Рассуждение о выводах Фрейда относительно инстинктов жизни и смерти

Регрессия, фиксация и деструктивные инстинкты Явления прогрессии и регрессии дают еще одно свидетельство двойственности, которая лежит в основе человеческой жизни. Они в конечном итоге связаны с инстинктами жизни и смерти. Как отмечалось в главе 4, психоаналитические исследователи первоначально интересовались почти исключительно проявлениями инстинкта жизни и либидо. Изучение регрессии в течение многих лет ограничивалось ее либидинозным аспектом. Только Абрахам провел систематическое исследование роли деструктивных инстинктов. Он показал, что они также претерпевают развитие, проявляющееся в последовательной смене их целей. Исходя из теории Фрейда о трех основных либидинозных фазах, Абрахам проследил развитие явлений агрессии при некоторых психических заболеваниях и пришел к выводу, что деструктивное начало, не менее чем либидинозные импульсы, претерпевает изменение целей в отношении к объектам.

Фрейд отмечал первую деструктивную цель в оральный период, а именно, каннибализм. Абрахам подразделил оральную фазу на две стадии: орально-сосательную и орально-кусательную. Он указал на силу деструктивных импульсов в тот момент, когда начинают прорезываться зубы, однако считал первую оральную стадию свободной от агрессивных влечений. (В этом пункте мы придерживаемся иной точки зрения, исходя из того, что имеются доказательства наличия агрессивных целей уже на «сосательной» стадии. Сам Абрахам, в дискуссии об оральном характере, приписывает сосательной стадии некий элемент жестокости, который делает людей, к этой стадии регрессировавших, «чем-то вроде вампиров для других людей»). Он описывал поедание через кусание как первую деструктивную ориентацию. За ней на первой анальной стадии следует стремление к уничтожению через отторжение (экскрецию). Во время второй анальной стадии происходит важная модификация деструктивных инстинктов: их целью становится контроль путем удержания. Хотя все еще присутствует анальный агрессивный катексис объекта, заметно смягчение деструктивных импульсов в желании сохранить объект. Последний «счастливо избегает» полной деструкции предыдущих фаз на условиях превращения в предмет контроля. На последней стадии инстинктивного развития — генитальной — либидо безраздельно доминирует и, согласно Абрахаму, имеет место полная любовь-к-объекту, лишенная амбивалентности (пост-амбивалентность). Фрейдовская теория первичного инстинкта разрушения была опубликована в 1920 («По ту сторону принципа удовольствия») и, следовательно, была доступна Абрахаму. Вероятно, она была ему известна, когда он писал свое «Развитие либидо» в 1924 году. Абрахам не связывал собственные «находки» с теорией инстинкта смерти, хотя со стороны складывается впечатление преемственности.

Сводя воедино результаты Фрейда, Абрахама и работу М. Кляйн с маленькими детьми в отношении инстинктивных целей прегенитальных стадий, можно в деталях проследить способы выражения либидинозых и деструктивных целей в телесных импульсах. Либидинозный импульс сосания сопровождается деструктивным стремлением высосать содержимое объекта, исчерпать, опустошить, истощить объект. Либидинозное удовольствие при кусании идет рука об руку с деструктивным инстинктом проглатывания. Удовольствие от экскреции соотносится с деструктивной целью уничтожения, тогда как удовольствие воздержания — с импульсами доминирования и контроля. Эти соображения имеют важное значение в дискуссии о роли, которую играют производные инстинкта смерти при регрессии. В то время как некоторые аналитики рассуждают о регрессии преимущественно в терминах либидо, следует отметить также совпадающие изменения в деструктивных влечениях, т. е. их возврат к более ранним, архаическим формам. Мы полагаем, что возвращение примитивных деструктивных целей является главным причинным фактором психических заболеваний.

Предпосылкой регрессии выступает образование точек фиксации. Исходя из упомянутых выше результатов Абрахама, а также обширных исследований М. Кляйн, мы считаем, что точки фиксации имеют не только либидинозный, но и деструктивный «заряд». Оба данных аспекта вступают в действие, когда в результате регрессии инстинктивная и эмоциональная жизнь предыдущей стадии снова становится доминирующей.

В этой ситуации переживаются чрезвычайно сильные тревоги, проистекающие из нескольких источников (а) Наличная фрустрация, вызывающая регрессию. Принято считать, что фрустрация провоцирует ненависть и тревогу. (б) Специфические тревоги (параноидного и депрессивного типа, исходящие от Супер-Эго), активированные возвратом к примитивным инстинктивным влечениям (точкам фиксации). Фрейд говорит: «...Каждый возраст обладает определенным условием [возникновения] страха, т. е. ситуацией опасности, адекватной ему... В процессе развития старые условия страха должны отпадать, так как соответствующие им ситуации опасности обесцениваются благодаря укреплению Я. Но это происходит очень несовершенным образом». Мы уже упоминали замечания Фрейда насчет крайней суровости Супер-Эго в регрессивных состояниях, (в) Страхи, отражающие реакцию Эго перед лицом импульсов и фантазий пройденной стадии. Описывая регрессию в период пубертации при обсессивном неврозе, Фрейд писал: «Эго внезапно качнется от услужливости к жестокости и насилию, вступающим в сознание из Ид...».

Таким образом, с нашей точки зрения, только что приведенные факты (включая крах сублимаций и модификаций, которым деструктивные импульсы подвергаются в процессе развития) необходимо рассматривать во взаимодействии с трансформациями либидо.

Еще в одном пункте наши выводы расходятся с фрейдовской трактовкой регрессии в той мере, в какой она базируется на ранних вариантах его теории. Фрейд выделял «переполнение» либидо в качестве причины регрессии и неврозов. Из-за фрустрации, которая делает разрядку или удовлетворение либидо невозможным, либидо «накапливается», и это вызывает регрессию. «Неудовлетворенное, «бьющее через край» либидо может теперь открыть путь к регрессии...».

Но если принять фрейдовскую теорию об инстинктах жизни и смерти, сформулированную в работе «По ту сторону принципа удовольствия», то нет оснований для «привилегированного» положения либидо при анализе регрессии и психопатологических состояний. Теперь возникает вопрос, действительно ли регрессия является результатом неспособности либидо овладеть деструктивными влечениями и тревогами, вызванными фрустрацией. По нашему мнению, дело обстоит именно так: патологическое состояние «переполнения» либидо возникает только в том случае, если либидо — несмотря на количественное увеличение (возможно, кажущееся) — неспособно противостоять деструктивным импульсам, вызванным теми же факторами, что и переполнение либидо, а именно фрустрацией.

В качестве примера рассмотрим проблему климакса.

Известно, что многие женщины не могут справиться с проблемами этого периода и впадают в заболевания, варьирующие по длительности и степени серьезности. Данная тенденция к психическим расстройствам при климаксе ставит ряд теоретических проблем. Мы знаем, что происходят важные физиологические изменения, например, в гормональном балансе, но необходимо еще проанализировать и психологические процессы в связи с физическим фактором.

Здесь, как и всегда, пытаясь понять невротический конфликт или, если надо, нормальное психическое развитие или нормальную личность, мы сталкиваемся с единством психики и тела. Первичными источниками энергии всей психической жизни являются инстинкты, пограничные динамические процессы, относящиеся одновременно к душевной и телесной сферам. Вполне возможно, что внутренние секреты наших желез весьма близки к роли материальных носителей инстинктов. Они, безусловно, представляют жизненно важный элемент телесных процессов, лежащих в основе инстинктивных явлений. Известно, что изменения в обмене веществ влияют на настроения, влечения, фантазии. Мы также знаем и другое, что эмоциональный конфликт может нарушать эндокринный баланс, и что сугубо психологическое лечение, разрешение эмоционального конфликта путем психоанализа, может положительно влиять на гормональное равновесие.

Интересующая нас проблема заключается, таким образом, в понимании способов, посредством которых женщина справляется с изменением стимуляции, вытекающим из гормонального дисбаланса. Как она справляется со сменой внутренних стимулов и с реакцией мужа и окружающих на изменение в ее внешнем облике, личности, которые могут происходить в этот период? Каковы те психологические факторы, которые помогают одной женщине преодолеть эти трудности (в какой-то мере, неизбежные), и те, которые делают другую женщину жертвой этих трудностей? Несомненно, степень и характер проблем, с которыми женщина сталкивается в период климакса, зависят частично от ее предыдущей психологической истории: например, от того, насколько она преодолела свой Эдипов комплекс и фантазии кастрации, от способов, с помощью которых она справлялась с наиболее ранними страхами, а также от широты и устойчивости ее сублимаций.

Многие женщины регрессируют в момент климактерического конфликта, так как угасание сексуальной продуктивности лишает их не только прямого инстинктивного удовлетворения, но и важнейшего фактора уверенности в себе. Не только у верующих католиков мы встречаем ощущение греховности полового акта, единственным искуплением вины за который может быть зачатие. Такое отношение к сексуальности, вытекающее из Эдипова комплекса и ранних страхов, заложено, как хорошо известно, в бессознательном многих женщин, которые считают себя свободными от религиозных или этических предрассудков по поводу секса. С исчезновением искупающего фактора, обостренное чувство вины буквально наводняет женскую психику. Сознание, что она не может больше иметь детей, открывает дорогу для глубоких страхов, в особенности концентрирующихся вокруг образа внутренней разрухи, опустошения, вина за которые возлагается на враждебную мать. Невозможность произвести на свет живого ребенка ощущается как наличие мертвых тел внутри (фантазия, производная, в конечном счете, от каннибалистических и деструктивных импульсов раннего периода). Эти чувства порождают страх собственной смерти. Вслед за такого рода страхами усиливается зависть к пенису, владение которым становится все более необходимым и желанным, коль скоро утрачена женская привилегия рождения детей. Вина по отношению к мужу, отчасти за свое побуждение кастрировать его, отчасти потому, что теперь она лишает его возможности отцовства, также выступает частью этой сложной картины. Кроме того, муж, от которого она больше не может забеременеть, принимает на себя роль отца, не удовлетворившего ее желание иметь ребенка, и таким образом возрождаются инцестные фантазии, несущие представление о сексе как о страшном преступлении. В сознании эти конфликты и страхи могут проявляться под маской навязчивого страха стать старой и непривлекательной. У женщин в период климакса часто возникает повышенная потребность в сексуальных контактах, сексуальном удовлетворении и успехе, нежности и любви. Они вступают в «опасный возраст». Аналитическое исследование подобных случаев наглядно показывает, что тревога и вина значительно усиливают либидинозные желания.

Более нормальные женщины преодолевают тревогу внутреннего опустошения, бесплодия разными путями: например, посредством сублимации и стимулов, предоставленных хорошими социальными и сексуальными отношениями.

С проблемой климакса связано множество и других факторов, однако упомянутых выше достаточно, чтобы очертить наш подход к проблеме «переполнения» либидо, не ставя целью проследить психологию климакса как таковую.

Современные аналитические исследования климактерических расстройств подчас напоминают учебник психопатологии, предельно ясно демонстрируя, как регрессия активирует неразрешенные конфликты всех стадий развития, в том числе самых ранних. Возникает впечатление, что климакс представляет собой «час расплаты» за все накопленные психологические долги — долги, о которых можно забыть, пока длится период биологического процветания.

В ситуации, когда перед Эго стоит задача овладения «запруженным» либидо, к ней добавляется еще одна — овладение деструктивными импульсами и тревогами. Эти выводы вытекают из клинических наблюдений. По нашему мнению, их теоретическую основу следует искать в теории Фрейда о слиянии двух противоположных инстинктов, и конкретно, в том «факте, что мы едва ли когда-либо имеем дело с чистыми инстинктивными импульсами, но с сочетаниями, в разных пропорциях, двух групп инстинктов».

Суммируем наши выводы по данному вопросу. Точки фиксации характеризуются не только связыванием либидо, но и потенциальной активностью деструктивных импульсов и тревог, специфических для разных периодов развития. Они создают фон для неразрешенных конфликтов и способны помешать утверждению генитальной фазы. Сохранение прегенитальных типов инстинктивного поведения и фантазий само по себе не является патологическим фактором. Выше отмечалось их значение как «ступеней» овладения тревогой. Прегенитальные агрессивные и либидинозные цели могут внести свой вклад в формирование генитальных, обогатить генитальную активность, придать ей новые оттенки при том условии, что они способны подчиниться верховенству последней. Это однако зависит от баланса либидо и деструктивных импульсов, который предопределяет тип фантазий, сопровождающих генитальную активность.

Нарушения генитальной фазы затрагивают одинаково либидо, деструктивные инстинкты и наличный уровень Эго. Как известно, инволюция характера и дефект сублимаций являются частью процесса регрессии.

Другим элементом регрессии являются возможные препятствия в осуществлении репарационных целей. Как уже отмечалось, мы отводим особую роль репарации и сублимации в поддержании психического здоровья. Инстинктивные процессы прегенитальной фазы порождают специфические страхи. Эго, построенное на интроекции и проекции, находится под угрозой тревоги потери или разрушения своих объектов. Восстановление последних — самая насущная цель, дающая толчок сублимации. Эти плоды Эго-развития, следовательно, помимо доставляемого ими удовлетворения, выступают ведущими факторами в борьбе против вины и тревоги. Определенная степень, качество вины и тревоги стимулирует репарационные механизмы и способствует сублимации. Избыток этих эмоций однако оказывает на сублимацию парализующее действие. Пока индивид чувствует, что его деструктивные импульсы находятся под контролем или что причиненный ими вред возмещается, он может поддерживать генитальный уровень, т. к. может вынести действительную фрустрацию, а его либидо может быть переориентировано на другие объекты. И до тех пор, пока достижима сублимация и продолжается поиск удовлетворения от других объектов, это, в свою очередь, помогает индивиду бороться с фрустрацией. Здесь налицо «круг» благоприятных факторов. Но если репарация и сублимация терпят крах, защитные механизмы Эго побеждены, деструктивные импульсы усиливаются и возрождаются прегенитальные ситуации тревоги. Страх наказания и отчаяние делают действительную фрустрацию невыносимой, отчасти потому, что она усилена этими самыми процессами. Теперь налицо порочный круг, включающий и реанимацию архаических импульсов с присущими им тревогами, и «провал» сублимации и репарации — круг, отражающий взаимное влияние фиксации и регрессии.

 

Регрессия и запрет

Регрессия может привести либо к симптомообразованию, либо к торможению, либо к тому и другому вместе. Фрейд полагал, что Эго-функция какого-либо органа тормозится, если сексуальная значимость этой функции, эрогенность данного органа, становится слишком большой. Фрейд говорит: «Как только письмо, предполагающее истечение жидкости на листок бумаги, приобретает значение соития, или как только хождение пешком становится символическим представителем ступания (топтания) по телу матери-земли, и то, и другое прекращается, поскольку репрезентирует запрещенный сексуальный акт. Эго отрицает эти функции, находящиеся в его сфере, с тем чтобы не предпринимать новых репрессивных мер — избежать конфликта с Ид».

В свете теории слияния либидо и деструктивных импульсов процессы торможения снова становятся предметом дискуссии. Мы не предполагаем здесь исчерпывающий анализ проблемы, но лишь хотим наметить в общих чертах наш подход к ней. Два примера из вышеприведенной цитаты (письмо, обретающее значение копуляции, и хождение — в значении топтания тела матери) — не одинакового уровня. Последний явно несет оттенок жестокости, и можно предположить, что именно это — фантазия насилия, производная деструктивного компонента — является причиной страха и вины и налагает — посредством вмешательства Супер-Эго — «запрет» на данные действия. В своих фантазиях субъект чувствует, что может топтать тело матери, он начинает бояться убить ее, и именно его депрессивные и навязчивые тревоги вызывают расстройство функции хождения. Аналогичным образом, способность писать будет нарушена, если ее анально и уретро-садистские значения доминируют над репаративными и генитальными фантазиями и по этой причине вызывают реакцию защитных механизмов Эго.

 

Регрессия и разъединение

Обращаясь теперь к метапсихологическому аспекту регрессии, мы сталкиваемся с множеством не решенных до конца проблем, хотя Фрейд и выдвинул некоторые существенные предположения. Он поставил явления слияния и разъединения в центр проблемы и связал регрессию с разъединением. Регрессию и разъединение следует рассматривать как различные аспекты одного и того же сложного явления. «Коротко обобщая, можно предположить, что сущность регрессии либидо, например, от генитального к садистско-анальному уровню, лежит в расщеплении инстинкта, точно так же, как продвижение с ранней стадии на завершенно-генитальную обусловлено вхождением эротических компонентов». И снова: «Что касается метапсихологического объяснения регрессии, я склонен видеть его в «расщеплении инстинкта», в отделении эротических компонентов, которые в начале генитальной стадии присоединились к деструктивному катексису, принадлежащему к садистической фазе».

Эти утверждения, по всей видимости, подразумевают, что смешение инстинктов разрушается, когда наступает регрессия, а также, что это смешение отсутствует на прегенитальных стадиях, реактивируемых при регрессии. Фрейд неоднократно подчеркивал, что оба противоположных инстинкта всегда встречаются в «перемешанном» состоянии, и прямые аналитические наблюдения полностью подтверждают это. Приведем две цитаты из Фрейда. «Исходя из теоретических соображений, подтвержденных биологией, мы предполагаем существование инстинкта смерти... Эта гипотеза ничего не говорит о том, каким образом сочетаются оба типа инстинктов, как они смешиваются, сливаются друг с другом, но то, что это происходит регулярно, в широких масштабах — предположение, необходимое для нашей концепции».

И еще: «... то, что нас интересует — едва ли чистые инстинктивные импульсы, а сочетания, в разных пропорциях, двух групп инстинктов...».

Данные высказывания категорически исключают идею об отсутствии «слияния» на прегенитальных стадиях. Как представляется, Фрейд говорил не о полном, а о частичном отделении эротических компонентов. Его было бы достаточно, чтобы вызвать регрессию и усилить деструктивные импульсы, несмотря на сохранение слияния инстинктов на уровне, не достигнутом регрессией. Такая точка зрения согласовалась бы с утверждением Фрейда об изменчивых пропорциях неизменного наличного синтеза двух инстинктов, а также с его вычленением прегенитальной и генитальной фаз применительно к пропорции инстинктов. Ключевым моментом в процессе, описываемом как «разъединение», является, на наш взгляд, эффективное усиление деструктивного компонента, независимо по количественным или структурным причинам.

Вероятно, целесообразно снова кратко зафиксировать нашу позицию по поводу взаимодействия регрессии и фиксации. Известна точка зрения Фрейда, что регрессия становится возможной благодаря формированию точек фиксации. На пути к генитальной сексуальности мы проходим разные точки, своеобразные «станции» в развитии; и поскольку какая-то часть либидо — вместе, как мы считаем, с частью агрессивных импульсов — остается на этих «станциях», к ним можно вернуться, регрессировать. Следует напомнить, что такое «путешествие» — внутренний процесс, и что «станции» находятся внутри нас. «Оставленные позади» влечения, в действительности, также находятся внутри, подобно нашим воспоминаниям, а те, как известно, остаются в душе, однажды их пережившей, даже если кажутся утраченными. Таким образом, пока наше либидо удерживается на генитальном уровне, предшествующие точки непрерывно активны в бессознательном. Характер и степень влияния прегенитальных импульсов и фантазий на нашу жизнь зависят, частично, от силы либидо. В случае климактерических конфликтов, ситуация заключается не просто в регрессии к анально-садистской стадии. Под давлением множества конфликтов, связанных с потерей репродуктивной способности, могут активироваться предшествующие импульсы и фантазии. Это ставит перед каждой женщиной трудную задачу психологической адаптации, и все же эту задачу можно решить, не прибегая к регрессии в собственном смысле. Данный процесс противодействия «возрожденной» активности прегенитальных элементов носит временный, текучий характер и сам по себе регрессией не является. Наличие конфликта и необходимости ре-адаптации доказывает динамические возможности точек фиксации.

Все это помогает нам справиться с одной трудностью, но остаются еще и другие. В частности, необходимо рассмотреть проблему количества либидо и деструктивных импульсов. Остается ли абсолютное количество инстинктивной энергии постоянным в течение жизни? Можно ли сказать, что энергия одного из инстинктов, скажем, либидо, увеличивается, а другого — уменьшается? Являются ли такие количественные изменения причиной определенной последовательности инстинктуальных фаз? Является ли общая «сумма» обоих инстинктов неизменной и следует ли объяснять смену «ведущих» зон последовательным катексисом каждой из них?

Некоторые наблюдения говорят в пользу количественных изменений на протяжении жизни. По-видимому, и Фрейд склонялся к этому выводу. Он говорит: «При достижении определенного периода жизни и в соответствии с ритмом биологических процессов, количество либидо в «психическом хозяйстве» возрастает до такого уровня, который сам по себе достаточен, чтобы нарушить здоровое равновесие, создать условия для невроза. Как известно, эти достаточно резкие всплески либидо обычно связаны с пубертацией и климаксом, наступающим у женщин определенного возраста; у некоторых людей они могут проявляться с периодичностью, которую еще предстоит установить».

С другой стороны, можно привести соображения в пользу иной точки зрения, также высказанной Фрейдом, что либидинозное удовлетворение максимально в период грудного кормления и никогда впоследствии не достигает этого уровня; что самые первые, самые примитивные импульсы ребенка «обладают такой собственной интенсивностью, которая превосходит все, что последует в будущем». Эти оценки не предполагают первоначально слабой инстинктивной жизни, которая крепнет лишь в процессе развития. Все же возможно, что происходят периодические всплески, как, например, при наступлении способности к деторождению. Эту точку зрения, вероятно, следует привести в соответствие с рядом других соображений: например, простота против сложности, с одной стороны, а с другой — вклад предыдущего опыта в дальнейший опыт, как уже отмечалось выше. Особая интенсивность элементарного, первобытного импульса имплицитно присутствует в высшей точке взрослого, зрелого либидинозного опыта — в генитальном оргазме.

Таковы приведем размышления, к которым подталкивает «неопределенность» инстинктов. В конечном счете, Фрейд называет инстинкты «мифическими существами, грандиозными в своей неопределенности» («Продолжение лекций по введению в психоанализ», с. 358). Можно вспомнить, что инстинкты принадлежат к пограничной области между сомой и психикой, и что наша сфера — именно психика, тогда как к физиологу мы обращаемся за дополнительной информацией. Мы можем рассуждать об инстинктах, но наши убеждения вытекают из психологических наблюдений, из исследований поведения, чувств, эмоций, фантазий. Возможно, не абсолютные количества инстинктивной энергии, а специфические черты, присущие «ведущему» органу, определяют взаимоотношения инстинктов в рамках их «слитного» единства, и функции этого органа накладывают свой отпечаток на достигнутую инстинктивную стадию. Благодаря сверхличной прокреативной функции, генитальная стадия, вероятно, лучше всего приспособлена к целям инстинкта жизни, так что ее реализация создает условия, эквивалентные «приливу эротических компонентов». Но не следует рассматривать лишь биологическую функцию «ведущего» органа. Фантазии, связанные с различными органами и их функциями, решают дело с психологической точки зрения. Первые зоны инстинктивных переживаний обременены фантазиями крайне агрессивного порядка. С переходом к примату генитальности примитивные разрушительные импульсы модифицируются, «шлифуются», агрессивные фантазии смягчаются. Фантазии, ассоциируемые с прокреативной функцией, естественно и неизбежно принадлежат к творческому, репарационному типу.

Фрейд склонялся к тому выводу, что количественные факторы предопределяют прогресс и регресс, но он также был убежден в важности того, «каким образом два класса инстинктов сливаются, смешиваются друг с другом». Мы попытались показать, как оральные элементы могут обогащать генитальный опыт, придавая (в фантазиях) пенису, вдобавок к его собственно генитальной функции, также функции питания и утешения. Некоторые прегенитальные элементы однако не могут войти в генитальную фазу.

Вероятно, одна из функций либидо состоит в том, чтобы связать деструктивные инстинкты, исчерпать источники деструктивных импульсов и, таким образом, овладеть ими. Либидо на генитальной фазе может больше всего преуспеть в использовании деструктивных импульсов для собственных целей, достигая тем самым доминирующего положения в рамках их единства. То, что такое единство, «слитность» инстинктов, существует даже на генитальной стадии, наглядно демонстрирует анализ импотенции и фригидности, при которых боязнь агрессии ведет к торможению половой функции. Как хорошо известно, определенная степень, характер агрессивных элементов, или, точнее, определенный вклад со стороны производных деструктивного инстинкта, необходимы для успешного функционирования генитальности. Но это может позволить деструктивным импульсам вступить в генитальный акт лишь в том случае, если обеспечено первенство либидо, т. е. если достигнута глубокая модификация их целей под влиянием либидо.

Подведем итоги. Без сомнения, на каждой стадии развития имеет место синтез, «слияние» противоположных инстинктов. Характер этого единства, однако, варьирует от стадии к стадии, но мы еще не в состоянии точно сказать, в чем этот характер состоит. Самая «безопасная», простая, гипотеза заключается, по-видимому, в том, что он определяется не только количественными факторами. Как отмечалось в главе 10, доминирующую роль инстинкта жизни невозможно описать только в количественных терминах. Взаимодействие между инстинктами, характер их «слияния», «смешивания», по меньшей мере столь же важны, и, возможно, определяют самую суть дела.

Разъединение, дезинтеграция означают, следовательно, распад этого специфического единства, конец доминирования либидо в этой форме, а не просто «отделение» либидинозных компонентов или уменьшение их количества.

Если такое разъединение все же происходит, то необходимо проследить дальнейшую судьбу отделившейся части либидо. Известно, что, как считал Фрейд, отделившееся от объектов либидо трансформируется в Эго-либидо, умножая первичный нарциссизм. Если применить этот вывод к расщеплению при регрессии, то нарциссизм и регрессия, таким образом, вступают во взаимное отношение. Как подчеркивалось в главе 4 «О "проекции" и "интроекции"», нарциссизм, в нашем представлении, связан с отношением субъекта к своим внутренним объектам. Регрессия, следовательно, может затрагивать систему фантазий и чувств относительно внутренних объектов. Мы, однако, не можем рассмотреть эту важную проблему в рамках данной главы. (Мы уже специально отмечали выше роль Супер-Эго в регрессии.)

Таким образом, явления, охватываемые понятием регрессии, с нашей точки зрения, весьма сложны и динамичны, связаны с неустойчивым равновесием (утратой равновесия) во всех компонентах психической жизни. Как мы предположили, возвратное движение либидо и деструктивных инстинктов необходимо рассматривать в контексте эмоционального опыта и жизни фантазий

6. Некоторые теоретические выводы,
касающиеся эмоциональной жизни младенца

Изучение психики детей все больше и больше приводит меня к осознанию ошеломляющей сложности и комплексности процессов, которые действуют, зачастую одновременно, на ранних стадиях развития. В написании этого раздела я пыталась осветить некоторые аспекты эмоциональной жизни ребенка в течение первого года, отбирая их с особым акцентом на тревоге, защитах и объектных отношениях.

Первые три или четыре месяца жизни (параноидно-шизоидная позиция)

I

С самого начала постнатального периода жизни младенец переживает тревогу, исходящую от внутренних и внешних источников. Я в течение многих лет придерживалась мнения, что работа инстинкта смерти дает начало страху уничтожения, и это является первопричиной тревоги преследования. Первый внешний источник тревоги может быть обнаружен в переживании рождения. Этот опыт, который, согласно Фрейду, формирует паттерны для всех позднейших ситуаций тревоги, непременно должен повлиять на первые отношения младенца с внешним миром.

Таким образом, вероятно, боль и дискомфорт, переживаемые младенцем, так же, как и утрата внутриутробного состояния, воспринимаются им как нападение враждебной силы, иначе говоря, как преследование. Тревога преследования, следовательно, с самого начала включается в отношение ребенка к объектам в той мере, в какой он подвергается лишениям.

Предположение, говорящее о том, что первые переживания ребенка, связанные с кормлением и присутствием его матери, инициируют объектное отношение к ней, является одной из базовых концепций, выдвигаемых в этой книге.

Первоначально это отношение является отношением к частичному объекту как для орально-либидинозных, так и для орально-деструктивных импульсов, которые с самого начала жизни направлены, в частности, на материнскую грудь. Мы предполагаем, что всегда существует взаимодействие, хотя и в различных пропорциях, между либидинозными и агрессивными импульсами, аналогичное слиянию инстинкта жизни и инстинкта смерти. Можно считать, что периоды свободы от голода и напряжения являются оптимальным соотношением, равновесием между либидинозными и агрессивными импульсами.

Это равновесие нарушается всякий раз, когда вследствие лишения (внутреннего или внешнего происхождения) усиливаются агрессивные импульсы. Я считаю, что подобные изменения в равновесии между либидо и агрессией дают начало эмоции, называемой жадностью, которая является первичной и самой главной в оральной природе. Любое увеличение интенсивности жадности укрепляет ощущение фрустрации и, в свою очередь, агрессивные импульсы. У детей, у которых силен врожденный агрессивный компонент, тревога преследования, фрустрация и жадность легко пробуждаются и это вносит свой вклад в трудности, возникающие у ребенка с перенесением лишений и борьбой с тревожностью.

Таким образом, сила деструктивных импульсов в их взаимодействии с либидинозными импульсами обеспечивает конституциональный базис для интенсивности жадности. Однако, в то время как в одних случаях тревога преследования может усиливать жадность, в других (как я подчеркивала в «Психоанализе детей») она может стать причиной наиболее ранних задержек в кормлении.

Периодически повторяющиеся переживания удовлетворения и фрустрации являются мощным стимулом для либидинозных и деструктивных импульсов, для любви и ненависти.

В результате получается, что грудь, в виде психического представления, ввиду того, что она удовлетворяет, оказывается любимой и ощущается как «хорошая»; поскольку же грудь является источником фрустрации, она ненавидится и ощущается как «плохая».

Этот сильный контраст между «хорошей» и «плохой» грудью существует во многом благодаря недостаточной интегрированности Эго и благодаря процессам расщепления внутри Эго и в отношении к объекту.

Существуют однако основания предполагать, что даже в течение 3 — 4 первых месяцев жизни ребенка «хорошие» и «плохие» объекты не полностью отделены друг от друга в его психике.

Материнская грудь, как в своем хорошем, так и в плохом аспекте сливается для ребенка с ее телесным присутствием; и отношение к матери, как к личности, устанавливается постепенно, начиная от наиболее ранних стадий.

Вдобавок к переживаниям удовлетворения и фрустрации, обусловленным внешними факторами, двойственному отношению к первому объекту способствует множество эндопсихических процессов и, главным образом процессы проекции и интроекции.

Младенец проецирует свои любовные импульсы и приписывает их удовлетворяющей его (хорошей) груди, точно так же, как он приписывает фрустрирующей (плохой) груди проецируемые на нее деструктивные импульсы.

Одновременно с этим, посредством интроекции, «хорошая» грудь и «плохая» грудь формируются внутри психики младенца.

Таким образом, картина объекта, внешнего и переведенного во внутренний план, в психике ребенка искажена фантазиями, тесно связанными с проецированием его импульсов на объект. «Хорошая» грудь — внешняя и внутренняя — становится прототипом всех полезных и удовлетворяющих объектов, «плохая» же грудь — прототипом всех внешних и внутренних преследующих объектов. Множество факторов, входящих в состав младенческого чувства удовлетворенности, таких, как смягчение чувства голода, удовольствие от сосания, свобода от дискомфорта и напряжения, а также чувство ребенка, что он любим, — все это становится атрибутом «хорошей» груди. Наоборот, любая фрустрация и дискомфорт приписываются «плохой» (преследующей) груди.

Сначала я опишу различные стороны отношения ребенка к «плохой» груди. Если мы рассмотрим картину, существующую в психике младенца — в том виде, в котором мы можем что-либо узнать о ней ретроспективно в анализе детей и взрослых — мы обнаружим, что ненавидимая грудь приобрела орально-деструктивные качества импульсов самого младенца, возникающих в состояниях фрустрации и ненависти. В своих деструктивных фантазиях он кусает и разрывает грудь, уничтожает ее, пожирая.

При этом у младенца возникает чувство, что грудь будет атаковать его точно так же. По мере того, как уретрально- и анально-садистические импульсы набирают силу, ребенок в своих представлениях начинает атаковать грудь с помощью ядовитой мочи и взрывчатых фекалий и ожидает, что грудь ответит ему той же ядовитостью и взрывчатостью. Детали его садистических фантазий определяют содержание его страхов, боязни внутренних и внешних преследователей, связанное, в первую очередь, с «плохой» грудью.