Дед. Ни к чему вам это знать-ведать. Я только за порог, а они приходют-приходют. Я себе иду-шагаю и слышу шур-шур, явились. Приходют и трогают.

ДЖИНА. Ты уверен?

 

ПАРХА. Она жива? Жива. Остальное приложится, справится как-нибудь, обаяния у нее, согласись, хоть отбавляй. Ты ее телефон где-нибудь видишь? Я должен позвонить.

 

 ДЖИНА. Какой телефон? Не было телефона.

 

ПАРХА. Не было телефона? (ПАУЗА) Нет, я с ума сойду. Пьяная баба нас везет, врезается. Нет, какие же все-таки люди безответственные, она ведь могла нас убить. Кошмар какой-то, эти люди. Мне необходимо позвонить, не то будет жуткий скандал.

 

ДЖИНА. Заткнись же ты наконец, заткнись наконец, заткнись. Об одном прошу.

 

ПАРХА. Ладно, ладно, сама заткнись. Я тебя ненавижу. Я всегда ненавижу девушек, с которыми переспал без любви, это гадость, гадость, секс без любви - порнуха, вставил-вынул.

 

ДЖИНА. Я с тобой не трахалась, я уже говорила, говорила уже.

 

ПАРХА. А с какой стати я должен тебе поверить, ну с какой, какие у меня основания? Детка, у тебя ведь полная амнезия, насколько я понимаю, ты то помнишь, то не помнишь, Бог дал, Бог взял, откуда тебе знать, переспала ты со мной или нет, если я сам этого не знаю, умоляю, не смеши меня. Я подозреваю, что мы переспали, потому что у меня ломка и, скорее всего, именно из-за этого, именно из-за этого, я по ломке чувствую. Ненавижу механический, производственный, чисто физиологический секс с чужими бабами, которые не вызывают во мне даже презрения, только чудовищную, бездонную пустоту.

 

ДЖИНА. Я с тобой не трахалась, это исключено.

 

ПАРХА. Вот то-то и оно, что да! Ты воспользовалась моим состоянием и беззащитностью!

 

Идут молча.

(Не выдерживает.) Хорошая из тебя мать, нечего сказать. Ребенок  сидит один в детском саду день и ночь, уборщицы уже ушли, сторож ушел, а он там сидит в луже мочи и вжикает машинками, ну а что ему делать, что ему, блин, еще делать, ну что. Мне холодно. Я сейчас рехнусь от холода.

 

ДЖИНА. Возьми ляг.

 

ПАРХА. Очень смешно. Ооо-очень смешно.

 

ДЖИНА. А мне типа не холодно, да? Холодно как у черта в жопе.

 

ПАРХА. И что, хочешь, чтобы я отдал тебе свою куртку? Не дождешься. Хотя вполне вероятно, что за каких-то пятнадцать минут я заслужил бы себе вечную жизнь. Ты могла бы выступить свидетелем, когда меня будут причислять к лику святых.

 

Пауза.

 

Думаешь, мы умрем?

 

ДЖИНА. Да.

 

ПАРХА. Сейчас?

 

ДЖИНА. Да.

 

ПАРХА. Вот так сразу?

 

Пауза.

 

ПАРХА. Какая безнадега, как низко я пал.

А ведь что-то мне подсказывало: завяжи с колесами, кончай жрать эту гадость, вам, наркоманам, по фигу, для вас это трудовые будни, а нормальному человеку и вправду очень вредно. И вот, пожалуйста, кто-то мне говорит: классная тусовка с маскарадом под лозунгом «грязь, вонь и триппер»,  записывай адрес. Я переодеваюсь, стараюсь, зубы себе фломастером изукрасил, шмотки какие-то вонючие нашел, таксист отказался меня везти. Попал в образ. Прихожу. Знакомлюсь с девушкой, милый вечер,  меня угостили чем-то новеньким, и вдруг, бля, откуда-то выскакивает эта Румыния! Я румын! Куда-то еду! Раздаю деньги! Я, почтенный ксендз Гжегож, духовное лицо. Это ты меня подначила. На фига ты мне напомнила! Я теперь только зря разнервничался и все вспомнил. Опоздать на съемки - да. Умереть - да. Но не так же.

 

Честно говоря, все-таки подсознательно я опасаюсь, что не достоин вечной жизни. То есть Бог, конечно, знает, что теоретически я был - лучше или хуже, - но хороший, и в этом смысле я в порядке, но ведь обязательно выскочат церковники со своими догмами, исповедями, причастиями и постами и меня уделают. Меня, ксендза Гжегожа, уделают.

 

ДЖИНА. Господи, ты существуешь: я вижу какой-то свет.

 

ПАРХА. Не может быть. Это невозможно.

 

ДЖИНА. Кажется, это какой-то дом.

КАРТИНА 6.

ДЕД. Это вы?

 

ПАРХА. Да, это мы.

 

ДЕД. Вы одни?

 

ПАРХА. Конечно, одни.

 

ДЕД (снимает цепочку). Вы уверены?

 

ДЖИНА. Да, это мы.

 

ДЕД. Заходите, только быстро.

Пауза

 Ксендз Гжегож? Он самый!

 

ПАРХА. Да, это я, я тот актер, именно...

 

ДЕД. Что за гости - незванные-негаданные. Ночью, поздней ночною порой! Ксендз Гжегож! Дождался-таки, дождался я, ксендз меня навестил-проведал. Для меня это честь-большая радость. А эта женщина-девушка, она кто?

 

ПАРХА, Да, бывшая проститутка, наркоманка.

 

ДЕД. Анжелика?

 

ПАРХА. Видишь, сын мой как в жизни бывает.  Пригрел-приголубил.

 

ДЕД. А сутана где?

 

ПАРХА. Какая сутана?

 

ДЕД. Холодно-зябко в сутане-то, да? По яйцам дует. Вот ты в цивильном и пришел.

 

ПАРХА. Хватит уже, дедушка.  Найдется у вас что-нибудь пожевать? Попить чего-нибудь горяченького? Одубел я совсем, дед.

 

ДЕД. А вот как раз и нету, как раз и нету, я-то считал-рассчитывал, что наоборот, что это ксендз мне поможет, поесть принесет. Я ведь выйти не могу.

 

ПАРХА. Как это? Почему?

 

 

ПАРХА. Телефон у вас есть?

 

ДЕД. Куда там! Был. Но они звонили. (Залазит на кровать.) Вот следы. Вот тут трогают. Вот тут. Вон они, следы, где трогали. Приходют-приходют и трогают. Не могу ни на минуту-секунду выйти, ни на минуту, сразу приходют. И трогают.

 

ПАРХА. Сууу-упер.

 

ДЖИНА. Можно, мы у вас переночуем? Мы с ног-с копыт от усталости валимся. Пешком из Казахстана-Узбекистана пришли.Нам только переночевать, и больше мы вам голову морочить не будем.

 

ДЕД. Переспать-переночевать. Кажется-мерещится... Ксендзу Гжегожу завсегда рады. Но будьте осторожны. ОНИ не спят. Будьте осторожны. Ну, разве что, как заметят-приметят, что это ты, ксендз Гжегож, то и присмиреют.