Макаров Александр михайлович

(род. в 1946 году)

Красный мячик

Из послевоенной разрухи,

Из низкой избушки я вышел.

Избушка – два синих окошка,

Прижался подсолнух к плетню.

Какой я счастливый, что вышел,

Какой я счастливый, что выжил!

Какой красный мячик красивый!

Сейчас я его догоню.

 

Бегу я – и смотрит деревня

Глазами спокойными окон,

Храня треугольники писем,

Молчат треугольники губ…

По травам налившимся соком,

Под песней, парящей высоко,

Из послевоенной разрухи

За мячиком красным бегу!

 

***

Невысок мой отец, да и друг его тоже.

Сединой и судьбой друг на друга похожи.

Сыновья – мы повыше, светлее лицом.

Но каким бы высоким и светлым я ни был,

Не светлей и не выше я этого неба,

Голубиного неба, что стало отцом.

 

В чём-то схожие, послевоенные дети,

Мы с отцами. Хлебнули и мы в лихолетье.

Конопушки, что точки на птичьем яйце.

Я иду детской памятью. И, приближаясь

К страшным дням, ощущаю и боль я и жалость.

И молчу я в начале. И плачу в конце.

 

Невысок мой отец. Я плечами покруче.

Ещё миг – и руками достану до тучи.

Не мешают расти ни тоска, ни беда.

Но отцы, что живыми и мёртвыми вышли

Из огня, – выше памяти нашей и выше

Высоты, где летит за звездою звезда.

Желановка

У деревни Желановки

Песней струится река.

В синий омут без дна

Кину снасть на рыбацкое счастье.

За деревней Желановкой – поле,

А дальше – века.

Не увидеть лица,

В дверь забытую не достучаться.

 

Не пройти всех дорог,

Все поля не пройти поперёк.

Знать хочу, чтоб не мучить себя

Запоздалою болью,

Кто Желановкой

Эту глухую деревню нарёк?

А другую деревню

С любовью назвали Любовью.

 

Я к избе подхожу,

Где старуха сидит под окном.

Вижу радость и скорбь

На суровом лице материнском…

В человеке чужом,

За плечами с рыбацким мешком,

Оживёт её сын,

В 43-м убитый под Минском.

 

* * *

Выстрел услышал я и оглянулся.

Эхо катилось, как мяч, по полям.

Тополь увидел я и отшатнулся:

Тополь, разрубленный пополам,

 

Выстоял. И под ударом мороза

Не поклонился царю Январю.

Вырос в глазах моих. Молча с откоса

Я с уваженьем на тополь смотрю.

 

Будто бы вижу в предутренней рани:

Тихо стоит возле стройной сосны

Старый солдат с незажившею раной,

Только что, только пришедший с войны.

 

***

Послевоенные годы, послевоенные годы.

Свежей газетой рассвета оклеенная стена.

Уходят от устья к истоку незамутнённые воды,

Светят застенчивым светом медали и ордена.

Это – медаль за отвагу, и за взятие Берлина,

И за победу в Великой Отечественной войне.

Награду отцу вручали, а он передал их сыну,

Как говорят у нас в книгах, – преемнику, то есть мне.

 

Нас ещё не было в жизни, когда выдавали награды,

Но каждым атомом тела мы ощущали войну.

Военные игры детства… Мы были и сами не рады

Тому, что в войну играем, – мы защищали страну…

 

С братом в войну играем. Грустно, неинтересно.

Разве легко бывает, если война – беда?

Летят мои самолёты по проволоке железной,

По половицам некрашеным бегут его поезда.

 

Везут они пополнение, боеприпасы… фашистам.

Я поднимаюсь со стула, застёгиваю шинель.

С яростным, страшным рёвом, с невообразимым свистом,

Делая мёртвые петли, я захожу на цель.

 

Я опрокидывал поезд. А сердце моё кричало:

– Это за нашу Родину и за советский народ!..

После менялись местами и начинали сначала.

Брат мой кричал ещё громче: «За Родину!» и «Вперёд!».

 

А за окном пролетали мирные самолёты,

И поезда уходили в долгую даль без конца.

Пчёлы с цветущего клевера мёд собирали в соты…

Тихим застенчивым светом светились медали отца.

МАКАРОВ АРКАДИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

(род. в 1940 году)

 

Моё поколение

Мы молоды. В крови полдневный зной.

И разум трезв. И хороша беседа.

Мы – дети, опалённые войной,

Мы – дети, озарённые победой.

 

В застольный час на празднике страны

Мы всё ещё глядимся молодцами.

Клянёмся быть достойными отцами

Мы – сыновья великой той войны!

 

Стоит солдат. Он в каменной шинели.

Перед солдатом встану на колени:

«Я кровь твоя, пролитая под Курском,

В бою смертельном на равнине русской».

 

В руке тяжёлой – автомата ложе,

А за спиною – Родина и мать.

Стоит солдат, и он меня моложе,

Но этого никак мне не понять.

 

Отчизны честь, родная боль и память,

Ты всё на том, на том всё берегу…

«Клянусь, солдат, не уроню я знамя,

Фамилию твою уберегу!».

 

Памяти павших

Как в словах, бесконечно простых,

Отличить всё величие ваше?

…Встань на колени, мой стих,

Перед памятью павших!

 

Тишина над родимым порогом,

Боль набата в Хатыни скорбящей,

И шеренги в молчании строгом –

Памяти павших.

 

 

Памяти павших горит окоём,

Снегопады и дождик слепящий.

И малец, что мелькнёт за окном, –

Памяти павших.

 

Так живи, человек, и твори,

Поднимай жизни полную чашу…

И любимая, руки твои –

Памяти павших.

 

Ты трезвонь, жаворонок, трезвонь

По весне над распахнутой пашней.

Солнце в небе, как Вечный огонь, –

Памяти павших.

МАРКОВ ВАЛЕРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

(род. в 1948 году)

 

***

Не шёл я в атаку в цепочке бойцов,

«Ура» не кричал я, и не был я ранен.

Я знаю войну через память отцов,

По взрывам на киноэкране.

 

Я утром весенним травой не пророс,

Не встал, на века воплощённый в гранит.

И мучит порой, как осколок, вопрос:

Кто вместо меня в той атаке убит?

 

Книга Памяти

 

У Книги этой автор страшный –

Жестокая и долгая война.

Её герой – сражённый в рукопашной

Весёлый кареглазый старшина.

 

И тот солдат, что слыл безвестным, –

Его в ночи старушка тихо ждёт,

Себя считая юною невестой,

Да вот жених всё с фронта не идёт…

 

У Книги этой автор вечный –

Живущих память, что на все века.

И болью трепетной, сердечной

Вдруг обожжёт печатная строка.

 

Открою Книгу, прочитаю:

Моя фамилия в том списке есть!

Но я живу, люблю, мечтаю…

А всех фамилий тут не перечесть –

 

Имён нас защищавших близких –

Собрал их воедино переплёт…

А в пол-Европы – обелиски,

А сколько их ещё недостаёт!

 

И, чтобы всех увековечить,

Издали эти алые тома.

Читайте. Тут не к месту речи.

Читайте, чтоб до сердца и ума

 

Дошли тех строк печальных святцы,

Где рядом – полководец и солдат…

Под небом мирным малыши резвятся,

И памяти святой звучит набат.

 

***

Как жизнь, старина?

Лучше, чем в окопе!

Из разговора фронтовиков

Седина – как ордена,

Как тот дым Хатыни...

Значит, были времена

Погорчей полыни.

 

Были, точно. Но давно.

Не ломайте копий!..

Нынче трудно? Всё равно

Лучше, чем в окопе.

 

Седина – как ордена,

Признак оптимизма...

Но приснится вдруг война,

По погибшим тризна.

 

Вдруг приснится страшный бой

И патрон последний...

В том бою и стал седой,

Словно свежий снег зимой,

А денёк был летний.

 

Седина – как ордена,

Как халат сестрицы...

Не закончилась война,

Бой тот страшный длится.

Н А ЧАС ЕВСТАХИЙ ЯРОСЛАВОВИЧ

(род. в 1940 году)

Баллада о вдове

Вдову не надо путать с вдовушкой:

Вдова – она с войны вдова.

Её бедовая головушка

Светла, как в инее трава.

 

Её печаль – неизлечима,

И разве в том её вина:

Её с любовью разлучила

Война, великая война.

 

Но по осенним стылым лужам

К вдове спешили мужики,

А вот она любила мужа,

Ждала, рассудку вопреки.

 

Тряслась на тракторе колёсном

С трубой короткой, словно гвоздь,

И шорох вызревших колосьев

Напоминал весенний дождь.

 

И всё чего-то ожидала,

Хоть знала – чуда в жизни нет.

И рушниками украшала

Солдатский выцветший портрет.

 

А жизнь бежала, шли годочки,

Сгорали листья и трава,

Но поднимала двух сыночков

И дочку Лидочку вдова…

 

Я знаю: много есть названий,

Хитра на выдумки молва.

Но, точно воинское званье,

Произношу всегда: «Вдова».

 

Память детства

Смуглые, горластые ребята

К поездам бежали поутру –

Возвращались с Запада солдаты,

Задыхались песни на ветру.

 

Пламенели, разгорались маки,

К горизонту синему брели…

Ночью мы ходили в контратаки.

Как отцы, себя не берегли.

 

Но врывались, словно на экраны,

В наши сны, что тоньше паутин,

Топот банды, тусклые наганы

И в полнеба факелы осин.

 

И теперь на новых параллелях

Я влюблён в живые голоса,

Понимаю: рано повзрослели

У моих ровесников глаза.

 

ПЕРЦЕВА ЛИДИЯ АЛЕКСАНДРОВНА

(род. в 1942 году)

 

Покоя нет поныне

Война копала ямы,

Воронки да могилы,

Война писала драмы

Нечеловечьей силы.

 

Окопы да траншеи

Живот земли вспороли,

А смерть косила шеи

Рождавшимся героям.

 

Война копила горе.

Уродовала души,

Накатывало море

Слёз матерей на сушу;

 

Простреленною грудью

Бросала нас на дзоты

И залпами орудий

С врагом сводила счёты.

 

Войны металл усеял

Угодья, нивы, поле.

А шквал огня развеял –

И вырос колос боли.

 

Во мне пророс корнями –

Осколком злым во плоти,

И зёрнами-слезами

Он голосит в работе…

 

Покоя нет поныне

Простреленным войною.

А ордена-святыни

В строю стоят стеною…

 

 

***

В День Победы Пискарёвский чистый

От салюта небосвод дрожит.

На могиле у цветов душистых

Ломтик хлеба чёрного лежит.

 

Приходила дочь к погибшей маме.

От цветов ложился алый цвет

На кладбищенский холодный камень,

Воскрешая боль военных лет.

 

И смотрели люди, цепенея,

На кусочек хлеба, на цветок.

Сердце билось чаще и больнее.

Словно метроном стучал в висок.