Судьба оборачивается против короля

 

Войска были построены, рыцари вооружились, их кони стояли наготове. Сэр Гавейн отобрал отряд рыцарей, которым велел высмотреть на поле боя Ланселота, напасть на него и убить.

По сигналу товарищи сэра Ланселота выскочили из трех ворот замка и галопом устремились на врагов. Из первых ворот выехал сэр Лионель, из центральных – Ланселот, из третьих – сэр Борс. То был цвет рыцарства этой страны. И Ланселот приказал своим людям во что бы то ни стало щадить жизнь Артура и Гавейна.

Гавейн отделился от королевского войска, вызывая всех желающих на поединок. Сэр Лионель с радостью принял вызов, но Гавейн сразил его копьем. Лионель замертво пал на землю, и двое товарищей по оружию унесли его обратно в замок.

Завязалось общее сражение, многие в королевском войске погибли, хотя сэр Ланселот как мог оберегал Артура и Гавейна и тех, кто находился рядом с ними. Король явно искал смерти Ланселота, но рыцарь не собирался ему мстить. Он слишком уважал венценосца. А вот сэр Борс с копьем и коротким мечом напал на короля и сбросил его с коня.

– Сэр! – крикнул он Ланселоту. – Одним ударом я положу конец этой войне!

– Нет! Под страхом смерти запрещаю вам касаться его. Никогда не позволю убить или обесчестить короля, который посвятил меня в рыцари, – Ланселот подъехал к Артуру и любезно подсадил его на коня.

– Ах, господин мой король, – сказал он, – положите конец этому раздору! Не будет вам здесь чести. Я велел моим людям щадить вас и Гавейна, а вы подстрекаете своих преследовать и убить меня. Припомните, милорд, как я служил вам! Не кажется ли вам, что награда могла быть и получше?

Король уже сидел в седле, так что он молча поехал прочь. Но, отъезжая, он оглянулся и заплакал, умилившись мягкости и доброте доблестнейшего из рыцарей.

– О, если б Господу было угодно, чтобы эта война вовсе не начиналась, – прошептал он про себя.

Смеркалось, битва прекратилась сама собой. Обе стороны хоронили погибших и уводили раненых в безопасное место. Ночью кто спал, а кто молился, а с утра все вновь приготовились к битве.

Сэр Гавейн выехал вперед с огромным копьем наперевес. Сэр Борс тут же заметил его и решил отомстить за то, как Гавейн обошелся с сэром Лионелем. Оба противника наставили копья, закрылись щитами и помчались навстречу друг другу. Они столкнулись с такой силой, что оба рухнули наземь и, тяжко раненые, остались лежать.

Тут же началось общее сражение, и многие пали с обеих сторон. В сумятице боя Ланселот сумел вытащить сэра Борса и переправить его в укрытие, в замок. Но он по-прежнему избегал поединка с Артуром и Гавейном.

– Вы щадите двух своих злейших врагов! – крикнули ему сэр Лавейн и сэр Паломид. – Это вредит нашему делу. Или не видите, как они метят в вас копьями? Ответьте им тем же! Убейте их!

– Невмоготу мне сражаться против моего короля, – ответил им Ланселот. – Знаю, что сам себе врежу, и все же не могу себя принудить.

– Господин мой, – сказал ему Паломид, – вы-то их щадите, но они вас за это не поблагодарят. Если попадетесь им в руки, вы – покойник.

Ланселот понимал, что Паломид прав, а потому удвоил усилия и показал врагам свою мощь. Еще пуще распалился гнев Ланселота, когда он узнал о тяжелой ране своего племянника сэра Борса. В тот день сторонники Ланселота взяли верх, а кони ступали по самые щетки в крови. Но, тревожась о короле, рыцарь позволил его войску отступить в лагерь, а свое отвел в замок. В тот день был тяжело ранен сэр Гавейн, и королевские полководцы уже не так рвались в битву и поспешили отступить.

 

Мир заключен

 

Вести о междоусобной войне быстро распространились по христианскому миру и достигли ушей Папы. Святейший отец знал, что Артур – мудрый король, а Ланселот – благороднейший в мире рыцарь. И вот пастырь призвал епископа Рочестерского^[164] и велел передать королю буллу, в которой повелевал ему восстановить брак с королевой и примириться с Ланселотом.

Епископ поехал из Рима в Карлайл и явился ко двору Артура. Там он предъявил Артуру папскую грамоту со свинцовой печатью. Артур прочел ее один, без советников, и не мог решить, как поступить. Он рад был бы примириться с Ланселотом, но сэр Гавейн не позволял сделать это. Гавейн разрешил бы королеве вернуться ко двору, но Ланселот, говорил он, никогда не обретет королевскую милость.

Итак, Артур призвал епископа Рочестерского и сказал ему, что королеве не будет предъявлено никаких обвинений, а Ланселоту предоставят пропуск, чтобы он мог безопасно доставить королеву ко двору.

Епископ поспешил в замок Веселой Стражи и передал эту весть Ланселоту. Он показал ему письмо, написанное почерком короля, и оттиск Большой Печати. Напомнил он ему и о том, каковы будут последствия, если рыцарь попытается удерживать у себя супругу короля.

– Милорд епископ, – сказал Ланселот, – я вовсе не пытался разлучить королеву Гиневру с королем Артуром. Единственное, о чем я думал, – спасти ее от костра. И благодарю Бога, что его святейшество вступился за нее. Я с большей радостью возвращу королеву ко двору, чем увозил ее. Если мне обещают безопасный проезд, а королеве – прежнюю свободу и честь, с меня этого довольно. Однако если королеве вновь станут угрожать, горе тогда королю.

– Этого не случится, – пообещал епископ, – вы же знаете, что все должны повиноваться Папе. И Артур тоже исполнит все ради спасения своей души.

– Да, король в собственноручном письме гарантирует мне безопасность. Передайте же ему вот что: на восьмой день я верну ему королеву. И вот еще что скажите: я всегда буду защищать эту прекрасную даму от любого рыцаря.

Епископ вернулся в Карлайл и передал королю ответ Ланселота. Узнав о верности и преданности своего рыцаря, Артур заплакал. На следующий день Ланселот призвал к себе сотню лучших воинов. Он одел их в зеленый бархат и той же тканью накрыл их коней, каждому рыцарю он велел взять в руки оливковую ветвь как знак мирных намерений. Королеву сопровождали двадцать четыре дамы, а с Ланселотом ехали двенадцать пажей в белых ливреях из бархата, отделанных драгоценными камнями и золотой нитью, и упряжь их тоже была отделана золотом. Никогда еще не было видано такой роскоши и блеска. Так они скакали из замка Веселой Стражи в королевский замок Карлайла, и все, кто видел эту процессию, плакали от радости, что королева возвращается. Въехав в ворота замка, Ланселот спешился и помог королеве сойти с коня. Он проводил ее в зал, где сидел на троне Артур, а вокруг собрались вельможи, в том числе сэр Гавейн. Ланселот и Гиневра приблизились к королю, и оба смиренно опустились перед ним на колени. Рыцари Артура прослезились при виде такого зрелища, но король сидел неподвижно и не произнес ни слова. Минуту спустя Ланселот встал, помог королеве подняться и заговорил:

– Глубоко чтимый государь, по велению Папы и по вашему королевскому приказу я привез к вам госпожу королеву. Достойно это и правильно – возвратить государыню ко двору. Если сыщется здесь рыцарь, который осмелится хоть в чем-то упрекнуть эту даму, я готов сразиться с ним в поединке и Божьим судом доказать ее чистоту и супружескую верность. Мой господин, вы прислушались к лжецам и клеветникам, и из-за этого между нами разгорелась вражда. А ведь были времена, когда вы меня хвалили и ценили, в особенности когда я сражался за королеву. Как же мог я не прийти на помощь, когда ей грозила смерть из-за меня!

Злые люди оболгали ее, и их зло пало на их же головы: милостью Божьей я смог разгромить рыцарей, явившихся с Мордредом и Агравейном в покои королевы. Они были вооружены и готовы к битве, а меня захватили врасплох и невооруженным. Королева позвала меня к себе, но едва я вошел к ней, как они примчались и назвали меня трусом и предателем.

– И они были правы! – крикнул Гавейн.

Ланселот обернулся к нему:

– Господин мой Гавейн, – негромко сказал он, – их неправота доказана их поражением и смертью.

– Право, право, сэр Ланселот, – заговорил, наконец, король. – Я не давал вам повода так обходиться со мной. Я чтил вас превыше всех прочих моих рыцарей.

– И я, и мои товарищи в свою очередь оказали вам больше услуг, чем кто-либо другой при этом дворе, – отвечал Ланселот. – Всякий раз я вызволял вас из опасностей, пешком и на коне спасал от врагов, на поединках, на турнирах и сражениях защищал вас. И вас, сэр Гавейн, я тоже не раз оберегал и спасал, – Ланселот примолк на миг и поглядел на былого друга. – Вспомните это, сэр, и вы вернете мне свое расположение, а с ним, я уверен, возвратится ко мне и королевская милость.

– Пусть король поступает как знает, – ответил Гавейн, – но что до меня, никогда между нами не будет прежней дружбы. Вы убили троих моих братьев, двух из них – когда они не были вооружены!

– Я бы Бога благодарил, надень они доспехи, – возразил Ланселот. – Тогда бы они остались в живых. Ни одного рыцаря я не любил больше сэра Гарета. Я любил его, ибо он любил меня, я любил его за отвагу и верность. Я сам посвятил его в рыцари и горько оплакиваю его смерть, тем более что есть и другая причина горевать: как только я узнал о его гибели, я понял, что теперь вы навеки станете моим врагом и восстановите против меня короля. Но именем Всевышнего клянусь: я убил ваших братьев не по своей воле, убил лишь потому, что не узнал. В злосчастный день они явились на поле безоружными, – Ланселот сделал шаг вперед и добавил: – Вот что я предлагаю вам, сэр Гавейн: если будет на то ваше одобрение и согласие короля, я пройду от Сэндвича до Карлайла в плаще с капюшоном, как простой мужик, и через каждые десять миль стану основывать монастыри, мужские и женские, где будут вечно возноситься молитвы за души Гарета и Гахериса. Церкви этих монастырей никогда не будут нуждаться в свечах и ладане, голоса монахов вознесутся хором в молитве за ваших братьев. Не лучше ли это для успокоения их душ, чем вечная вражда между нами? Чем поможет такая вражда?

Выслушав эти речи, все дамы и рыцари заплакали, заплакал и король Артур. Но Гавейн упрямо покачал головой:

– Слышал я ваши красивые слова и красивые посулы. Но вот что я вам скажу: король пусть делает что хочет, а я вас никогда не прощу. Если король примирится с вами, я не стану ему больше служить. Вы предали и его, и меня.

– Тогда я оправдаюсь в поединке с вами. Я отвечу вам копьем.

– Нет. Папа приказал обеспечить вам безопасный проезд ко двору и обратно – так тому и быть. Вы уедете отсюда, и никто не станет сражаться с вами. Но мы с королем решили осудить вас на изгнание. Вам предоставляется пятнадцать дней, чтобы покинуть королевство. Не вмешайся Папа, я бы сразился с вами сегодня и доказал вашу измену в поединке. И когда я отыщу вас, я свершу свою месть.

Ланселот горестно поник головой и не мог оторвать взгляда от земли.

– Я люблю эту благородную и христианнейшую страну больше самой жизни. Здесь я завоевал честь и славу. И теперь я должен покинуть королевство, хотя ни в чем не провинился? Лучше бы я никогда не приезжал сюда, чем быть изгнанным со стыдом и бесчестьем. Правдива старая пословица: фортуна изменчива, колесо ее неустанно вращается. Ни один город не устоит вечно. И ни одному человеку судьба не улыбается чересчур долго. Так случилось и со мной. Я постарался для славы Круглого стола больше всех прочих рыцарей, я сделал больше всех вас – а теперь вы меня изгоняете. Но вспомните, сэр Гавейн: я вправе мирно жить на своей собственной земле. И если вы, ваше величество, или вы, Гавейн, вторгнетесь в мои владения, я буду защищать их. И если вы, Гавейн, не уйметесь и будете обвинять меня в предательстве и преступлениях, я вам отвечу оружием.

– Делайте что хотите, – ответил ему Гавейн, – но уезжайте поскорее. И запомните: мы последуем за вами и разнесем по камешку самый крепкий из ваших замков. Камни его падут вам на голову.

– В этом нет необходимости, сэр Гавейн. Я встречусь с вами в открытом поле.

– Тогда довольно слов. Оставьте с нами королеву и покиньте двор. Надеюсь, конь у вас достаточно проворный.

– Знал бы я, что вы так меня примете, я бы еще подумал, стоит ли приезжать сюда с королевой. Будь я предателем, каким вы меня клеймите, я бы удержал королеву в замке Веселой Стражи, – обернувшись к Гиневре, сэр Ланселот сказал ей: – Мадам, ныне я должен навеки расстаться с вами и покинуть благороднейшее в мире собрание рыцарей. Молитесь за меня, как я буду молиться за вас. Если будут вас обвинять в каком-либо преступлении и вновь станут клеветать на вас, дайте мне знать – я вернусь и спасу вас, как делал и прежде.

На глазах у всего двора Ланселот поцеловал королеву и обратился к собравшимся:

– Если кто-то из вас хочет обвинить королеву в неверности, сделайте это сейчас.

Молчание.

Тогда Ланселот взял королеву за руку и подвел ее к королю. Все плакали от умиления, один лишь Гавейн оставался холоден. А уж когда Ланселот сел на коня и поехал прочь из Карлайла, плач стал всеобщим. И Ланселот грустил, возвращаясь в замок Веселой Стражи, которому отныне предстояло зваться замком Печальной Стражи. Так Ланселот навеки покинул двор короля Артура. Вместе со своими отважными рыцарями он вернулся в свое наследственное имение во Франции, в Пэи дю Солей, то есть Землю Солнца.

 

 

Ланселот и Гавейн

 

Узнав, что Ланселот поселился в Земле Солнца, король Артур собрал огромное войско в шестьдесят тысяч человек. С этим войском он вознамерился отправиться за море и сразиться с Ланселотом в его владениях. На время своего отсутствия он назначил правителем Британии своего сына Мордреда и ему же поручил королеву. Ведь естественно, чтобы отец доверял сыну. Мордред был зачат в инцесте – матерью его стала сводная сестра Артура, – но он вырос отважным рыцарем.

Войско Артура подняло паруса и отплыло из устья реки возле Карлайла. Высадившись во Франции, король приказал палить и разорять страну, чтобы отомстить за злодейства Ланселота. К этому его подстрекал сэр Гавейн, упивавшийся местью.

Товарищи уговаривали Ланселота сразу же двинуться навстречу захватчикам и дать им бой.

– Вы знаете, что вы лучше всех рыцарей, – твердил ему Багдемагус, – и нам вы цену знаете. Вперед! Встретим врагов в открытом поле и перебьем их всех.

– Сделать это нетрудно, – отвечал Ланселот, – но мне бы не хотелось воевать, и прошу вас, господа, слушаться меня. Я не выйду против короля, пока опасности не подвергнется наша жизнь – только тогда мы вправе, не лишившись чести, поднять оружие против своего сюзерена.

Рыцари больше не настаивали и отправились спать, а на рассвете увидели, что армия Артура осадила замок, уже и лестницы приставляли к стенам. Рыцари Ланселота принялись обороняться и прогнали солдат прочь, а лестницы сбросили. Тут выехал с копьем наперевес Гавейн и остановился напротив главных ворот замка.

– Где вы, Ланселот?! – закричал он. – Где вы, трус и предатель? Почему укрываетесь за стенами? Отыщите в себе хоть каплю отваги! Выходите на бой! Дайте мне отомстить за троих братьев!

Сэр Ланселот слышал вызов Гавейна от слова и до слова.

– Сэр, – заговорили его рыцари, – настало время. Защищайтесь, или будете опозорены навеки. Вы и так слишком долго медлили. А теперь проснитесь и готовьтесь к бою.

– Теперь, когда Гавейн обвинил меня в предательстве, – сказал Ланселот, – другого пути у меня нет. Не хочу же я прослыть трусом!

Ланселот велел оседлать лучшего своего коня и принести ему доспехи. С привратницкой башни он обратился к Артуру:

– Государь мой, – сказал он, – мне горестно вступать в бой с одним из ваших рыцарей. В прошлом я был терпелив и избегал битвы с вами, иначе давно бы ваши рыцари погибли или сдались на поле боя. Но обвинение в измене я терпеть не стану. Я должен спасти свою честь, я должен защитить себя.

– Довольно болтать! – крикнул ему Гавейн. – Настало время сражаться. Снимем груз с наших сердец!

Ланселот выехал с копьем в руке и вывел свое войско из замка. При виде его огромного войска Артур ужаснулся.

– Будь проклят день, когда я поссорился с Ланселотом. Вижу, конец мой близок.

Когда сэр Гавейн и сэр Ланселот сошлись лицом к лицу, условились, что никто другой не станет ни помогать им, ни нападать, пока один из двух рыцарей не погибнет. Рыцари разъехались, а потом с неистовством и яростью помчались навстречу друг другу. С криком они столкнулись, ударили копьями в щиты. Рыцари были так сильны, а их копья так велики, что кони не выдержали этого удара и пали наземь. Ланселот и Гавейн спешились и столкнулись щитами, выхватили мечи и стали рубиться, нанося друг другу тяжкие раны.

У сэра Гавейна была тайна: святой человек дал ему особое благословение, от которого с девяти утра и до полудня сила рыцаря возрастала втрое. Так-то он и стяжал великую славу, и именно по этой причине Артур назначал все поединки с участием Гавейна на утро, чтобы его племянник взял верх. Только он один знал, откуда берется сверхъестественная сила Гавейна. А Ланселот, измученный, окровавленный, недоумевал, как его противник выдерживает такие удары. Через два часа сражения силы Гавейна удвоились, и Ланселот уже не знал, с человеком борется или с дьяволом. Он стал хитрить и уклоняться, стараясь сберечь силы и дыхание, прикрывался щитом, отражая удар за ударом. Рыцари, следившие за боем, думали, что скоро Ланселоту конец.

Но пробил полдень, и Гавейн лишился колдовской силы. Почувствовав, что противник ослабел, Ланселот ободрился.

– Вижу, все что могли, вы уже сделали, – сказал он. – А теперь, господин мой Гавейн, настал мой черед. Я получил нынче много ужасных ударов. Настала пора вас проучить.

И Ланселот с размаху нанес Гавейну такой удар по шлему, что тот растянулся на земле. Ланселот же спрятал меч в ножны и следил за противником.

– Чего вы ждете? – спросил его Гавейн. – Почему не добиваете меня, подлый предатель? Если оставите меня в живых, я буду и впредь мстить вам.

– Милость Господня сохранит меня. Но вам известно, Гавейн, что я никогда не убью рыцаря, который не может защищаться. Вставайте и возвращайтесь к своим людям, – затем он обернулся к королю, который от начала до конца наблюдал за поединком, и добавил: – Доброго дня, господин мой король! Вы убедились, что под стенами моего замка вам чести не сыскать. Если б я вывел моих людей против ваших, погибло бы множество достойных воинов. Прощайте, вспоминайте обо мне без гнева и всегда следуйте воле Господа нашего Иисуса.

– Я сожалею об этой злосчастной войне, – ответил Артур. – Ланселот во всем обходился со мной почтительно и честно. Он никогда не нападал ни на меня, ни на моих близких. Видите, он пощадил даже Гавейна!

Ланселот развернул свое войско и увел его в замок. Гавейна отнесли в шатер короля, и там лекари лечили его раны мазями и притираниями. Король сам чуть не заболел, скорбя о ранах Гавейна и горестном раздоре между двумя столь благородными рыцарями. На следующий день и день спустя ни та ни другая сторона не выражала желания сражаться.

Три недели Гавейн пролежал в шатре и едва оправился с помощью множества снадобий, и отваров, и трав. Но едва силы вернулись к нему, он вновь вооружился и выехал к главным воротам замка.

– Где вы, Ланселот?! – закричал он. – Выходите, сразитесь со мной, трус и предатель!

Ланселот прекрасно его слышал и ответил ему со стены:

– Гавейн, напрасно вы осыпаете меня грубыми оскорблениями. Зачем хвалиться своей отвагой? Мы оба знаем, что не в ваших силах нанести мне тяжкий ущерб.

– Так выходите и докажите это делом. Сегодня я отомщу вам и за полученные от вас раны. Вам придется так же плохо, как в тот раз пришлось мне.

– Сохрани меня Иисус от такой участи! Будь вы равны мне в бою, я был бы уже мертв. Но такого не случится. Да, я выйду из ворот замка навстречу вам. Вы снова посмели обвинить меня в предательстве, и я отвечу вам копьем и мечом.

Вновь собрались оба войска, чтобы посмотреть на поединок. Ланселот и Гавейн приготовились к битве, наставили копья. Они помчались навстречу друг другу, кони их летели галопом, и при столкновении конь Гавейна взвился на дыбы от страха и боли. Гавейн вылетел из седла и сначала повис на коне, а потом с трудом выпутал ноги из стремян и спешился, закрываясь щитом.

– Ко мне, рыцарь-предатель! – сказал он, грозя Ланселоту мечом. – Сойдитесь со мной в бою. Конь мой подвел меня, но я – королевской крови и не успокоюсь, пока не прикончу вас.

Ланселот тоже спешился и с мечом в руках напал на своего врага. То была страшная, кровавая сеча. Но теперь Ланселот разгадал секрет Гавейна, и первые три часа, пока сила противника возрастала, он кружил вокруг него, прикрываясь щитом и отвечая ударом на удар. Уворачивался, уходил от ударов, сберегая силы до полудня, когда же мощь Гавейна стала слабеть, Ланселот заговорил с ним и сказал:

– Дважды вы показали себя и храбрым, и хитроумным рыцарем. Вы пользовались тайной силой и ослепляли рыцарей своей дерзостью. Но это уже в прошлом, а теперь я покажу вам свою силу.

И Ланселот обрушил на Гавейна град ударов, причем один удар был нанесен по шлему точно в то место, в которое тремя неделями раньше была нанесена первая рана. Со стоном Гавейн пал наземь и на миг лишился чувств. Очнувшись, он взмахнул мечом и попытался встать.

– Рыцарь-предатель! – сказал он. – Видите, я еще жив. Приблизьтесь, и будем сражаться до конца.

– Сверх того, что уже сделано, я ничего делать не буду. Когда снова сможете стоять на ногах, я приму ваш вызов. Сохрани меня Господь от позора – добивать раненого!

Он повернулся и пошел в свой замок, а Гавейн вопил ему вслед:

– Рыцарь-предатель! Рыцарь-предатель!

Но Ланселот даже не приостановился.

– Я вернусь! – угрожал ему Гавейн. – Вернусь и убью вас! Не успокоюсь, пока не увижу вас распростертым у моих ног.

Осада продолжалась. На этот раз Гавейн лечился от ран целый месяц, но, поднявшись, вновь хотел бросить вызов Ланселоту. Однако прежде, чем состоялся третий поединок, из Англии пришли вести, призывавшие короля Артура немедленно вернуться.

 

День гнева

 

Сэр Мордред, оставленный отцом править всей Англией, подделал письма с ложной вестью: король-де пал в бою с Ланселотом. Затем он созвал Парламент^[165] и убедил лордов и прелатов признать его наследником престола. Мордреда короновали в Кентербери, и празднество длилось пятнадцать дней.

Затем Мордред уже как полновластный король явился в Винчестер и объявил Гиневре, что намерен вступить с ней в брак, хотя она и приходилась ему мачехой. Он и день свадьбы назначил, и готовил веселый пир. Гиневра втайне оплакивала свою участь, но ни перед кем свою скорбь не обнаружила. Напротив, она отвечала Мордреду ласковыми словами и с виду приняла его предложение.

Однажды утром она предстала перед королем и попросила разрешения съездить в Лондон – ей-де надо купить свадебное платье со шлейфом. Мордред поверил королеве и дал позволение. А королева, едва добравшись до Лондона, тут же укрылась в Тауэре и превратила башню в свою крепость. Она туда и воинов с оружием привела, и запасла провизию.

Прослышав об этом, Мордред прогневался свыше всякой меры. Он тут же собрал войско, двинулся на Лондон и осадил Тауэр. Но Гиневра хорошо подготовилась и не страшилась ни пушек^[166], ни осадных машин. Ни угроз, ни посулов Мордреда она не слушала, прекрасно понимая, какая участь ее ждет, попади она ему в руки.

Архиепископ Кентерберийский, человек, прославленный святостью, добился аудиенции у Мордреда.

– Сир, – сказал он ему. – Что вы творите? Неужто хотите осрамить и себя, и все рыцарство? Разве мало того, что Артур, ваш отец зачал вас в противоестественном союзе со сводной сестрой? Теперь вы намерены взять в жены супругу своего отца? Оставьте такие помышления, сир, или я вынужден буду отлучить вас и колоколом, книгой и свечой обречь на вечный огонь.

– Делайте что хотите – я вас презираю.

– Подумайте! Вы еще можете сойти с пути, ведущего в ад. Знайте, я не усомнюсь исполнить свой долг. И вот еще что: не верю я в смерть Артура. Вы солгали Парламенту и народу.

Гнев Мордреда разгорелся пуще прежнего.

– Молчите, подлый поп! Еще слово, и я вам голову снесу!

Итак, архиепископ покинул двор и должным порядком отлучил короля-самозванца от Церкви. Тогда Мордред принялся разыскивать епископа, но святой человек покинул Кентербери и укрылся в Гластонбери. Там он поселился в келье отшельника подле церкви и жил в нищете и неустанной молитве. Он молился за английское королевство, понимая, какая угроза надвигается на страну.

Мордред тем временем засыпал Гиневру письмами, умоляя ее покинуть безопасное убежище Тауэра и ввериться ему, но королеву он убедить не смог. Коротко и ясно она отвечала: раньше она покончит с собой, чем согласится вступить с ним в брак.

Затем пришла весть, что Артур прекратил осаждать замок Ланселота и возвращается с войском, чтобы разделаться с Мордредом. Мордред же созвал всех вельмож страны. Многие поддержали его – дескать, Артур не дал им ничего, кроме битв и кровопролития, а Мордред обещал процветание и мир. Так клеветали на Артура и извращали его добрые дела. Многих из этих вельмож он наделил землями и богатствами, и те, кого он так щедро одарил, его же и предали.

Видите, англичане, какое среди вас поселилось зло? Артур был благороднейшим королем и достойнейшим в мире рыцарем. Этот властитель собрал братство Круглого стола, и его рыцари были всей душой преданы своему сюзерену. Однако лорды этой страны изменили ему и отказали в почтении и повиновении. По какой причине? Потому что англичане переменчивы, ненадежны, вечно ищут новизну в незнакомом наряде. Ничто не удовлетворит нас надолго.^[167]

Так вышло и в тот раз. Народ полюбил предателя Мордреда пуще благородного Артура, все приветствовали его и обещали ему свою поддержку. Мордред с войском отправился в Дувр, где должен был высадиться Артур. Он вознамерился силой лишить отца законных владений.

Приблизился флот Артура, галеоны и каракки^[168], а Мордред дожидался на берегу. Он попытался отбить флот с берега и помешать Артуру высадиться, но не устоял перед его натиском. Рыцари вступили в рукопашный бой, и многие погибли. Артур сам спрыгнул на берег и погнал врагов. Его отвага передалась всему войску, и спутники Артура неудержимым потоком хлынули на берег.

Мордред с остатками разбитого войска бежал.

Завершив сражение, Артур велел подобрать убитых и позаботиться о раненых. Сэра Гавейна отыскали умирающим на палубе большого корабля. Дали знать Артуру, тот поспешил к племяннику, обхватил его обеими руками и вскричал в печали:

– Увы, добрый Гавейн, вы – сын моей сестры, и вас я любил больше всех рыцарей, а ныне вы умираете. Радость покинула этот мир. Вот что я вам скажу: двух рыцарей я любил и отличал, вас и Ланселота. Ныне я утратил вас обоих, и не осталось ничего, кроме горя.

– Дорогой дядя, – ответил Гавейн, – мы с вами оба знаем, что пришел час моей смерти. Я сам устроил себе такую судьбу. Сегодня удар снова пришелся в то место, куда меня ранил Ланселот, и еще до полудня я умру. Спасения нет. И я виню себя за то, что стал причиной войны. Моя гордыня принесла вам позор и печаль. Не поссорился бы я с Ланселотом, не было бы и этой войны. Будь рядом с вами Ланселот, он держал бы ваших врагов в страхе и повиновении. Теперь вы навеки лишились и Ланселота. Я не принес вам ничего, кроме скорби. Прошу вас, дядя, велите принести перо, бумагу и чернила. Я должен написать Ланселоту, пока еще не поздно.

Ему тут же принесли писчие принадлежности, и Гавейн сперва исповедался перед священником, а потом взял перо и написал:

«Вас, сэр Ланселот, украшение рыцарства, приветствую я, сэр Гавейн. Сообщаю вам, что ныне, в десятый день мая, я вновь получил глубокую рану в то же место, куда меня прежде поразили вы, и теперь эта рана причинит мне смерть. Под стенами вашего замка вы нанесли мне роковой удар, но я сам навлек его на себя гордыней и заносчивостью. Я сам себя погубил. Свидетельствую перед миром, что вы не виновны в моей смерти. И молю вас, Ланселот: вернитесь в английское королевство и посетите мою гробницу. Помолитесь там за упокоение моей души. Я подписываю письмо собственной кровью за два с половиной часа до смерти. И снова заклинаю вас, Ланселот: придите на мою могилу».

Он плакал, и Артур плакал вместе с ним, и от слабости Гавейн лишился чувств. Придя в себя, он принял соборование, а в полдень того же дня скончался. Король велел похоронить его в часовне Дуврского замка. Там и поныне можно видеть его череп с отметиной от удара Ланселота.

Междоусобная война тем временем продолжалась. Мордред привел свое войско к Кентербери и предложил королю сразиться там. На следующий день король вступил в сражение с ним и после долгой кровавой битвы одержал победу. Теперь к Артуру стали присоединяться рыцари, признавшие его дело правым, и он повел армию на запад, к Солсбери, и там был назначен день для новой встречи двух армий, Артура и Мордреда. В понедельник после Троицы им предстояло сразиться там, поблизости от морского берега. Мордред навербовал солдат в Лондоне, в графствах Кент, Суссекс, Суррей, Эссекс, Суффолк и Норфолк – все эти области встали на сторону узурпатора. К Артуру стекались воины из других областей страны, а сторонники Ланселота пошли за Мордредом.

В ночь после Троицы Артуру приснился чудесный сон. В этом сне он восседал на троне в золотом наряде, а трон стоял на высоком деревянном помосте, но был прикреплен к колесу. Под собой король видел глубокие черные воды, страшную бездну со змеями, гадюками и прочими пресмыкающимися тварями. Вдруг Артуру почудилось, будто колесо поворачивается, трон опрокидывается, и он падает в темную воду, а подводные гады впиваются в него зубами. Король громко позвал на помощь; сбежались придворные и разбудили его, но сон настолько поглотил Артура, что сперва король даже не понял, где он. Больше ему заснуть не удалось, и он лежал без сна почти до рассвета. Но перед тем, как занялся день, короля сморила легкая дремота – не сон и не бдение. Он увидел, или ему привиделось, будто он видит, сэра Гавейна в окружении множества прекрасных дам.

– Добро пожаловать, сестрин сын! – сказал король. – Я-то думал, вы умерли, но, благодарение Иисусу, вижу вас живым. А кто эти дамы, прекрасный племянник, которые сопутствуют вам?

– Сир, – отвечал Гавейн, – это все те дамы, за кого я сражался, пока был жив. Я сражался за правое дело, защищая их, и Господь внял их молитве и позволил им отвести меня сюда. Бог велел мне предсказать вашу гибель: если завтра вы вступите в бой с Мордредом, вас, мой дорогой государь, ждет смерть, как и почти всех ваших храбрых рыцарей. Сожалея о вас и ваших людях, Господь даровал мне особую милость: послал меня передать вам предупреждение. Не вступайте завтра в бой с Мордредом. Заключите перемирие сроком на месяц, и Ланселот успеет вернуться в наши края и помочь вам. Он перебьет все войско Мордреда.

Завершив свою речь, Гавейн растаял в тумане и с ним сопутствовавшие ему дамы. Тут Артур проснулся по-настоящему и позвал придворных. Им он велел скликать вельмож и прелатов всего королевства. Когда те прибыли, король поведал им о своем видении и о предостережении Гавейна. Он поручил сэру Лукану и сэру Бедиверу Отважному вместе с двумя епископами отправиться в лагерь Мордреда и договориться о перемирии.

– Постарайтесь убедить его, не жалейте сил, – наставлял их король. – Обещайте ему богатства и земли.

Итак, все четверо поехали к Мордреду и отыскали его в поле в окружении ста тысяч солдат. Они долго с ним торговались и в итоге обещали самозванцу власть над всеми землями от Кента до Корнуолла. Решено было также, что после смерти Артура к Мордреду перейдет власть над всей Англией. Чтобы скрепить договор, двое предводителей должны были сойтись на глазах у своих армий, сопровождаемые только четырнадцатью отборными воинами, и обменяться поцелуем в знак примирения.

– Все правильно сделали, – похвалил Артур послов, но затем он приказал своим рыцарям: – Если хоть один из его людей обнажит меч, убейте Мордреда. Я ему не доверяю: он коварен и изворотлив.

В свою очередь и Мордред велел своим спутникам в случае, если кто-то из свиты Артура обнажит меч, напасть на них и всех перебить на месте.

– Не доверяю я этому перемирию, – говорил он. – Мой отец только о том и думает, как бы мне отомстить.

В назначенное время король и его сын встретились и заключили договор. Им принесли вина, и они выпили вместе. И в этот час согласия из вереска выползла гадюка и ужалила одного из спутников Мордреда в пяту. Рыцарь выхватил меч и убил змею, но королевские воины, конечно же, увидели только, как он взмахнул мечом. Они заподозрили предательство и под звуки труб и барабанов двинулись на врага. Две армии сошлись, взметнулись мечи и копья. Артур поскакал к своим, шепча: «Сей день не сулит мне счастья».

Никогда прежде не было и впредь не будет столь ужасной битвы ни в одной христианской стране. Убийства, ужас, гибель и горе. Король Артур повел свои войска в бой, высоко занося меч, и Мордред вывел свое войско навстречу и на каждый удар отвечал ударом. Кровавое крошево длилось весь день, и все рыцари пали мертвыми наземь. До полуночи длилась битва, и сто тысяч трупов простерлось на земле. Артур обезумел от горя: никого из друзей не осталось подле него. Он огляделся по сторонам и увидел лишь двух своих рыцарей, да и те – сэр Лукан и его брат сэр Бедивер – были тяжко ранены.

– Иисусе Спаситель, сжалься! – вскричал король. – Где все мои славные рыцари? Зачем я дожил до столь прискорбного дня! Близок мой конец, но молюсь о том, чтобы еще повстречать на поле моего сына Мордреда и покончить с ним. Он – зачинщик всех бедствий.

Король вновь оглядел поле боя и заприметил Мордреда. Тот стоял среди груды мертвых тел, опираясь на меч.

– Подайте мне копье, – велел Артур сэру Лукану. – Вот он, предатель, виновник войны!

– Оставьте его, сир, – попросил Лукан. – Он – пропащий человек, а вы разве забыли свой сон? Припомните, какую судьбу предсказал вам Гавейн. До сих пор Господь берег вас. Вы одержали победу: нас осталось в живых трое, а Мордред – один. Все его люди погибли. Остановитесь на этом, господин мой король, и день гнева минует.

– Останусь я жив или умру, мне все равно, лишь бы отомстить ему. И не стану ждать другого случая: время настало.

– Господь с вами! – отвечал ему сэр Бедивер.

Артур взял копье и бегом устремился к Мордреду, крича:

– Предатель! Настал твой смертный час!

Завидев короля, сэр Мордред поднял меч и приготовился обороняться. Копье Артура глубоко вонзилось в плоть сына. Мордред, чуя, что рана его смертельна, в агонии еще более насадил себя на копье, чтобы приблизиться к отцу, и ударил мечом короля в висок, разбив шлем и расколов череп так, что виден был мозг. Нанеся этот удар, Мордред упал мертвым.

Артур тоже рухнул наземь. Сэр Лукан и сэр Бедивер подхватили его и с трудом перенесли в маленькую часовню на берегу моря. Там они сидели с ним и ждали, не станет ли королю лучше.

Вдруг с поля битвы послышались яростные крики, вопли.

– Что там за шум? – спросил Артур. – Сэр Лукан, сходите посмотреть и расскажите мне.

Хотя сэр Лукан и сам был тяжело ранен, он вернулся к месту сражения и при свете луны ясно увидел, как разбойники грабят мертвых и умирающих. Они снимали с трупов доспехи и украшения, срывали с пальцев перстни, с коней забирали седла, они добивали раненых и не стыдились убитых. Поняв, что полем сражения завладели мародеры, Лукан возвратился к Артуру и рассказал ему обо всем.

– По моему мнению, – заключил он, – нужно доставить вас в ближайший город, там вы будете в безопасности.

– Это верно, однако взгляните на меня: я не могу стоять на ногах. Моя голова… – мысли Артура блуждали. – Ах, Ланселот! Если бы сегодня вы были рядом со мной! Зачем я враждовал с вами? А теперь настал мой смертный час, как и предупреждал меня во сне Гавейн!

Сэр Лукан и сэр Бедивер попытались поднять короля, но тяжело раненному Лукану это оказалось не под силу: он рухнул наземь, внутренности его выпали наружу, и Лукан скончался. Увидев это, король зарыдал: