Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Глава 8. Экспериментальная мистикаСодержание книги
Поиск на нашем сайте
В 1910-1911 гг. в результате довольно подробного знакомства с существующей литературой по 'теософии' и 'оккультизму', а также с немногочисленными научными исследованиями явлений колдовства, волшебства, магии и т.п., я пришЈл к некоторым выводам, которые сформулировал в виде следующих положений: 1. Все проявления необычных и сверхнормальных сил человека, как внутренних, так и внешних, следует разделить на две главные категории: магию и мистику. Определение этих трудностей представляет большие трудности; во-первых, потому что в общей и специальной литературе оба они часто употребляются в совершенно ошибочном смысле; во-вторых, потому что в мистике и в магии, взятых в отдельности, есть много необъяснЈнного; в-третьих, потому что взаимоотношения между мистикой и магией также остаются неисследованными.2. 3. Выявив трудности с точным определением, я решил принять приблизительное. Магией я назвал все случаи усиленного действия и конкретного познания при помощи средств, отличающихся от обычных; я подразделил магию на объективную, т.е. имеющую реальные результаты, и субъективную, т.е. с воображаемыми результатами. Мистикой я назвал все случаи усиленного чувства и абстрактного познания.4. Итак, объективная магия - это усиленное действие и конкретное познание. 'Усиленное действие' означает, в данном случае, реальную возможность влияния на предметы, события и людей без помощи обычных средств, действие на расстоянии, сквозь стены, действие во времени, т.е. в прошлом или будущем; далее, здесь имеется в виду возможность влияния на 'астральный' мир, если таковой существует, т.е. на души умерших, на 'элементали', неизвестные нам добрые и злые силы. Конкретное познание включает в себя ясновидение во времени и пространстве, 'телепатию', чтение мыслей, психометрию, умение видеть 'духов', 'мыслеформы', 'ауры' и тому подобное, опять-таки в том случае, если всЈ это существует.5. Субъективная магия - это все случаи воображаемого действия и познания. Сюда относятся искусственно вызванные галлюцинации, сны, принимаемые за реальность, чтение собственных мыслей, принятых за чьи-то сообщения, полунамеренное создание астральных видений, 'хроника Акаши' и подобные чудеса.6. Мистика по своей природе субъективна, поэтому я не выделял в особую группу явлений объективную мистику. Тем не менее, я счЈл возможным иногда называть 'субъективной мистикой' псевдо-мистику, или ложные мистические состояния, не связанные с усиленными чувствами, но приближающиеся к истерии и псевдо-магии; иными словами, это - религиозные видения или галлюцинации в конкретных формах, т.е. всЈ то, что в православной литературе называется 'прелестью' (см. выше, глава 6).7. 8. Существование обхективной магии нельзя считать установленным. Научная мысль долго еЈ отрицала, признавая только субъективную магию как особого рода гипноз или самогипноз. В последнее время, однако, в научной и претендующей на научность литературе, например, в трудах по исследованию 'спиритизма', встречаются некоторые допущения возможности еЈ существования. Но эти допущения столь же ненадЈжны, сколь и предыдущие отрицания. 'Теософская' и 'оккультная' мысль признаЈт возможность объективной магии, однако в одних случаях явно смешивает еЈ с мистикой, а в других - противопоставляет этот феномен мистике как бесполезный и аморальный или, по крайней мере, опасный - как для практикующего 'магию', так и для других людей, и даже для всего человечества. ВсЈ это преподносится в утвердительной форме, хотя удовлетворительные доказательства реального существования и возможности объективной магии отсутствуют.9. 10. Из всех необычных состояний сознания, свойственных человеку, можно рассматривать, как полностью установленные, только мистические состояния сознания и некоторые феномены субъективной магии, причЈм последние почти всЈ сводятся к искусственному вызыванию желаемых видений.11. 12. Все установленные факты, относящиеся к необычным состояниям сознания и необычным силам человека, как в области магии, хотя бы и субъективной, так и в области мистики, связаны с чрезвычайно своеобразными состояниями эмоциональной напряжЈнности и никогда не наблюдаются без них.13. 14. Значительная часть религиозной практики всех религий, а также разнообразные ритуалы, церемонии и тому подобное имеют своей целью как раз создание таких эмоциональных состояний; согласно первоначальному пониманию им приписывают 'магические' или 'мистические' силы.15. 16. Во многих случаях, когда имеет место намеренное вызывание мистических состояний или производство магических феноменов, можно обнаружить применение наркотических средств. Во всех религиях древнего происхождения, даже в их современной форме, сохраняется применение благовоний, ароматов и мазей, которые первоначально использовались, возможно, вместе с веществами, влияющими на эмоциональные и интеллектуальные функции человека. Можно проследить, что подобные вещества широко употреблялись в древних мистериях. Многие авторы установили роль священных напитков, которые получали кандидаты в посвящение, например, во время элевсинских мистерий; вероятно, они имели вполне реальный, а вовсе не символический смысл. Легендарный священный напиток 'сома', играющий очень важную роль в индийской мифологии и в описании разнообразных мистических церемоний, возможно, действительно существовал как напиток, приводящий людей в определЈнное состояние. В описаниях колдовства и волшебства у всех народов и во все времена непременно упоминается применение наркотиков. Мази ведьм, служившие для полЈта на шабаш, различного вида колдовские и магические напитки приготовлялись или из растений, обладающих возбуждающими, опьяняющими и наркотическими свойствами, или из органических экстрактов того же характера, или из растительных и животных веществ, которым приписывались такие же свойства. Известно, что для подобных целей, как и в случаях колдовства, пользовались беленой (белладонной), дурманом, экстрактом мака (опий) и особенно индийской коноплЈй (гашиш). Можно проследить и проверить случаи употребления этих веществ, так что никакого сомнения в их значении не остаЈтся. Африканские колдуны, интересные сведения о которых можно найти в отчЈтах современных исследователей, широко применяют гашиш; сибирские шаманы для приведения себя в особое возбуждЈнное состояние, при котором они могут предсказывать будущее (действительное или воображаемое) и влиять на окружающих, используют ядовитые грибы - мухоморы.17. В книге У. Джеймса 'Многообразие религиозного опыта' можно найти интересные наблюдения, относящиеся к значению мистических состояний сознания и той роли, которую могут играть в вызывании таких состояний наркотики.Различные упражнения йоги: дыхательные упражнения, необычные позы, движения, 'священные пляски' и т.п. преследуют ту же самую цель, т.е. создание мистических состояний сознания. Но эти методы до сих пор мало известны.
Рассмотрев приведЈнные выше положения с точки зрения различных методов, я пришЈл к заключению, что необходима новая экспериментальная проверка возможных результатов применения этих методов, и решил начать серию таких опытов.Ниже следует описание тех результатов, которые я достиг, применив к самому себе некоторые методики, детали которых я частью нашЈл в литературе по данному предмету, а частью вывел из всего сказанного выше.Я не описываю сами эти применявшиеся мною методики, во-первых, потому что имеют значение не методы, а результаты; во-вторых, описание методов отвлечЈт внимание от тех фактов, которые я намерен рассмотреть. Надеюсь, однако, когда-нибудь специально к ним вернуться.Моя задача в том виде, в каком я сформулировал еЈ в начале опытов, заключалась в том, чтобы выяснить вопрос об отношении субъективной магии к объективной, а также их обеих - к мистике.ВсЈ это приняло форму трЈх вопросов:Можно ли признать подлинным существование объективной магии?Существует ли объективная магия без субъективной?Существует ли объективная магия без мистики?Мистика как таковая интересовала меня менее всего. Однако, я сказал себе, что, если бы удалось найти способы преднамеренного изменения сознания, сохраняя при этом способность к самонаблюдению, это дало бы нам совершенно новый материал для изучения самих себя. Мы всегда видим себя под одним и тем же углом. Если бы то, что я предполагал, подтвердилось, это означало бы, что мы можем увидеть себя в совершенно новой перспективе.Уже первые опыты показали трудность той задачи, которую я поставил перед собой, и частично объяснили неудачу многих экспериментов, проводившихся до меня.Изменения в состоянии сознания как результат моих опытов стали проявляться очень скоро, гораздо быстрее и легче, чем я предполагал. Но главная трудность заключалась в том, что новое состояние сознания дало мне сразу так много нового и непредвиденного (причЈм новые и непредвиденные переживания появлялись и исчезали невероятно быстро, как искры), что я не мог найти слов, не мог подыскать нужные формы речи, не мог обнаружить понятия, которые позволили бы мне запомнить происходящее хотя бы для самого себя, не говоря уже о том, чтобы сообщить о нЈм кому-то другому.Первое новое психическое ощущение, возникшее во время опытов, было ощущение странного раздвоения. Такие ощущения возникают, например, в моменты большой опасности и вообще под влиянием сильных эмоций, когда человек почти автоматически что-то делает или говорит, наблюдая за собой. Ощущение раздвоения было первым новым психическим ощущением, появившимся в моих опытах; обычно оно сохранялось на протяжении даже самых фантастических переживаний. Всегда существовал какой-то персонаж, который наблюдал. К несчастью, он не всегда мог вспомнить, что именно он наблюдал.Изменения в состоянии психики, 'раздвоение личности' и многое другое, что было связано с ним, обычно наступали минут через двадцать после начала эксперимента. Когда происходила такая перемена, я обнаруживал себя в совершенно новом и незнакомом мне мире, не имевшим ничего общего с тем миром, в котором мы живЈм; новый мир был ещЈ менее похож на тот мир, который, как мы полагаем, должен быть продолжением нашего мира в направлении к неизвестному.Таково было одно из первых необычных ощущений, и оно меня поразило. Независимо от того, признаЈмся мы в этом или нет, у нас имеется некоторая концепция непознаваемого и неизвестного, точнее, некоторое их ожидание. Мы ожидаем увидеть мир, который окажется странным, но в целом будет состоять из феноменов того же рода, к которым мы привыкли, мир, который будет подчиняться тем же законам или, по крайней мере, будет иметь что-то общее с известным нам миром. Мы не в состоянии вообразить нечто абсолютно новое, как не можем вообразить совершенно новое животное, которое не непоминало бы ни одного из известных нам.А в данном случае я с самого начала увидел, что все наши полусознательные конструкции неведомого целиком и полностью ошибочны. Неведомое не похоже ни на что из того, что мы можем о нЈм предположить. Именно эта полная неожиданность всего, с чем мы встречаемся в подобных переживаниях, затрудняет его описание. Прежде всего, всЈ существует в единстве, всЈ связано друг с другом, всЈ здесь чем-то объясняется и, в свою очередь, что-то объясняет. Нет ничего отдельного, т.е. ничего, что можно было бы назвать или описать в отдельности. Чтобы передать первые впечатления и ощущения, необходимо передать всЈ сразу. Этот новый мир, с которым человек входит в соприкосновение, не имеет отдельных сторон, так что нет возможности описывать сначала одну его сторону, а потом другую. Весь он виден сразу в каждой своей точке; но возможно ли описать что-либо при таких условиях - на этот вопрос я не мог дать ответа.И тогда я понял, почему все описания мистических переживаний так бедны, однообразны и явно искусственны. Человек теряется среди бесконечного множества совершенно новых впечатлений, для выражения которых у него нет ни слов, ни образов. Желая выразить эти впечатления или передать их кому-то другому, он невольно употребляет слова, которые в обычном его языке относятся к самому великому, самому могучему, самому необыкновенному, самому невероятному, хотя слова эти ни в малейшей степени не соответствуют тому, что он видит, узнаЈт, переживает. Факт остаЈтся фактом: других слов у него нет. Но в большинстве случаев человек даже не сознаЈт этой подмены, так как сами переживания в их подлинном виде сохраняются в его памяти лишь несколько мгновений. Очень скоро они бледнеют, становятся плоскими и заменяются словами, поспешно и случайно притянутыми к ним, чтобы хоть так удержать их в памяти. И вот не остаЈтся уже ничего, кроме этих слов. Этим и объясняется, почему люди, имевшие мистические переживания, пользуются для их выражения и передачи теми формами, образами, словами и оборотами, которые им лучше всего известны, которые они чаще всего употребляют и которые для них особенно типичны и характерны. Таким образом вполне может случиться, что разные люди по разному опишут и изложат одно и то же переживание. Религиозный человек воспользуется привычными формулами своей религии и будет говорить о распятом Иисусе, Деве Марии, Пресвятой Троице и т.п. Философ, попытается передать свои переживания на языке метафизики, привычном для него, и станет говорить о 'категориях', 'монадах' или, например, о 'трансцендентных качествах', или ещЈ о чЈм-то похожем. Теософ расскажет об 'астральном мире', о 'мыслеформах', об 'Учителях', тогда как спирит поведает о душах умерших и общении с ними, а поэт облечЈт свои переживания в язык сказок или опишет их как чувства любви, порыва, экстаза.МоЈ личное впечатление о мире, с которым я вошЈл в соприкосновение, состояло в том, что в нЈм не было ничего, напоминающего хоть одно из тех описаний, которые я читал или о которых слышал.Одним из первых удививших меня переживаний оказалось то, что там не было ничего, хотя бы отчасти напоминающего 'астральный мир' теософов или спиритов. Я говорю об удивлении не потому, что я действительно верил в этот 'астральный мир', но потому, что, вероятно, бессознательно думал о неизвестном в формах 'астрального мира'. В то время я ещЈ находился под влиянием теософии и теософской литературы, по крайней мере, в том, что касалось терминологии. Очевидно, я полагал, не формулируя свои мысли точно, что за всеми жтими конкретными описаниями невидимого мира, которые разбросаны по книгам по теософии, должно всЈ-таки существовать нечто реальное. Поэтому мне так трудно было допустить, что 'астральный мир', живописуемый самыми разными авторами, не существует. Позже я обнаружил, что не существует и многое другое.Постараюсь вкратце описать то, что я встретил в этом необычном мире.С самого начала наряду с раздвоением я заметил, что взаимоотношения между субъективным и объективным нарушены, совершенно изменены и приняли особые, непостижимые для нас формы. Но 'объективное' и 'субъективное' - это всего лтшь слова. Не желая прятаться за ними, я хочу со всей возможной точностью передать то, что я действительно чувствовал. Для этого мне необходимо сначала объяснить, что я называю 'субъективным' и что - 'объективным'. Моя рука, перо, которым я пишу, стол - всЈ это объективные явления. Мои мысли, внутренние образы, картины воображения - всЈ это явления субъективные. Когда мы находимся в обычном состоянии сознания, весь мир разделен для нас по этим двум осям, и вся наша привычная ориентация сообразуется с таким делением. В новом же состоянии сознания всЈ это было совершенно нарушено. Прежде всего, мы привыкли к постоянству во взаимоотношениях между субъективным и объективным: объективное всегда объективно, субъективное всегда субъективно. Здесь же я видел, что объективное и субъективное менялись местами, одно превращалось в другое. Выразить это очень трудно. Обычное недоверие к субъективному исчезло; каждая мысль, каждое чувство, каждый образ немедленно объективировались в реальных субстанциональных формах, ничуть не отличавшихся от форм объективных феноменов. В то же время объективные явления как-то исчезали, утрачивали свою реальность, казались субъективными, фиктивными, надуманными, обманчивыми, не обладающими реальным существованием.Таким было первое моЈ впечатление. Далее, пытаясь описать странный мир, в котором я очутился, должен сказать, что более всего он напоминал мне мир сложных математических отношений. Вообразите себе мир, где все количественные отношения от самых простых до самых сложных обладают формой.Легко сказать: 'Вообразите себе такой мир'. Я прекрасно понимаю, что 'вообразить' его невозможно. И всЈ-таки моЈ описание является ближайшим возможным приближением к истине.'Мир математических отношений' - это значит мир, в котором всЈ находится во взаимосвязи, в котором ничто не существует в отдельности, где отношения между вещами имеют реальное существование, независимо от самих вещей; а, может быть, 'вещи' и вообще не существуют, а есть только 'отношения'.Я нисколько не обманываюсь и понимаю, что мои описания очень бедны и, вероятно, не передают того, что я помню. Но я припоминаю, что видел математические законы в действии и мир как результат действия этих законов. Так, процесс сотворения мира, когда я думал о нЈм, я вился мне в виде дифференциации некоторых простейших принципов или количеств. Эта дифференциация протекала перед моими глазами в определЈнных формах; иногда, например, она принимала форму очень сложной схемы, развивающейся из довольно простого основного мотива, который многократно повторялся и входил в каждое сочетание во всей схеме. Таким образом, схема в целом состояла из сочетаний и повторений основного мотива, и еЈ можно было, так сказать, разложить в любой точке на составные элементы. Иногда это была музыка, которая также начиналась с нескольких очень простых звуков и, постепенно усложняясь, переходила в гармонические сочетания, выражавшиеся в видимых формах, которые напоминали только что описанную мной схему или полностью растворялись в ней. Музыка и схема составляли одно целое, так что одна часть как бы выражала другую.Во время всех этих необычных переживаний я предчувствовал, что память о них совершенно исчезнет, едва я вернусь в обычное состояние. Я сообразил, что для запоминания того, что я видел и ощущал, необходимо всЈ это перевести в слова. Но для многого вообще не находилось слов, тогда как другое проносилось передо мною так быстро, что я просто не успевал соединить то, что я видел, с какими-нибудь словами. Даже в тот момент, когда я испытывал эти переживания и был погружен в них, я догадывался, что всЈ, запоминаемое мной, - лишь незначительная часть того, что проходит через моЈ сознание. Я то и дело повторял себе: 'Я должен хотя бы запомнить, что вот это есть, а вот это было, что это и есть единственная реальность, тогда как всЈ остальное по сравнению с ней совершенно нереально'.Я проводил свои опыты в самых разных условиях и в разной обстановке. Постепенно я убедился, что лучше всего в это время оставаться одному. Проверка опыта, т.е. наблюдение за ним другого лица или же запись переживаний в момент их протекания, окащалась совершенно невозвожной. Во всяком случае, я ни разу не добился таким путЈм каких-либо результатов.Когда я устраивал так, чтобы кто-нибудь во время моих опытов оставался возле меня, я обнаруживал, что вести какие-либо разговоры с ним невозможно. Я начинал говорить, но между первым и вторым словами фразы у меня возникало такое множество идей, проходивших перед моим умственным взором, что эти два слова оказывались разделены огромным промежутком и не было никакой возможности найти между ними какую-либо связь. А третье слово я забывал ещЈ до того, как его произносил; я пытался вспомнить его - и обнаруживал миллионы новых идей, совершенно забывая при этом, с чего начинал. Помню, например, начало одной фразы:'Я сказал вчера...'Едва я произнЈс слово 'я', как в моей голове пронеслось множество мыслей о значении этого слова в философском, психологическом и прочих смыслах. 'ВсЈ это было настолько важным, новым и глубоким, что, произнося слово 'сказал', я не мог сообразить, для чего его выговорил; с трудом оторвавшись от первого круга мыслей, я перешЈл к идее слова 'сказал' - и тут же открыл в нЈм бесконечное содержание. Идея речи, возможность выражать мысли словами, прошедшее время глагола - каждая из этих идей вызывала во мне взрыв мыслей, догадок, сравнений и ассоциаций. В результате, когда я произнЈс слово 'вчера', я уже совершенно не мог понять, зачем его сказал. Но и оно, в свою очередь, немедленно увлекло меня в глубины проблем времени - прошлого, настоящего и будущего; передо мною открылись такие возможности подхода к этим проблемам, что у меня дух захватило.Именно эти попытки вести разговор позволили мне почувствовать изменение во времени, описываемое почти всеми, кто проделывал опыты, подобные моим. Я почувствовал, что время невероятно удлинилось, секунды растянулись на года и десятилетия.Вместе с тем, обычное чувство времени сохранилось; но наряду с ним или внутри него возникло как бы иное чувство времени, так что два момента обычного времени (например, два слова в моей фразе) могли быть отделены друг от друга длительными периодами другого времени.Помню, насколько поразило меня это ощущение, когда я испытал его впервые. Мой приятель что-то говорил. Между каждым его словом, между каждым звуком и каждым движением губ протекали длиннейшие промежутки времени. Когда он закончил короткую фразу, смысл которой совершенно до меня не дошЈл, я почувствовал, что за это время я пережил так много, что нам уже никогда не понять друг друга, поскольку я слишком далеко ушЈл от него. В начале фразы мне казалось, что мы ещЈ в состоянии разговаривать; но к концу это стало совершенно невозможным, так как не существовало никаких способов сообщить ему всЈ то, что я за это время пережил.Попытки записывать свои впечатления тоже не дали никаких результатов за исключением двух случаев, когда краткие формулировки мыслей, записанные во время эксперимента, помогли мне впоследствии понять и расшифровать кое-что из серии смешанных неопределЈнных воспоминаний. Обычно всЈ ограничивалось первым словом; очень редко удавалось больше. Иногда я успевал записать целую фразу, но при этом, кончая еЈ, забывал, что она значит и зачем я еЈ записал; не мог я вспомнить этого и впоследствии.Постараюсь теперь описать последовательность, в которой проходили мои эксперименты.Опускаю физиологические подробности, предшествовавшие изменениям психического состояния. Упомяну лишь об одном из них: сердцебиение ускорялось и достигало очень высокой скорости; затем оно замедлялось.В этой связи я неоднократно наблюдал очень интересное явление. В обычном состоянии намеренное замедление или ускорение дыхания приводит к ускорению сердцебиения. В моЈм случае, между дыханием и сердцебиением устанавливалась необычная связь, а именно: ускоряя дыхание, я ускорял и сердцебиение, а замедляя дыхание, замедлял сердцебиение. Я почувствовал, что за этим скрываются огромные возможности, и потому старался не вмешиваться в работу организма, предоставив события их естественному ходу.Предоставленные самим себе, сердцебиения усиливались; затем они стали ощущаться в разных частях тела, как бы обретая для себя большое основание; в то же время сердце билось всЈ более равномерно, пока наконец я не ощутил его во всЈм теле одновременно; после этого оно продолжалось в виде единого удара. Эта синхронная пульсация всЈ ускорялась; потом вдруг я всем телом ощутил толчок, как будто щЈлкнула какая-то пружина; в тот же момент внутри меня что-то открылось. ВсЈ сразу изменилось, началось нечто необычное, новое, совершенно не похожее на всЈ то, что бывает в жизни. Я назвал это явление 'первым порогом'.В новом состоянии было много непонятного и неожиданного, главным образом благодаря ещЈ большему смешению объективного и субъективного. Наблюдались и совсем новые феномены, о которых я сейчас расскажу. Но это состояние не было ещЈ завершЈнным, правильно было бы назвать его переходным. В большинстве случаев я покидал его пределы, однако бывало так, что это состояние становилось глубже и шире, как если бы я постепенно погружался в свет - после чего наступал момент ещЈ одного перехода, опять-таки с ощущением толчка во всЈм теле. И только после этого наступало самое интересное состояние, которое мне удавалось достичь в своих опытах.'Переходное состояние' содержало почти все его элементы, но чего-то самого важного и существенного ему не хватало. В сущности, оно почти не отличалось от сна, в особенности от полусна, хотя и обладало своими собственными, довольно характерными формами. Это 'переходное состояние' могло бы, пожалуй, захватить и увлечь меня связанным с ним ощущением чудесного, если бы не моЈ в достаточной степени критическое к нему отношение; это критическое отношение проистекало, главным образом, из моих более ранних экспериментов по изучению снов.В 'переходном состоянии' - как я вскоре узнал, оно было чисто субъективным - я обычно почти сразу же начинал слышать 'голоса'. Эти 'голоса' и были его характерной чертой.'Голоса' беседовали со мной и нередко говорили очень странные вещи, заключавшие в себе как будто нечто шутливое. То, что я слышал в подобных случаях, порой меня волновало, в особенности когда это был ответ на мои самые неясные и неоформленные ожидания. Иногда я слышал музыку, будившую во мне довольно разнообразные и сильные эмоции.Как это ни странно, с первого же дня я почувствовал к 'голосам' какое-то скрытое недоверие. Они давали слишком много обещаний, предлагали чересчур много вещей, которые мне хотелось бы иметь. 'Голоса' рассказывали почти обо всЈм возможном. Они предупреждали меня, подтверждали и объясняли всЈ, что встречалось в их мире, но делали это как-то слишком уж просто. Я задался вопросом, не мог ли я сам придумать всЈ то, что они говорят, - не являются ли они моим собственным воображением, тем бессознательным воображением, которое творит наши сны, в которых мы видим людей, разговариваем с ними, получаем от них советы и т.п.? Задумавшись над этим вопросом, я вынужден был признаться, что голоса не сообщили мне ничего такого, чего я не мог бы подумать сам.Вместе с тем, всЈ, что приходило ко мне таким образом, нередко напоминало 'сообщения', получаемые на медиумических сеансах или посредством автоматического письма. 'Голоса' давали друг другу разные имена, говорили мне много лестного, брались отвечать на любые вопросы. Иногда я вЈл с 'голосами' долгие беседы.Однажды я задал какой-то вопрос, относящийся к алхимии. Сейчас я не могу припомнить его в точности, но, кажется, я спрашивал что-то или о разных названиях четырЈх стихий (огонь, вода, воздух, и земля), или о взаимоотношениях этих стихий. Вопрос был задан в связи с тем, что я тогда читал.Отвечая на мой вопрос, 'голос', назвавший себя хорошо известным именем, сказал, что ответ на этот вопрос можно найти в одной книге. А когда я заметил, что этой книги у меня нет, 'голос' посоветовал поискать еЈ в Публичной библиотеке (дело происходило в Петербурге) и читать еЈ как можно внимательнее.Я осведомился о книге в Публичной библиотеке, но там еЈ не оказалось. Имелся только еЈ немецкий перевод (сама книга написана по-английски), причЈм первые три главы из двадцати отсутствовали. Но вскоре я достал где-то английский оригинал и впрямь обнаружил там некоторые намЈки, тесно связанные с ответом на мой вопрос, хотя ответ был и неполным.Этот случай, как и другие ему подобные, показал мне, что в переходном состоянии я испытывал те же переживания, что и медиумы, 'ясновидящие' и тому подобное. Один 'голос' поведал мне очень интересную вещь о храме Соломона в Иерусалиме, которую я до сих пор не знал, а если и читал о ней когда-то, то начисто забыл. Описывая храм, 'голос', среди прочего, сообщил мне, что там обитали целые полчища мух. Логически это казалось вполне понятным и даже неизбежным. В храме, где совершались жертвоприношения, где убивали животных, где всегда было много крови и всевозможных нечистот, конечно же, должно быть множество мух. Однако это звучало как-то по-новому; насколько мне помнится, я никогда не читал о мухах в связи с древними храмами, зато недавно сам побывал на Востоке и знал, какое обилие мух можно увидеть там даже в обычных условиях.Эти описания Соломонова храма и особенно 'мух' полностью объяснили мне те непонятные вещи, с которыми я сталкивался в литературе и которые нельзя было назвать ни намеренной фальсификацией, ни подлинным 'ясновидением'. Так, 'ясновидение' Ледбитера и доктора Штейнера, все 'хроники Акаши', сообщения о том, что происходило в мифической Атлантиде и других доисторических странах десятки тысяч лет назад, - все они, несомненно, были той же природы, что и 'мухи в храме Соломона'. Единственная разница заключалась в том, что я не верил своим переживаниям, тогда как в 'хроники Акаши' верили и еЈ авторы, и их читатели.Очень скоро мне стало ясно, что ни в этих, ни в других переживаниях нет ничего реального. ВсЈ в них было отражЈнным, всЈ приходило из памяти, из воображения. 'Голоса' немедленно умолкали, когда я спрашивал о чЈм-нибудь знакомом и конкретном, доступном проверке.Это объяснило мне ещЈ одно обстоятельство: почему авторы, которые охотно описывают Атлантиду, не могут, используя своЈ 'ясновидение', решить какую-нибудь практическую проблему, относящуюся к настоящему времени; такие проблемы отыскать нетрудно, но их по какой-то причине избегают. Если 'ясновидящие' знают всЈ, что происходило тридцать тысяч лет назад, то почему они не знают того, что происходит неподалЈку от места их экспериментов?Во время этих опытов я понял, что если я поверю 'голосам', то попаду в тупик и дальше не двинусь. Это меня испугало. Я уловил во всЈм происходящем самообман; стало очевидно, что какими бы заманчивыми ни были слова и обещания 'голосов', они ни к чему не приведут, а оставят меня там же, где я находился. Я понял, что это и было 'прелестью', т.е. всЈ приходило из воображения.Я решил бороться с переходным состоянием, сохраняя к нему чрезвычайно критическое отношение и отвергая, как не заслуживающие доверия, все те 'сообщения', которые я мог бы придумать сам. Результат не заставил себя ждать. Как только я начал отвергать всЈ, что слышал, поняв, что это 'та же материя, из которой сделаны сны', решительно отбрасывая услышанное и вообще перестав обращать внимание на 'голоса', моЈ состояние и мои переживания изменились.Я переступил через второй порог, упоминавшийся мною ранее, за которым начинался новый мир. 'Голоса' исчезли, вместо них звучал иногда один голос, который нетрудно было узнать, какие бы формы он ни принимал. Новое состояние отличалось от переходного невероятной ясностью сознания. Тогда-то я и обнаружил себя в мире математических отношений, в котором не было ничего похожего на то, что бывает в жизни.И в этом состоянии, перейдя через второй порог и оказавшись в 'мире математических отношений', я также получал ответы на свои вопросы, но эти ответы зачастую принимали очень странную форму.Чтобы понять их, нужно иметь в виду, что мир математических отношений, в котором я находился, не был неподвижным. Иными словами, ничто не оставалось там таким же, каким было мгновение назад. ВсЈ двигалось, менялось, преобразовывалось и превращалось во что-то иное. Временами я неожиданно замечал, как все математические отношения одно за другим исчезали в бесконечности. Бесконечность поглощала всЈ, заполняла всЈ, сглаживала все различия. Я чувствовал, что пройдЈт ещЈ одно мгновение, - и я сам исчезну в бесконечности! Меня обуревал ужас перед необозримостью бездны. Охваченный ужасом, я вскакивал иногда на ноги и принимался ходить взад и вперЈд, чтобы прогнать одолевающий меня кошмар. Тогда я чувствовал, что кто-то смеЈтся надо мною, а порой казалось, что я слышу смех. Внезапно я ловил себя на мысли, что это я сам смеюсь над собой, что я опять попал в западню 'прелести', т.е. собственного воображения. Бесконечность притягивала меня и в то же время страшила и отталкивала. Тогда-то у меня и возник иной взгляд на неЈ: бесконечность - это не бесконечная протяжЈнность в одном направлении, а бесконечное число вариаций в одном месте. Я понял, что ужас перед бесконечностью есть следствие неправильного подхода, неверного отношения к ней. При правильном подходе к бесконечности именно она всЈ объясняет, и без неЈ нельзя ничего объяснить.И всЈ же я продолжал видеть в бесконечности реальную угрозу и реальную опасность.Описать в определЈнном порядке весь ход моих опытов, течение возникавших у меня идей и случайных мыслей совершенно невозможно - главным образом потому, что ни один эксперимент не был похож на другой. Всякий раз я узнавал об одной и той же вещи нечто новое, но происходило это таким образом, что все мои прежние знания об этой вещи полностью изменялись.Как я уже сказал, характерной чертой мира, в котором я находился, было его математическое строение и полное отсутствие чего-либо, что можно было бы выразить в обычных понятиях. Пользуясь теософской терминологией, можно сказать, что я находился на ментальном плане 'арупа'; но особенность моих переживаний состояла в том, что реально существовал только этот мир 'арупа', а всЈ остальное было созданием воображения. Интересный факт: во время первого моего эксперимента я сразу же или почти сразу оказался в этом мире, ускользнув от 'мира иллюзий'. Но в последующих экспериментах 'голоса' старались удержать меня в воображаемом мире, и мне удавалось освободиться от них только тогда, когда я упорно и решительно боролся с возникающими иллюзиями. ВсЈ это очень напоминало мне то, что я читал раньше. В описаниях магических экспериментов, посвящений и предшествующих испытаний было что-то очень похожее на мои переживания и ощущения; впрочем, это не касается современных 'медиумистических сеансов' или церемониальной магии, которые являются полным погружением в мир иллюзий.Интересным в моих опытах было сознание опасности, которая угрожала мне со стороны бесконечности, и постоянные предостережения, исходившие от кого-то, как будто бы этот кто-то непрестанно наблюдал за мной и пытался убедить прекратить опыты и свернуть с моего пути, ибо этот путь, с точки зрения некоторых принципов, которые я в то время понимал очень смутно, был неправильным и незнакомым.То, что я назвал 'математическими отношениями', постоянно изменялось вокруг меня и во мн
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-26; просмотров: 197; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.219.81.129 (0.023 с.) |