Год. Впервые отпечатки пальцев являются уликой в деле об убийстве

"Отвращение, отвращение и еще раз отвращение" — вот что испытывал прокурор Ричард Муир по отношению к убийцам из Дептфорда. Такое же чувство испытывал каждый человек в Лондоне, прочитавший 27 марта 1905 года первые сообщения газет об этом убийстве.

Улицы Дептфорда, мрачного района восточной части Лондона на южном берегу Темзы, вблизи Гринвича, были еще безлюдны, когда около 7. 15 утра продавец молока увидел на Хай-стрит двух парней, выбежавших из маленькой лавочки дома № 34, где торговали красками, и скрывшихся в одном из переулков. Они так торопились, что даже не закрыли за собой дверь магазина.

Продавец молока не обратил внимания ни на парней, ни на распахнутую дверь. В Дептфорде все старались как можно меньше вмешиваться в чужие дела.

Спустя 10 минут по Хай-стрит прошла маленькая девочка. Ребенок видел, как из лавки с красками показалась окровавленная голова человека, который тотчас снова скрылся за дверью и запер ее изнутри. Но подобное зрелище не вызвало удивления у ребенка. На бойнях Дептфорда кровь лилась реками, окровавленные лица и одежда были здесь повседневным явлением. Лишь в 7.30 один молодой человек поднял тревогу. Он работал учеником в этой лавке. Фарров, хозяин лавки, пожилой добродушный человек лет за семьдесят, вставал всегда очень рано, чтобы обслужить маляров, которые часто еще по дороге на работу заходили в магазинчик и покупали краски и прочие малярные принадлежности. Поэтому, когда приходил ученик, дверь лавки была уже открыта. Однако в это утро она оказалась заперта. Никто не откликнулся на звонок ученика. Тогда мальчик проник во двор старого домика через соседский земельный участок. Взглянув в выходящее во двор окно, он в ужасе отпрянул, стал громко звать на помощь и бросился в ближайший магазин.

Инспектор уголовной полиции Фокс с несколькими своими сотрудниками через 20 минут прибыл на Хай-стрит. Спустя некоторое время к дому № 34 приехал также Мелвилл Макнэттн.

Маленькое помещение во внутренней части магазина, служившее складом и конторой, представляло собой картину полного опустошения. Вся мебель была опрокинута, ящики стола выдвинуты. Повсюду кровь. Изуродованное тело старика Фаррова лежало на полу так, что его окровавленная голова находилась в камине. На Фаррове под пиджаком и брюками была его ночная рубашка. По многочисленным следам крови в магазине и на узкой лесенке, которая вела в верхнее помещение, Фокс пришел к заключению, что Фарров спустился из спальни, чтобы обслужить своего предполагаемого клиента. На него напали и сбили с ног сначала в магазине. Однако старик нашел в себе силы подняться и загородить преступнику (или преступникам) дорогу наверх, где спала миссис Фарров. Большая лужа крови на лестнице свидетельствовала о том, что здесь его снова били. И как это ни покажется невероятным, старик еще раз поднялся, уже после того, как убийца или убийцы ушли. Он дополз до открытой двери и выглянул на улицу. Может быть, он хотел позвать на помощь. Но так как на улице никого не было, он запер изнутри дверь, опасаясь, по-видимому, что бандит или бандиты могут вернуться. Затем он, видимо, добрался до конторы, где его настигла смерть.

На верхнем этаже, в спальне, лежала миссис Фарров, слабая, седая женщина. Она лежала в постели с размозженным черепом и еще дышала. Ее доставили в гринвичскую больницу, где она скончалась спустя четыре дня, так и не сказав ни слова.

Между тем Фокс обнаружил две маски, изготовленные из старых дамских черных чулок. Из этого он сделал вывод, что убийц было двое. Сначала казалось, что они не оставили больше никаких следов. Но несколько позже под кроватью миссис Фарров была обнаружена небольшая денежная шкатулка. Она была вскрыта и разграблена до последнего пенса. По расчетной книжке установили, что добыча составила не более девяти фунтов. Макнэттн, уже хорошо знакомый с дактилоскопией, исследовал шкатулку с внешней и внутренней сторон с целью обнаружения на ней отпечатков пальцев. Он замер, когда на лакированной поверхности внутренней части шкатулки заметил пятно, оставленное потной рукой. Тотчас он вызвал к себе Фокса, его сотрудников, а также ученика Фаррова, который все еще сидел на первом этаже и не мог прийти в себя от пережитого. Макнэттн спросил, не трогал ли кто-нибудь шкатулку. Один сержант смущенно сказал, что он задвинул шкатулку подальше под кровать, чтобы санитары, уносившие миссис Фарров, не споткнулись об нее.

Макнэттн приказал осторожно запаковать шкатулку и побыстрей доставить ее шеф-инспектору Коллинзу. Сержанта также послал в дактилоскопический отдел. Для верности Макнэттн велел взять отпечатки пальцев у ученика и у обоих убитых. Это был первый в Лондоне случай, когда снимали отпечатки пальцев у трупов. Затем Макнэттн проинформировал своего начальника Генри. Оба с нетерпением ожидали результатов дактилоскопической экспертизы.

Лишь на следующее утро Коллинз доложил, что пятно на шкатулке является отпечатком большого пальца, который не принадлежит ни ученику, ни пострадавшим, ни кому-либо из принимавших участие в расследовании. Сравнение его с восьмьюдесятью тысячами имевшихся к этому времени зарегистрированных отпечатков пальцев позволило установить, что этот отпечаток большого пальца регистрации еще не подвергался. Коллинз составил докладную, которая кончалась словами: "Увеличенная фотография отпечатка пальца на шкатулке очень отчетливая. Не представит ни малейшего труда идентифицировать личность, оставившую этот отпечаток, как только будет арестован подозреваемый в преступлении человек".

Тем временем Фокc стал изучать соседей Фаррова. Он встретился с молодой женщиной по имени Этель Стантон, которая почти одновременно с продавцом молока видела двух убегавших по Хай-стрит незнакомых ей молодых людей. На одном из них было коричневое пальто. Один из сотрудников Фокса сообщил, что в пивной Дептфорда он подслушал разговор, в котором шла речь об убийстве и ограблении. Упоминались два брата, Альфред и Альберт Страттоны, по-видимому совершившие это преступление.

Альфред и Альберт Страттоны были до некоторой степени известны Скотланд-ярду, хотя их никогда не арестовывали и не регистрировали. Одному было 22 года, другому — 20 лет. Они слыли исключительными лентяями, никогда не имели постоянной работы и жили на содержании девушек и женщин, беспрерывно меняя свои адреса. Но Фокc вскоре выяснил, что Альберт Страттон живет в старом темном доме на Кнотт-стрит, снимая комнату у миссис Кэт Вадэ — пожилой женщины, которая живет тем, что сдает комнаты. Во время допроса выяснилось, что она боялась Альберта Страттона. Убирая однажды в комнате парня, она нашла под его матрацем несколько масок, изготовленных из черных чулок. Фокc узнал еще больше: Альфред, брат Альберта Страттона, имеет любовницу по имени Ганна Громарти. Фокс нашел девушку в убогой комнатке на первом этаже дома по Брюкмилл-роуд. Единственное окно выходило на улицу. Было видно, что ее недавно избили. Видимо, это дело рук Альфреда Страттона. Желая отомстить ему, Ганна "выложила" все: да, она знает Альфреда Страттона. Да, он приходил, когда ему хотелось, и заставлял ее делать, что ему хотелось. Да, ночь с воскресенья на понедельник он провел у нее. В воскресенье вечером в окно заглянул мужчина. Альфред с ним о чем-то говорил. Позднее кто-то постучал в окно, и Альфред Страттон оделся. Потом она заснула. Когда проснулась, было уже светло, а Альфред стоял в комнате одетый. Альфред Страттон, как рассказала Громарти, часто среди ночи покидал комнату через окно и тем же путем возвращался. В этот раз он ей строго-настрого приказал всем говорить, кто будет спрашивать, что ночь с воскресенья на понедельник он провел в ее кровати и ушел лишь в понедельник после девяти часов. Ганна рассказала также, что со вторника коричневое пальто Альфреда исчезло. Когда она спросила, где оно, Альфред грубо ответил, что подарил его приятелю. Кроме того, он перекрасил свои коричневые башмаки на черные.

Макнэттн дал указание арестовать братьев Страттонов, где бы они ни были. Первая попытка задержать их во время футбольного матча оказалась безуспешной. Они исчезли. Ганна Громарти тоже исчезла. Но уже в следующее воскресенье в пивной удалось задержать Альфреда, а в понедельник — его брата Альберта. Оба — широкоплечие парни с жестокими лицами — бурно протестовали, когда их доставили в полицейский участок Тауэр-бридж.

Макнэттн понимал, что обвинительного материала, собранного Фоксом, абсолютно недостаточно для того, чтобы отдать обоих под суд. Но ему нужны были их отпечатки пальцев. Если отпечаток большого пальца на денежной шкатулке Фаррова не совпадет с отпечатком большого пальца ни одного из них, то их придется освободить. Ну, а если совпадет?..

Полицейского судью, от которого зависело решение, содержать ли братьев Страттонов под арестом или нет, не очень-то убедили аргументы Фокса. Что это за аргументы? Разговоры старухи, сдающей комнаты! Болтовня мстительной любовницы!

После долгих "да" и "нет" судья все же согласился держать их под арестом в течение 8 дней и разрешил взять их отпечатки пальцев, хотя с дактилоскопией он был знаком лишь понаслышке. Коллинз поспешил явиться со всеми принадлежностями. Братья Страттоны умирали со смеха, когда он красил черной краской их пальцы и делал отпечатки на регистрационной карточке. Ничего не подозревая, они смеялись потому, что им было, мол, очень уж щекотно. Коллинз же тотчас отправился в Скотланд-ярд.

В своих мемуарах Макнэттн рассказывает: "В полдень я возвратился в свое бюро и никогда не забуду того драматического момента, когда Коллинз ворвался ко мне в кабинет со словами: "Великий боже! Я установил, что отпечаток на денежной шкатулке полностью совпадает с отпечатком большого пальца старшего Страттона"".

Слева: отпечаток пальца на шкатулке, в середине: его характерные признаки, справа: отпечаток пальца подозреваемого по имени Страттон

Старшим был Альфред Страттон. Генри, ставший тем временем президентом лондонской полиции, был тотчас же поставлен об этом в известность и связался с Ричардом Муиром. Генри прекрасно понимал, что настало время помочь отпечатку пальцев обрести силу вещественного доказательства. Процесс над братьями Страттонами следовало провести на глазах всего Лондона, всей Англии. Отпечаток пальцев в центре этого процесса! Трудно себе представить более подходящий случай для борьбы за признание дактилоскопии!

Ричард Муир, как и в случае с Джексоном, сам отправился в Скотланд-ярд и попросил Макнэттна и Коллинза ознакомить его с результатами экспертизы. Он прибыл как раз к моменту предъявления братьев Страттонов для опознания продавцу молока, который видел утром в день убийства выбежавших из магазинчика Фаррова двух парней. Продавец молока не опознал их. Этель Стантон, напротив, готова была поклясться, что Альфред Страттон был одним из убегавших парней. Одно показание подкрепляло, другое ослабляло доказательства, имевшиеся в распоряжении следствия помимо отпечатка большого пальца Альфреда Страттона.

Муир еще яснее, чем Макнэттн, представил себе, как плохо обстоит дело с доказательствами. Основу всего составлял отпечаток пальца. Лишь на нем держалось все обвинение. От признания или непризнания присяжными отпечатка пальца в качестве достаточного доказательства зависело вынесение приговора. Муир обдумывал свое решение в течение двух дней. Затем дал согласие выступить обвинителем в процессе над Альфредом и Альбертом Страттонами.

То, что вокруг отпечатка пальца разгорится борьба, было ясно уже тогда, когда 18 апреля в полицейском суде Тауэр-бридж проходило принятое в Англии предварительное слушание дела о предъявлении окончательного обвинения. На столе Муира стояла взломанная денежная шкатулка. Ее охраняли два полицейских. Он знал, что судьи и присяжные слишком мало разбираются в технике снятия отпечатков пальцев, чтобы признать в качестве доказательства фотографию отпечатка пальца. Ему нужен был оригинал. "Не дотрагиваться! — гремел его голос. — На ней отпечатки пальцев!"

Рядом с Муиром восседал Коллинз, готовый дать необходимые разъяснения. Защитник Страттонов заявил, что, если состоится суд, он пригласит в качестве свидетелей двух экспертов. Они докажут, что система отпечатков пальцев Генри ненадежна. Имена экспертов сначала не были названы. Муир и Коллинз ломали себе голову, кто же может быть их тайным противником. И само заявление о якобы имеющихся экспертах заставило их подготовиться к любым неожиданностям.

Олд-Бейли - арена крупнейших процессов над уголовниками в Лондоне

5 мая Альфред и Альберт Страттоны появились на скамье подсудимых в Олд-Бейли. Процесс вел судья Шаннель. Он никогда не занимался дактилоскопией. Присяжные заседатели также никогда не имели дела с новым феноменом. Адвокат обвиняемых Бот заполучил для них еще двух защитников — Куртиса Беннета и Гарольда Морриса. Первому из них суждено было стать в ближайшее время яркой личностью в британском судопроизводстве. Их появление, однако, не очень взволновало Муира. Его взор был направлен на двух других мужчин, сидевших среди свидетелей. Тайна об экспертах защиты не была теперь больше тайной. Одним из них был доктор Гарсон, долго выступавший за бертильонаж, затем пытавшийся создать свою собственную классификацию отпечатков пальцев, которая оказалась абсолютно неудовлетворительной и не выдержала конкуренции системы классификации, созданной Генри. Может быть, он хотел отомстить Генри? Может быть, он хотел объявить войну классификации, которая оказалась лучше его собственной?

Там же восседал доктор Генри Фулдс. В силу ряда неблагоприятных обстоятельств имя этого человека, впервые использовавшего отпечаток пальца, обнаруженный на месте преступления, для идентификации преступника и раскрытия преступления, было оттеснено именами Хершеля, Гальтона и Генри. С тех пор как Гальтон торжественно назвал Хершеля человеком, раскрывшим тайну отпечатков пальцев, Фулдс вел ожесточенную борьбу за свой приоритет. Все больше и больше он верил в существование заговора, целью которого было лишить его чести первооткрывателя. В своих статьях, открытых письмах и брошюрах он отстаивал не только свой приоритет в использовании отпечатков пальцев для раскрытия преступлений, который, без сомнения, принадлежал ему, но и само открытие отпечатков пальцев. Может быть, он тоже из чувства мести имел намерение выступить против Генри и тем самым, собственно говоря, против своего открытия?

Муир бросал в их сторону мрачные взгляды, красноречиво свидетельствовавшие о его готовности скрестить с ними клинки. Когда он взял слово, зал замер. Биограф Муира впоследствии писал: "В сотнях дел об убийствах, в которых Муир выступал обвинителем, он ни разу не проявлял такого отвращения к обвиняемым, как в деле Страттонов. В их поступке он видел самое жестокое преступление, с которым ему когда-либо приходилось сталкиваться. Он заявил, что один вид изуродованных лиц стариков не оставляет сомнения в том, что убийцы не способны ни на какие человеческие чувства. Он говорил, видимо, медленнее и осмотрительнее, чем обычно, но потрясающе убедительно. Обвиняемые уставились на него, точно на судью, который в любую минуту может приговорить их к смертной казни".

Муир так вел борьбу в зале суда, что все свидетели изобличали Страттонов. Их показания помогли ему дать законченную картину убийства, его подготовку и последовательность событий. Лишь теперь, как выразилась одна газета, "появился перед судом отпечаток пальца".

Муир показал на шкатулку и заявил: "Нет и тени сомнения в том, что отпечаток большого пальца на шкатулке, которая когда-то принадлежала убитому мистеру Фаррову, оставлен большим пальцем обвиняемого Альфреда Страттона". Затем в качестве свидетеля он пригласил Коллинза. В зале суда установили большую доску, на которой можно было так объяснить принцип сравнения отпечатков пальцев, чтобы каждому присяжному все стало ясно и понятно. Выступление Коллинза было еще убедительнее, чем три года назад по делу взломщика Джексона. Он показал сильно увеличенные фотографии отпечатка большого пальца на шкатулке и оригинала большого пальца Альфреда Страттона и доказал 11 совпадений в обоих отпечатках. "Весь зал притих, затаив дыхание, слушая разъяснения Коллинза во время перекрестного допроса, которому подвергла его защита", — писал позднее суперинтендент Черрилл, самый известный из последователей Коллинза в дактилоскопическом отделе Скотланд-ярда.

Перекрестный допрос Бота и Беннета еще в начале показал слабость их позиции. Им не бросились в глаза ни ненависть Фулдса, не лжеученость Гарсона. Не имея опыта в области дактилоскопии, они, ничего не подозревая, с самыми добрыми намерениями делали упор на то, на что им указал Фулдс, а именно на различия в фотографиях Коллинза, которые якобы каждому внимательному наблюдателю бросаются в глаза и свидетельствуют о безответственном легкомыслии Скотланд-ярда.

Различия, на которые указывала защита, являлись не чем иным, как неизбежными мелкими отклонениями, которые возникают при: снятии отпечатков пальцев, так как невозможно снимать отпечатки всегда с одинаковым нажимом. Муир и Коллинз сразу отреагировали на это обвинение. Коллинз несколько раз подряд сделал отпечатки большого пальца присяжных и показал им те "различия", на которые ссылалась защита.

Каждый присяжный мог лично убедиться в том, что эти "различия" не имеют ничего общего с характерными узорами отпечатков, которые и составляют суть дела. Необоснованный аргумент защиты был разбит. Это привело к ожесточенным спорам между Ботом и Фулдсом, взиравшим с мрачным видом на все происходящее. Потеряв уверенность в надежности и объективности своих экспертов, Бот и Беннет, казалось, засомневались, стоит ли приглашать в качестве свидетеля эксперта доктора Гарсона. А может быть, они по глазам Муира поняли, что он приготовил сюрприз и готов уничтожить Гарсона путем перекрестного допроса. Когда же из-за отсутствия других способов борьбы защита все же решила пригласить Гарсона, то она действительно потерпела еще худшее поражение, чем в тот момент, когда следовала советам доктора Фулдса.

Муир вытащил имевшееся у него письмо и спросил, не Гарсон ли написал ему, обвинителю, это письмо? Не предложил ли доктор Гарсон себя в качестве эксперта по отпечаткам пальцев обвинению, прежде чем предложить свои услуги защите? Как Гарсон объяснит это двурушничество? Каждый присутствовавший воспринял эти слова как обвинение Гарсона в том, что он готов был выступить свидетелем обвинения и утверждать противоположное тому, что он только что говорил, если бы обвинение захотело воспользоваться его услугами и удовлетворило его жажду быть признанным. Гарсон побледнел, посмотрел вокруг себя и упрямо сказал: "Я независимый свидетель". Но больше он ничего не успел сказать, потому что вмешался судья Шаннель. "Я бы сказал, — заявил он сердито, — абсолютно не заслуживающий доверия свидетель", — и потребовал, чтобы тот покинул зал.

"Это была победа Муира", — писал один обозреватель тех лет. Защитники в борьбе с отпечатком пальцев потерпели поражение. Судья Шаннель при всей своей сдержанности был вынужден констатировать, что отпечаток пальцев, без сомнения, в определенной степени служит доказательством. Поздно вечером, около десяти часов, присяжные вернулись в зал суда после двухчасового совещания. Опять воцарилась мертвая тишина. Затем присутствующие услышали их вердикт. Альфред и Альберт Страттоны были признаны виновными. Приговор вынес судья Шаннель: "Смерть через повешение". Поток взаимных обвинений из уст осужденных доказал, сколь справедливым было обвинение. Страттонов казнили.

Процесс над Страттонами был первым этапом к полному признанию дактилоскопии в судопроизводстве.

Система Генри нашла свое распространение в Великобритании, Шотландии, Ирландии, в британских доминионах и колониях. В это же время она начала распространяться в Европе и во всем мире.