейшем.

Иосиф Бродский не раз ещё обращается к сложным, длинным, перегруженным информацией фразам.

 

Белые стены комнаты делаются белей

От брошенного на них якобы для острастки

Взгляда, скорей привыкшего не к ширине полей,

Но к отсутствию в спектре их отрешённой краски.

Многое можно простить вещи — тем паче, там,

Где эта вещь кончается. В конечном счёте, чувство

Любопытства к этим пустым местам,

К их беспредметным ландшафтам и есть искусство.

Если в первом стихотворении («На смерть друга») замечательные построения фраз вписаны в чёткий пятистопный анапест, то во втором размер практически не соблюдается, что, тем не менее, не мешает стихотворению быть очень даже красивым.

Замечательные построения можно встретить у Цветаевой:

 

Всё перебрав и всё отбросив

(В особенности — семафор!)

Дичайшей из разноголосиц

Школ, оттепелей… (целый хор

На помощь!) Рукава как стяги

Выбрасывая… — Без стыда! —

Гудят моей высокого тяги

Лирические провода.

Не могу не отметить, что скобки и тире являются довольно простым способом продлить фразу, вставить в её середину что-либо, не имеющего прямого отношения к сути. И Бродский, и Цветаева широко пользуются этим приёмом.

Стремитесь к длинным, сложным предложениям. Разбивайте их на строки. Режьте, кромсайте, всё, что угодно. Пишите красиво!

 

Стилистический мусор.

 

У молодых поэтов есть одна хроническая болезнь. Им с завидной регулярностью то не хватает слогов, чтобы попасть в размер, то этих самых слогов слишком много. Иногда просто не хватает слов, чтобы выразить мысль, иногда, наоборот, мысль так запутывается лишними словами, что где суть, уже никак не понять. В результате в стихотворениях появляется огромное количество всяческого словесного мусора, который портит стихи, мешая адекватному их восприятию.

Самым вредным стилистическим мусором являются частицы. Например, частица «уж». Я уже упоминал её раньше. Если вам не хватает слов, вставьте какое-нибудь слово, несущее смысловую нагрузку, но никак не архаичную частицу, чаще всего неприменимую в контексте. Все слова вроде «тот», «тут», «уж», «се», «он» относятся именно к такой категории. «Взял тут Коля пылесос и убрал ту кучу роз». В этой строфе совершенно лишнее «тут» и ещё более ненужное «ту». Лучше переиначьте всё фразу, используйте другие речевые обороты, слова, но избавьтесь от словесных тараканов. Запомните: длинные красивые слова смотрятся гораздо лучше.

Не раз помянутую частицу «уж» допустимо использовать в наше время разве что в устоявшихся словообразованиях: «Ну, что уж теперь вспоминать…» или «Куда уж тебе!», «Вы уж постарайтесь!». Но никак не в значении «уже». «Уже» и «уж» — это два разных слова с разной смысловой нагрузкой.

Опять же, ранее шла речь об архаичных местоимениях «сей», «сия», «се». Они употребимы, подчёркиваю, только в стихотворениях в стиле ретро, стилистически имитирующих манеру стихосложения двухвековой давности. Заменять «этот» на «сей» в современном стихотворении нельзя. Да и вовсе, использовать чрезмерно больше количество местоимений (особенно «тот», «этот») — дело вредное. Следует стараться избавить ваше произведение от изобилия вспомогательных частей речи. Повторяюсь: чем меньше предлогов, союзов, частиц и местоимений, тем лучше.

Слово «тут» в литературной речи предназначено исключительно для обозначения географического местоположения какого-то предмета. Применительно ко времени слово «тут», я считаю, недопустимо. Разве что в фольклорно-юморной теме. Кстати, слово «здесь» — это более литературный вариант, чем «тут».

Ещё есть такая мода. Упомянул в первой строке героя по имени Пётр Петрович Петушков. И далее в каждой строке будет тупо повторяться местоимение «он». Принадлежность какой-либо вещи этому самому Петру Петровичу будет по десять раз обозначаться местоимением «его». Зачем? Это словесный мусор. Если эти повторения не несут на себе какой-то ударной нагрузки, то они не имеют смысла, потому как и без них прекрасно понятно, кто и что делает в стихотворении. И чего не делает.

 

Полагаю, что нет смысла рассказывать что-то на эту тему ещё. Пишите так, как вам пишется. Главное, чтобы ваши стихи пережили вас. Это — главное для любого поэта.