Прискорбная смерть и уход из сего мира сэра Ланселота и королевы Гиневры

 

Сэр Ланселот получил послание Гавейна и узнал о предательстве Мордреда. Известили его и о том, как Мордред гнался за Гиневрой до стен Тауэра. Он созвал своих рыцарей и гневно сказал им:

– Ныне раскрылось двойное предательство Мордреда. Он принес грех и горе в королевство Артура. Письмо от Гавейна (да смилуется Господь над его душой) извещает меня о том, что короля жестоко теснят со всех сторон. Подлые подданные поднялись против него. И в этом же письме Гавейн молит меня посетить его могилу. Горестные слова его врезались в мое сердце. Он был благороднейшим рыцарем на свете. В злосчастный час я родился, раз судьба мне была убить сэра Гахериса, сэра Гарета, а теперь и сэра Гавейна. Отчего же не дано мне убить Мордреда, виновника всех несчастий?

– Оставьте эти жалобы, – молвил ему сэр Борс. – Ваш первый долг – отомстить за смерть Гавейна. Вы должны посетить его гробницу, как он просил вас, а затем двинуться против Мордреда и сражаться за Артура и за честь королевы Гиневры.

– Совет ваш разумен и честен, сэр Борс. Поспешим же.

Ланселот собрал всех союзников и переправился с ними через море, на берега Англии. С ним шло семь королей, и вид этого войска повергал в изумление. Однако жители Дувра встретили его плачем: помощь опоздала. Артур и Мордред мертвы, сказали люди Ланселоту, они сразились врукопашную, и вместе с ними на поле битвы пало сто тысяч воинов. Ланселот поник головой:

– Никогда не доводилось мне слышать вестей печальнее этой, – сказал он. – Сердце мое разбито. Окажите мне милость, добрые люди: проводите меня к гробнице сэра Гавейна.

Они отвели его в замок Дувра, где был погребен сэр Гавейн. Ланселот преклонил колени перед усыпальницей, плакал и молился о душе благородного рыцаря. Он устроил раздачу угощения и даров: всем, кто придет в город, обещал рыбу и мясо, вино и эль, а также двенадцать пенсов. Надев плащ плакальщика, Ланселот сам раздавал народу монеты и со слезами просил молиться об упокоении сэра Гавейна.

На следующее утро священники и каноники той области собрались на заупокойную службу. Ланселот уплатил сто фунтов, чтобы в память погибшего творилась непрерывная месса, и семеро королей дали по сорок фунтов, и тысяча рыцарей по фунту каждый. Так было обеспечено спасение души Гавейна.

Две ночи Ланселот провел в гробнице, скорбя и стеная. На третий день он созвал вождей своего войска:

– Славные лорды! – сказал он им. – Благодарю вас за то, что согласились сопутствовать мне. Как вам всем ведомо, прибыли мы слишком поздно. Я буду скорбеть об этом до конца жизни, однако со смертью кто поспорит? Так суждено. И вот как я поступлю: я поеду к доброй моей госпоже, королеве Гиневре, и постараюсь ее утешить. Слышал я, что она в великой печали бежала куда-то на запад. Я последую за ней, а вас прошу ждать моего возвращения, если же через пятнадцать дней я не вернусь, садитесь на корабли и подымайте паруса, возвращайтесь каждый к себе в отчизну.

Сэр Борс выступил вперед:

– Неразумно будет, мой господин, – сказал он, – в одиночку странствовать по этим местам. Немногих друзей найдете вы здесь.

– Знаю, сэр Борс, однако запрещаю и вам, и кому-либо другому следовать за мной. Я должен отправиться в этот путь один.

Никаких возражений Ланселот не слушал: сел на коня и поскакал на запад. Он ехал семь или восемь дней, пока не попал благодаря случайности в монастырь Эмсбери, где Гиневра сделалась настоятельницей. Она прогуливалась по двору и, увидев своего рыцаря, от изумления пала на руки своих спутниц, те едва удержали королеву и не дали ей рухнуть наземь. Очнувшись, она обратилась к ним и сказала:

– Не дивитесь, добрые женщины, тому, что я лишилась чувств. Не ожидала я увидеть рыцаря, который подъехал к аббатству. Позовите его сюда.

Ланселот вошел во двор, и Гиневра указала на него:

– Из-за меня и из-за этого человека поднялась война в Англии. Мы стали причиной гибели благороднейших рыцарей. Из-за нашей с ним любви был убит великодушный король, мой супруг и господин. А потому, сэр Ланселот, знай: сюда я пришла, дабы принести покаяние и приуготовить душу. Верую, что милостью Божьей смогу взойти на небеса и узреть лик Спасителя нашего Христа. В день Страшного Суда уповаю воссесть по правую Его руку. Случалось, что грешники, подобные мне, становились святыми на небесах. Итак, сэр Ланселот, повелеваю вам ныне оставить меня и не узреть вам впредь моего лица. Возвращайтесь в свое королевство, берегите его от врагов и войны. Я любила вас верно в прошедшие времена, а ныне более не могу вам служить. Оба мы сделались погибелью рыцарей и королей. Заклинаю вас: вернитесь домой и возьмите себе жену, дабы жить с нею в счастии. Молитесь за меня, Ланселот, ходатайствуйте перед Богом о прощении моих грехов.

– Возлюбленная госпожа, вы приказываете мне вернуться домой и вступить в брак? Нет, не бывать тому. В сей жизни я не изменю вам, но изберу тот же путь, какой избрали вы, и надену облачение монаха или отшельника. Я буду молиться за вас денно и нощно.

– Исполните свое обещание, сэр! Вправду ли вы никогда не возвратитесь в мир?

– Отчего же вы не верите моему слову? Разве я не исполнил все свои прежние обещания? Если вы оставили мир и отреклись от него, смогу и я. В те дни, когда я искал святой Грааль, единственной моей слабостью оказалась любовь к вам – не то, с чистым сердцем и твердой волей, я превзошел бы всех рыцарей в этих поисках. Итак, прекрасная дама, ныне я последую за вами в поисках святости. Если б осталась вам радость от земных утех, я бы увез вас в свое королевство. Но вижу, что вы изменились, и потому обещаю вам, что всю жизнь посвящу посту и покаянию. Найду монаха и сделаюсь при нем послушником. Буду жить в бедности и возносить молитвы. Однако перед разлукой даруйте мне поцелуй, добрая королева!

– Нет, сэр! Такого я делать не стану и вас прошу оставить подобные помышления.

На том они расстались, но со столь горестными жалобами, что все вокруг тоже заплакали. Ланселот рыдал и стонал, словно был поражен копьем. Гиневра лишилась чувств, и добрые монахини отнесли королеву в келью.

Сэр Ланселот поехал прочь и так, стеная, скакал по лесу весь тот день и всю ночь. Случай привел его к часовне и жилищу отшельника промеж двух высоких скал. Послышался колокол, сзывавший к мессе. Ланселот подъехал, привязал коня к деревянным вратам и вошел в часовню. И кого же он там увидел, как не святого отшельника, некогда архиепископа Кентерберийского, и с ним сэра Бедивера!

После мессы двое рыцарей поговорили обо всем, что свершилось в эти дни. И когда Бедивер рассказал о смерти Артура и о том, как он покинул мир, Ланселот пал наземь и заплакал.

– Увы! – сказал он. – Кто станет уповать на мир сей?

Он преклонил колени перед архиепископом и просил принять у него исповедь и допустить к святому причастию. Просил он и о том, чтобы стать ему братом епископа во Христе.

– Приветствую тебя и принимаю, – ответил архиепископ. – Будешь служить вместе с сэром Бедивером.

Он благословил его и облачил в одеяние отшельника. И Ланселот служил Богу денно и нощно, постом и молитвой.

Великое войско Ланселота пребывало в Дувре еще пятнадцать дней, а затем почти все рыцари отправились на другой берег пролива, но сэр Борс и с ним несколько товарищей остались в Англии ряди единственной цели: найти Ланселота. Благодаря доброй удаче сэр Борс поехал по той же дороге, что прежде Ланселот, и увидел часовню промеж скал. И он тоже услышал сзывавший к мессе колокол, а когда служба закончилась, просил архиепископа облачить его в то же одеяние, какое носили Бедивер и Ланселот. К нему присоединились еще семеро рыцарей, и шесть лет они жили там в молитве и покаянии.

Когда же прошло полных шесть лет, архиепископ посвятил Ланселота в священники. Каждое утро он теперь служил мессу, а прочие рыцари прислуживали ему со свечами и колокольчиками. Впрочем, рыцарями они себя уже не почитали, коней отпустили бродить на воле по лесу. И земные богатства утратили цену в их глазах, стремились они единственно к Царству Божьему. Все они отощали и сделались бледны, однако с готовностью терпели мучения во имя духовной награды.

Однажды ночью Ланселоту было послано видение. Ему велено было поспешить в аббатство Эмсбери и получить там полное отпущение грехов.

– Пока ты подоспеешь туда, – сказал ему во сне вестник, – королева Гиневра умрет. Бери с собой своих сотоварищей и повозку: вы доставите королеву сюда, в Гластонбери, и положите рядом с ее супругом Артуром.

Трижды в ту ночь являлось видение Ланселоту, и поутру он поднялся и рассказал обо всем архиепископу.

– Повинуйся этому зову, – сказал архиепископ. – Поезжай в Эмсбери.

Ланселот взял с собой верных спутников, и они пешком отправились в монастырь. Идти было всего тридцать миль, но они, изнуренные и изнемогшие, плелись два дня и, добравшись до монастыря, узнали, что Гиневра скончалась получасом ранее. Дамы поведали им о том, как Гиневра предсказала их приход и знала даже, что им велено перенести ее тело в гробницу супруга. В присутствии всех дам королева рекла: «Молю Господа Всемогущего о том, чтобы умереть мне прежде, чем я вновь увижу Ланселота».

– И о том, – присовокупила одна из дам, – она молилась неустанно оба дня перед смертью.

Сэра Ланселота провели к ее ложу, и плакал он немного, но воздыхал глубоко и горестно. Он справил заупокойный обряд по королеве, а поутру прочел мессу во спасение ее души. В аббатство доставили конные дроги, и Гиневру положили на них. Вокруг тела зажгли сотню свечей, и священнослужители, молясь и куря ладан, повезли королеву в Гластонбери. Всю дорогу они пели псалмы и били себя в грудь.

Возле часовни их встретили архиепископ и Бедивер, распевавшие с великим усердием Dirige. ^[171] На следующее утро отшельник-архиепископ совершил заупокойную мессу. По окончании службы королеву завернули в тридцать слоев вощеной ткани, уложили в свинцовый гроб и поместили в мраморный саркофаг. Когда ее опускали в землю, Ланселот пал ниц и лежал неподвижно.

Архиепископ склонился над ним и шепнул:

– Сие не подобает. Чрезмерная скорбь не угодна Господу.

– Не было в моих чувствах постыдного, – возразил Ланселот. – Господу ведомо: скорбь моя не о земных вещах, кои миновали. Но когда я увидел Артура и Гиневру вместе, соединенными в смерти, как некогда при жизни, мое сердце не вынесло такой печали. Слишком хорошо я знаю, что сгубил их своей гордыней и гневом. Не было им равных во всем христианском мире, а я не оказал им милости, и вот к чему это привело. Я не могу больше жить, нет у меня права оставаться среди живых.

С того дня Ланселот почти не вкушал хлеба и пил мало воды; он отощал и ослаб так, что мало кто узнал бы в нем рыцаря, каким он был прежде. Он почти не спал, но денно и нощно молился; он лежал на гробнице короля Артура и королевы Гиневры, взывая к Спасителю нашему Иисусу и отвергая всякое утешение.

Через шесть недель он изнемог и заболел смертельно. Друзья перенесли его в постель, и Ланселот просил дать ему последнее причастие.

– Архиепископ, – сказал он, – молю вас о милости, кою оказывают любому христианину.

– В этом нет нужды, – ответил архиепископ. – У тебя кровь сгустилась, только и всего. Отдых и хорошая пища быстро возвратят тебе здоровье.

– Мой добрый господин, – сказал Ланселот, – мое время истекает. Тело жаждет вернуться в землю. Я вижу знаки близкого конца. Мне и до утра не дожить, и потому вновь молю вас: дайте мне последнее причастие.

И Ланселот исповедался и принял причастие. По завершении обряда он приподнялся, подозвал всех к себе и рек им последние слова:

– Некогда я поклялся, – сказал он, – что меня похоронят в замке Веселой Стражи. Не хочу нарушать клятву, а потому прошу вас отнести меня в то место.

Друзья его разошлись в ту ночь с тяжким сердцем, и все легли спать в одной келье. Около полуночи их разбудил смех: архиепископ засмеялся во сне. Его разбудили, он сел и спросил с негодованием:

– Зачем вы меня разбудили? Никогда в жизни я не был так счастлив.

Отчего же, спросили его, и он ответил:

– Здесь со мной был сэр Ланселот, а вкруг него – больше ангелов, чем я в силах сосчитать. И я увидел, как они возносят его на небеса, и врата Вечного Царства распахнулись перед ним.

– Это обманчивый сон, – сказал сэр Борс. – Уверен, в сию минуту, пока мы говорим, Ланселот оправился и скоро встанет.

– Возможно, и так, – согласился архиепископ. – Сходите к нему и посмотрите сами.

Но когда сэр Борс и с ним остальные монахи поспешили к одру Ланселота, они застали его уже мертвым. Он улыбался, будто был настигнут радостью^[172], и от его тела исходил сладчайший аромат, какой они когда-либо обоняли. Наступил рассвет, а монахи так и стояли на коленях в келье Ланселота, их грубые плащи промокли от слез.

Поутру архиепископ справил заупокойную службу, и тело Ланселота почтительно возложили на те самые дроги, на коих отправилась в последний путь Гиневра. Дроги медленно совершали путь к замку Веселой Стражи, сто факелов горело вокруг покойника. На пятнадцатый день они достигли замка и положили тело на хорах тамошней церкви, распевая псалмы и молитвы. По обычаю, лицо Ланселота открыли, чтобы его могли видеть все молящиеся, и все, кто приходил в церковь и видел его, плакали. Сэр Борс встал подле и возвысил голос. Слова его разнеслись по церкви:

– О, Ланселот, ты был главой христианского рыцарства. Ты был честнейшим и учтивейшим из всех рыцарей, когда-либо носивших щит. Никто не сравнится с тобой мощью и милосердием. Ты был самым верным другом и самым преданным в мире влюбленным. Из всех воителей ты выделялся набожностью и отвагой. С дамами при дворе ты был нежен и кроток, как ягненок, но ты был суров и неукротим, как лев, с врагами королевства!

Тут поднялся безмерный плач.

Тело оставалось пятнадцать дней в церкви, а затем его приуготовили к погребению и схоронили под полом хоров. Архиепископ же со своими спутниками возвратился в Гластонбери.

Сэр Константин, сын Кадора Корнуэльского, стал избранным королем Англии. Взойдя на престол, он послал за архиепископом и возвратил ему прежний сан. Рыцари, кои пребывали в убежище отшельника с Ланселотом, возвратились в свои страны. Король Константин просил их остаться в его королевстве, однако они того не пожелали. Им не терпелось уехать, и, вернувшись в свои государства, они и там жили как монахи.

А сэр Борс и сэр Гектор вместе отправились в Святую землю, где жил и умер Спаситель. Они сражались с неверными и одержали множество побед. О том просил их Ланселот перед смертью. Оба мужа погибли в одной и той же битве, в день Страстной пятницы, служа Господу нашему.

На сем завершается книга о короле Артуре и славных рыцарях Круглого стола, число коих составляло сто сорок человек. ^[173] Таков конец прежалостной повести о смерти Артура.

И заклинаю вас, добрые господа и любезные дамы, если вы прочли эту книгу от начала до конца, молиться обо мне, пока я жив, дабы Господь послал мне доброе избавление, когда же умру, заклинаю вас всех молиться о моей душе.

Сия книга написана в девятый год правления доброго короля Эдуарда Четвертого ^[174] сэром Томасом Мэлори, рыцарем. Да поможет ему Господь и укрепит его, ибо он всегда был слугой Божьим.

 

 

Приложение

 

Рыцари Круглого стола (от переводчика)

 

Последние слова книги, в которых автор называет себя Томасом Мэлори, рыцарем, указывает дату завершения своей работы – девятый год правления Эдуарда IV (1470 г.) и просит о «добром избавлении», долгое время служили основной вехой для биографов, пока в 1934 г. не была обнаружена Винчестерская рукопись, сохранившая более раннюю версию текста. Там заключительный колофон отсутствует, зато есть четыре упоминания автора о себе (с тех пор они включаются в издания и переложения «Смерти Артура»), где автор один раз называет себя «рыцарем-узником Томасом Мэлори», дважды называет себя просто по имени и еще один раз просит помолиться, чтобы Господь «послал доброе избавление быстро и скоро тому, кто это писал».

Полных тезок, и притом достаточно образованных, чтобы переложить романы с французского языка на английский, в XV в. насчитывалось шестеро; из них наиболее вероятным автором «Смерти Артура», по данным современной науки, считается Мэлори из Ньюболд Рэвл в Уорикшире. На «уорикширского претендента» впервые указал Оскар Соммер в 1890 г. в новом издании «Смерти Артура», а в 1896 г. Джордж Киттеридж собрал достаточно материала в пользу этой гипотезы и представил Томаса Мэлори рыцарем, членом Парламента, воином, сражавшимся под Кале вместе с графом Уориком. В 1928 г. Эдуард Хикс, готовя биографию этого же Мэлори, наткнулся на судебные дела о грабеже, изнасиловании, захвате чужого имущества.

Дата рождения уорикширского Мэлори определяется между 1393 и 1416 гг. Первое обвинение в нападении, похищении человека и краже 40 фунтов серебра было предъявлено ему в 1443 г., однако без последствий – напротив, в том же году Томас Мэлори стал членом Парламента, вступил в брак, и ему было поручено распределять деньги среди неимущих жителей графства.

В 1450 г. обвинения посыпались вновь. Сперва Мэлори был обвинен в нападении на герцога Бэкингема (притом что годом ранее он был избран в Парламент от округа, в котором как раз этот герцог и распоряжался). Возможно, тут дело было политическое, а не уголовное, и обвинение опять же осталось недоказанным. Зато вскоре нашлись свидетели, показавшие, что он вымогал у нескольких людей от 20 до 100 шиллингов, а в июне 1450 г. ворвался в дом Хью Смита (однофамильца или родственника человека, обиженного им в 1443 г.), украл опять-таки 40 фунтов серебра и изнасиловал его жену. Два месяца спустя он вновь изнасиловал миссис Смит, но денег на этот раз не взял.

За этими бесконечными удвоениями Смитов, 40 фунтов серебра и насилий над миссис Смит последовали уж вовсе невероятные похождения: в итоге были выданы ордера на арест двадцати человек по ста с лишним случаям разбойного нападения. Был ли Мэлори главой вооруженной шайки бандитов или то были соседские разборки? Во всяком случае, все эти обвинения не привели ни к одному смертному приговору. Томаса Мэлори неоднократно выпускали под залог, и сам он ухитрялся бежать то из замка, переплыв ров, то из тюрьмы Маршалси, подкупив стражу. Лишь к середине 1450-х гг. его удалось водворить в темницу на достаточно долгий срок, чтобы Томас Мэлори (если это был наш Мэлори) написал «Смерть Артура». Эдуард IV по восшествии на престол в 1461 г. помиловал узника и восстановил его в правах. Томас Мэлори из Ньюболд Рэвл дожил до 1470 г. и был похоронен в Уорикшире, в обители Серых монахов:

HIC JACET DOMINUS THOMAS MALLERE, VALENS MILES OB 14 MAR 1470 («Здесь покоится господин Томас Мэллер, рыцарь, умер 14 марта 1470 г.»).

Существуют, однако, и другие версии, основанные как на биографическом сходстве (наличие в анкете пунктов «рыцарь» и «узник»), так и на данных языка и стиля.

Например, в 1897 г. внимание исследователей привлек Томас Мэлори из Пэпуорта, графство Хантингдон. Этот Мэлори (1425–1469) – старший сын рыцаря и члена Парламента сэра Уильяма Мэлори. Он большую часть жизни состоял под королевским надзором, что, в принципе, соответствует статусу «рыцаря-узника». Сравнительно недавно профессор Уильям Мэтьюз нашел более веское свидетельство в пользу «рыцаря-узника»: этот Мэлори, как явствует из сохранившихся судебных протоколов, также привлекался по делу о похищении человека и вымогательстве. Сам профессор Мэтьюз, найдя такое подкрепление выдвинутой в 1897 г. теории, им не удовлетворился и стал искать йоркширского Мэлори, поскольку в книге заметно влияние именно йоркширского диалекта. В книге 1966 г. Мэтьюз предложил в качестве автора «Смерти Артура» Мэлори из Хаттон Коньерса – не рыцаря (что подрывает гипотезу), зато йоркширца.

Поиски Томаса Мэлори – английского рыцаря начались лишь на исходе XIX в. До той поры его упорно считали валлийцем, тем более что в Уэльсе имеется область Малория. Первым его поселил там Джон Бейл, автор написанного в 1548–1549 гг. «Каталога знаменитых писателей Англии, Уэльса и Шотландии»; этой же версии придерживался и Джон Лиланд (1505–1552), один из первых британских антикваров и археологов, который и сам немало сделал для укрепления Артуровой легенды. Для Средневековья Артур был отнюдь не мифом, а исторической легендой, крепко привязанной к местности. Поскольку сказания об Артуре складывались по большей части в Уэльсе, и оттуда же был родом Гальфрид Монмутский, явивший в 30-е гг. XII в. Мерлина и Артура уже как неотъемлемую часть истории бриттских королей^[175], естественно было поселить в Уэльсе и Артура, и Мэлори.

А может быть, «Мэлори, узник и рыцарь» – псевдоним? Ведь во «Французской книге», которую он перелагает, имеется третьестепенный персонаж, сакс по имени Малори.

В предисловии Акройд сообщает данные уорикширского претендента и с уверенностью рассуждает о том, как тот учился охоте и обращению с оружием и воспитывался на аллитерационной поэме «Смерть Артура» и «Бруте» Лайамона. Он не погружает читателя в ученые споры о личности Мэлори, потому что стремится сохранить то, что берег и этот рыцарь XV в. – достоверность. Читателю нужен реальный автор, как нужен ему реальный король Артур. Реальность – не точная дата рождения и какие-то биографические подробности. Реальность – иллюзия, но держится иллюзия на том, чтобы автор был один, и чтобы звали его именно так, как мы привыкли его называть. «Много Мэлори» портят удовольствие от книги, как портят его и «много Артуров». Может быть, потому-то и укрепился в нашей памяти Артур, а не иной, изначально равный ему персонаж, что «много Артуров», благодаря счастливой случайности или творческим усилиям авторов, слились в единый любимый образ.

Имя Артура сохранили валлийские сказания и ирландские саги. В первом из дошедших до нас текстов, валлийской поэме «И Годдодин» (конец VI в.), о некоем храбреце сказано, что он сразил многих врагов, «хоть и не был Артуром». Так полудюжиной слов, легко и непринужденно утверждается легенда: Артур, о котором мы еще ничего не знаем и из этой поэмы не вычитаем, уже воспринимается как всем известный герой, эталон для сравнения.

Подробно о битвах Артура повествует в латинской Historia Brittonum («Истории бриттов») валлийский священник Ненний (около 800 г.). Деяния Артура Ненний относит к эпохе борьбы бриттов с пришлыми саксами (вторжение началось в V в., после ухода из Англии римлян, и к VI в. бритты были оттеснены в Уэльс и Корнуолл). Артур в этой истории бриттов не король, но сражавшийся совместно с королями бриттов глава войска (dux bellorum), и в этом качестве Артур одержал двенадцать побед. Ни одно из мест сражений, поименованных Неннием, не удалось привязать к географии Британских островов и подтвердить археологическими данными. Например, великую битву на горе Бадон (mons Badonicus) помещают и на Боуден-Хилл возле Линлитгоу, в сомерсетском Бате, в Уилтшире (Лиддингтон-Касл), и в Дербишире (Бакстон). А может быть, единственное ее «место» – валлийская поэзия? Эту гору Бадон упоминают и «Анналы Камбрии», латинская хроника, созданная в Уэльсе в середине X в. (в этой хронике названо также и место битвы Артура с Мордредом – Камлан или Камблан). В «Анналах Камбрии» Артур предстает не просто великим воином, но христианским паладином, который побеждает язычников-саксов знамением Креста: «Артур три дня и три ночи нес на плечах Крест Господа нашего Иисуса Христа, и бритты одержали победу». Сюжет о Кресте как орудии победы восходит к легенде о Константине Святом, которому перед сражением приснился крест и послышались слова «Сим знамением победишь». У Мэлори с распятием на щите вступает в бой друг Иосифа Аримафейского – сюжеты не исчезают бесследно, но передаются от одного персонажа другому. Так и рассказ о битве на горе Бадон древнее Ненния и «Анналов Камбрии», однако монах Гильда, поведавший об этой битве в VI в.^[176], фактически по горячим следам, не связывает с ней имя Артура. Артурианцы нашли этому убедительное объяснение: Гильда, сын одного из бриттских корольков, либо завидовал Артуру, либо продолжал родовую вражду. И как отомстил, негодяй! Не включил в книгу…

А книга важна, потому что ссылки на «сказания» зачастую оказываются ложными с точки зрения достоверности и древности. Самые авторитетные сборники валлийской поэзии – «Мабиногион» и «Книга Талиесина» – записаны уже после того, как Гальфрид Монмутский в 1130–1140 гг. представил королевскому двору свои «Пророчества Мерлина», «Жизнь Мерлина» и «Историю королей бриттов». После того как в Нормандии и Бретани появились первые стихотворные романы о рыцарях Круглого стола, и взялся за перо великий Кретьен де Труа. Кто тут на кого влиял, теперь не установить: литературная обработка фольклора в соответствии с ожиданиями читателей началась задолго до того, как Джеймс Макферсон «воссоздал» Песни Оссиана. «И снова бард чужую песню сложит и как свою ее произнесет».^[177]

Впрочем, к поэзии, пусть поздней, зато опирающейся на древнее предание, доверия всегда больше, чем к письменной истории, – мало ли что ученые люди начудят. Артур валлийских сказаний принимался на веру, к чудесам, описанным Неннием, уже относились критически, а что до Гальфрида, на исходе XII в. йоркширский священник Уильям Ньюбургский, автор истории Англии от Нормандского завоевания (1066) до своего времени, назвал его труды сплошным враньем, сочиненным «то ли из любви ко лжи, то ли чтобы потешить бриттов». Тем не менее для национального мифа это «вранье» пришлось как нельзя более кстати. Нормандские завоеватели к XII в. еще не слишком прочно устроились на английском престоле, династия едва не оборвалась после смерти Генриха I, оставившего лишь дочь Матильду, но не имевшего мужского потомства. Только после 20 лет гражданской войны в 1154 г. на троне утвердился сын Матильды Генрих II Плантагенет. Этот правнук Вильгельма Завоевателя был вдвойне чужаком – сыном французского графа, воспитанным по ту сторону Ла-Манша, в Анжу, и говорившим по-французски (первым английский королем, для которого английский будет родным, станет Генрих IV Ланкастер, современник Томаса Мэлори). И женат Генрих Плантагенет был на бывшей жене французского короля, герцогине Аквитанской. И этот француз не только правил Англией, но и получил от Папы буллу на завоевание Ирландии и привел к вассальной присяге многих князей Уэльса. Миф об Артуре мог стать династическим по следующим причинам:

1. Миф утверждал связь Уэльса и Англии, то есть способствовал объединению этих территорий.

2. Легенда об Артуре представляла образ короля-объединителя, который привлек к своему двору лучших рыцарей из разных краев земли. Выступив в роли такого объединителя английских, валлийских, ирландских земель, а также заморских (французских) территорий, Плантагенет становился преемником Артура, и политическое родство тут оказывалось важнее кровного (аналогично в России немка Екатерина I оказывается наиболее правильной преемницей Петра I).

3. Если величайшим властителем Англии был бритт, а ныне бритты оттеснены на край острова, в Уэльс, и их былое величие забыто, значит, и саксы не так уж вправе предъявлять свое первородство и попрекать пришельцев-норманнов: саксы вытеснили бриттов, норманны в свой черед покорили саксов, но история острова остается единой и предание принадлежит всем. Единство разных национальных мифов, сливающихся в историю, было, вероятно, самым сильным достижением Гальфрида Монмутского.

4. Бритты населяли не только территорию Великобритании, но и под конец римского владычества (накануне воцарения Артура) активно перебирались через Ла-Манш и заселили атлантическое побережье современной Франции, Арморику, названную в их честь Бретанью. Бретань граничила и с Анжу, наследственным владением Генриха Плантагенета, и с Нормандией, родиной Вильгельма Завоевателя. Более того: Бретань отчасти была покорена норманнами тогда же, в IX в., когда они создавали на территории Франции свое герцогство, и связи между Бретанью и Нормандией были весьма крепкими. Генрих Плантагенет еще и укрепил их, женив своего сына Жоффруа (он был тезкой Гальфрида Монмутского, Гальфридус – латинизированная форма того же имени Жоффруа) на дочери и наследнице бретонского герцога. Жоффруа, а затем его сын носили титул герцогов Бретонских. Мать Жоффруа, Алиенора Аквитанская, настояла на том, чтобы сына Жоффруа назвали Артуром, объединив таким образом «идеи» Британии и Бретани.

Великое имя не принесло мальчику счастья. Двое сыновей Генриха Плантагенета умерли при жизни отца – старший, Генрих Молодой, и Жоффруа, герцог Бретани. Пережили Генриха двое – знаменитый Ричард Львиное Сердце и младшенький Джон. Ричард по велению своего львиного сердца провел короткую славную жизнь в крестовых походах и умер бездетным, как все английские Ричарды-властители. Законным наследником был сын третьего брата, юный Артур, но Джон-последыш захватил престол и прикончил племянника.

Второй раз попытку назвать принца Артуром предпринял Генрих VII Тюдор. У него были те же «этнические» основания – не Бретань, так Уэльс, откуда он родом – и та же задача укрепить единую династию после войны Алой и Белой роз, утвердить свои весьма сомнительные права: Генрих был дальним потомком королевского рода от третьего брака герцога Ланкастера, Катерина Суинфорд стала любовницей герцога задолго до свадьбы, рожденные от этой связи дети узаконены постфактум. Ситуация, достаточно похожая на сомнительное рождение Артура.

И вновь принц Артур умирает молодым, а королем становится его младший брат – тот самый Генрих VIII, многоженец, отчаявшийся произвести на свет наследника мужского пола, бич своих подданных, правитель, разорвавший с традиционной католической культурой и разоривший монастыри. В результате вместе с монастырем Серых братьев была уничтожена и гробница рыцаря Томаса Мэлори, а в Гластонбери – признанная гробница Артура. С тех пор имя «Артур» не дают потенциальным наследникам британского престола (королева Виктория, например, назвала так только третьего сына). Надпись на той гробнице в Гластонбери, которую приводит и Мэлори, – «король в прошлом и король в грядущем» – стала толковаться как обещание, что вернется тот самый король Артур и не стоит и пытаться подменить его какими-либо представителем династии.

Правда, для такого понимания надпись пришлось слегка подправить. Поиски могилы Артура в Гластонбери начали около 1180 г., под влиянием книги Гальфрида Монмутского. По приказу настоятеля на монастырском кладбище провели раскопки и нашли гроб из выдолбленного дубового ствола. Там покоились вместе мужчина и женщина; мужской скелет принадлежал настоящему богатырю, и в черепе его зияла рана. Для пущей убедительности отыскался и свинцовый крест с надписью: HIC JACET SEPULTUS INCLTUS REX ARTHURUS CUM WENNEVERIA UXORE SUA SECUNDA IN INSULA AVALLONIA («Здесь покоится прославленный король Артур и Венневериа, его вторая жена, на острове Аваллонии»). О возвращении короля, о «короле ныне и вовеки» – ни слова. Но в 1278 г. останки были помещены в мраморную гробницу перед алтарем в главной церкви монастыря, и эту гробницу с соответствующей надписью мог видеть Мэлори. Связано это было опять-таки с историческими событиями: под конец XIII в. Эдуард I покоряет Уэльс, его сын становится принцем Уэльским, и вновь актуален Артур в качестве предка и покровителя династии.

Так англичане запечатлевали свой драгоценный миф в археологии и артефактах (сколько мы находим у Мэлори упоминаний о гробницах с надписями и о сохранившихся черепах с трещинами от удара меча – право, их берегли, словно христианские реликвии). Запечатлевали этот миф и в камне – едва Гальфрид закончил «Историю», как брат его покровителя, графа Глостера, занялся строительством Тинтаджиля на утесах Корнуолла, а в начале XIII в. младший сын Джона-последыша, то бишь Иоанна Безземельного, создал там и вовсе «древнюю твердыню». Миф об Артуре был еще тем удивительно удачен, что привязывал непокорные окраины – Корнуолл, Уэльс, даже Ирландию – к центру, внушая: да, вами правит не слишком любимый суверен из Лондона, однако его предки – вашего корня, в ваших краях он был зачат, здесь сохранили память, когда «москали» (или как там бритты обзывали жителей метрополии?) и думать о нем позабыли.

И все же надежнее камня – поэтическое слово. Это прекрасно знала французская жена Генриха Плантагенета, Алиенора Аквитанская. И, порадовавшись хронике Гальфрида Монмутского, озаботилась тем, чтобы она превратилась в поэзию. В 1155 г. Робер Вас, нормандский поэт с острова Джерси, преподнес своей властительнице «Брута Английского» (Le Brut d’Angleterre) – изложенную восьмисложными стихами и на нормандском языке историю британских королей, начиная от Брута, потомка Энея, который основал эту самую «Брутанию». (Все царствующие дома Европы, начиная с римских императоров, возводили свой род к троянцу Энею, и наш Иван Грозный тоже.) В конце XII в. английским аллитерационным стихом «Брута» перевел священник Лайамон – именно такого «Брута», по мнению Акройда, читал Мэлори в детстве.

Принципы работы Лайамона весьма напоминают подход Мэлори: священник обложился книгами, в числе которых, помимо «Брута», были латинские сочинения первых английских епископов Альбина и Августина и «Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного^[178] (VIII в.). «Он с любовью посмотрел на эти книги, да будет милостив к нему Господь! – пишет о самом себе Лайамон… – Истинные слова составил вместе и многие книги соединил в одну».

Соединение многих книг не выдумано ни Лайамоном, ни Васом: исстари книги наиболее естественным способом рождались от себе подобных, книги от книг. Однако кое в чем Вас поспособствовал соединению книг: он изобрел идеальный способ сочетать разрозненные сюжеты и рыцарей из разных книг – Вас придумал Круглый стол. С этого момента Артур – не просто политический миф, предок британских королей, владыка полумира. Он – глава рыцарства. Круглый стол – вот что запоминается каждому читателю с детства. Даже Грааль не так важен или важен постольку, поскольку, как утверждает Мэлори, Грааль – основание Круглого стола.^[179] Круглый стол соединяет равно дорогие нам идеи заслуженного избранничества (не всякий удостоится сидеть за этим столом) и равенства во взаимном уважении (за этим столом отсутствуют лучшие и худшие места). Круглый стол открывает возможность для неисчерпаемых приключений: турниров, подвигов, чтобы заслужить место в ордене или помериться доблестью с собратьями, поисков запропавших куда-то друзей, походов на выручку – все это увенчивается тем единым порывом, в котором у Мэлори рыцари отправятся искать Грааль. Но это у Мэлори – у Васа о Граале еще нет речи. Грааль – один из тех сюжетов, которые присоединит к «Королю Артуру» французская и немецкая литература Высокого Средневековья.

Ведь именно это сделал Вас: разомкнул сюжет, создав возможность для соучастия в нем всем поэтам и писателям той и более поздних эпох. Во-первых, потому, что писал на народном романском языке (отчего и его поэма и поэмы его последователей часто называются «романами»). Во-вторых, за Круглый стол можно было усадить героев других преданий и соединить их приключения с другими сюжетами. Круглый стол притянул к себе Тристрама, Ланселота, Грааль – ничего этого не было у Гальфрида. Родился рыцарский роман.

Томас Британский, придворный поэт той же четы Плантагенетов, обработал народные легенды (в основном пиктские, но также валлийские и ирландские) о жившем в VIII в. короле Друстане и сделал Тристана и Изольду современниками Артура. Примерно в то же время легендой о Тристане заинтересовался другой нормандский поэт, Беруль, однако Томас с его мощной любовной линией оказался притягательнее, и большинство текстов XI–XIII вв. восходят к нему: небольшая французская поэма о безумии Тристрама, знаменитый немецкий стихотворный роман Готфрида Страсбургского, английская поэма, норвежская сага в прозе, итальянские прозаические переводы и прозаический «Тристрам» по-французски, включенный в тот свод сюжетов «Вульгату», которым пользуется в своем переложении Томас Мэлори.