Статьи для дополнительного чтения

Д. Моррис. Одежда и статус.

 

Одежда такой же социальный символ, как речь или поведение. У нее три основные функции: обеспечение комфорта, соблюдение приличий и демонстрационная функция. В различные эпохи правила приличия были различными, но основной принцип оставался неизмен­ным: чем более пуританским является общество, тем тщательнее прячется тело. В арабских странах одеяние женщины скрывало не только тело, но и его очерта­ния. Когда-то в Англии считалось непристойным даже произносить слово «нога», а ножки рояля закрывались чехлами.

Демонстрационная функция запрещает мужчинам появляться в дорогих ресторанах без галстука. Поче­му? Галстук — показатель определенного социального статуса. Он выступает не как средство что-то скрыть или создать комфорт, а как знак, определяющий при­надлежность его владельца к той или иной социальной группе. В прошлом демонстрационная функция одеж­ды регламентировалась очень жестко.

В Англии XIV в. костюм определялся не вкусом или стилем, а законом. Парламент принимал правила, ре­гулировавшие одеяние для каждого социального клас­са. Если человек надевал костюм, который полагался людям, стоящим выше его на социальной лестнице, он подвергался штрафу. Похожие правила существовали и в американских колониях, где женщине запрещалось носить шелковый шарф, если ее муж «стоил» меньше тысячи долларов. До сих пор майор не имеет права носить форму полковника.

Но люди постоянно стремились «завысить» свое положение в обществе, надевая «не свой» костюм. А на­казывали их, по сути, не за сам костюм, а за попытку с его помощью завысить статус.

В XVIII в. демонстрацией высокого положения стал спорт. Так, при верховой езде английские сельские джентльмены для удобства надевали фраки и цилинд­ры — именно это одеяние позже стало ассоциировать­ся с досугом и возможностью не работать. Постепенно «джентльменский» спортивный костюм превратился в повседневный костюм высшего света, а затем, изме­нившись, стал обычным костюмом большей части об­щества.

Для дорогостоящих развлечений — ружейной охо­ты, рыбалки и гольфа — изобрели клетчатый костюм и котелок. Вначале подобная одежда считалась нео­фициальной, но затем она вытеснила черных фрак, оставив ему место в свадебных церемониях и офици­альных торжествах. И, по сути, все современные де­ловые люди носят варианты костюмов, ранее являв­шихся спортивными.

В последние годы наметилась обратная тенденция. Демократическое общество все более напряженно от­носится к привилегиям, и это заставляет представите­лей высшего класса демонстрировать свой статус как-то иначе. Стало немодным подчеркивать принадлеж­ность к элите. На смену «клубному» пиджаку яхтсмена пришла одежда, заимствованная у представителей общественных «низов». Она позволяет показать, что в груди у богатых и знаменитых бьется сердце «простых людей».

Источник: Моррис Д. Одежда и социология // Ровес­ник,— 1990. №7. С.12-13.

Вопросы к тексту:

1. Что демонстрируют джинсы на молодом человеке — сво­боду от всяких условностей, увлечение модой, соци­альный статус?

2. Какие социальные различия в одежде существуют в ны­нешней России?

И.С. Кон Социальные роли

 

Роль учителя, инженера или отца семейства соци­ологически задана общественным разделением труда и иными объективными процессами, не зависящими от воли отдельного индивида. Хотя требования, предъяв­ляемые к человеку, занимающему эту позицию, далеко не всегда формируются так однозначно, как в воин­ском уставе или должностной инструкции, они тем не менее вполне объективны. Чтобы понять, к примеру, соотношение отцовской и материнской ролей в совре­менной семье, надо учитывать прежде всего макросо-циальное разделение труда между мужчиной и жен­щиной, соотношение их семейных и внесемейных обя­занностей, структуру семьи, способы воспитания детей. Мнения же конкретных мужчин и женщин по этому вопросу, при всей значимости индивидуальных вари­аций, чаще всего лишь отражение стереотипов массового сознания, за которыми в конечном счете стоят закономерности социальной структуры.

Социальная психология в известной мере оставля­ет эти макросоциальные отношения «за скобками», понимая «роль» как структуру непосредственного меж­личностного взаимодействия. Привычные формы по­ведения неизбежно стандартизируются и подкрепля­ются системой взаимных ожиданий. От человека, ко­торый несколько раз проявил остроумие, ждут, что он и в дальнейшем будет развлекать своих товарищей, «роль шутника» как бы приклеивается к нему и так или иначе включается в его «образ Я».

Наконец, при исследовании внутриличностных процессов словом «роль» обозначают определенный аспект, часть, сторону деятельности лица. Внимание здесь акцентируется на том, как сам индивид воспри­нимает, сознает и оценивает ту или иную свою функ­цию, деятельность, принадлежность, какое место зани­мает она в его «образе Я», какой личностный смысл он в нее вкладывает.

Обыденное сознание часто делит жизнедеятель­ность на две части, из которых одна — формальная, застывшая, мертвая— приписывается «безличному» миру социальных ролей, а вторая — «личная», эмоцио­нально окрашенная — представляет то, чем индивид является «сам по себе», безотносительно к социальным условиям. В житейском обиходе сказать про человека, что он «исполняет роль» отца или учителя, все равно что сказать, что он «притворяется», что он «не настоя­щий» отец или учитель. Самому индивиду «ролевой» кажется только такая деятельность, которую он воспри­нимает как нечто более или менее внешнее, периферий­ное или условное, «разыгрываемое» для других, в отли­чие от «подлинного Я», без которого он не может себя представить. Но независимо от того, считает ли инди­вид свою работу ремеслом, призванием или даже мис­сией, что весьма существенно для него самого и для морально-психологической оценки его как личности, социологически он во всех случаях исполняет опреде­ленную профессиональную роль. И если энтузиастов на данный вид работы не находится, а обойтись без него общество не может, оно включает такие вполне объективные механизмы, как материальное стимулирование, государственное распределение специалистов. Любая классификация социальных ролей предполагает точку зрения либо общества (группы), либо индивида, причем учитывается как степень жесткости, структурированно­сти соответствующих отношений («позиционно-статус-ные» или «ситуативные», «структурные» или «межлич­ностные» роли), так и уровень индивидуальных усилий, необходимых для их получения («предписываемые», «приписываемые» или «достигаемые» роли).

Но хотя социальные роли и идентичности — необ­ходимый компонент, отправная точка самокатегориза­ции, ни экзистенциальное, ни рефлексивное «Я» не сводится к ним. Во-первых, разные социальные иден­тичности и роли (скажем, профессиональные и семей­ные) не совпадают и часто противоречат друг другу. Связанные с этим межролевые конфликты создают контекстуальный диссонанс и активизируют работу самосознания, побуждая индивида координировать и иерархизировать разные стороны своей жизнедеятель­ности соответственно какой-то шкале ценностей. Во-вторых, каждая «социальная роль» есть взаимоотноше­ние, которое его участники могут определять и факти­чески определяют по-разному (например, требования, предъявляемые к учителю школьной администрацией, коллегами, родителями и учениками, могут существен­но расходиться). Внутриролевые конфликты также предполагают необходимость самостоятельного, инди­видуального определения собственной роли со всей вытекающей отсюда мерой ответственности.

В-третьих, отношение индивида к выполняемым ролям избирательно: одни функции и виды деятельно­сти воспринимаются как органические, центральные, неотделимые от собственного «Я», другие — как более или менее внешние, периферийные, «искусственные». Любая перестройка ролевой системы личности сопро­вождается соответствующими изменениями в «образе Я»; потеря социально и личностно значимых ролей, не компенсированная получением новых, равноценных или лучших ролей, обычно переживается болезненно. Но самоуважение индивида зависит не только от со­циальной престижности его ролей, но и от того, как он оценивает свою успешность, эффективность в осуще­ствлении главных, личностно-значимых ролей.

Чем объясняется и что выражает идентификация личности с какой-то «ролью» или, наоборот, подчерк­нутое дистанцирование, отдаление от нее, нарушение подразумеваемых ею правил и ожиданий. На первый взгляд, все дело в уровне развития индивидуальнос­ти — более яркая личность более независима и допус­кает больше вариаций в своем поведении. На самом деле тут могут действовать и социальные обстоятель­ства. Например, фотография собственных детей под стеклом служебного письменного стола руководящего работника явно демонстрирует нежелание резко раз­граничивать свою служебную и личную жизнь, косвен­но давая понять посетителю, что хозяин кабинета и в своей служебной деятельности не склонен к формализ­му, готов к «человеческим контактам». Это как бы сим­волизирует определенный стиль управления. Для хи­рурга умение вольно пошутить в напряженный момент операции — часть профессиональной экипировки, средство поднять настроение персонала, т. е. здесь тоже проявляются не просто личные качества, а неко­торый стиль работы.

Подчеркивание «ролевого расстояния» в одном случае выражает отчуждение личности от данной роли, желание подчеркнуть свою автономию от нее, а в дру­гом, наоборот, именно прочная идентификация, слияние с ролью позволяет индивиду относительно свободно варьировать свое поведение, на что не способен нови­чок, строго придерживающийся «предписанных» рамок.

Сокращено по источнику: Кон И.С. В поисках себя. М., 1984. Гл. 4.

Л. Е. Шепелев

Сословная иерархия в России

 

Характерная черта сословий — наличие соци­альных символов или знаков: титулов, мундиров, орде­нов, званий. Классы и касты не имели государствен­ных отличительных знаков, хотя выделялись одеждой, украшениями, нормами и правилами поведения, риту­алом обращения. В феодальном обществе государство присваивало отличительные символы главному сосло­вию — дворянству. Что же это за символы?

Титулы — установленные законом словесные обо­значения служебного и сословно-родового положения их обладателей, кратко определявшие их правовой статус. В России в XIX в. существовали такие титулы, как генерал, статский советник, камергер, граф, фли­гель-адъютант, статс-секретарь, превосходительство и светлость.

Мундиры — официальная форменная одежда, со­ответствовавшая титулам и визуально их выражавшая.

Ордена — вещественные знаки отличия, почетные награды, дополнявшие титулы и мундиры. Орденское звание (кавалер ордена) представляет собой частный случай мундира, а собственно орденский знак — обыч­ное дополнение любой форменной одежды.

Стержнем системы титулов, орденов и мундиров выступал чин — ранг каждого государственного слу­жащего (военного, штатского или придворного). До Петра I понятие «чин» обозначало любую должность, почетное звание, общественное положение человека. 24 января 1722 г. Петром I в России введена новая система титулов, правовой основой для которой послу­жила «Табель о рангах». С тех пор «чин» получил бо­лее узкое, специальное значение, относящееся только к государственной службе. Табель предусматривала три основных рода службы: воинскую, штатскую и придворную. Каждая из них делилась на 14 рангов, или классов.

Государственная служба строилась на принципе, согласно которому служащий должен был пройти всю иерархию снизу вверх целиком, начиная с выслуги низшего классного чина. В каждом классе необходимо было прослужить известный минимум лет (в низших — 3 — 4 года). Высших должностей в иерархии было мень­ше, чем низших. Класс обозначал ранг должности. Ранг без должности получил название чина или классного чина (для отличия от чина вообще, чина как должности и звания), а за его обладателем закрепилось наимено­вание «чиновник».

Чин давал право на замещение должностей госу­дарственной службы и являлся показателем выслуги лет, старшинства. Исполнение государственной службы возможно лишь в том случае, если чиновник имел ста­тус дворянина. Преимущественное право на государ­ственную службу предоставлялось потомственному по­местному дворянству. Имущественная обеспеченность и более высокий образовательный уровень дворянства сыграли решающую роль в том, что государство сдела­ло ставку именно на него. Обеспеченность являлась важной ввиду сравнительно низкого материального воз­награждения за государственную службу, которая счи­талась уставной обязанностью дворянства.

Оба типа дворянства — поместное и служилое — являлись потомственными: дворянское звание переда­валось жене, детям и дальним потомкам по мужской линии. Дочери, вышедшие замуж, приобретали сослов­ный статус мужа. Дворянский статус обычно оформ­лялся в виде родословия, родового герба, портретов предков, преданий, титулов и орденов. В сознании воз­никало чувство преемственности поколений, гордость за свой род и желание сохранить его доброе имя. В со­вокупности они составляли понятие «дворянской чес­ти», важной составляющей которой являлось уважение и доверие окружающих к незапятнанному имени.

Общая численность дворянского сословия и клас­сных чиновников (с членами семей) составляла в сере­дине XIX в. 1 млн человек. Потомственные дворяне (по происхождению) составляли 37% общей численности сословия. Благородное происхождение потомственно­го дворянина определялось заслугами его рода перед отечеством. Официальное признание таких заслуг выражалось общим титулом всех дворян — «ваше бла­городие». Частный титул «дворянин» — в быту не упот­реблялся. Заменой частного титула служил предикат «господин», который со временем стал относиться к любому другому свободному сословию. В Европе ис­пользовались другие замены: «фон» — при немецких фамилиях, «дон» — при испанских, «де» — при фран­цузских. В России данная формула трансформировалась в указание имени, отчества и фамилии. Именная трех­членная формула применялась лишь в обращении к благородному сословию: пользование полным именем яв­лялось прерогативой дворян, а полуимя считалось при­знаком принадлежности к неблагородным сословиям.

В Древнем Риме существовал обычай давать вое­начальникам почетные прозвания по названиям тех мест, где ими были одержаны выдающиеся победы. Позже он утвердился и в России. Родовая фамилия дополнялась почетным наименованием в виде добавоч­ной фамилии с указанием титула. За победу на р. Рым-нике А.В.Суворов получил титул графа с добавлением к фамилии наименования Рымникский, а затем при Павле I за швейцарско-итальянский поход он получил еще титул князя Италийского.

Верхний слой благородного сословия составляло титулованное дворянство, т. е. дворянские роды, имев­шие баронские, графские, княжеские и другие родо­вые титулы. В Европе они обозначали разные степени вассальной зависимости от сюзерена, прежде всего от короля. До XVIII в. в России существовал только кня­жеский титул, обозначавший принадлежность к роду, который в древности пользовался правом княжения (государственного управления) на определенной тер­ритории страны. При Петре I впервые введены родо­вые титулы западных государств: граф и барон. В древ­ней Европе баронский титул был самым важным и почетным. Барон — непосредственный вассал короля. Граф в средневековой Европе — должностное лицо, представляющее власть короля в графстве, т. е. круп­ном наследственном феодальном владении. В XVIII в. графский титул расценивался как равный или более почетный, чем княжеский. Князья и графы могли быть: 1) владетельными (действительными), имевшими зе­мельный участок; 2) титулярными, не обладавшими земельным владением. Графских родов в конце XIX в. насчитывалось 310, баронских родов 240, а княжеских родов 250 (40 из них вели свою родословную от потом­ков Рюрика и Гедимина). Родовые титулы могли быть пожалованными и полученными по наследству. Выс­шей степенью княжеского титула был титул великого князя, который принадлежал только членам император­ской фамилии. Великий князь — наследник престола (обычно старший сын императора) имел еще титул

«Цесаревич». Император обладал общим титулом «ваше императорское величество», а наследник и другие ве­ликие князья— «ваше императорское высочество». В 1914 г. императорская фамилия насчитывала более 60 человек.

В сословной иерархии России очень сложно пе­реплетались достигнутый и предписанный (или при­рожденный) титулы. Наличие родословной указывало на предписанный статус, а ее отсутствие — на дос­тигнутый.

Адаптировано по источнику: Шепелев А.Е. Титулы, мундиры, ордена. М., 1991.

Задание 2

Некоторые специалисты считают, что апартеид, существовавший еще недавно в ЮАР, во многом напо­минает кастовую систему. А вы согласны с таким мне­нием? Какими правами обладало и не обладало черное население? В чем сходство и различие кастового строя и апартеида? Если надо, воспользуйтесь дополнитель­ной литературой. Дайте аргументированный ответ.