Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ:  Археология Биология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия ЭкологияТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву 
Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Встреча с Иудой искариотом и фомой. Симон зелот исцелен от проказы
1 Иисус вместе со Своими учениками. Как накануне, так и сегодня я не вижу Иуду Фаддея, который, однако, говорил, что хочет пойти с Иисусом в Иерусалим. Видимо, это все еще пасхальные празднества, поскольку в городе – все то же огромное скопление народа. Вечереет, и многие спешат по домам. Иисус тоже направляется к дому, где гостит. Это не дом Тайной Вечери: тот находится в самом городе, хотя и ближе к его окраинам. Этот же – настоящий сельский дом среди густых олив. С простенькой площадочки, что перед ним, видны деревья, которые ярусами спускаются вниз с холма, останавливаясь над небольшим мелководным потоком, протекающим по излучине между двух невысоких холмов: на вершине одного из них расположен Храм, на другом холме – одни лишь оливковые деревья. Иисус в начале склона этого пологого, ровно поднимающегося и совершенно сглаженного безмятежными деревьями, холма. «Иоанн, там двое ожидают твоего Друга», – говорит пожилой мужчина, видимо, арендатор или владелец той оливковой рощи. Похоже, Иоанн знаком с ним. «Где они? Кто такие?» «Не знаю. Один точно иудей. Другой… не разберешь. Я не спросил его». «Где они?» «В кухне, ждут, и… и… ну да… есть еще один, он весь в язвах… Я оставил его там… поскольку мне не хотелось бы, чтобы он оказался прокаженным… Говорит, что хочет увидеть Пророка, который держал речь в Храме». Иисус, до этого хранивший молчание, говорит: «Пойдем сначала к нему. Скажи двум другим, пусть приходят, если захотят. Я поговорю с ними тут, в оливковой роще». И направляется к указанному мужчиной месту. «А мы? Что нам делать?»
2 Человек, совершенно закутанный, прислонился спиной к грубой стенке, поддерживающей уступ террасы, тот, что ближе всего к усадьбе. Наверное, он взобрался туда по тропке, тянущейся вдоль берега потока. Увидев, что Иисус подходит к нему, он начинает кричать: «Назад! Назад! Но и пощады!»[323]. И, сбросив одежду, раскрывает свое тело. Если лицо его покрыто струпьями, то тело – мозаика из язв. Некоторые уже превратились в глубокие впадины, какие-то похожи на простые красные ожоги, другие – белесые и глянцевые, словно покрыты сверху белой глазурью. «Ты прокажен! Чего ты от Меня хочешь?» «Не проклинай меня! Не побивай меня камнями! Мне сказали, что вчера вечером Ты объявил Себя Гласом Божьим и Подателем Милости. Мне сказали, будто Ты уверял, что, воздвигнув Свое Знамение, Ты излечишь всякую болезнь. Воздвигни его надо мной. Я пришел из гробниц… оттуда… Полз, как змея, между кустами ежевики вдоль потока, чтобы добраться сюда незамеченным. Дождался вечера, чтобы в сумерках было не так видно, кто я такой. Я осмелился… он, человек из этого дома, показался мне достаточно добрым. Он не убил меня. Только сказал мне: „Жди возле той стены“. Будь же и Ты милостив», – и видя, как близко подошел Иисус (Лишь Он один, поскольку шестеро учеников и владелец этого участка, вместе с двумя незнакомцами, стоят поодаль, демонстрируя явное отвращение), прибавляет: «Ни шагу вперед! Ни шагу! Я заразный!». Однако Иисус не останавливается. Он смотрит на него с такой жалостью, что мужчина принимается плакать, встает на колени, почти касаясь лицом земли, и стонет: «Твое знамение! Твое знамение!»
«Оно будет воздвигнуто в свое время. Тебе же говорю: встань! Будь исцелен. Это Мое желание. И будь ты Моим знамением в этом городе, что должен узнать Меня. Поднимайся, говорю тебе! И не греши, из благодарности Богу!» Мужчина медленно-медленно поднимается. Кажется, он выступает из высокой цветущей травы, словно высвобождается из могильного савана… И он исцелен. Оглядывает себя в закатном свете. Исцелен. Кричит: «Я чист! О! что я должен теперь сделать для Тебя?» «Повиноваться Закону. Пойди к священнику. Веди себя хорошо, на будущее. Ступай». Мужчина порывается было броситься к ногам Иисуса, но вспоминает, что по Закону он еще не очистился, и удерживается. Но целует себе руки, посылая этот поцелуй Иисусу, и плачет. От радости.
«Мы слышали Тебя прошлым вечером… в Храме. Разыскивали Тебя по городу. Один, назвавшийся Твоим родственником, сказал нам, что Ты находишься здесь».
«Зачем же вы Меня ищете?» «Чтобы последовать за Тобой, если позволишь нам, потому что Ты обладаешь словами истины». «Последовать за Мной? А знаете ли вы, куда Я направляюсь?» «Нет, Учитель, но, несомненно, к славе». «Да. Но не к земной славе. К славе, которая пребывает на Небесах, и которая завоевывается добродетелью и самопожертвованием. Для чего вы хотите за Мной последовать?» «Для того, чтобы принять участие в Твоей славе». «Небесной славе?» «Да, Небесной». «Не все могут достичь ее. Ибо Маммона подкарауливает жаждущих Неба сильнее, чем всех остальных. И выдерживает лишь тот, кто в состоянии желать твердо. Зачем идти за Мной, если идти за Мной означает непрестанно бороться с врагом в самих себе, с врагом-миром, и с тем Врагом, который есть Сатана?» «Затем, что этого хочет наш дух, который остался покорен Тобой. Ты святой и могущественный. Мы хотим быть Твоими друзьями». «Друзьями!!!» – Иисус замолкает и вздыхает. Потом пристально всматривается в того, кто все это время говорил, а теперь, откинув плащ, оказался с непокрытой головой. Это Иуда Искариот[324]. «Ты выражаешься лучше, чем человек из народа. Кто ты?» «Иуда, сын Симона[325]. Из Кериота. Но я из Храма (или при Храме). Жду и мечтаю о Царе иудеев. Я почувствовал царя в Твоих речах. Я увидел царя в Твоих движениях. Возьми меня с Собой». «Взять тебя? Сейчас? Сразу? Нет». «Почему, Учитель?» «Потому что надо получше примериться к самим себе, прежде чем выбирать слишком крутую дорогу». «Ты сомневаешься в моей искренности?»
«Еще один, увидевший Тебя. Мне хотелось бы быть с Тобой. Но теперь я в смятении». «Ничего. Самонадеянность – это гибель. Боязнь может стать препятствием, но если она от смирения, то она помогает. Не бойся. Ты тоже подумай, а когда Я приду…» «Учитель, Ты такой святой! Я боюсь оказаться недостойным. Ничего другого. Потому что за свою любовь я не опасаюсь…» «Как тебя зовут?» «Фома, по прозвищу Дидим»[326]. «Я запомню твое имя. Иди с миром».
5 Шестерым, находящимся с Ним, многое не терпится узнать. «Учитель, почему Ты увидел разницу между ними двумя?.. В чем была разница. У обоих было одно и то же побуждение…» – спрашивает Иоанн. «Друг, то же самое побуждение может иметь различный смысл и приводить к различным результатам. Верно, что у этих двоих одинаковое побуждение. Но намерения одного и другого не совпадают. И совершеннее тот, что кажется менее совершенным, потому что его не подстрекает людская слава. Он любит Меня, потому что любит». «Я тоже». «И я так же». «И я». «И я». «И я». «И я». «Знаю. Я принимаю вас за тех, кто вы есть». «Значит, мы совершенные?» «О! Нет! Но, как и Фома, станете такими, если пребудете в вашем стремлении любить. Совершенные?! О, друзья! Кто совершенен, кроме Бога?» «Ты!» «Истинно говорю вам, что Я совершенен не сам по Себе, если вы считаете Меня пророком. Никто из людей не совершенен. Но совершенен Я потому, что Говорящий с вами есть Слово Отца. Будучи Причастником Бога, Его Мыслью, становящейся Словом, Я обладаю Совершенством в Себе. Таковым вы и должны Меня почитать, если верите, что Я – Слово Отца. И все же, видите ли, друзья, Я хочу называться Сыном Человеческим, ибо Я уничижаю сам Себя, взваливая на Себя все человеческие немощи, чтобы нести их – Моя первая мука – и уничтожить их, после того, как их понесу, но не стану их обладателем. Какая это тяжесть, друзья! Но Я несу ее с радостью. И эта Моя радость перенесения немощей – оттого что, являясь Сыном человечества, Я сделаю человечество детищем Бога. Как в первый день».
6 «Учитель… почему Твой кузен, зная, где Ты живешь, не пришел?» «Мой Петр!.. Ты станешь одним из Моих камней, первым. Но не все камни легки для использования. Видел мраморные глыбы преторианского дворца? Вырванные с трудом из горных недр, они сейчас составляют часть Претории. А теперь посмотри на те валуны, которые в лунном свете блестят вон там, среди вод Кедрона. Они сами попали в русло, и если кто-нибудь захочет их взять, то – вот, пожалуйста. Мой кузен подобен тем первым глыбам, о которых Я говорил… Горные недра, его семья, оспаривают его у Меня». «А я во всем хочу быть как эти валуны из потока. Ради Тебя я готов оставить все: дом, жену, ловлю, братьев. Все, Раввуни, ради Тебя». «Знаю, Петр. За это тебя люблю. Но Иуда тоже придет». «Какой? Иуда из Кериота? Я ему не придаю значения. Это нарядный щеголь, а я… отдаю предпочтение… Сам я отдаю предпочтение…» Все смеются над этим выступлением Петра. «Нет ничего смешного. Я имел в виду, что отдам предпочтение откровенному галилеянину, неотесанному, рыбаку, но без обмана, как… как горожане, которые… не знаю… Ну, Учитель понимает, что я хочу сказать».
7 «Я хотел спросить одну вещь…» «Какую, Андрей?» «Иоанн поведал мне о чуде, сотворенном в Кане… Мы очень надеялись, что Ты сотворишь одно такое чудо в Капернауме… а Ты сказал, что не творишь чудес, если прежде не исполнишь Закон. Но тогда почему в Кане? И почему здесь, а не на Своей родине?»
«Всякое повиновение Закону – это единение с Богом, и потому увеличивает наши способности. Чудо – это подтверждение единства с Богом, Его благожелательного присутствия и согласия. Поэтому Я пожелал исполнить Свой долг Израильтянина прежде, чем приступить к совершению ряда чудес». «Но Ты не был связан Законом». «Почему? Как Сын Божий – нет. Но как Сын Закона – да. Израиль, пока что, воспринимает Меня только таким образом… Да и после, почти весь Израиль будет воспринимать Меня таковым, и даже менее того. Но Я не хочу устраивать смуту в Израиле и подчиняюсь Закону». «Ты святой». «Святость не исключает послушания. Более того, она доводит его до совершенства. Кроме всего прочего, это вам пример для подражания. Что скажешь об отце, о старшем брате, об учителе, о священнике, если они не подают хороший пример?» «А как же Кана?»
8 В дверь стучат. Это опять Фома. Он входит и бросается Иисусу в ноги. «Учитель… я не в состоянии ждать Твоего возвращения. Позволь мне остаться с Тобой. Я полон недостатков, но у меня есть моя любовь, это единственное великое и подлинное сокровище. Оно Твое, для Тебя. Позволь мне остаться, Учитель…»
Видение так и заканчивается. 9 Сейчас 16 часов, и на меня уже нападают приступы сонливости, которая, чувствую, будет жестокой, как логическое следствие вчерашнего мучительного часа… Но и 24 октября мне было очень плохо. Настолько, что по окончании видения, когда я писала с головной болью, прямо‑таки как при менингите, у меня не хватило сил добавить, что я, наконец, увидела Иисуса, одетого так, как Он является мне в видениях, адресованных только мне одной: в мягком одеянии из шерсти белого цвета, переходящего в слоновую кость, и в таком же плаще. В этой одежде Он был во время Своего первого появления в Иерусалиме в качестве Мессии.
Поручение, доверенное Фоме
1 Сегодня утром, когда я приходила в себя из тяжелейшего многочасового забытья, молясь в ожидании рассвета, у меня возобновилось видение.
Говорю возобновилось, потому что мы все еще в том же самом помещении: просторной и низкой кухне, мрачной от закопченных стен, едва освещенной огоньком масляной лампадки, поставленной на грубый, длинный и узкий стол, за которым сидят восемь человек: Иисус и шестеро учеников, да хозяин дома, по четыре на каждой стороне. Иисус, повернувшись на Своей табуретке – поскольку здесь только табуретки без спинок, на трех ножках, настоящая сельская обстановка – продолжает разговаривать с Фомой. Ладонь Иисуса переместилась с головы Фомы на его плечо. Иисус говорит: «Встань, друг. Ты поужинал?» «Нет, Учитель. Я не отходил от того второго, который был со мной, а потом оставил его и вернулся назад, сказав ему, что хочу поговорить с исцеленным прокаженным… Однако сказал так, потому что подумал, что он погнушается приблизиться к нечистому. Я угадал. Но я искал Тебя, а не прокаженного… Хотел Тебе сказать: „Возьми меня с Собой!“… Я ходил кругами туда и сюда по оливковой роще, пока один молодой человек не спросил меня, что я тут делаю. Наверно, решил, что я злоумышленник… Он находился возле столба, там, в начале усадьбы». Хозяин дома улыбается. «Это мой сын», – поясняет он, и добавляет, – «Он сторожит у пресса. В погребах, под прессом, у нас почти весь годовой урожай. Он был очень хороший. Принес нам много масла. А в многолюдные дни всегда собираются бродяги, чтобы грабить неохраняемые места. Восемь лет назад, как раз в канун субботы, нас полностью обворовали. С тех пор, ночь за ночью, мы все охраняем. Мать пошла отнести ему еду». «Так вот, он спросил меня: „Чего тебе нужно?“, и спросил это таким тоном, что мне пришлось быстро объяснить: „Я ищу Учителя, который здесь проживает“, чтобы уберечь свою спину от его дубинки». Тогда он ответил мне: „Если то, что ты говоришь, правда, идем к дому“. И сопровождал меня досюда. Это он постучал в дверь, и не уходил, пока не услышал мои первые слова». «Далеко живешь?» «Я поселился с другой стороны города, у Восточных ворот». «Ты один?» «Был с родственниками. Но они ушли к другим родственникам на Вифлеемскую дорогу. Я остался, чтобы искать Тебя днем и ночью, пока не найду». Иисус улыбается и говорит: «Значит, тебя никто не ждет?» «Никто, Учитель». «Путь долгий, ночь темная, а по городу ходит римский патруль. Я тебе скажу: если хочешь, останься с нами». «О! Учитель!» – Фома счастлив.
«Садись, Фома. Ешь». 2 И затем, обращаясь ко всем: «Так поступайте всегда, друзья, по закону любви. Паломник уже защищен Законом Божиим. Но теперь, во имя Мое, вы должны любить еще больше. Когда кто просит у вас хлеба, или глоток воды, или крова Именем Божьим, вы должны откликнуться, также во Имя Божие. И Бог за это воздаст вам. Так нужно поступать со всеми. Даже с врагами. И в этом состоит новый Закон. До сих пор вам сказано было: „Любите любящих вас и ненавидьте врагов“. Я говорю вам: „Любите даже тех, кто вас ненавидит“. О, если б вы знали, как будете возлюблены Богом, если полюбите так, как Я вам говорю! И еще, когда кто скажет: „Я хочу быть вашим сотоварищем в служении истинному Господу Богу и в следовании за Его Агнцем“, тогда он должен стать вам дороже кровного брата, ибо вас объединят вечные узы, узы Христовы». «А если вдруг попадется кто-то неискренний? Легко сказать: „Я хочу поступать так-то и так-то“. Но не всегда эти слова соответствуют истине», – довольно-таки раздраженно говорит Петр. Не пойму почему, но он не в своем обычном жизнерадостном настроении. «Петр, послушай. Ты рассуждаешь здраво и справедливо. Но, видишь ли, лучше погрешить излишней добротой и доверием, нежели подозрительностью и жесткостью. Если ты облагодетельствуешь недостойного, какое тебе оттого зло? Никакого. Но напротив, награда Божия все так же будет уготована тебе, тогда как он окажется недостоин ее за то, что обманул твое доверие». «Никакого зла? Э! Часто такой недостойный не останавливается на неблагодарности, но идет дальше и доходит до того, что причиняет вред репутации, имуществу и самой жизни». «Бывает. Но разве это уменьшает твое достоинство? Нет. Даже если весь мир поверил бы клевете, даже если бы тебя довели до большего обнищания, чем Иова, даже если бы кто-то жестокий отнял у тебя жизнь, что изменилось бы в глазах Божиих? Ничего. Больше того, некое изменение все же произошло бы. Но во благо тебе. Бог к твоим благим заслугам прибавил бы заслугу мученика, как претерпевшего нравственный, материальный и физический урон».
3 Иисус обращается к Фоме: «Друг, Я говорил тебе раньше, в роще: „Когда Я вернусь в эти края, если все еще будешь хотеть этого, станешь Моим учеником“. Теперь говорю тебе: „Ты настроен сделать Иисусу одно одолжение?“» «Без сомнения». «А если это одолжение потребует жертвы?» «Послужить Тебе – какая тут жертва? Чего Ты хочешь?» «Хотел сказать тебе… но у тебя ведь есть торговля, есть привязанности…» «Ничего, ничего! У меня есть Ты! Говори». «Слушай. Завтра на рассвете тот прокаженный выйдет из склепов, чтобы найти, через кого уведомить священника. Ты первым отправишься к склепам. Это милосердие. И громко скажешь: „Ты, который вчера очистился, выйди наружу. Меня послал к тебе Иисус из Назарета, Мессия Израиля, Тот, кто излечил тебя“. Сделай так, чтобы мир этих „живых мертвецов“ узнал Мое Имя и встрепенулся в надежде, и тот, кто к надежде прибавит веру, придет ко Мне, дабы Я исцелил его. Это первое проявление чистоты, которую Я приношу, и воскресения, которого Я господин. Однажды Я дарую куда более глубинную чистоту… Однажды запечатанные склепы извергнут настоящих мертвецов, которые явятся, чтобы своими пустыми глазницами и зияющими челюстями улыбнуться тому ликованию, отдаленному, но все-таки ощущаемому их костями, ликованию душ, освобожденных от ожидания в Преддверии[327]. Явятся улыбнуться этому освобождению и вострепетать, узнав, Кому они им обязаны… Ты пойдешь. Он выйдет к тебе. Ты сделаешь то, что он попросит тебя сделать. Поможешь ему во всем, словно своему брату. И также скажешь ему: „Когда будешь совершенно очищен, мы вместе выйдем на дорогу вдоль русла реки, за Доко и Эфраим. Там Учитель Иисус будет ждать тебя и меня, чтобы сказать нам, как мы должны будем послужить“». «Я сделаю так. А тот другой?» «Кто? Искариот?» «Да, Учитель». «Для него остается в силе Мой совет. Пусть примет решение сам и не торопится. Избегай даже встречи с ним».
4 Петр что-то бурчит. Иисус слышит. «Петр, что с тобой? То молчишь, то бормочешь. Ты выглядишь недовольным». «Так и есть. Мы первые, а Ты не одаришь нас чудом. Мы первые, а Ты посадил рядом с Собой постороннего. Мы первые, а Ты ему, а не нам, даешь какие-то поручения. Мы первые, а… да, вот именно, а кажется, что последние. Зачем Ты будешь их ждать на пути у реки? Конечно, чтобы что-то им поручить. Почему им, а не нам?» Иисус глядит на него. Не сердится. Наоборот, улыбается, как улыбаются какому-нибудь подростку. Встает, медленно подходит к Петру, кладет ему на плечо ладонь и продолжая улыбаться, говорит: «Петр! Петр! Ты большой, старый ребенок!». Он обращается к Андрею, сидевшему возле брата: «Иди на Мое место», и садится вплотную к Петру, обхватив его рукой за плечи, и так, прижав к Своему плечу, ведет с ним разговор: «Петр, тебе кажется, что Я поступаю несправедливо, но с Моей стороны это не есть несправедливость. Наоборот, это подтверждение того, что Я знаю, чего вы стоите. Смотри. Кто нуждается в доказательствах? Тот, кто еще не уверен. Так вот, Я знал, что вы уверены во Мне настолько, что не ощутил необходимости доказывать вам Свою силу. Тут, в Иерусалиме, нужны доказательства, тут, где порок, безбожие, политика, множество мирских вещей омрачают души до такой степени, что они не в состоянии видеть Свет, проходящий мимо. Там же, на нашем прекрасном озере, таком чистом под чистым небом, там, среди честных и стремящихся к благу людей, в доказательствах нет необходимости. У вас будут чудеса. Потоки благодати изольются на вас. Но – смотри, как высоко Я вас оценил – Я принял вас, не требуя доказательств и не видя необходимости предоставлять их вам, потому что знаю, какие вы. Вы дороги, очень дороги Мне, и очень преданны». Петр успокаивается: «Прости меня, Иисус». «Да, Я прощаю тебя, потому что твоя досада – это любовь. Но больше не завидуй, Симон Ионин. Знаешь, что за сердце у твоего Иисуса? Ты видел когда-нибудь море, настоящее море? Да? Так вот, Мое сердце гораздо просторнее, чем открытое море! И в нем для всех есть место. Для всего человечества. Будет место у самого малого, как и у самого великого. Там отыщут любовь и грешный, и невинный. Этим-вот Я даю поручение. Само собой разумеется. Ты хочешь Мне запретить это делать? Я вас выбрал. Не вы. Поэтому Я свободен рассудить, как вас использовать. И если этих Я сейчас отпускаю с поручением – что может также оказаться испытанием, равно как проявлением милосердия может оказаться промежуток времени, оставленный Искариоту – разве можешь ты за это упрекать Меня? Откуда ты знаешь, не приберег ли Я для тебя иное поручение, более сложное? И разве есть прекраснее призвание, чем слышать: „Ты пойдешь со Мной“?» «Это правда, это правда! Я глупец! Прости…» «Да. Я прощаю все, и каждому. Ох, Петр!.. Но прошу вас всех: никогда не обсуждайте заслуги и положения. Я мог бы родиться царем. А родился нищим, в хлеву. Мог бы быть богатым. Но жил за счет работы, а теперь – за счет милостыни. И тем не менее, поверьте, друзья, нет никого более великого в глазах Божиих, чем Я. Чем Я, который тут всего лишь слуга человека». «Ты слуга? Никогда!» «Почему, Петр?» «Потому что я буду служить Тебе». «Даже если бы ты служил Мне, как мать служит младенцу, Я все равно пришел послужить человеку. Ради него Я стану Спасителем. Какая служба сравнится с этой?»
«Теперь ты рад, Петр? 5 Тогда позволь, Я закончу разговор с Фомой. Ты уверен, что сможешь узнать того прокаженного? Там только он один исцеленный; но могло статься, что он уже вышел при свете звезд, чтобы повстречать какого-нибудь раннего путника. И на его месте, в жажде попасть в город и увидеть родных, может оказаться кто-то другой. Послушай, как он выглядит. Я был рядом с ним и хорошо разглядел его в сумерках. Он высокий и худой. Цвет лица темный, как у метиса, глубоко посаженные и совершенно черные глаза под белоснежными бровями, волосы белые, как лен и довольно вьющиеся, нос длинный, приплюснутый на конце, как у ливийцев, губы толстые, особенно нижняя, и выступают вперед. Он такой смуглый, что губы ближе к лиловому. На лбу остался старый рубец, и это, может быть, единственное пятно, теперь, когда он очистился от струпьев и грязи». «Он старик, раз он совсем белый». «Нет, Филипп. Он так выглядит, но он не старик. Проказа сделала его седым». «Он кто? Метис?» «Возможно, Петр. Он похож на людей из Африки». «Он, хотя бы, израильтянин?» «Узнаем. А если нет?» «Э, если нет, тогда пусть уходит. Он уже и так много удостоился, получив исцеление». «Нет, Петр. Даже если он идолопоклонник, Я не прогоню его. Иисус пришел ради всех. И говорю тебе истинно, что невежественные народы превзойдут сынов народа Света…» Иисус вздыхает. Затем встает. Благодарит Отца славословием и благословляет.
6 Отмечу попутно, что подсказал мне мой внутренний голос еще вчера вечером, когда я увидела прокаженного: «Это Симон, апостол. Ты увидишь, как Он и Фаддей придут к Учителю». Сегодня утром, после Причастия (сегодня пятница) я открыла миссал[328] и увидела, что именно сегодня канун празднования святых Симона и Иуды, в завтрашнее Евангелие как раз говорит о милосердии, почти что повторяя слова, услышанные мной перед видением. Иуду Фаддея я, однако, пока еще не видела.
|
||||||||||||||||||||||||
|
|
Последнее изменение этой страницы: 2022-01-22; просмотров: 48; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.222.193.207 (0.065 с.) |
