Модели реформирования посткоммунистических стран

 

Современная теория транзита базируется на противопостав­лении двух основных моделей политического и экономического реформирования посткоммунистических обществ. Первая из них – либеральная – предполагает сравнительно быстрый и всеобъемлющий переход к формальным демократическим институтам и процедурам, в рамках которых на­чинается проведение долгосрочных экономических реформ. Имен­но по этому пути пошло большинство стран Центрально-Восточной Европы, включая государства Балтии.

Хотя реформы в этих государствах идут по-разному (неодинаковы темпы преобразований, очередность решаемых за­дач, различны силы и степень сопротивления переменам), тем не менее явно просматриваются три основных этапа посттоталитар­ной трансформации:

1) политическое реформирование высших структур власти и первоначальная экономическая стабилизация;

2) поиски более широкой политической стабилизации и уг­лубление экономических преобразований;

3) политическая консолидация и устойчивый социально-экономический подъем.

Первая фаза, следующая сразу же за падением коммуни­стического режима, является наиболее трудной и критической. На этом этапе усилия новой правящей элиты обычно сводятся к тому, чтобы ликвидировать партийную политическую систему, устранить тотальный государственный диктат, обеспечить свободу средствам массовой информации, модернизировать центральные институты государственной власти, ввести основы разделения властей и дру­гих формальных демократических процедур, положить начало об­разованию коалиции политических сил, ориентированных на рыночно-демократические реформы. Первоначальная экономическая стабилизация («шоковая терапия») предполагает либерализацию цен, отмену дотаций неэффективным и бесперспективным пред­приятиям, быстрое проведение малой приватизации, стабилизацию национальной валюты. Эта стадия сопряжена с коренной ломкой всей системы привычных общественно-экономических отношений и может вызвать достаточно серьезную дестабилизацию в обществе, поставить под вопрос реализацию необходимых целей, привести к попятным политическим процессам. Поэтому она требует от ре­форматорски настроенных правящих структур смелости и твердо­сти.

Только при условии более или менее успешного завершения первого этапа может быть создана необходимая стартовая пло­щадка для второго этапа, на котором углубляются институ­циональ­ные политические реформы и осуществляется структурная пере­стройка экономики. Этот этап обычно включает в себя принятие новой Конституции и новой избирательной системы, проведение свободных выборов, утверждение местного самоуправления, скла­дывание стабильной демократической коалиции, нацеленной на реструктуризацию экономики. Последняя, в частности, заключается в проведении демонополизации, средней приватизации, создании развитой финансовой инфраструктуры, благоприятного инвестици­онного климата и широком привлечении иностранного капитала.

Успешное завершение второй фазы открывает, в свою оче­редь, возможность перехода к третьему этапу, на котором рыночно-демократические процессы приобретают устойчивый и необрати­мый характер. В результате проведения на этом этапе крупномас­штабной приватизации расцветает частный конкурентный бизнес, общество структурируется в социальные группы с четко выражен­ными и политически оформленными интересами, формируется многочисленный средний класс, складывается устойчивый политический рынок, появляются многообразные и влиятельные группы интересов, обеспечивающие процесс самоорганизации массового и сбалансированного гражданского общества.

К настоящему времени большинство посткоммунистических стран Центральной и Восточной Европы благополучно миновали первую, критическую фазу, а многие из них (например, Польша, Чехия, Венгрия, Эстония, Латвия, Литва, Словения) завершают третий этап реформ. Опыт преоб­разований в этих странах показывает, что решающую роль в успехе играет приход к власти демократически ориентированной элиты и формирование политической системы, адекватной условиям пере­ходного общества. Иными словами, политическая реформа оказы­вается необходимым первичным условием проведения эффектив­ной экономической реформы. В этом заключается один из парадок­сов посттоталитарной трансформации европейских стран. Если в Западной Европе сначала возникла рыночная экономика, а демо­кратия обозначилась лишь на второй фазе развития капитализма, то во многих государствах посткоммунистической Европы демократия предшествует экономическим преобразованиям. В то же самое время сам процесс политических преобразований не является сплошным – это целый ряд последовательных и строго определен­ных этапов. Переход от одного политического этапа к другому ста­новится возможным только тогда, когда для него созревают все необходимые объективные и субъективные условия.

Другая модель, получившая название политики «прогрес­сивного (нового) авторитаризма», состоит в сохранении практи­чески неограниченной исполнительной власти и ее активном ис­пользовании для проведения более медленных и постепенных ры­ночных преобразований.

Главный тезис «новых авторитаристов» заключается в том, что невозможно прямо перейти от тоталитарного режима к демократии, минуя стадию авторитаризма. Чтобы провести экономиче­скую реформу и упрочить новые социальные отношения, должна быть сильная авторитарная власть. Поскольку во многих из посткоммунистических стран (это в основном бывшие советские рес­публики, исключая страны Балтии) отсутствуют необходимые предпосылки демократии, то любые попытки быстрой реализации либеральной модели рефор­мирования неизбежно ведут к тяжелым, разрушительным послед­ствиям: криминализации экономики, ослаблению государства и его коррумпированности, к общественной анархии и хаосу, росту пре­ступности, падению уровня жизни подавляющего большинства на­селения, в конечном итоге – к дестабилизации и распаду всего об­щества. Авторитарные же режимы, напротив, обладают сравни­тельно высокой способностью обеспечить политическую стабиль­ность и общественный порядок, мобилизовать общественные ре­сурсы на достижение определенных целей, концентрировать ог­ромные усилия на ключевых направлениях. Поэтому ориентирую­щаяся на демократию сильная, авторитарная власть может ока­заться наиболее эффективным средством слома тоталитарных структур и проведения радикальных общественных реформ. Только после того, как будет создана либерально-рыночная экономика, разовьются институты и сформируются культурные обычаи граж­данского общества, могут быть установлены институты развитой демократии. Иными словами, необходимо в первую очередь соз­дать рыночную экономику, а уж потом возможна демократия. При этом, как правило, в качестве примера называется целый ряд авто­ритарных государств (Южная Корея, Чили, Тайвань, Сингапур и др.), осуществивших успешную экономическую модернизацию и подготовивших тем самым почву для перехода к демократии.

Однако, на наш взгляд, подобные аналогии не совсем кор­ректны. Во-первых, приверженцы позитивного авторитарно-рыночного опыта упускают из виду весьма важный момент, а именно, преобразова­ния, пережитые в свое время будущими новыми индустриальными странами и которые теперь коснулись стран бывшего СССР, начинались там и тут на диаметрально противополож­ных хозяйственно-экономических основах. Восточно-азиатским «драконам» и Чили не пришлось решать проблему создания эф­фективной рыночной экономики с нуля, как это происходит в постсоветских государствах. В новых индустриальных странах к началу пре­образований уже существовала частная собственность и рыночные отношения. Поэтому прошедшие в них трансформационные про­цессы качественно отличаются от системной перестройки, которую приходится осуществлять странам, столкнувшимся с губительными последствиями многолетнего коммунистического эксперимента. Если первые развивались в условиях перехода от капитализма ме­нее развитого ккапитализму более развитому, то вторые соверша­ют прежде всего переход к рыночно-капиталистическому хозяйст­ву как таковому от бестоварной экономики монопольно-госу­дарственного социализма, наследуя тем самым антирыночные, консервативно-советские традиции уходящей системы.

Данное обстоятельство накладывает уродующий отпечаток на всю политику посткоммунистических авторитарных государств, официально декларирующих свою приверженность рыночно-демократическому курсу. В частности, экономическую политику та­ких режимов отличает ограничение хозяйственной свободы и ини­циативы, бесконечные изменения в правилах игры, неспособность к эффективному макроэкономическому регулированию, нерешитель­ность в проведении структурных реформ, низкая восприимчивость к инновациям. Почти всякий раз попытки углубить рыночные инсти­туциональные преобразования толкают реформаторов к привыч­ным природе их власти административным рычагам. В итоге эко­номическая ситуация в этих странах остается по-прежнему очень тяжелой.

Во-вторых, постсоветский авторитаризм является скорее следствием преобладания в массовом сознании населения бывшего СССР норм и ценностей патриархально-подданической, этатистской куль­туры, тяготеющей к патронажу государства, сильному харизматиче­скому лидеру («отцу нации») и легитимирующей всевластие непод­контрольных чиновников, нежели результатом сознательного стремления правящей элиты к созданию таких властных механиз­мов, которые бы максимально содействовали развитию рыночных и демократических институтов. В свою очередь, столь ограниченные по своему происхождению авторитарные формы организации вла­сти обеспечивают дальнейшее воспроизводство и, следовательно, консервацию укоренившихся архетипов прежнего, советского менталитета. Все это серьезно препятствует утверждению в пере­ходном обществе ценностей индивидуальной свободы, конкурен­ции, предприимчивости, ответственности, – не говоря уже о процеду­рах и институтах либерально-плюралистической демократии.

В-третьих, вызывает сомнение сам тезис о том, что «чистый» авторитаризм может быть инструментом прогрессивного реформирования общества. Ведь неограниченность власти, ее не­подот­четность народу ставят политику в полную зависимость от позиций одной персоны или олигархии. Это делает поведение ав­тократических лидеров весьма непредсказуемым. Резко увеличи­вается опасность ошибок, неизбежных при принятии политических решений, поскольку допущенная центром ошибка спускается свер­ху вниз по властной вертикали и мультиплицируется в масштабах всего общества. Отсутствие разделения властей, ограниченность институтов артикуляций общественных интересов исключают воз­можность защиты граждан от политических авантюр или произвола. Таким образом, проблема заключается в том, как контролировать авторитарную власть и где гарантия, что эта власть на деле будет занята реформированием, а не впадет в коррупцию и не выродится во власть ради самой власти.

Просвещенный авторитаризм, содействующий развитию ры­ночной экономики, представляет собой случайный продукт истори­ческого процесса. Такие режимы являются не правилом, а скорее исключением. Лишь немногие диктатуры, на которые обыч­но любят ссылаться теоретики авторитарной рыночной системы, продемонстрировали свою экономическую и социальную эффек­тивность. Остальные же, как свидетельствует послевоенная исто­рия Латинской Америки, Азии и Африки, поддерживали «дикий» и криминальный рынок либо насаждали в экономике государственный социализм советского образца, «Большинство диктаторов, – спра­ведливо отмечает французский политолог Ги Сорман, – настроены против капитализма, они завладели предприятиями, разорили государства и общества. Да и диктатура капиталистического типа является нестабильной фор­мой, при которой политический авторитаризм вступает в конфликт с либерализмом в экономике, что обычно приводит к концу одного или другого».

Вместе с тем следует признать, что в странах без многолет­них традиций рыночной экономики и индивидуалистической культу­ры все же существуют объективные позитивные основания для усиления авторитаристских тенденций. В таких государствах порой только сильная исполнительная власть во главе с популярным ха­ризматическим лидером, опирающимся на народную поддержку, способна успешно начать «непопулярные» в народе рыночные ре­формы и последовательно пройти все этапы необходимых измене­ний. Причем сильная харизматическая власть наиболее важна на первой фазе преобразования, поскольку ее реализация требует больших социальных жертв.

И если для определенной группы посткоммунистических стран авторитаризм оказывается необходимым переходным этапом от тоталитаризма к демократии, то столь же необходимым является одновременный переход к формальным либерально-демо­кратическим институтам и процедурам (представительная власть, парламентская оппозиция, независимый суд, свободные СМИ, консенсусные технологии и т.д.), которые бы сдерживали и ограничи­вали авторитарные проявления исполнительной власти, делали ее относительно подконтрольной гражданам. Адекватной формой вы­ражения подобного политического режима являются системы прав­ления президентского или президентско-парламентского типа, воплощающие в себе некоторые эле­менты суперпрезиденциализма. Скажем, президент имеет право издавать временные декреты, имеющие силу закона, а демократически избранный парламент – право их отклонять квалифицированным большинством голосов. Сегодня такая, на­зовем условно, – либерально-авторитарная – модель реформирования в той или иной мере может быть реализована в России, Украине и Армении. Она представляет собой своеобразный симбиоз авторитарных и демократических элементов и теоретически способна стать эф­фективным средством проведения необходимых реформ. «Чистый» же авторитаризм, не опирающийся на массо­вую поддержку и демократические институты, неизбежно дегради­рует в коррумпированный режим олигархической или персоналистской диктатуры, едва ли менее разрушительный, чем тоталитаризм.

 

5. Особенности перехода Беларуси к демократии

 

После обретения государственной независимости в 1991 г. Республика Беларусь начала медленный и очень непоследовательный дрейф к демократии через реформы сверху (трансформацию). Но в силу слабости политических элит и неготовности общества идти на неизбежные социальные издержки, это движение было остановлено в середине 90-х годов установлением авторитарного персоналистского режима социал-популистской и антирыночной направленности. Поэтому применительно к нашей стране можно говорить о том, что моделью будущего демократического транзита может быть либо «вторая попытка» (A–d–A–D), либо в худшем случае «циклический переход» (a–d–a–d–a–d…).

Переход к демократии в любой стране зависит от характера диктаторского режима, который следует преодолеть демократическим силам, степени зрелости предпосылок народовластия, соотношения сил между властью и оппозицией, реформаторами и консерваторами в структурах власти, умеренными и радикалами в структурах оппозиции.

Влияние политического режима. Диктатура личной власти в Беларуси с ее ориентацией на высшее должностное лицо в государстве, отсутствием четких правовых ограничений полномочий президента, непредсказуемостью политического курса создает большие проблемы для открытого формирования предпосылок демократии. С другой стороны, политический режим выступает своеобразным раздражителем, стимулирующим ответную реакцию наиболее продвинутых в своем развитии групп общества, создавая объективные условия для их консолидации. Многие социальные процессы, содействующие демократическому транзиту, развиваются в этих условиях более быстрыми темпами, чем это происходит при олигархическом, военном или однопартийном вариантах авторитаризма. Однако, как правило, данные процессы носят латентный характер.

Наличие государственности. По Конституции 1994 г., Беларусь является суверенной, унитарной, демократической республикой. Независимость Беларусь получила после распада СССР в 1991 г. Однако, в отличие от подавляющего большинства стран, которые возникли после распада Советского Союза, Республика Беларусь с трудом может претендовать на статус национального государства. Национальная государственность – это наиболее распространенная форма существования независимых государств, характерная для Западной Европы и Северной Америки, начиная с конца XVIII в., а для остального мира – с начала ХХ в. Она возникает как политическое оформление самореализации определенных этнокультурных формирований, которые превращаются таким путем в нации. Государственность используется ими для защиты и развития культуры титульной нации, экономического и социального прогресса всего населения, защиты его гражданских, политических, социальных и культурных прав, в том числе и прав национальных меньшинств.

Опыт Беларуси опровергает тезис Линца и Степана о трудной совместимости тенденций к демократизации и формированию национальной государственности. Наоборот, несмотря на относительную этнокультурную однородность (около 80% населения страны – белорусы), низкий уровень национального самосознания (менее 20% свободно владеют белорусским языком), что является результатом 200-летней русификации, привел к формированию здесь уникального государственного образования, которое не только не защищает культуру титульной нации, но делает почти все, чтобы уничтожить ее окончательно. В результате национальная идея в ее классическом виде не смогла стать в Беларуси тем консолидирующим общество фактором, который позволил бы ему осуществить смену власти, привести к управлению страной новую, демократически ориентированную элиту, способную осуществить глубокие преобразования политической и экономической системы. Поэтому белорусское общество остается резко поляризованным на сторонников и противников независимости, приверженцев и оппонентов нынешнего политического курса, адептов европейской и российской интеграции и т.д. В обществе господствует полная неопределенность относительно дальнейшей судьбы Беларуси как суверенного государства, которое следствие одновекторной политики властей оказалось в полной зависимости от восточного соседа.

Нарушение национальных прав представителей титульной нации негативно влияет и на права национальных меньшинств, за исключением русского, которое составляет 13% населения. В стране сокращается количество польских, литовских, украинских школ. Резко сократились тиражи нерусскоязычных периодических изданий. Наблюдается попустительство антисемитизму и другим проявлениям ксенофобии и национальной нетерпимости.

Естественно, что все перечисленные выше факторы не могут восприниматься как содействующие демократизации. В то же время в стране сохраняются возможности для превращения Беларуси в «нормальное» национальное государство. Даже тот формальный суверенитет, который был достигнут в 1991 г., резко изменил ситуацию в лучшую сторону, дал возможность миллионам белорусов почувствовать себя отдельной нацией. Растут новые поколения людей, которые хотят жить в независимом европейском государстве. Приверженцы суверенитета составляют большинство среди молодых людей и людей среднего возраста, среди жителей крупных городов и лиц, имеющих высшее и специальное образование. Совершенно очевидным является то, что путь Беларуси к демократии возможен только в случае сохранения государственной независимости. Поэтому задачи борьбы за государственный суверенитет имеют приоритетное значение по сравнению с другими задачами, стоящими перед демократическими силами страны на современном этапе.

Развитие гражданского общества (см. подробнее Тему 8). Современное гражданское общество начало формироваться в Беларуси еще в годы коммунистического господства и прошло несколько этапов в своем развитии. Первый этап датируется второй половиной 60-х – 1991 гг. Для него характерно возникновение элементов относительно автономного от государства общества в виде «теневой экономики» и нонконформистской национальной культуры, а также первых неправительственных организаций, которые в годы либерализации, в эпоху перестройки и гласности смогли превратиться в достаточно мощное неформальное движение интеллигенции и молодежи. Второй этап начинается с достижения Беларусью независимости в 1991 г. и продолжается до государственного переворота в ноябре 1996 г. Это было противоречивое время, когда, с одной стороны, наблюдались процессы укрепления независимого государства, быстро развивалась национальная культура и образование, шел количественный рост неправительственных организаций, устанавливались партнерские отношения между государством и негосударственным сектором, а, с другой, власть сохранялась в руках старой коммунистической номенклатуры, которая торпедировала необходимые экономические и политические реформы. Третий (современный) этап начинается с 1996 г., с утверждения режима личной власти. Элементы гражданского общества, которые появились в Беларуси на предшествующих стадиях развития, оказались в сложной ситуации. Как и в коммунистические времена, на первый план вышли конфронтационные формы взаимодействия между самоорганизованными общественными структурами и государством. Это, в свою очередь, привело к кристаллизации аутентичного гражданского общества, состоящего из неправительственных организаций, негосударственных профсоюзов, независимых СМИ, политических партий. Степень и формы сопротивления диктатуре могут варьироваться, но факт остается фактом: «колхозный бонапартизм» руководителя государства не может не вызывать естественной реакции неприятия и отторжения у всех самостоятельно мыслящих и действующих граждан.

Несмотря на попытки консолидации гражданского общества в Беларуси, самой известной из которых является создание Ассамблеи демократических неправительственных организаций в 1997 г. (эта коалиция объединяет сейчас 500 НПО из 2000 зарегистрированных в стране), оно пока что остается элитарным, параллельным официальному, изолированным от широких слоев населения, со своей культурой, прессой, организациями, образом жизни. Гражданское общество может рассматриваться в качестве предпосылки демократизации в Беларуси больше потенциально, чем реально. Для того чтобы актуализировать этот потенциал, нужно обеспечить солидарность его участников, с одной стороны, и найти формы работы, которые позволили бы привлечь к деятельности демократических структур неангажированных граждан, – с другой.

Политическое общество. Значительно хуже выглядит ситуация с формированием политического общества. Части белорусской оппозиции, особенно ее национал-демократическому крылу, свойственна недооценка политики, как и их соратникам из Центрально-Восточной Европы, разработавшим в эпоху коммунистического господства теории «неполитической политики» и «экзистенциальной революции». В Беларуси похожие идеи нашли свое воплощение в концепции «культурничества». Согласно ей, приход демократов к власти в нашей стране возможен только после долгого периода просветительской деятельности, направленной на формирование национального самосознания народа. Авторами этой концепции не принимается во внимание тот факт, что в условиях, когда государственная система образования и государственные СМИ работают в противоположном направлении, организовать эффективную политическую ресоциализацию (перевоспитание) населения силами энтузиастов из числа активистов политических партий и неправительственных организаций невозможно. С помощью политики «культурничества» можно только репродуцировать загнанную в гетто белорусскую национальную субкультуру, укреплять «параллельное общество», но никак не изменить массовое сознание.

Масштабная ресоциализация возможна только после прихода демократов к власти. Поэтому политические задачи в современной Беларуси являются приоритетными по отношению к культурно-просветительским. Политика «культурничества» может быть эффективной только в том случае, когда она предусматривает выход на широкие группы общества и на их вовлечение в политический процесс. Неправительственные организации, профсоюзы, предпринимательские ассоциации могут расширить арсенал средств, которые применяются демократическими силами, используя неполитические приемы и методы работы с населением. С их помощью можно действовать более гибко и эффективно. Но это не означает, что они являются самодостаточными. Силы гражданского общества, используя неполитические методы, должны работать над расширением социальной базы всего демократического движения, которое актуализирует себя в политическом обществе, ведущем борьбу за власть в Беларуси.

Еще одна проблема белорусского политического общества – его неоправданная фрагментация. Непредубежденному наблюдателю бросаются в глаза два противоположных процесса. С середины 90-х ощущалось все более и более отчетливое сползания властей Беларуси на позиции достаточно жесткого консервативного авторитаризма, несовместимого ни с какой многопартийностью. Параллельно и как бы по инерции продолжался процесс партийного строительства и размежевания. Политические партии демократической ориентации, которые вышли из массового национально-демократического движения БНФ «Адраджэньне» в первой половине 90-х годов, оказались в новой ситуации. Они создавались как институт демократии, как современные партии парламентского типа, как организации, которые используют классические европейские идеологии, как структуры, которые могли бы при изменении избирательного законодательства и введении элементов пропорциональной системы рассчитывать на неплохое представительство в парламенте. Постноябрьская политическая система лишила их той среды, к деятельности в которой они готовились, а новая стратегия борьбы в условиях жесткого авторитаризма так и не была разработана.

Слабость современного политического общества Беларуси является очевидной. Вместе с тем ситуация в этой сфере может быть быстро поправлена, потому что она здесь больше чем в других областях зависит от субъективного фактора: знаний и воли к переменам.

Правовая культура. Ситуация с правовой культурой в Республике Беларусь является сложной и противоречивой. С одной стороны, в нашей стране существуют глубокие правовые традиции, которые восходят своими корнями в историию Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой. С другой стороны, эти традиции сознательно выкорчевывались на протяжении последних 200 лет господства российского царизма и большевизма. Государственный переворот 1996 г. отбросил нашу страну далеко назад в неправовое и негражданское поле. Это оказывает крайне негативное воздействие на правовое сознание миллионов людей. Однако тот факт, что демократические силы Беларуси в качестве основных аргументов в своей политической борьбе избрали право и Конституцию 1994 г., свидетельствует об их огромных моральных преимуществах перед нынешней властью. Гражданам Беларуси и всему миру продемонстрировано, что оппозиция выступает за восстановление норм закона и за возвращение нашей страны на цивилизованный путь развития, без чего нереальными являются и материальное благосостояние, и духовный прогресс.

Функциональная бюрократия. Если сравнивать описанные в разделе три идеальные черты функциональной бюрократии, выделенные М. Вебером, с характеристиками современного белорусского чиновничества, то бросается в глаза больше отличий, чем сходств. В лукашенковской Беларуси преобладает бюрократия советского типа, которая характеризуется следующими чертами: во-первых, ее методы управления не являются неизменными, а находятся в непосредственной зависимости от воли конкретного политического руководства. Приспособленчество – это важнейшая отличительная черта чиновничества данного типа. Во-вторых, компетенция каждого функционера является расплывчатой и неопределенной, что позволяет ему чинить произвол в отношении граждан, быть безответственным перед ними и полностью бесправным перед высшим руководством. В-третьих, место чиновиков в иерархии власти определяется не их профессионализмом и компетентностью, а личной преданностью президенту (раньше – руководству КПСС). Ответственность и инициатива заменяются угодничеством и бездеятельностью. Это ведет к быстрой деградации всей административной системы, которая действует с большими перебоями. В-четвертых, бюрократия, имея отношение к распределению, но не являясь собственником средств производства, заинтересована в легитимации своего положения и постепенном приобретении права владения ими, распоряжения и использования. Тем самым ее объективные интересы как социальной группы находятся в противоречии с официальным политическим курсом, направленным на поддержание на плаву системы монопольно-государственной собствености.

Таким образом, в Беларуси отсутствует функциональная бюрократия, необходимая для осуществления рыночно-демократических преобразований, но существует социальная группа чиновничества, объективно заинтересованная в смене официальной политики и в повышении своего социального статуса. В случае обострения социально-экономических проблем и перерастания экономического кризиса в политический она может сыграть очень важную роль в замене формы авторитарного режима (с персоналистской на олигархическую). В то же время в Беларуси существует и большое количество профессионалов-управленцев, которые не смогли реализовать себя в нынешней системе и в большинстве своем оказались выброшенными из системы после смены власти в 1994 г. Они могли бы стать ядром функциональной бюрократии, необходимой для обеспечения демократического транзита. Другими словами, мы должны констатировать наличие потенциальных возможностей для деятельности этой группы в Беларуси.

Экономическое общество. По всем основным экономическим параметрам (за исключением рыночной экономики) Республика Беларусь относится к числу стран, в которых демократические преобразования могут произойти с высокой долей вероятности. Имея, по данным Всемирного Банка, ВВП порядка $1500 на душу населения, наша страна попадает в транзитный коридор, определенный С. Хантингтоном. Беларусь является индустриальным, урбанизированным обществом. Около 70% белорусов живет в городах. По уровню развития высшего образования наша страна не отстает от других государств Центрально-Восточной Европы.

Таким образом, существуют как факторы, содействующие началу демократического транзита в Республике Беларусь (независимость государства, наличие экономического общества), потенциальные предпосылки, которые могут быть актуализированы (гражданское общество, функциональная бюрократия, правовая культура), так и факторы, ему препятствующие (неразвитое политическое общество). К этому следует добавить относительно благоприятный внешний климат. В случае успеха демократических сил на президентских выборах в Украине в 2004 г. это может сыграть роль «демонстрационного эффекта» для Беларуси, которая остается последней диктатурой в Восточной Европе. В такой ситуации крайне важную роль может сыграть выбор эффективной стратегии демократической оппозицией, что, в свою очередь, зависит от оптимального выбора формы перехода к демократии.

Как известно, форма демократического транзита зависит от соотношения сил между властью и оппозицией в обществе, консерваторами и реформаторами в структурах власти, умеренными и радикалами в структурах оппозиции, а также от влияния политического режима. Различные сочетания этих условий дают нам три формы перехода к демократии: трансформацию, замещение и смешанную форму. Рассмотрим вероятность их проявления в нынешней социально-экономической и политической ситуации в Республике Беларусь.

Трансформация (transformation). В современной Беларуси присутствуют два условия, необходимые для трансформации: власть значительно сильнее оппозиции, а умеренные сторонники демократии доминируют над недемократическими радикалами в слабой и раздробленной оппозиции. Однако отсутствует ключевой фактор, без которого реформы сверху невозможны по определению: белорусские власти и, прежде всего, президент не хотят проводить демократизацию. Сложившаяся в Беларуси система абсолютного господства руководителя государства над политикой и экономикой не поддается реформированию сверху. Лукашенко сам никогда не пойдет на разрушение созданной им «белорусской модели», демократизация которой неизбежно повлекла бы за собой формирование автономных от личной власти президента субъектов экономики и политики, создание конкурентной среды, смертельно опасной для нынешней политической системы. В силу персоналистского характера этого режима невозможно себе представить и закрепление в команде президента реформаторски ориентированных политиков, которые бы положительным образом влияли на его политический курс. Даже от умеренных реформаторов белорусский режим быстро избавляется, о чем свидетельствует судьба бывших премьеров – М. Чигиря и В. Ермошина.

Однако отсутствие реформаторского потенциала у нынешней белорусской власти может быть компенсировано воздействием внешних факторов. Белорусская экономика носит открытый характер, наши предприятия нуждаются в поставках сырья и сбыте продукции в другие страны и прежде всего в Россию. Позиция последней по отношению к Беларуси существенно изменилась после прихода к власти националиста и прагматика В. Путина. За экономические уступки Кремль требует участия российского капитала в приватизации наиболее прибыльных белорусских предприятий, введения российского рубля в качестве платежного средства на территории Беларуси и даже включения Беларуси (страной или областями) в состав России в качестве субъекта Российской Федерации. Под влиянием России нынешний белорусский режим рано или поздно пойдет на экономическую либерализацию, которая может проходить и в условиях политического авторитаризма (Чили при Пиночете или Южная Корея при Ро Де У). Таким образом, изменится направленность авторитарного режима: из консервативного он превратится в радикальный, ориентированный на рыночную модернизацию. В свою очередь, либерализация неизбежно повлечет за собой негативные социальные последствия, которые пока что удается минимизировать: закроется ряд неэффективных предприятий, вырастет безработица, резко подорожают коммунальные услуги и т.д.

Следствием этого могут стать стихийные выступления и забастовки на белорусских предприятиях. Если к этому времени в стране сформируются влиятельные экономические и политические группы интересов пророссийской ориентации, то они могут взять на себя руководство стихийными протестами населения при активной информационной и финансовой помощи извне. Смена политической власти станет делом техники. Другими словами, «трансформация» без активного участия в этом процессе организованных сил белорусского общества, при сохранении слабой и раздробленной оппозиции может привести к инкорпорации Беларуси в состав России под лозунгом оказания помощи братскому белорусскому народу, «измученному диктаторским правлением». На деле это будет господством нового авторитарного режима в рамках российской метрополии. В случае, если протестные настроения населения удастся возглавить окрепшим демократическим силам, трансформация белорусского режима перерастет в замещение либо в смешанную форму транзита.

Замещение (replacement). В настоящее время в Беларуси присутсвует только один фактор, содействующий з