Гипертекст и постгутенберговая эра.

Изобретенный Гутенбергом в середине ХV века книгопечатный станок коренным образом изменил способ мышления и восприятия действительности, сформировав так называемого "типографского человека" – человека видящего мир сквозь черно-белую призму печатной продукции. Книга, ставшая тиражируемой и общедоступной, позволила людям преодолеть культурные и исторические границы, стала главным аппаратом в образовании и науке и, наконец, сделалась критерием, обуславливающим уровень интеллектуального развития индивида. Сообразно с логикой и структурой печатного текста формировался и особый тип культуры, характеризующийся господством линеарного текстового метанарратива. Именно так, по утверждению Маршалла Маклюэна, произошло становление "галактики Гутенберга" – универсума, в котором печатный станок явился формирующим фактором культуры индустриального общества[158]. Но с вхождением в обиход электронных средств массовой коммуникации, положение дел в "галактике" в корне меняется: книга начинает сдавать позиции активно развивающимся радио, телевидению, компьютерам. На передний план выходят аудио-визуальные способы трансляции информации, вытесняя письменные и печатные формы. Человек в "глобальном объятии" продолживших его центральную нервную систему электронных медий начал плавное вхождение в постгутенберговую эру. Последнее десятилетие, породившее глобальную сеть внесло в этот процесс свои коррективы, которые, по понятным причинам не могли быть осмыслены Маклюэном[159], и поэтому требуют специального рассмотрения. В связи с этим, попытаемся показать какова роль интернета в формировании текстового пространства постгутенберговой эпохи.

Прежде чем начать рассмотрение специфики текста глобальной сети, следует ответить на вопрос, насколько вообще правомочно говорить в сложившейся ситуации о закате "галактики Гутенберга". Так Умберто Эко, выдвинул тезис, что интернет не удаляет, а наоборот, приводит нас обратно к Гутенбергу. Считая, что глобальная сеть радикально "путает карты" маклюэновских прогнозов[160], Эко утверждает, что посредством интернета осуществляется обратный переход от имиджевого к вербальному восприятию информации. Если телевидение, ориентирующее на зрительный образ, ведет в конечном счете к упадку грамотности, то компьютер, так или иначе предполагающий работу со словами (чтение строк на экране, ввод данных, общение в чатах), реанимирует умение работать с печатными текстами. В этом смысле, отмечает итальянский мыслитель, компьютер и Интернет возвращает людей в гутенбергову галактику, ибо пользователи применяют письменную коммуникацию. дисплей, в отличие от телеэкрана, выстраивающего мир в образах, выражает мир, подобно книге, в словах и на страницах. Рассуждая в этом ключе, Эко озвучивает гипотезу, что в ближайшем будущем общество расщепится на два класса: тех, кто смотрит только телевидение, то есть получает готовые образы и готовое суждение о мире, без права критического отбора получаемой информации, и тех, кто смотрит на экран компьютера, то есть тех, кто способен отбирать и обрабатывать информацию[161]. Таким образом выходит, что ни о какой постгутенберговой эре и не может идти речь – во всяком случае, рассуждения У. Эко неизбежно подводят нас к такому заключению. И все же мы возьмем на себя смелость не в полной мере согласиться с подобным подходом. Конечно, не вызывает сомнения, что компьютер, по сравнению с телевидением, предоставляет возможность более интеллектуальной коммуникации, развивает элементарную грамотность и учит работать с текстовым материалом, то есть так или иначе выводит на передний план вербальный печатный текст. В этом смысле Гутенберг живет и в сети. Но, вместе с тем, коренным образом меняется способ построения тексто
вого пространства – на смену одномерному тексту приходит многомерный электронный гипертекст. Мы считаем, что именно эта качественная трансформация самой природы текста указывает на вхождение в постгутенбергову эру – текст более не может мыслиться в качестве линейно выстроенного, имеющего определенную направленность, структуру и границы. то есть он перестает соответствовать принципам, наложенных как станком Гутенберга, так и мировоззрением модерна, и становится воплощением постмодернистского мироощущения.

Итак, в чем же заключается специфика гипертекста, позволяющая говорить о его принципиальной новизне? Если обычный текст является линейным, и двигаться в его пространстве возможно только в направлениях, ограниченных одной плоскостью, то ризоморфный гипертекст открывает новые "поперечные" измерения в текстовом универсуме. читая книгу, мы не можем покинуть ее пределов, при этом не расставаясь с ней. Когда ее содержание вынуждает обратиться к другим источникам, то нам приходится отложить один текст, уйти за пределы его пространства и переключить свое внимание на другой, такой же принципиально одномерный и территориально ограниченный текст. Гипертекст полностью меняет ситуацию. Применяемый во всемирной паутине язык html (Hypertext Markup Language), обеспечивает мгновенный[162] переход от одного текста к другому, причем для этого не нужно покидать пространство исходного текстового поля: стоит указать на выделенное слово и предложение – и перед вами связанный с ним текст, первоначальный текстовой фрагмент при этом не исчезает, а лишь уходит на некоторое время на второй план. Текст, не теряя свои пространственных очертания, обретает иное измерение, где он становится в буквальном смысле бесконечным, ведь от одной ссылки можно двигаться к другой и так далее без конца. Характерно, что переключаться таким образом можно на текстовые нарративы совершенно иного рода – пути, по которым ведут нас ссылки непредсказуемы. Находясь в одной точке ризоматического пространства гипертекста мы можем вдруг оказаться "где угодно". И не удивительно, что в несколько переходов можно добраться "от сосиски до Платона" (сосиска — свинтус — щетина — кисть — маньеризм — идея — Платон)[163]. Языковые игры в глобальной паутине не имеют пределов и не знают ограничений – перекрестные ссылки всегда открывают новые горизонты. В сети нет прямых путей, и нет такого пункта где они сходились бы вместе. Как отмечал М.М. Кузнецов, маршруты навигации по гипертекстовой структуре сети Internet вряд ли могут быть сопоставлены с тем, который был проложен первопроходцем текстового нарратива Одиссеем, открывшим измерение линеарного пространственно-временного континуума[164]. На место космоса приходит "хаосмос" (Джойс), на смену одиссеи приходит "хаодиссея" (Делез).

В этом смысле способ организации текста в сети Интернет соответствует основным идеям номадологии, разработанных Делезом и Гваттари в "Тысяче поверхностей"[165]. Если рассматривать с точки зрения номадизма текстовые пространства, то можно утверждать, что постгутенберговая вселенная подобна бескрайней степи кочевников, а галактика Гутенберга – расчерченной стенами, границами и дорогами территории оседлых народов. Человек, находящийся на просторах Интернета в определенной степени становится номадом – кочевником, населяющим пространство, метки которого постоянно смещаются вместе с его трассой. Обитатель сети сращен с пространством также как и номад, только его мир не степь, а гиперреальность, в которой и проходят его бесконечные путешествия. Он двигается и одновременно остается на своем месте – подобно кочевнику, он путешествует сидя, но не в седле коня, а в кресле за компьютером. Таким образом, созданные в гипертекстовом формате нарративы особым образом конструируют, а точнее деконструируют текстовые структуры и способы их прочтения: от территориально ограниченной и линейно выстроенной книги мы переходим к номадическим ризоморфным детерриториализованным информационным системам.

Продолжая рассматривать гипертекст в контексте постмодернистской философии, мы хотели обратить внимание на его интертекстуальность. На наш взгляд, нигде данный феномен не находит столь исчерпывающего воплощения, как в гипертекстах сети Internet. Интернет с полным правом можно назвать великим интертекстом эпохи постмодерна. Какие бы признаки интертекстуальности мы не взяли – цитатность, децентрированность, безграничность, деперсонализация автора – все они являются неотъемлемыми характеристиками текстовых нарративов сети. Очевидно, что цитатный подход заложен в саму основу языка html – ссылки есть не что иное как указатели на смежные тексты, высказывания, источники и т.п., одним словом – цитаты в той или иной ипостаси. Также не вызывает сомнения, что гипертекст децентрирован по своей природе – стержневая идея неизбежно рассеивается в бесконечности кросс-референтных ссылок. Что касается безграничности гипертекста, то масштабы виртуального пространства глобальной сети говорят сами за себя – электронный космос не знает никаких границ и заслонов.

Специфическим образом в гипертекстовом пространстве выявляется такая характеристика интертекстуальности, как деперсонализация автора. Остановимся на этом аспекте поподробнее. На наш взгляд проблема авторства в сети имеет несколько уровней. В самом общем плане растворение автора в Интернете, так же как и в любом тексте, осуществляется в соответствии со схемой, предложенной Бартом в знаменитом эссе "Смерть автора"[166]. Теоретик постструктурализма утверждал, что в произведении "говорит" не автор, а язык, и поэтому читатель слышит голос не автора, а текста, организованного в соответствии с правилами "культурного кода" своего времени и своей культуры[167]. В этом смысле гипертексты глобальной сети являются скорее "надличными" созданиями постмодерной культуры, чем творениями автономных индивидов. Сама технология ссылок предполагает "множественность" авторов, то есть делает невозможным существование безотносительного, обособленного, замкнутого текста. В глобальной сети именно ссылки конституируют онтологический статус текста, ибо лишенный их, он становится невостребованным и умирает, затерявшись в информационном океане Интернета. Таким образом становится очевидным, что деперсонализация автора определяется перекрестной структурой гипертекста, но наряду с этой "генетической" обусловленностью, существует ряд других, технических и юридических факторов, трансформирующих идею авторства в глобальной сети. текст, помещенный в пространстве сети, отдается в свободное пользование, автор при этом отчуждает от себя произведение и фактически лишается своих привилегий – авторских прав и гонораров, составляющих незыблемый фундамент печатной культуры. Интернет начинает играть роль публичной библиотеки, где тексты принадлежат не авторам и издательствам, а безличной сети, в которой становятся доступными для всех желающих. Как утверждал Майкл Джойс, авторство становится "чем-то вроде бесконечной джазоподобной истории"[168]. Безусловно, в этом есть много отрицательных сторон, например, любой желающий может отсканировать любую книгу и без ведома ее создателей поместить на своей гипертекстовой странице. Разумеется, такой вариант развития событий коренным образом отличается от того, когда текст размещается непосредственно лицом его написавшим. Проблема авторства в сети так или иначе будет решаться, но, на наш взгляд, в полной мере установить контроль в этом вопросе нам не представляется возможным ввиду либеральной сущности Интернета. В сети нет удостоверений личности, и никто не даст вам гарантий, что за именем автора на самом деле скрывается обозначенный человек; да и ценность текста скорее определяется не именем и регалиями его создателя, а конкретным содержанием. Более того, возникает вопрос о теоретическом пересмотре области авторского права, то есть о том, насколько текст произведения является незыблемым и закрытым для постороннего вмешательства, выражающимся в изменении, копировании, уничтожении[169]. Пока остается не в полной
мере ясным, каким образом будет решены проблемы аутентичности автора, сохранности оригиналов текстов, а также цитирования и ссылок на интернетовские тексты в научных работах. Однако сам круг поставленных проблем свидетельствует о трансформации понятия авторства в гипертекстовых массивах. Так или иначе, но можно с уверенностью сказать, что в век гипертекста сами технологии накладывают отпечаток на персону автора, приводя ее к дальнейшей деперсонализации, тем самым на уровне новейших информационных технологий подтверждая идеи постструктуралистов.

Уже из вышеприведенного краткого обзора специфики гипертекста становится очевидным, что по своей сущности он представляет сугубо постмодернистский феномен. В принципах его организации находят воплощение практически все основные мировоззренческие установки постмодерна – плюрализм, децентрация, фрагментарность, интертекстуальность. постмодернистский электронный гипертекст по своей сути противоположен модернистскому печатному тексту. Именно это и позволяет нам связывать с его распространением наступление постгутенберговой эры. Но есть еще один момент указывающий на глубокое различие в самой природе типографского и электронного текста, мимо которого мы не вправе пройти. Если обычный текст строится из набора букв – своего рода атомов, дальше которых дробление текста невозможно, то символы электронного текста изначально не имеют ничего общего с буквами – это бинарные комбинации из нулей и единиц. То есть электронный текст в своей основе опирается на принципиально иной, машинный язык и возникает закономерный вопрос, каковы прагматические последствия подобной трансформации? Ответ на него увел бы нас далеко за рамки нашего исследования, тем более, это вопрос скорее сравнительной филологии, чем социальной философии, поэтому на данном этапе мы ограничимся лишь постановкой данной проблемы, а также еще раз отметим, что электронный постгутенберговый текст имеет принципиально иную знаковую основу, чем печатный гутенберговый, что лишний раз указывает на их неотождествимость..

В заключении хотелось бы сделать небольшую реплику по поводу условности выражения "постгутенберговая эра". Мы хотим подчеркнуть, что данный эпитет не следует воспринимать буквально, это всего лишь метафора, но, несмотря на присутствующую образность, в ней фиксируются реальные качественные изменения, произошедшие в подходе к чтению и письму в информационную эпоху. И, конечно, из наступления "посгутенберговой эры" не следует делать скоропалительных выводов о смерти печатной продукции. Книга не умрет, ибо в ней присутствует особая магия; чтение текста с экрана монитора не доставляет того расслабления и удовольствия, которое мы получаем, листая книжные страницы. Но то, что гипертекст вытеснит бумажную продукцию в науке, производстве, образовании – да и вообще в любом виде деятельности предполагающем работу с достаточно большим объемом информации, в этом сомневаться не приходится. Возможности, предоставляемые глобальной сетью Internet в этом плане безграничны. Создание всевозможных баз данных, компьютеризация библиотек, перевод информации в электронную форму – все это признаки вхождения человечества в век гипертекста, в период, который с полным правом можно назвать "постгутенберговой эрой".

 

Заключение.

 Подводя итог рассмотрению наиболее знаковых для постмодерного общества информационных технологий, среди которых особо были выделены телевидение, реклама, технологии виртуальной реальности, а также глобальная компьютерная сеть, мы еще раз хотели бы обратить внимание на глубокую связь и взаимозависимость мировоззренческих и информационных трансформаций, произошедших в последние десятилетия в планетарном масштабе. Данная взаимосвязь имеет несколько сторон и уровней, и может быть дифференцирована следующим образом: во-первых, возникновение постмодернистского мировоззрения не может иметь место вне информационного общества; во-вторых, технологии информационного общества онтологически базируются на постмодернистской мировоззренческой основе; в-третьих, идеи и категории постмодернистской философии наиболее адекватно раскрывают сущность новейших информационных технологий; и, наконец, без учета роли информационных технологий в формировании мироощущения на рубеже третьего тысячелетия, не может быть четко сформулировано концептуальное содержание понятия "постмодернизм".

Другой момент, который нам хотелось бы подчеркнуть в заключительной части настоящей работы, связан с представлением о постмодернизме как о глобальном, пусть еще и находящимся в стадии формирования, но все-таки глобальном явлении, а отнюдь не точечном, локальном, являющимся уделом избранных стран и народов. В этой связи мы хотели обратиться к реалиям постсоветской российской действительности, и показать на ее примере насколько правомерно вести речь о вхождении в идейное пространство постмодерна стран, не принадлежащих к числу государств западного мира. Несмотря на объективные особенности, в сегодняшней России налицо тенденции к развитию по пути, избранному ведущими мировыми государствами. Следуя в этом направлении, она неизбежно оказывается подверженной воздействию наиболее значимых в мировом масштабе идейных течений и стилей, и только уже поэтому говорить о том, что постмодернизма в России нет, нам представляется контрпродуктивным. Конечно, нельзя не признать, что для широкого круга населения это слово является малопонятным и даже трудновыговариваемым, и, тем не менее, подобное положение дел не отменяет наличия признаков реальных изменений, причем изменений тектонических по своему масштабу, объективно указывающих на прочность завоеванных позиций и неотвратимость грядущих завоеваний этого "заморского" гостя с таким странным именем – "постмодернизм". Хотя однозначно утверждать, что последний является чем-то абсолютно внешним для России, не было бы совсем правильным. Безусловно, само это понятие и категориальный аппарат, дополняющий его содержание не являются достоянием отечественной философской мысли, но мы не можем утверждать, что постмодернистские по своей сути идеи оставались чуждыми для населения в бытность советского государства. Но присутствовали такие идеи в сугубо латентной, неосмысленной и невысказанной форме, и именно этим объясняется сила шока, испытанного народами бывшего СССР после падения коммунистической власти, олицетворяющей модернистскую целостность и фундаментальность. Лишившись этой нерушимой целостности и потеряв непоколебимую фундаментальность, постсоветские государства "вдруг" оказались в состоянии "постмодерн", в одночасье лицом к лицу столкнувшись с типом мировоззрения, к которому ведущие западные страны шли уже пару десятилетий. очевидно, что безболезненно перенести подобный скачок, затрагивающий буквально все области жизнедеятельности, не представлялось возможным, ведь с падением не только тоталитарных властных структур, но различного рода информационных барьеров и фильтров, железным занавесом ограждающих нас от внешнего мира, население оказалось в ситуации, когда необходимо пересматривать основополагающие мировоззренческие принципы и постулаты, коренным образом менять идейные конструкты, пусть во многом ошибочные и устаревшие, но, тем не менее, все еще остающиеся близкими в силу своей былой незыблемости и однозначности.

И здесь мы вплотную подходим к роли информационных технологий в формировании постмодернистского мироощущения. На примере современной России отчетливо прослеживается утверждаемая нами зависимость информационных и мировоззренческих инноваций, конституирующих постмодерный образ нынешнего мира. после снятия ограничений на распространение информации, в нашей стране создались реальные условия для активного развития информационной инфраструктуры, что сделало возможным появление новых независимых телеканалов и радиостанций, дало толчок развитию спутникового телевещания и распространению глобальной сети интернет. Население стало получать все большие возможности для доступа к различной информации, а чем больше имеется таковых, тем больше граней реальности может охватить человек, тем шире становится его собственноличный выбор, а значит и растут шансы найти именно то, что конкретно для него будет наиболее предпочтительным. В результате элиминирования централизованной монополии на информацию мы неизбежно приходим к иному образу мысли и чувственности, и образ этот уже не укладывается в общие схемы модернистских теорий, ибо целостность провозглашаемых ими общих идей неизбежно дробиться во множестве видеорядов телеканалов и телепередач, распадается в бесчисленном количестве высказываемых точек зрения, циркулирующих по бесконечному переплетению информационных магистралей, и окончательно исчезает во всеобъемлющем потоке симулякров и симуляций. Таким образом, наличие детотализированного, разветвленного и многомерного информационного пространства неизбежно приводит к формированию таких мировоззренческих характеристик, как плюралистичность, фрагментированность, децентрированность и ирония, которые в своей совокупности и представляют собой не что иное, как постмодернизм.

Примечательно, что застигнутая врасплох вирусом постмодерна, Россия все-таки "привыкает" к новым условиям существования. И речь идет не только о развития информационной сферы, но и о том, что идеи постмодернизма все активней проникают не только в философию, литературу, искусство, но и в далекие от академической жизни области. Так, четко улавливаются постмодернистские веяния в области архитектуры и градостроительства, особенно в этом плане показательно отношение к формированию городского облика, сложившееся в последние годы в Москве. Возобладал постмодернистский подход и в области преподавания общественных и гуманитарных дисциплин, например, философия излагается уже не через призму единой концепции, а как история различных школ и направлений, ни одно из которых не наделяется привилегированным положением. Интересны в этом ракурсе и примеры из области международной политики, где Россия, несмотря на сложности современного периода, последовательно отстаивает взгляды, которые с полным правом можно назвать соответствующими духу и букве постмодернизма, причем намного в большей степени, чем позиции стран, где последний получил "путевку в жизнь". Здесь мы имеем в виду идею о многополярном мире, которая, к сожалению, пока не находит должного понимания у мирового сообщества, равно как и бессильно буксуют противоположные ей интенции к единому мировому господству, берущие начало по ту сторону океана – мир, "зараженный" постмодернизмом, не так просто втянуть в какую-то глобальную авантюру.

Перечень примеров, свидетельствующих о вхождении идей постмодернизма в самые различные сферы российской действительности можно было бы еще продолжить, но в этом случае мы рискуем отойти далеко от рассматриваемой тематики. Для нас обращение к ситуации в постсоветской России важно в том плане, чтобы показать, что в мире где развиваются информационные технологии, ни одно государство не может оказаться за рамками информационного пространства постмодерна, если, конечно, в нем не создаются искусственные барьеры, герметично изолирующие от мирового океана информации. В сегодняшней России таких барьеров нет, и у нее есть все шансы занять достойное место в информационной цивилизации будущего.

В заключение хочется еще раз подчеркнуть ключевую мысль нашего исследования, развивавшуюся на протяжении всех его разделов и являющуюся его смысловым стержнем. Нами утверждается, что, связав технологические новации с изменениями в философии, науке, искусстве, мы сможем наиболее адекватно оценить социокультурную реальность, составляющую мир, который уже не идентифицируется в качестве "современного", а описывается в терминах с вездесущей приставкой "пост", фиксирующих тем самым его диагноз – специфическое состояние культуры, названное Лиотаром "постмодерн".

Библиография.

 

1. Абрамова А. Т. Границы фундаменталистского идеала и новый образ реальности // Философские науки. М., 1989. №11 С. 39 – 50.

2. Автономова Н. С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М., 1977. 271с.

3. Автономова Н.С. Возвращаясь к азам // Вопросы философии. М., 1993. №3. С. 17-23.

4. Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1980. 287 с.

5. Анастасьев Н. У слов долгое эхо // Вопросы литературы. М., 1996. №4. С. 3 – 30.

6. Бавильский Д. Твин Пикс расходящихся тропок // Комментарии. №10. М., 1996. С. 32 – 51.

7. Барт Р. S\Z. М., 1993. 303 с.

8. Барт Р. Избранные работы: семиотика, поэтика. М., 1989. 616 с.

9. Барт Р. Мифологии. М., 1996. 312 с.

10. Бауман З. Мыслить социологически. М., 1996. 256 с.

11. Бауман З. От паломника к туристу // Социологический журнал. М., 1995. №4. С 133 – 154.

12. Бауман З. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. М., 1995. №4. С 133 – 154.

13. Бауман З. Философские связи и влечения постмодернистской социологии. // Вопросы социологии. М., 1992. Т.1. №2. С. 5-22.

14. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М., 1999. 785 с. 

15. Белл Д. Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С.330 – 342.

16. Бодрийяр Ж. Войны в заливе не было // Художественный журнал. М., 1994. №3. С.33 – 36.

17. Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995. 172 с.

18. Бурдье П. Университетская докса // Социо-логос’96. М., 1996. С. 8 – 31.

19. Бурдье П. За рационалистический историзм. // Социо-логос постмодернизма. М., 1996. С. 9 – 29.

20. Бьюкетмен С. Конечная тождественность // Комментарии, №11. М., 1997. С. 169 – 193.

21. Вайнштейн О.Б. Постмодернизм: история или язык? // Постмодернизм и культура: материалы "круглого стола" // Вопросы философии. М., 1993. №3. С. 3 – 5.

22. Вайнштейн О.Б. Философские игры постмодернизма // Апокриф. М., 1992. №2. С.12 – 31.

23. Визгин В. Ницше глазами Делеза // Вопросы философии. М., 1993. №4. С 47 – 48.

24. Гараджа А.В. Деконструкция – дерридизм – действие // Искусство. М., 1989. №10. С. 15 – 39.

25. Гараджа А.В. Критика метафизики в неоструктурализме. М., 1989. 50 с.

26. Гараджа А.В. Неоструктурализм: проблема человека // Философское понимание человека. М., 1988. Вып.1. С. 65 – 91.

27. Гараджа А.В. После времени: Французские философы постсовременности // Иностранная литература. М., 1994. №1. С. 54 – 58.

28. Генис А. Вавилонская башня // иностранная литература. М., 1996. №9. С. 235 – 242.

29. Гиренюк Ф.И. Симуляция и символ: вокруг Ж. Делеза. // Социо-логос постмодернизма. М., 1996. С. 215 – 234.

30. Громов И.А., Мацкевич А.Ю., Семенов В.А. Западная теоретическая социология. СПб. 1996. 286 с.

31. Губман Б.Л. Западная философия культуры ХХ века. Тверь, 1997. 288 с.

32. Губман Б.Л. Общечеловеческие ценности и эпоха постмодернизма // культура и ценности. Тверь, 1992. С. 3 – 7.

33. Гулыга А.В. Что такое постсовременность // Вопросы философии. М., 1988. №12. С. 153-159.

34. Гуревич П.С. Закономерности и социальные перспективы научно-технического прогресса // Новая технократическая волна на Западе. М.,1986. С. 3 – 30.

35. Давыдов Ю.И. Постмодернизм: вызов стабилизационным тенденциям в социологии? Отдаленный предвестник или начало нового социологического кризиса // Очерки по истории теоретической социологии ХХ столетия: От М. Вебера к  Ю. Хабермасу, от Г. Зиммеля к постмодернизму. М., 1994. С. 370 - 378.

36. Дайзард У. Наступление информационного века // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С. 343 – 355.

37. Делез Ж. Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип. М., 1990. 107 с.

38. Делез Ж. Гваттари Ф. Что такое философия? Спб., 1998. 286 с.

39. Делез Ж. Желание и наслаждение // Комментарии, №11. М., 1997. С. 138 – 146.

40. Делез Ж. Логика смысла. М., 1995. 300 с.

41. Делез Ж. Ницше. М., 1997. 188 с.

42. Делез Ж. Представление Захер-Мазоха // Венера в мехах. М.,!992. С. 189 – 313.

43. Делез Ж. Различие и повторение. Спб., 1998. 384 с.

44. Делез Ж. Симулякр и античная философия // Логика смысла. М., 1998. С. 329 – 365.

45. Делез Ж. Складчатость или внутреннее мысли // От я к другому. Мн. 1997. С. 223 – 253.

46. Делез Ж. Тайна Ариадны // Вопросы философии. М., 1993. №4. С.48 – 53.

47. Делез Ж. Фантазм и современная литература // Логика смысла. М., 1998. С.366 – 437.

48. Делез Ж. Фуко. М., 1998. 172 с.

49. Демин М.В. Игра как специфический вид человеческой деятельности // Философские науки. М., 1983. № 2. С. 54 – 61.

50. Демин М.В. Философия истории: направленность и основные фазы общественного развития // категории. М., 1997. № 3.

51. Деррида Ж. Вокруг вавилонских башен // Комментарии, №11. М., 1997. С. 82 – 116.

52. Деррида Ж. Глас // Комментарии, №11. М., 1997. С. 3 – 9, 219 – 223.

53. Деррида Ж. Письмо японскому другу // Вопросы философии. М., 1992. №4. С. 53-57.

54. Деррида Ж. Страсти. // Социо-логос’96. М., 1996. С. 257 – 302.

55. Деррида Ж. Хора // Социо-логос постмодернизма. М., 1996. С. 122 – 170.

56. Жак Деррида в Москве. М., 1993. 208 с.

57. Жизнь и власть в работах Мишеля Фуко. М., 1997. 134 с.

58. Затонский Д. Постмодернизм в историческом интерьере // Вопросы литературы, М., 1996. №3. С. 183 – 205.

59. Зверев А. Черепаха Квази // Вопросы литературы. М., 1997. С. 3 – 23.

60. Зыбайлов Л.К. Постмодернизм в контексте нового мышления // Новое мышление и диалог культур. М., 1990. С, 185 – 183.

61. Зыбайлов Л.К., Шапинский В.А. Постмодернизм. М., 1993. 104 с.

62. Ивбулис В.Я. Модернизм и постмодернизм: идейно-эстетические поиски на Западе. М., 1988. 63 с.

63. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. 256 с.

64. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия. М., 1998. 256 с.

65. Ильин И.П., Цурганова Е.А. (ред.) Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический справочник. М., 1996. 320 с.

66. Иноземцев В.Л. Современный постмодернизм: конец социального или вырождение социологии // Вопросы философии. М., 1998. №9. С. 27 – 37.

67. Карасев Л.В. Сегодня и завтра. // Постмодернизм и культура: материалы "круглого стола" // Вопросы философии. М., 1993. №3. С. 12 – 16.

68. Князева Е.П., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным // Вопросы философии. М., 1992. №12. С. 3 – 20.

69. Козловски П. Культура постмодерна. М., 1997. 240 с.

70. Козловски П. Современность постмодерна // Вопросы философии. М., 1995. №10. С. 85-94.

71. Кондратович, В. Постмодернизм в современной русской философии // Преображение. СПб, 1994. Вып 2. С. 56 – 62.

72. Копылова Р. Параллели. (Телевидение и художественное мышление технической эры) // Телевидение вчера, сегодня, завтра. М., 1982. С. 28 – 45.

73. Корнилов М.Н. Постмодернизм и культурные ценности японского народа. М., 1995. 38 с.

74. Коробейникова Л.А. Философия культуры постмодерна: поиски альтернатив // Дефиниции культуры. Томск, 1994. – Вып. 1. С. 206 – 218.

75. Корсунцев И.Г. Философия виртуальной реальности // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. – М., 1997. С. 37 – 55.

76. Косиков Г.К. Ролан Барт – семиолог, литературовед // Барт Р. Избранные работы; семиотика, поэтика. М., 1989. С. 3 – 45.

77. Костикова А.А. "Новая философия" во Франции: постмодернистская перспектива развития новейшей философии. М., 1996. 96 с.

78. Красильщиков В.А. Ориентиры грядущего: постиндустриальное общество и парадоксы истории // Общественные науки и современность. М., 1993. №2. С. 165 – 175.

79. Кроукер А., Кук Д. Телевидение и торжество культуры. // Комментарии, №11. М., 1997. С. 159 – 168.

80. Кузнецов М.М. Виртуальная реальность: взгляд с точки зрения философа // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. – М., 1997. С. 87 – 99.

81. Курицын В.К. ситуации постмодернизма // Новое литературное обозрение. М., 1995. – № 11. – С. 197-223.

82. Кутырев В.А. Пост-пред-гипер-контр-модернизм: концы и начала // Вопросы философии. М., 1998. №5. С. 135 – 143.

83. Лешкевич Т.Г. Постнеклассическая методология: эволюция парадигмы фундаментальной философии // Вестник Московского университета. Философия. М., 1998. №6. С. 52 – 70.

84. Лиотар Ж.Ф. Заметка о смыслах "пост" // Иностранная литература. М., 1994. №1. С.56 – 59.

85. Лиотар Ж-Ф. Заметки на полях повествований // Комментарии, №11. М., 1997. С. 215 – 218.

86. Лиотар Ж-Ф. Интеллектуальная мода // Комментарии, №11. М., 1997.  С. 10 – 12.

87. Лиотар Ж-Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн? // На путях постмодернизма. М., 1995 С. 168 – 184.

88. Лиотар Ж-Ф. Состояние постмодерна. М., Спб., 1998. 160 с.

89. Лири Т. Как я стал амфибией // Художественный журнал. М., 1996, №10. С 42 – 47.

90. Маклюэн М. Робкий гигант // Телевидение вчера, сегодня, завтра. М., 1987. С. 156 – 180.

91. Маркова Л.А. Теология в эпоху постмодернизма // Вопросы философии. М., 1999. №2. С. 109 – 127.

92. Мартин Дж. Телематическое общество. Вызов ближайшего будущего // Новая технократическая волна на Западе. С. 371 – 391.

93. Макхейл Б. ПОСТкиберМОДЕРНпанкИЗМ // Комментарии, №11. М., 1997. С. 37 – 49.

94. Матяш Т. П.. Постмодерн. // Культурология. (под ред. Драч Г.В.) М., 1997. С. 317 – 342.

95. Матяш Т.П. Культура XX века: постмодерн // Инновационные подходы в науке.  Ростов н/Д., 1995. С. 67 – 85.

96. Микешина Л.А., Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности. М., 1997. 240 с.

97. Миронов В.В. Специфика гуманитарного познания и философия как интерпретация (деконструктивизм или конструктивизм?) // Вестник Московского университета. Философия. М., 1998. №6. С. 3 -29.

98. Момджян К.Х. Введение в социальную философию. М.,1997. 448 с.

99. Момджян К.Х. Социум. Общество. История. М., 1994. 240 с.

100. Мотрошилова Н.В. Критика "модерна" и "постмодернизм" // История философии: Запад – Россия – Восток. Книга четвертая: философия ХХ в. М., 1999. С. 407 – 420.

101. На путях постмодернизма. Сборник обзоров и рефератов. М., 1995. 188 с.

102. Ницше Ф. Антихрисианин. // Сумерки богов. М., 1989. С. 17 – 93.

103. Ницше Ф. Воля к власти. М., 1994. 352 с.

104. Ницше Ф. Сочинения в двух томах. М., 1990.

105. Новиков В.И. В поисках определения. // Постмодернизм и культура: материалы "круглого стола" // Вопросы философии. М., 1993. №3. С. 7 – 9.

106. Носов Н.А. (ред.). Технологии виртуальной реальности. Состояние и тенденции развития. – М.: ИТАР-ТАСС, 1996.

107. Носов Н.А. Фома Аквинский и категория виртуальности // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. М., 1997. С. 68 – 85.

108. Очерки социальной философии. М., 1994. 208 с.

109. Пантин В.И. Ритм общественного развития и переход к постмодерну // Вопросы философии. М., 1998. №7. С. 3 – 13.

110. Подорога В.А. Событие: Бог мертв. // Комментарии, №10. М., 1996. С. 3 –32.

111. Пригожин И. Наука, цивилизация и демократия // Философия и социология науки и техники. М., 1989. С 46 – 57.

112. Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. М., 1991. №6. С. 7 – 18.

113. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: новый диалог человека с природой. М., 1986. 432 с.

114. Радаев В.В. В борьбе двух утопий // Вопросы философии. М., 1991. №4. С. 21–39.

115. Розин В.М. Виртуальная реальность как форма современного дискурса // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. – М., 1997. С.56 – 57.

116. Рормозер Г. Ситуация христианства в эпоху "постмодерна" глазами христианского публициста // Вопросы философии. М., 1991. №5. С. 75 – 86.

117. Рыбников В.Н. Американская прагматическая традиция и самосознание европейской культуры в дискурсе постмодернизма // Диалог в философии: традиции и современность. СПб., 1995. С. 95 -108.

118. Смарт Б. О нарушении порядка: социология, постмодернизм и конец социального // Обществ. науки: РЖ. Сер. 11, Социология. М., 1992. №4. – 53.

119. Соболь О.Н. Постмодерн: философские и культурные измерения // Философская и социологическая мысль. Киев, 1992. №8. С. 48 – 63.

120. Современная западная философия. Словарь. М., 1991. 416 с.

121. Современный философский словарь. М., 1996. 608 с.

122. Сокулер З.А. Жизнь и власть в работах Мишеля Фуко. Реферативный сборник. М., 1997. 134 с.

123. Степаненко, В. Социология как переживание современности: образ жизни в постмодернистском проекте // Философская и социологическая мысль. Киев, 1994. – №3/4. – С. 120 -138

124. Тоффлер А. Будущее труда // Новая технократическая волна на Западе. С. 250 – 275.

125. Тоффлер А. Раса, власть и культура // Новая технократическая волна на Западе. С.276 – 288.

126. Тоффле