Густав Морцинек Как ленивый шахтёр с Хозяином торговался

Жил-был шахтёр, по имени Ферда, по фамилии Маслок, по прозванию Лежебока. Был он лентяй из лентяев и больше всего на свете любил на боку полёживать, а работать страсть как не любил.

— Лошади и те от работы околевают, — повторял он то и дело.

Бился с ним штейгер, бились шахтёры. Ведь из-за этого лентяя они меньше денег зарабатывали. Но всё напрасно. Шахтёры в забой, уголь добывать, а он — в заброшенную штольню. Тепло ему там, уютно, и никто его не видит. Вот растянется он на досках, под голову свёрнутый пиджак положит и дрыхнет. А выспится, из своей норы вылезет и в забой идёт, где шахтёры до седьмого пота трудятся.

Как ни ругали его шахтёры, как ни стыдили — ничего не помогало. «Такого лентяя, — говорили они, — свет не видывал. Вот увидишь, погубит тебя лень. Если не исправишься, мы тебе покажем!» — грозили они.

— Что покажете? — с глупым видом спрашивал Ферда.

— Из шахты выгоним.

— За что?

— Он ещё спрашивает! — возмущались шахтёры. — За то, что ты бездельничаешь, а мы за тебя работаем!

А с Маслока как с гуся вода.

— Послушайте, моя бабушка говорила: от работы лошади и те околевают.

— Вот и толкуй с ним! — сердились шахтёры.

Отругают его, пристыдят, и Маслок-Лежебока за работу примется. Но кайло из рук у него валится, и он так охает да стонет, что шахтёры ещё больше сердились и предсказывали ему печальный конец.

«Вот иметь бы мне кучу денег, — мечтал Маслок. — Полёживал бы я с утра до утра на перине, ел бы рогалики с маслом, колбасой закусывал, пивом запивал и ничего не делал».

Услыхал это как-то Семболь, самый старый шахтёр из шахты «Варвара». Человек бывалый, он знал даже, где Хозяина искать — так испокон века называли духа, который под землёй жил и уголь сторожил.

— Повстречать бы вам Хозяина, — сказал однажды старик. — Может, исполнилась бы ваша мечта.

— А как?

— Попросили бы у него денег.

— А он бы дал?

— Почему же нет? Надо только повежливей попросить.

— А где мне его найти?

— Ступайте в заброшенную штольню и свистните три раза.

— А потом?

— Потом явится высоченный старик — лицо угрюмое, борода седая, в руке красная лампа. Это и есть сам Хозяин.

— А он мне голову не оторвёт?

— Да нет. Надо только повежливей с ним поздороваться.

— А потом?

— Потом скажете, зачем вы его звали.

— И он мне денег даст?

— Думаю, даст.

— А вдруг он мне голову оторвёт?

— Авось не оторвёт. А оторвёт, тоже не беда, — пошутил старый Семболь.

Обрадовался Маслок и на другой же день отправился на старую выработку. Кругом ни души. Тихо-тихо, слышно только, как вдалеке глухо кайла стучат да осыпается порода с кровли.

Бодро, весело шагал Маслок заброшенными штреками, а пришёл в старую штольню, и стало ему страшно. А вдруг Хозяин рассердится и оторвёт ему голову? Или по физиономии съездит — все зубы выбьет? С Хозяином шутки плохи! Коли он не в духе, пиши пропало! И денег не даст, и кайлом зубы вышибет, отругает последними словами, пинков надаёт — и будь здоров!..

Но жадность всё-таки превозмогла страх.

Маслок на всякий случай перекрестился и свистнул три раза. Свистнул, а у самого душа в пятки ушла. «Ну, — думает, — конец мне».

Только подумал, стена расступилась, и перед Маслоком предстал Хозяин. Точь-в-точь как его старый шахтёр описывал. Высокий старик в штейгерском мундире, борода седая, лицо угрюмое. Над злыми глазами — клочковатые брови, в руках кайло и красная лампа.

Маслок струсил — и бух перед ним на колени.

— Здравствуйте, пан Хозяин! — заикаясь, пробормотал он.

— Это ты свистел? — спрашивает басом старик. Маслоку до того страшно стало, что он решил свалить всё на старого шахтёра.

— Не я, пан Хозяин! Это Семболь свистнул. Свистнул и удрал, но я его мигом догоню и приведу к вам.

— Не ври, мошенник! Говори правду: ты свистел? Соврёшь, кайлом так дам, что искры из глаз посыплются.

— Я, пан Хозяин… Один разок свистнул…

— Не один, а три! Ну, погоди у меня, врун ты этакий!

— Два раза, а третий совсем тихонечко… Но я больше никогда не буду, не сердитесь на меня, миленький, добренький пан Хозяин, не отрывайте мне голову!

— Как же, стану я руки об твою башку марать. Отвечай, коли спрашиваю: зачем звал меня?

— Я, миленький пан Хозяин, хотел попросить… мне нужно… — заикался испуганный Маслок.

— Чего тебе надо?

— Кучу денег! — выпалил Маслок и закрыл глаза. «Ну, — думает, — сейчас он меня пристукнет кайлом».

Но Хозяин его не тронул.

— А зачем тебе куча денег?

— Чтобы не работать…

— И на перине полёживать, да?

— Угадали, пан Хозяин! На перине с утра до вечера и с вечера до утра полёживать и ничего не делать.

— Рогалики с маслом есть, колбасой закусывать и пивом запивать.

— Точно! Истинную правду говорите, пан Хозяин! Вот этого мне больше всего и хочется. Ведь от работы лошади и те околевают…

— Не болтай попусту! — оборвал его Хозяин. — Слушай, что я тебе скажу.

— Слушаю, пан Хозяин, слушаю!..

— Да не перебивай, не то кайлом по спине огрею! Так вот, денег у тебя будет сколько хочешь, но смотри, ни к какой работе не притрагивайся. А возьмёшься за работу, самую пустяковую, и пропали твои денежки.

— Да вы не беспокойтесь! Я не больно-то к работе рвусь.

— Замолчи, пустомеля! Пальцем к работе не притрагивайся, понял?

— А в носу ковырять можно?

— В носу пожалуйста, ковыряй, но больше смотри ни чего не делай, даже мух не лови. Поймаешь муху — пеняй на себя!

— К чёрту мух! К чёрту работу! Были бы деньги, а бездельничать я сумею. Моя покойная бабушка говорила…

— Заткнись! — рявкнул Хозяин и замахнулся кайлом. — Табак у тебя найдётся?

— Как же, как же! — заюлил обрадованный Маслок и достал из-за пояса кисет с табаком. — Берите сколько надо, я не жадный! — и протянул Хозяину кисет.

Тот взял щепоть, скатал шарик со сливу величиной и за щеку засунул.

— Ну, марш домой! — проворчал он. — И запомни: возьмёшься за работу, самую пустяковую, — пропали твои денежки!

Сказал и исчез, словно сквозь землю провалился. Был Хозяин, и нет его.

Маслок стоит как зачарованный. Глазам своим и ушам не верит, что Хозяина видел и с ним разговаривал. И напрасно он боялся, ничего плохого Хозяин ему не сделал. Порядочный дух! Но денег всё-таки не дал! И вдобавок ещё щепоть табака взял — Маслоку такой на целую неделю хватило бы. Пообещал кучу денег, ни гроша не дал и исчез. Вот плут! Чтоб ему ни дна ни покрышки!

Злой как чёрт поднялся Маслок на поверхность и побрёл домой. И табак ему жалко, и стыдно, что дал себя провести этому плуту.

Пришёл домой, развязал кисет — батюшки светы! — в кисете вместо табака золотые листочки! Значит, не соврал Хозяин. Спасибо тебе, добрый дух!

Кличет Маслок жену и говорит:

— Глянь-ка, старуха, золото!

— Ой-ой! — заойкала жена и даже за голову схватилась.

Потом взяла несколько золотых листочков, подошла к окну, чтобы на свету получше разглядеть, и зачмокала от удовольствия.

Тут Маслок выложил ей, как на старой выработке с Хозяином повстречался и денег у него попросил. И Хозяин сказал: смотри не работай, а полёживай с утра до вечера и с вечера до утра на перине, уплетай рогалики, булочки, пышечки, плюшечки, сосиски, сало, шоколад, мармелад, апельсины, финики, орехи да пивом запивай. Тогда золото никогда не исчезнет.

— Ого! Вот это жизнь! — крикнул Маслок и подпрыгнул до потолка.

— Ой-ой! Не прыгай, муженёк! Не то Хозяин за работу это сочтёт и золото отберёт. Раздевайся да ложись-ка в постель. Давай я тебя одеялом укрою и в лавку сбегаю. А что тебе, муженёк, купить? Может, рогалики?

— Давай рогалики! — завопил из-под одеяла счастливый Маслок. — Только чтобы свежие были, хрустящие!

— А ещё что? Может, шоколада?

— Давай шоколада! Молочного, с орехами!

— А ещё что?

— Сейчас скажу, дай подумать. Принеси кусок грудинки, апельсинов, фиников, селёдку копчёную. Нет, лучше угря. Да пожирней выбери, чтобы жир по бороде тёк, когда есть стану. Пива прихвати да бутылку вина того самого, которое знатные паны пьют. Ну, беги скорей!

Жена несколько золотых листочков взяла и за покупками побежала. А Маслок на перине нежится, рад-радёшенек, что не придётся больше работать. Будет он на боку лежать, в носу ковырять да орехи щёлкать. Как сыр в масле кататься.

Вот и получилось прямо по пословице: катался он, как сыр в масле…

Блаженствует Маслок, жизнь свою хвалит не нахвалится. Ещё бы! На кровати полёживает, то орехи погрызёт, то шкварками полакомится, потом хлеб с колбасой поест, повидло пальцем прямо из банки подцепит, после селёдки запихнёт в рот горсть изюма, финиками закусит, пивом запьёт, сыром заест, сахар с кренделя сколупнёт, мак с булочки. Не жизнь, а малина!

Так блаженствовал Ферда два дня, а на третий заболел у него живот и вздулся горой. И кажется ему, что финики кислые, апельсины горькие, шкварки слишком солёные, пиво недостаточно холодное, колбаса сухая и жёсткая, селёдка костистая, повидло протухло, а угорь совсем не жирный…

Вот лежит он на перине, вздыхает, постанывает, с боку на бок ворочается.

А жена как угорелая по лавкам носится и всё, что под руку подвернётся, покупает: мыло, сахар, шляпу со страусовым пером, шёлк на платье, туфли на высоких каблуках, а для своего Ферды — разные лакомства.

Сколько она всякой всячины ни покупает, а золотых листочков в кисете всё не убывает. Но она строго следит, чтобы Ферда в постели лежал и ничего не делал. В носу — пожалуйста, пусть ковыряет. Но муху убить — ни-ни! А уж лучины нащепать на растопку, в избе подмести или посуду перемыть — и думать не смей! Не то исчезнут золотые листочки — и прощай сладкая жизнь!

На четвёртый день совсем похоронный вид был у Маслока. Он так громко стонал и охал, что у жены сердце разрывалось.

— Что с тобой, муженёк? — спрашивает она ласково.

— Ничего!

— А почему же ты стонешь?

— Живот болит!

— Может, чернослива сварить?

— Не хочу чернослива!

— Ну, марципан с мёдом съешь.

— Не хочу!

— А кусочек грудинки дать?

— Не желаю!

— Вот беда! Чем же тебя покормить? А пончики с повидлом хочешь?

— К чёрту пончики с повидлом! Ничего я не хочу!

— Давай зажарю тебе кусочек свининки, горчичной, перчиком приправлю, маринованных грибочков положу — пальчики оближешь!

— Отстань! Не хочу я никаких грибочков!

— Ну и не надо! — рассердилась жена. — Подумаешь, привереда какой: того не хочу, этого не хочу! А чего же ты хочешь? Птичьего молока? Комариного сала? Рожна с маком?

— Работать хочу, — жалобно сказал Маслок. — В шахту пойду.

— Ой, да ты с ума сошёл! — испугалась жена. — И думать об этом не смей. Хочешь, чтобы золотые листочки в табак превратились? Выкинь эту глупость из головы! Разве тебе в постели плохо лежать? Поковыряй в носу, вот и хватит с тебя, считай, что поработал.

Заперла она дверь и убежала в город, по лавкам шнырять, для Ферды лакомства покупать, а для себя наряды.

А Ферда ворочается в постели и стонет. Наконец вылез он из-под одеяла, стоит в рубахе посреди избы, растрёпанный, всклокоченный, на пугало огородное похож.

Постоял-постоял, потом присел за стол и задумался. Чудно́! Всего-то три дня прошло, а ему уже опротивело и в постели валяться и лакомствами объедаться. Вялый он какой-то, сонный, и ничего ему не хочется.

Видит Ферда, муха по столу ползёт, хотел её пристукнуть, да вспомнил запрет Хозяина.

— Ох, ох! — вздыхает Ферда, в затылке чешет и громко зевает. Подошёл к окну, смотрит — шахтёры гурьбой на работу идут, кто песню поёт, кто смеётся, с товарищами шутит. Весело им, а Ферде тоскливо, хоть вешайся.

«А может, плюнуть на золотые листочки и поработать немного?» — подумал он и огляделся по сторонам. В углу метла стояла. И хоть жалко расставаться с золотом, решил он пол подмести. «Эх, — думает, — была не была!» — и взялся за метлу.

Но тут распахнулась дверь, и в избу влетела жена.

Увидела, чем дело пахнет, вырвала у мужа метлу и давай его метлой охаживать да приговаривать:

— Вот тебе, чучело! Получай, ирод! Ну-ка марш в постель! И не смей носа из-под одеяла высовывать!

Всыпала ему по первое число, в постель загнала, одеялом с головой накрыла и строго-настрого наказала: пусть только ещё раз попробует с постели встать, она ему покажет, где раки зимуют.

— Ишь какой работяга выискался! Лежи смирно, не то плохо будет!

Побитый, испуганный, Маслок пролежал в постели до вечера, с вечера до утра и придумал, как ему быть. Надо только дождаться, когда жена в город уйдёт. Вот собралась она уходить, перед уходом строго-настрого наказала, чтобы не смел с постели вставать. На прощание зонтиком погрозила, дверь заперла и ключ с собой взяла.

А Маслок под одеялом скрючился — и молчок! Стукнула дверь, он голову с подушки приподнял, огляделся опасливо, видит, жены нет, он и осмелел. С постели встаёт, одевается, окно открывает. А со двора скрип пилы доносится.

Любопытно ему посмотреть, кто пилит, да дверь заперта. Вот вылез он в окно, видит, это сосед Остружка дрова пилит.

— Здравствуйте, Остружка! — говорит он.

— А, Лежебока, здравствуй! Как дела?

— Неважно, Остружка!

— Подсоби-ка мне суковатое бревно распилить. Никак не справлюсь один.

Маслок недолго думая подбежал, ухватился за другую ручку и давай пилить, аж опилки фонтаном брызнули. Покончили с бревном, но Маслок разохотился, схватил топор и стал дрова колоть. Размахнётся, ударит, полено надвое расколется, щепки во все стороны летят. Растёт куча наколотых дров, а в сердце Маслока радость растёт.

Остружка стоит, головой качает: что это с Лежебокой случилось?

Много дров наколол Маслок, как вдруг с дороги истошный крик послышался:

— Ой, что ты делаешь! Остановись!

Это жена бежала к нему с поднятым зонтиком.

— Брысь! Не то топором огрею!

— Пропали золотые листочки! — запричитала жена и кинулась в избу. Схватила кисет, заглянула внутрь, а там самый обыкновенный табак. И в помине нет никаких золотых листочков.

А Маслок рубит дрова да приговаривает:

— Завтра на работу пойду! На работу! Хватит лодырничать!