Создание неомифологических миров

Клайв Стейплз Льюис пишет апологетические произведения не только в виде богословско-философских трактатов, таких как «Просто христианство», «Страдание» и других. Апологетическими являются и его неомифологические произведения – «Хроники Нарнии», «Космическая трилогия» и «Пока мы лиц не обрели», так как языком мифов и образов он доносит евангельские истины.

Перед автором не стоит цели проанализировать нарратив. Задача – выявить, каким образом автор реализует защиту веры и миссионерство. Разумеется, каждое произведение имеет свою специфику, но можно выделить несколько тезисов, общих для всех произведений.

1) Сходство между христианством и фантазией – не случайно. Всё отражает небесные истины, и мысленные образы не в меньшей степени. «Миф – не вымысел. Он является наилучшим способом выхода в метафизическое пространство. Миф – это всеобъемлющая структура, которая позволяет Божественному вторжению осуществиться»[171].

2) В каждом произведении автор создает новую мифологическую систему, на самых разных уровнях вводит мифологемы, мифологические мотивы и персонажей. Автор пытается разными образами донести одни и те же истины. Различны не только образы, но и картины мира в каждом произведении, о которых подробнее будет сказано ниже.

 3) Чтение сказки или мифа (Льюис не разделяет эти понятия, как это принято в религиоведении) «высвобождает архетипы, которые хранятся в коллективном бессознательном, и, когда мы читаем хорошую сказку, мы следуем принципу «Познай себя»[172], и здесь автор согласен с Юнгом.

4) Следует еще раз подчеркнуть важность для Льюиса мысли о том, что божественные истины лучше всего транслируются человеку в образах, чем в логических рассуждениях, что идею Бога вообще сложно передать человеческими понятиями. «Он понял, что логичный спор, вообще – философское мышление могут только намекнуть, но не выразить, и признал, что ближе всего мы подходим к Богу через стихи, миф, символ»[173].

5) Использование мифов и образов помогает автору не говорить о христианской вере напрямую, то есть не вступать в конфронтацию с читателем, исповедующим другое мировоззрение. «Он использовал литературные средства и жанры, редко встречающиеся в области христианской апологетики: поэтический язык, символизм, миф, научная фантастика, романы, художественная переписка»[174] (перевод – М.В.)[175]. Идя «кружным путем», Льюис не пытается переспорить читателя в каких-то отдельных моментах с помощью логических аргументов. Он пытается дать читателю эстетический опыт, опыт нравственного выбора, в чем-то даже мистический опыт, транслировать читателю определенный образ мышления, которому соответствуют христианские истины. Льюис художественными методами передает евангельскую весть воображению, эстетическому и нравственному чувству читателя, тем самым мотивируя и разум работать в нужном автору направлении. «Льюис понимал, что добро и зло, опасность, страдание, радость — всё воспринимается более отчетливо, если «окунуть их в сюжет»[176].

6) С таким подходом кореллирует мысль, высказанная им в письме священнику Джованни Калабриа, впоследствии ставшего католическим святым. Льюис пишет, что прежде чем проводить непосредственно евангелизацию, следует сначала сделать людей хорошими язычниками, то есть хотя бы познакомить их с естественным нравственным законом. «Релятивизм – враг морали, и его мы должны победить прежде, чем отправимся в поход против атеизма»[177]. Эту задачу выполняют и его неомифологические произведения.

Следует заметить, что в каждом из трех его неомифологических произведений конструирование мифологической картины или модели мира происходит по-разному. «Хроники Нарнии» - создание волшебного мира, концептуально почти не связанного с нашим земным миром, «Космическая трилогия» - введение нашей земной реальности в систему мифа вселенского масштаба, «Пока мы лиц не обрели» - пересказ древнего апулеевского мифа об Амуре и Психее в контексте реальности, ожидающей Воплощения Иисуса Христа. Обращаясь к художественным произведениям необходимо учитывать, что «…обращение Льюиса к мифу следует рассматривать не как отказ от его более раннего способа аргументации или размышления, а как попытку выйти за его рамки, предлагая своим читателям не знание о Боге, но «вкус Божественной реальности»[178] (перевод – М. В.)[179]