О купцовой жене и о прикащике

 

В одном из городов Франции жил один знатный купец, и по своему богатству пользовался славной известностью в том городе. Купец этот был уже преклонных лет, и имел жену, которая была еще совершенно молоденькой.

Хотя молодая жена и не любила старого мужа, но, зная его богатство – своего к нему отвращения не высказывала, а наоборот – делала вид, что она его будто горячо и страстно любит.

В доме того купца проживало немало людей, служивших у него при торговых делах. И вот одного из этих молодцов молодая хозяйка действительно горячо и всем сердцем любила. Избранник сердца молодой купчихи был тоже еще очень молодой человек, и притом довольно красивой наружности, и вместе с тем, порядочно развитый парень.

В одно прекрасное время у молодого прикащика, обратившего на себя внимание своей молоденькой хозяйки, было какое-то спешное торговое дело, и он, придя в свою комнатку, занялся им, и начал что-то нужное ему писать в торговых книгах. В это время, сеясь, вошла его хозяйка, и, шутя начала говорить ему: - «Что, господин прикащик, делаете, какие это письма разбираете?» Занятому в это время серьезным и спешным делом молодому прикащику было очень несвободно и не до шуток, а потому он тотчас же с сердцем ответил: - «А это, сударыня, пишу я про разные бабьи наветки и увертки». Это выражение сорвалось у него с языка вследствие раздражительности, а то, конечно, он ответил бы ей иначе. Хозяйка же, услыша от молодого красавчика такой ответ, очень удивилась: «почем же он знает про бабьи увертки?» и решила, что молодец ответил ей так, не подумав о том, что говорит. И молодая женщина вздумала на опыте убедиться: знает ли и вправду прикащик про бабьи увертки и сумеет ли он подметить в ней их.

И вот молоденькая хозяйка ушла к себе и в своей спальне села на кровать, а сама велела позвать к себе того молодого прикащика. Когда названный явился, то хозяйка начала расспрашивать его о делах и сказала, что «нужно записать домашний расход»…

Все это происходило в отсутствие купца, мужа хозяйки, и вот вдруг въезжает на двор сам хозяин. Хозяйка до того растерялась, что не знала, что и сказать. Потом, видя, что, так или иначе, нужно же куда-нибудь девать прикащика из спальни, сказала молодцу: - «Ступай поскорее и спрячься за картину, а то как раз наведешь на причину. Муж и так догадывается, что я люблю тебя; а как если увидит, что я разговариваю с тобою наедине, то будет беда нам обоим».

Испугавшись приезда хозяина, да еще более того напуганный словами хозяйки, прикащик готов был на все, только увернуться от такой напасти, а потому с радостью поспешно кинулся прятаться за картину, и, так как картина была большая, то стал за нее, и его было ничуть не видно.

Только что перепуганный прикащик успел спрятаться за картиной, как в то же самое время вошел хозяин в комнату. Жена кинулась к нему, стала ласкаться и ластиться, и наконец спрашивает его: где был он? А купец так любезно ответил ей, что вместе с другими купцами ездил на охоту и стрелял птицу. Услыша этот ответ, жена вдруг говорит ему: - «Ах, батюшки мои! Ну как тебе не стыдно на старости лет и стрелять птицу. Да и куда тебе стрелять уж: ты вот и в картину-то эту – даром, что она большая, - и то не попадешь!» - и молодая хозяйка указала мужу на ту самую картину, за которой был спрятан позванный ей перед тем молодой прикащик. Хозяин, слыша над собой подтрунивание жены и не желая, что называется – ударить лицом в грязь перед ней, пошел, живо вернулся с ружьем и стал его тут же заряжать дробью, говоря при этом своей жене: - «Ты посмотри только, дружок, каких дел наделаю я: не только эту картину, и самую стену прошибу насквозь». И как нарочно набил в ружье более обыкновенного пороху.

Прикащик же, стоя за картиной и слыша все от слова до слова, был, что называется, - ни жив, ни мертв, - так испугался он слов коварной хозяйки и глупой старческой выходки своего хозяина, который хотел воочию доказать перед молодой свою удаль, и, ничего не подозревая, собирался выпалить как раз в упор в свою невидимую жертву, ловко подведенную под убой коварной хозяйкой. Стоит молодец за картиной и думает: «вот она, смертушка моя, пришла, нечаянна, негаданна, и теперь мне от этой напасти не спастись: того гляди, что старый дурак бацнет из своего ружья»… И действительно, в эту минуту раздался выстрел, и весь заряд дроби влепился в угол, поверх картины, в стену, потому что, когда старик хотел стрелять, то молодая женщина, подбежав, как бы играя с ним, толкнула его под руку, и стала потом целовать его, а заряд вместо картины – проскочил, чрез это, мимо.

- «Ну что, ведь говорила: не попасть тебе, старому, не то что в птицу, а и в большую картину, - так оно вот и вышло по-моему», - стала подтрунивать, как бы смеясь, молодая купчиха над своим стариком мужем. – «Еще бы, где же было попасть, когда ты помешала рукою», - оправдывался неудачный муж. – «Нет уж, видно, не ваше дело из ружья стрелять, когда вы, купцы, привыкли только товарами торговать», - заключила красавица жена по поводу охоты мужа. Все это она говорила со смехом, будучи в веселом и игривом настроении. Муж же, видя такое радостное и шутливое настроение своей молодой жены, и сам пришел не менее ее в веселое расположение духа, отвечая ласками на шутки жены, расцеловав последнюю, сказал, что ему надо опять ехать к какому-то своему хорошему знакомому, который ожидает его к себе для компании. И тотчас же, повесив на прежнее место свое охотничье ружье, живо опять собрался и тотчас же уехал из дому.

Едва только успел старый муж уехать со двора, как молодая женщина, кликнув прикащика, велела ему теперь, ничего не боясь, выходить из-за картины, и когда тот, не успев оправиться от висевшей над головою неминуемой опасности, вышел, то молодая хозяйка, смеясь, обратилась к нему с вопросом: - «Ну что, каковы теперь тебе кажутся бабьи увертки?» Оправившийся от испуга прикащик отвечал своей мучительнице, что он был совсем уже готов к смерти. – «Ну вот, а говоришь про бабьи увертки, когда еще не знаешь о них», - добавила хозяйка, и тотчас же поднесла для успокоения молодцу водки, сказав при этом, чтобы он впредь всегда был бы осторожен и остерегался говорить зря.

Пока так молодые люди вели между собою беседу, старый купец успел уже в это время побывать у своего знакомого и обратно ехал уже к себе в дом. Когда коляска мужа въехала во двор, то молодая хозяйка, увидев в окно возвращавшегося мужа, воскликнула, как бы испугавшись, что муж застанет их вдвоем с прикащиком: - «Ах, беда нам! Что тут делать, не знаю, и как сказать теперь - не могу придумать!» - и тотчас же, обратясь к прикащику, сказала ему, чтобы тот скорее бы стал в большой шкаф, находившийся здесь же, в комнате хозяйки, и когда молодец залез в шкаф, то молодая женщина заперла его на ключ и сию же минуту кинулась в постель, притворяясь, будто бы сильно расхворалась.

Когда в комнату вошел муж и увидел лежащую в постели жену, то очень обеспокоился за ее здоровье и с нежным участием стал расспрашивать ее, что с нею? И сказал, что нужно сейчас же послать и купить для поправления здоровья необходимого лекарства. Услышав от мужа про его намерение, молодая жена стала говорить ему: - «И зачем это, государь мой, покупать нам лекарства, когда у нас и дома всякого достаточно есть; возьми вот ключи и достань из шкафа какого только нужно тебе лекарства». Муж тотчас же кинулся исполнять желание жены, и, схватив ключи, быстро подошел к шкафу, намереваясь открыть последний и достать из него нужное в данную минуту целебное средство. Но едва только муж хотел отпереть шкаф и доставать из него, что надо, как молодая жена, словно ни в чем не бывало, в мгновение ока вскочила с кровати и, быстро подбежав к старому мужу, кинулась ему со смехом на шею и принялась его ласково обнимать и целовать, заливаясь звонким смехом и говоря при этом: - «Ну, теперь, я вижу, что ты, милый друг мой, действительно горячо и искренне любишь меня и нелицемерно жалеешь меня. А то я сомневалась в твоей верности и полагала, что ты обманываешь меня, так часто уезжая из дому и оставляя меня здесь скучать без тебя одну». Старый муж, видя такую нежность и горячую любовь со стороны своей молодой жены, - и вместе с тем обрадовавшись, что она пошутила насчет своей болезни, а на самом деле совершенно здорова, - еще более прежнего расцвел от удовольствия и пришел в неописуемый восторг и самое радужное и прекрасное расположение духа и начал от радости всячески шутить и веселиться со своей молодой женою, и, пробыв дома не особенно долгое время, стал говорить жене, что ему опять надо куда-то ехать и посетить какого-то друга, и затем, в скором же времени собрался и опять уехал со двора, оставив молодую хозяйку с запертым в шкаф молодым прикащиком.

И опять, едва только успел старый купец уехать из дому, как его молодая жена тотчас же выпустила из шкафа на свободу своего молодца и вновь заговорила с ним про бабьи увертки. Но прикащику было не до того; он так перепугался вторичного приезда своего хозяина, что не мог даже и слова выговорить. И когда молодой человек опамятовался, то отвечал на слова хозяйки, что он готов бы предпочесть смерть этому неожиданному приключению. И тут же, опасаясь новых каких-либо подвохов со стороны молодой купчихи, - торжественно отрекся от своих прежних слов, сказав, что – «теперь я приметил, что на свете не бывает никаких бабьих уверток».

Но, хотя молодой прикащик и отрекся от сказанных им спервоначалу слов, тем не менее купцова жена не оставила его в покое, и, не довольствуясь всеми своими проделками над бедным молодцом, вздумала еще одну шутку проделать над молодым прикащиком, и последний должен был переживать вновь страшные минуты висевшей над его головою опасности, и главное, ожидавшая молодца выходка его бедовой хозяйки, была самая безобразная, и, вместе с тем, благодаря этой дикой фантазии молодой бабы, наш молодец рисковал попасть в беду совершенно напрасно и сделаться без вины виноватым в глазах своего недогадливого старика хозяина.

Вот что придумала бедовая бабенка для мытарства своего избранника. – Когда старый купец, нанежничавшись с ней, вновь собрался и поехал со двора, то она тотчас же после вышеописанной беседы, велела молодому прикащику идти с нею и привела его в их домашнюю баню. Молодец, боясь хозяйки, конечно, не решался ей противоречить и во всем беспрекословно повиновался этой молодой сумасбродке. Молодая же купчиха, видя его податливость, еще более командовала им и заставляла делать почти невозможные вещи. Так, приведя нашего молодца с собой в баню, приказала ему немедленно же раздеваться и сама разделась совсем донага.

Видя, что возражать хозяйке нельзя, он, тем не менее, все-таки первоначально опасался, боясь внезапного приезда купца, но увидев, что хозяйка ничуть не стесняется его присутствием и обнажила свое белое тело, он также последовал ее примеру, и, забыв робость, поторопился тоже скорее раздеться и взойти вместе с молодой женщиной, ожидавшей его, в самую баню, где обыкновенно все моются.

Войдя в баню, молодая хозяйка, делая вид, будто не замечает своего компаньона, села себе преспокойно на скамью, и стала не спеша тщательно мыться.

Когда молодые люди – хозяйка и прикащик – расположились для мыться в сказанной бане, то хозяйка не говорила ни одного слова, и только молча все поглядывала в окно на двор, как бы ожидая, что к ним вот-вот к ним в дом кто-нибудь да придет. Прикащик же, хотя и с завистью и страстно глядел на красивое тело своей молодой госпожи, но видя серьезность и горделиво-молчаливое отношение со стороны последней, и боясь, что моджет рассердить ее, начав с нею говорить, - так же, как и она, молчал и продолжал себе мыться в компании молодой женщины.

В то время, когда наш молодец с чужой женою был наедине в бане, муж купчихи приехал из гостей домой, и, въехав на двор, направился мимо стоявшей на проезде бани, к крыльцу дома, намереваясь там вылезть из коляски, но лишь только экипаж успел поравняться с той баней, где происходило молчаливое и бесцеремонное купание чужой жены с молодым прикащиком, который, ничего не подозревая, продолжал себе по-прежнему мыться, как вдруг вероломная купчиха, отворив банную дверь, закричала громким голосом своему старому мужу: - «Дорогой друг мой, милый муженек! поди-ка ты сюда, да посмотри, что здесь делается: ведь твой прикащик парится со мной вместе, в одной бане!»

Услышав из уст своей молоденькой жены такое откровенное признание, старый муж просто обезумел от неожиданности сообщения, и до того взбесился и воспылал в тот же момент ревностью, что готов был тут же на месте, сейчас же убить своего соперника, злодея-обольстителя, молодого прикащика. А еще более купец был возмущен тем обстоятельством, что из слов жены заключил о присутствии в бане прикащика как о злонамеренном со стороны последнего поступке, то есть, недогадливый муж, будучи вполне уверен в преданности своей жены, не допускал и мысли даже о возможности добровольного соглашения между женою и прикащиком, а предположил, что раз уж молодец очутился в бане, то он туда попал не иначе, как ворвавшись в банные двери насильно. И еще пуще разжигаемый этим собственным соображением, старый муж, что ураган, кинулся на зов жены к дверям бани, но едва лишь успел старик-купец подскочить к тем дверям, как молодая жена его, действительно бывшая в это время с молодым прикащиком наедине в бане, схватила таз и, наполнив его холодной водой, окатила сразу старика-мужа с ног до головы, в то же время сама расхохоталась на всю баню, проговорив затем сквозь смех своему опешившему мужу: - «Ах ты, старый друг мой сердечный, муженек! и как ты не мог понять такой простой шутки и на глазах у всей дворни, кинулся, как бешеный, в баню! Ну слыханное ли дело, чтобы мужняя жена, да на глазах у мужа, пошла бы с чужим молодцом мыться наедине в одной бане? И как же, милый ты мой, не мог сообразить такой простой вещи сам с собою? Успокойся: я здесь моюсь одна, и около меня не было и нет никого. А ты лучше ступай-ка теперь в дом, да сними твой мокрый кафтан и вели его сейчас же высушить». – Простосердечный и доверчивый муж, слыша шутки и смех над его несообразительностью, - рассмеялся и сам своей недогадливости и, совершенно успокоенный за свою супружескую честь, и еще более убежденный в верности своей молодой жены, пошел тотчас же к себе в дом, оставив в бане прикащика мыться с его коварною супругою и смеяться над его стариковской несообразительностью.

Когда муж-старик ушел и молодые люди – прикащик с хозяйской женою – остались вдвоем, то молодая женщина обратилась к своему другу милому, и начала говорить ему следующее: - «Ну, теперь довольно показывать мне пред тобою свои увертки: кажется, ты видел их достаточно, и полагаю, что убедился в моей способности ловко обманывать и проводить моего старого мужа, от которого я всегда и во всем сумею отговориться. И теперь, кто бы ни стал говорить что-либо моему мужу про нашу с тобою любовь, - он ни за что и никому не поверит. Перед тобою же я ни в чем не солгала, и показала тебе все свои увертки, и теперь мы можем с тобою спокойно любить один другого всю жизнь».

И затем, после всего вышеописанного, между прикащиком и его молодою хозяйкою установилась прочная дружба и верная любовь, и так они жили и веселились вместе довольно долгое время. Когда же муж-старик умер, то молодая купчиха, оставшись богатой и свободной вдовой, вышла замуж за своего возлюбленного, и наш молодец из прикащика сделался хозяином и стал еще веселее поживать со своей молодой женою.

Насмотревшись же ранее на все бабьи увертки, какие проделывала его жена, будучи замужем еще за старым купцом, он теперь боялся как бы и с ним того же не случилось, а потому относился к ней с полным уважением и обращался всегда как нельзя более любезно и по-хорошему. «А то, - думал он, - ее ведь не поймаешь, как раз на глазах проведет!» И так они жили долго и счастливо при полном супружеском согласии и во всем довольные друг другом.

АНФИЙ ДА МАРЬЯ

 

Жил-был Анфий да Марья; детей у них не было. Раз Анфий и говорит Марье: свари-ка мне три десятка яиц, я пойду да продам! А дело было перед Пасхой и яйца очень дороги. Марья сварила яйца, он выкрасил их и понес продавать. Взял он по рублю за яйцо, денег у него стало тридцать рублей. Пришел он в одну гостиницу, подал десять рублей и говорит: я к вам ужо приду, так запью и заем. ^*) [То есть, буду пить и есть на эти деньги] Приходит в другую, там подает 10 руб., также и в третью.

Вот идет он и видит своего ближнего соседа, богатого мужика и стал звать его с собою в гостиницу. – Пойдем, говорит, выпьем водки. – А богатый сосед выпивать был лютый, пошел с ним. Зашли они, Анфий и потребовал на 10 руб. водки и закуски. Когда они напились и наелись, Анфий ударил по столу шапкой (а шапка у него была о четыре угла) и спрашивает: чай пили? Половые отвечают: пили. – Денежки платили? – Платили, отвечают. И пошли они в другую гостиницу. И там то же самое: напились, наелись. Анфий ударил по столу шапкой и спрашивает: Чай, водку пили? – Пили. – Денежки платили? – Платили. – Встали, пошли в третью, и там то же самое. Тут богатый мужик и сметил: это, думает, у Анфия шапка отвечает. И спрашивает его: У тебя не шапка ли отвечает? – Шапка, говорит. – Продай мне ее? – Купи. – Дорога ли? – Сто рублей. Отдал мужик деньги и вышел. И встречает своего товарища и зовет его в гостиницу. Зашли они, богатый мужик и потребовал всего на сто рублей. Они все съели и спили, мужик и стал колотить шапкой о стол. – Ели и пили? – спрашивает. – Пили. – Денежки платили? – Нет, говорят, не платили. – А, говорит, постой! Не тем углом колочу. – И спрашивает опять: пили? – Пили. – Денежки платили? – Нет, говорят, не платили. И зачал тут богатый мужик колотить всей шапкой. Нет, все говорят, не платили. – Ну, Анфий меня обдул, говорит мужик, пойду, взыщу с него! Заплатил деньги и пошел домой.

А Анфий знает, что богатый мужик придет, нарядился покойником и лег под образа. Вот приходит и спрашивает: что, Марья, Анфий помер? – Помер. – Ох, как он меня обдул, дай Бог ему царство небесное со светлым пуговицам, под ж…у огонь!

В это время Марья подошла к покойнику и взяла из угла под образами какую-то ладонку, которая Анфием была приготовлена заранее, и поднесла эту ладонку ^*) [Ладонка – маленький мешочек, наполненный чем-либо и похожий на подушечку, или же иногда имеет форму простого шарика] ко рту Анфия. Анфий поцеловал поднесенное ему женою и встал. – Что, спрашивает богатый мужик, - от ладонки воскрес? – Да, от ладонки. – Продай мне эту ладонку? – Купи. – А дорога ли? – А давай сто рублей, да старинное не поминай. Богатый мужик согласился и, уплатив деньги, взял с собою ладонку и пошел с ней домой. Приходит мужик домой и говорит своей жене: жена! я ладонку купил, теперь мы век не умрем.

Вот и стал богатый мужик ездить везде, где кто умирает, и услыхал, что в одном городе у богатого купца умирает дочь, и сейчас туда. Приехал, а уж она трудится ^*) [Находится в предсмертной агонии], а все ревут. – Не ревите, говорит, она сейчас воскреснет. Приложил ей ладонку ко рту, она не воскресает. – Должно быть, худо приложил, - думает, надо хорошенько приложить. Приложил в другой – нет, все не воскресает, а умерла. Купец и закричал: ах ты, сиволапый! ты ее убил; я тебя сейчас посажу под арест. – Ой, не сади, пожалуйста! я тебе дам сто рублей. Подал сто рублей и скорей домой. – приехал домой и говорит: опять меня Анфий обул: пойду, взыщу с него 200 рублей.

И пошел к Анфию. А Анфий поймал двух ворон и посадил одну в шкаф, а другую понес на базар. Уходя, натаскал в избу разного хламу и наказал жене: когда мы придем с соседом богачом, чтобы все это было прибрано и закуска приготовлена.

Приходит сосед, богатый мужик, а в избе лом и душище. И спрашивает он: где Анфий? А жена говорит: на базаре. – Пойду на базар, говорит мужик, там с него и взыщу. Пошел он на базар и отыскал там Анфия. – А что, отдашь деньги? – Отдам, говорит, пойдем домой. – Не пойду, у тебя в избе такое душище. – А вот я отпущу вестника, так он скажет дома, и там все приберут. – Какого вестника? – Вынул Анфий из-за пазухи ворону и наказывает ей: поди, говорит, полетай домой и скажи моей жене, а твоей тетушке, чтобы она в избе разобрала и угощение припасла. Отпустил ворону, та и полетела.

Походили они по базару и пошли в деревню к Анфию. Приходят, а у него в доме все чисто, и угощение готово; ворона из шкафа выпущена и овес клюет. Богатый мужик и спрашивает: что, Анфий, это вестник – тот и есть? – Да, это и есть. – Продай мне его? – Купи. – А дорог ли? – Давай сто рублей, да старинное не поминай.

Купил богатый мужик ворону и унес ее к себе домой. Принес и говорит своей жене: жена! я купил ворону, которая все может сказать. Наноси ты в избу разного хламу и лому, а я уйду на базар, а оттуда пришлю сказать тебе, чтобы все в избе было прибрано, и она сейчас прилетит сюда и передаст тебе мое приказание.

И вот, муж с женою наносили в избу всякого лому и мужик пошел на базар, и придя туда, отпустил на волю ворону, наказав ей на дорогу, как делал то на его глазах Анфий, чтобы она сказала дома о его желании: - «Лети ты домой и скажи моей хозяйке, чтобы все в избе было убрано и приготовлено для меня с приятелем угощение».

После этого он походил по базару и, встретив своего знакомого, повел того к себе домой, говоря, что там для них приготовлено уже всякое угощение. Но когда мужик с приятелем пришли в избу, то, конечно, ничего там, кроме хламу и лому не увидали, и никакой вороны не прилетало».

Тут богатый сосед Анфия понял, что опять Анфий надул его, и потому более не стал уже ничего ни требовать, ни ходить к последнему, решив, что все равно пропавшего не вернуть, а только, чего доброго – пожалуй, еще чем-либо обманет его и даром возьмет с него деньги.

Таким образом у Анфия и остались все денежки его богатого соседа, с которого он, благодаря своим выдумкам и находчивости, сумел так искусно выманить подряд три раза, и вместе с тем, научил этого богача впредь быть умнее и не кидаться на разные приманки, сулящие выгоду.

 

СКАЗКА

Об утке с золотыми яичками

 

Жил-был старик со старухою, и у них был сын, которому шел 15-тый год. Старика этого звали Абросим, а старуху Фетинья; сына же их звать было Иванушка. Жили они всей семьею в большой бедности и нуждались подчас даже в хлебе.

Однажды старик раздобыл где-то хлеба, и, принеся его домой, стал было резать краюшку на части, чтобы уделить своей жене и сыну. В это время выскочил вдруг из-за печки кручина и выхватив из рук старика хлеб, ушел себе опять туда же, за печку, откуда и явился он.

Видя такую напасть, и зная, что его семья сидит голодная, старик стал кланяться и просить кручину, чтобы тот отдал ему назад отнятый хлеб. Но кручина ответил старику, что я краюшки твоей тебе не отдам, а подарю тебе за это уточку, которая будет каждый день нести тебе по золотому яичку.

Абросим согласился на это и решил, что сегодня как-нибудь они пробудут без ужина. Затем, обратясь к кручине, старик сказал ему, чтобы он не обманул его и сказал бы, где эта редкостная уточка. На это кручина отвечал Абросиму: - «Завтра поутру, как только встанешь, так поди в свой огород и там увидишь ту уточку, которую поймай и возьми к себе в дом».

Выслушав сказанное кручиною, Абросим успокоился и лег себе спать. Встав на другой день рано поутру, он пошел в огород и там действительно увидал, как говорил ему накануне кручина, золотую уточку, которую тотчас же поймал и, принеся в дом, отдал жене своей Фетинье. Старуха, пощупав уточку, сказала, что та с яичком, и они оба с мужем несказанно обрадовались и посадили уточку в корчагу, накрыв сверху решетом. Через час старики заглянули в корчагу и увидели там золотое яичко. Тогда они, взяв оттуда яичко, пустили уточку гулять по полю, а яичко старик тотчас же понес в город продавать, и там продал его за сто рублей, и на эти деньги купил всякого харчу и принес его домой.

На другой день та же уточка снесла опять золотое яйцо, и старик тотчас же опять понес и продал его на базаре. И таким образом эта уточка продолжала каждый день нести по золотому яичку, а старик эти яйца ходил и продавал.

По прошествии непродолжительного времени старик так разбогател, что выстроил в городе большой дом и множество лавок, в которые понавез всякого товару и открыл большую торговлю.

Когда Абросим завел торговлю и нанял прикащиков, то старуха Фетинья позналась с одним из молодцов, служивших в лавке ее мужа, и стала тайно с ним видаться, но этот прикащик не любил своей старой хозяйки, а только знался с нею из-за денег, которые выманивал у глупой старухи. В одно время, когда старика не было дома, молодец пришел к Фетинье, и увидел ту уточку, которая несла золотые яички, и, поймав эту уточку, стал ею любоваться, и случайно заметил под ее крылышками надпись, гласившую, что кто эту уточку съест, тот царем будет.

Не сказав ни слова об этой надписи, прикащик стал просить Фетинью, чтобы та из любви к нему зарезали и зажарила бы эту уточку. Но Фетинья сперва не согласилась на это, говоря, что в уточке все счастие их, да притом и мужа она боялась и не решалась на такой поступок. Прикащик же не отставал от нее и всячески упрашивал исполнить его просьбу, и в конце концов Фетинья не устояла против просьбы любовника и, зарезав уточку, поставила ее в печь жариться.

Пока муж был дома, любовнику хозяйки невозможно было явиться, и поэтому он дожидался ухода хозяина, чтобы отправиться к Фетинье и там съесть приготовленную для него уточку. Но вот старик ушел, а прикащик еще не успел прийти; Фетинья же в это время куда-то вышла из дому ненадолго. Как раз в ее отсутствие пришел домой сын их Иванушка и, будучи очень голоден и торопясь скорее что-либо поесть, сам полез в печь и, достав оттуда зажаренную уточку, - съел ее всю дочиста. Наевшись досыта, хозяйский сын пошел тотчас же в свои лавки, где он помогал отцу торговать.

После ухода Иванушки, пришел вскоре и прикащик и стал требовать, чтобы Фетинья подала ему жареную уточку. Старуха полезла в печь и, увидев, что утки там нет, очень перепугалась и сказала об этом своему возлюбленному. Но прикащик, услыша об этой пропаже, стал упрекать Фетинью в том, что она сама, наверное, съела жаркое, и затем, очень рассердившись на старуху, ушел вон из дому.

К вечеру, когда Абросим пришел домой и увидел, что нет утки, стал спрашивать о ней Фетинью. Но та отвечала, что она ничего не знает о том, куда подевалась эта уточка, и также не видела нигде ее, как и он. Пришедший в это время домой Иванушка, когда услыхал разговор отца с матерью, то сказал Абросиму: - «Кормилец батюшка, я давеча пришел домой пообедать, а матушки дома не было, поэтому я полез в печь и увидав там жареную уточку, достал ее и съел всю дочиста. Но была ли это та самая уточка, или другая, про то не знаю».

Когда старик узнал об этом происшествии с его уточкой, то до того взбесился, что свою жену прибил чуть ли не до полусмерти, а сына тотчас же выгнал вон из дому.

И вот бедному Иванушке пришлось уходить из родительского дому неведомо куда, и он пошел себе по первой попавшейся дороге, сам не зная, куда приведет она его. И шел он так, куда глаза глядят, ровно 10 дней и 10 ночей и пришел в неизвестное государство. Когда он стал подходить к городу, то увидел у городских ворот множество народа, который стоял и рассуждал о важном деле: в том государстве умер царь, и вот они не знали, кого посадить над собою властвовать, и порешили тем, что тот будет их царем, кто первый войдет в городские ворота. И когда Иванушка вступил в город, то народ закричал: - «Вот идет наш царь!» - и Иванушку тотчас же подхватили под руки старейшие и повели его в царские чертоги и облекли его в царские ризы и, посадив на царский трон, начали ему все кланяться, как истинному царю своему, и спрашивали с него разных приказов.

Все это происшедшее так неожиданно показалось Иванушке сном. Но когда он опомнился и убедился в действительности всего происходящего, то очень обрадовался всему случившемуся и начал повелевать подданным ему народом и вести себя, как подобает царю. В скором времени он учредил многие новые чиновные должности и определил на них чиновных людей.

По прошествии некоторого времени, он призвал к себе одного чиновника, по имени Луга, и сказал ему следующее: - «Верный и добрый мой кавалер Луга! сослужи ты мне службу и съезди ты в мое отечество и, приехав туда, иди прямо к самому царю тамошнему, и скажи ты ему от моего имени, чтобы он отдал тебе виновного купца Абросима с его женою Фетиньею, и когда он тебе их отдаст, то привези их обоих сюда ко мне. А ежели царь не отдаст, то скажи ему, что я его государство все огнем сожгу, а его, царя, - в плен возьму».

Выслушав приказ своего царя, Луга тотчас же отправился в Иванушкино отечество, и, приехав туда, пошел прямо к самому царю тамошнему и стал у него просить виноватых Абросима с Фетиньей. Царь, зная, что Абросим – один из богатейших купцов в его государстве, сперва не хотел было отдавать их, но потом, рассудив, что государство Иванушки очень сильное и имеет много воинства, убоялся мести и отпустил Абросима с его женою.

Луга же, приняв виновных от царя, привез их в свое отечество и представил своему царю. Увидев своих родителей, Иванушка сказал им: - «Государь батюшка, ты выгнал меня из дома своего, а я принимаю тебя к себе за то. Живите оба с матушкою, до конца своей жизни».

Увидав сына царем, услыхав от него такие ласковые слова, Абросим и Фетинья были обрадованы, как нельзя более. И с этого дня они стали жить вместе с сыном и жили долгие годы, пока не померли тут же, во дворце. Иванушка процарствовал 30 лет в добром здоровии и благополучии, и все его подданные его искренне любили и были преданы ему до последней минуты его жизни.

 

СКАЗКА

О семи мудрецах и о юноше

 

Некоторый король имел у себя семь мудрецов, и когда у короля случались какие-нибудь важные дело, то он в таких случаях призывал к себе своих мудрецов и с ними советовался; и можно сказать, что без них – он не делывал никакого дела, считая советы мудрецов своих очень разумными и вообще находил последних весьма искусными во всех делах, подлежавших его королевскому решению. Он также препоручил им свое королевство, с тем, чтобы мудрецы его надсматривали за управлением страною и ходом дел в последней.

Видя со стороны своего государя такую уверенность в их, мудрецов, разумных советах, и, вместе с этим, пользуясь во всем полным и неограниченным расположением своего короля, мудрецы, не довольствуясь тем, что видели доброго и хорошего от своего повелителя, задумали еще более забрать царя своего в свою полную власть и с этой целью они решились на злодейское дело и, подыскав для сего удобный способ, лишили короля своего зрения, но лишили они возможности созерцать только при тех случаях, когда король выходил из палат своих на воздух, где он положительно ничего не видел и не мог различать даже ближайших окружающих его предметов, - тогда как, будучи у себя, в своих королевских палатах, - государь видел все и всех, как и ранее того. Сделали же мудрецы эту подлость ради того, чтобы лишить короля вместе со зрением способности наблюдать за ними самими, и таким образом, будучи свободны от надзора за собой королевских очей – они, мудрецы, могли жить вполне привольно, никого и ничем не стесняясь и делать все, что им вздумается и захочется для своего личного обогащения. Придумав и выполнив свой злодейский умысел, мудрецы радовались тому, что им удалось сделать своего доверчивого государя полуслепым. Но не довольствуясь еще этим отвратительно гнусным поступком по отношению к своему доброму государю, они задумали и настояли, почти зверским образом, на том, чтобы король дал свое согласие на то, чтобы можно было им обнародовать такие указы королевским подданным, которыми от королевского имени повелевалось всем тем подданным, которым привидится сон, чтобы они немедленно же являлись к ним, мудрецам, за истолкованием виденного сна. Но прежде чем окончательно выразить свое согласие на просьбу мудрецов, король, со своей стороны, обратился к ним за объяснением, для чего им непременно понадобились подобные указы? И что означает такая странная с их стороны просьба? Хитрые, крайне лукавые мудрецы, желая одновременно польстить королю своей заботливостью о его персоне и, в то же время, поскорее достичь задуманного, - тотчас на королевский вопрос ответили в один голос, конечно, будучи заранее подготовлены к такому вопросу своего владыки и потому – обо всем договорившись и условившись, дабы не выходило разницы в ответе, сказали, что – «для того мы просим разрешения на обнародование таких указов, чтобы из тех снов, какие будут видеться подданным Вашим, можно было бы хотя отчасти уловить ту печальную причину, вследствие которой так чудно испортилось зрение Вашего Величества».

Услышав подобный ответ, король несказанно был обрадован разумному способу своих мудрецов, отыскать причину постигшего его несчастия, и, конечно, тотчас выразив им свою благодарность за их заботу о его здоровии, немедленно же изъявил согласие на просимы мудрецами указы, приказав оные обнародовать как можно скорее по всей стране, к сведению подданных королевства.

Но, хотя указы короля были в самом скором времени и обнародованы, но государю от этого пользы не было никакой, да и быть таковой не могло никоим образом, потому что вся эта затея была выдумана, кК сказано выше, исключительно ради личных корыстных целей хитрых и плутоватых мудрецов, которые и воспользовались своей выдумкой как нельзя более удачно, так как каждый из подданных короля, являвшийся к мудрецам за толкованием виденного сна, обязан был уплачивать мудрецам золотые монеты, которые, благодаря ловкой выдумке, мудрецы бессовестно вытягивали со всех и каждого к ним явившихся, разнообразя только количество беромых монет: так, кто был победнее, с того брали не менее трех золотых, а кто побогаче – с того и более; вообще брали эти бессовестные обманщики самым наглым образом с кого сколько взглянется, конечно, принимая во внимание внешний вид и одежду приходившего и, смотря по человеку – назначали и свою таксу. Вследствие такого гнусного способа обирать подданных короля, дозволенного последним, все мудрецы в самый короткий срок приобрели громадные богатства.

В один прекрасный день король, будучи у себя в палатах, вел беседу наедине со своей супругой-королевой, которая, между прочим, стала говорить мужу о болезни его глаз. – «Милостивейший государь, мой любезный супруг, я просто не могу понять, что за странная болезнь у вас в глазах, от которой вы никак не можете избавиться, между тем как у вас есть мудрецы, которые ваших же подданных исцеляют не только от болезней глаз, но и от многих других страданий; в то же время истолковывают самые чудные и загадочные сны, которые снятся тем же подданным вашим, и вообще производят массу разнородных действий для всего народа; неужели же они не могут исцелить вас, своего государя, когда то же самое делают для его народа? Мне кажется, что вам стоило бы только призвать их к себе и приказать им исцелить глаза ваши так, чтобы вы могли бы ими видеть по-прежнему все хорошо и ясно. А раз вы мудрецам то строго прикажете, то они не посмеют выйти из вашего повеления, а в противном случае пригрозите им смертною казнью».

Выслушав добрый и сердечный совет своей супруги, король согласно сему поступил со своими мудрецами: призвал к себе и, как учила его королева, приказал, чтобы мудрецы занялись бы тотчас исцелением его глаз, угрожая в противном случае немедленною же смертною казнию им всем. Услышав такое строгое повеление своего государя и опасаясь за свою жизнь, они тотчас стали проделывать все, что им было известно в подобных случаях, но все их усилия не достигали желаемого результата, и король по-прежнему на воздухе ничего не мог видеть.

Перепробовав все известные им средства и не видя никакой от того пользы для их дела, мудрецы, желая спасти свою жизнь, решили призвать со всех концов земли волхвов, которые бы могли вместо них исцелить короля от его болезни, так как сами мудрецы, говоря правду, не знали и не понимали ни болезни, ни средств для устранения ее. Когда между ними было решено обратиться к содействию волхвов, то для разыскания последних были немедленно же снаряжены и отправлены в разные стороны нарочные гонцы, которым приказано было, как