Великобритания Стрэдфорд-на-Эвоне

Графство Уорвикшир. Замок Уорвик

Вечер 16 июля 2016 года

 

Его превосходительство граф Сноудон прибыл в метрополию 16 июля 2016 года обычным военно-транспортным самолетом, на базу ВВС «Креденхилл», расположенную недалеко от старых казарм САС и хорошо знакомую графу.

В самолете графу удалось немного выспаться, он не забыл старые, солдатские привычки и умел спать, не когда это хотелось, а когда было нужно, потому что никогда не знаешь, когда еще выдастся случай поспать. Сходя по аппарели, граф выглядел довольно бодро, хотя он осунулся, а глаза лихорадочно блестели.

В отличие от всех остальных, кто потянулся к главному зданию базы, предвкушая встречу с родными и любимыми, граф направился к старым ангарам. Там когда-то стояли старые «ДС-3 Дакота», с которых прыгали сасовцы, отрабатывая заброску с парашютом. Потом там стояли тяжелые вертолеты «Вестминстер», которые использовал полк, но сейчас они были там, где нужнее всего, и в ангарах не осталось ничего, кроме старого снаряжения, которое и было не особо нужно, и не поднималась рука выкинуть.

– Привет, Блэк… – поздоровался с чернокожим великаном граф, – мою тачку никто еще не угнал, я надеюсь…

– Никак нет, сэр! – Блэк встал по стойке «смирно», и для того, у кого не было ног, получилось очень даже неплохо.

У Блэка было другое имя, но все звали его «Блэк», потому что его имя было сложно запомнить и еще сложнее выговорить. Великан с Фиджи, он был белой вороной в САС, как бы дико это ни звучало. Ограничений в САС по цвету кожи не было, но почему-то так получалось, что в отряде были одни белые, за редкими исключениями. Блэк преодолел все испытания и издевательства инструкторов и вступил-таки в полк, а когда ты получаешь берет песочного цвета, всем становится плевать на то, какая у тебя кожа. Блэк показал себя отличным солдатом, опытным пулеметчиком и потерял ноги во время минометного обстрела. Тогда повстанцы здорово осадили их… это было в одном из тех сраных мест, о которых не хочется даже вспоминать, полном мух, дерьма, вони и фанатиков, готовых убивать. Он попросил перетянуть себе ноги жгутом и продолжил бой. Потом его, конечно, комиссовали, но, так как идти ему было некуда, оставили в полку на посильной работе. Сейчас он присматривал за старыми ангарами, а также у него можно было оставить что-то, вылетая в далекие страны, и получить это по возвращении в целости и сохранности. Короче говоря, Блэк был полезным членом общества.

– Вот и отлично…

Граф прошел в ангар. Там у самой двери стоял его гоночный автомобиль от Фердинанда Порше. Поставленный перед необходимостью отказаться от мотоцикла, граф стал искать нечто, что напоминало бы ему о лихих деньках, и неправильный германский родстер с двигателем позади, а не впереди и не в центре, как у всех нормальных машин, показался ему более чем подходящим…

На заднем сиденье в пластиковом пакете лежал костюм от Тернбулла с Сэвилл-роу, достаточно приличный для того, чтобы появиться в нем при дворе. Граф быстро переоделся, а свою форму засунул в подходящий шкафчик рядом. Смысла ее стирать не было, тем более что он опаздывал.

– Что передать Его Величеству, Блэк?! – спросил он, усаживаясь за руль.

– Скажите ему, что мы, черт возьми, готовы поиметь всех, на кого он изволит нам указать, – несколько непечатно, но искренне сказал великан.

– Непременно, Блэк… – граф уселся в машину и запустил двигатель, – но полагаю, Его Величество и так об этом знает…

 

По дороге граф остановился у одного из придорожных заведений, где подавали не отвратительные русские блины, ложащиеся в желудке тяжелым комом, и не гамбургер в три этажа, от которого люди в ширину становятся больше, чем в длину, а родной британский пудинг. Ему надо было немного перекусить, потому что он был голоден, и привести себя в порядок.

Заведение представляло собой нечто среднее между деревенским амбаром для хранения сена и укрепленным опорным пунктом линии Монтгомери, которая ни хрена не помогла Англии, когда это было нужно, но на которую ухнули немалое количество денежек из казны. Уже паркуя автомобиль, граф понял, что, возможно, совершил ошибку. Заведение было старое, по обе стороны от него был невысокий, каменный забор, отгораживающий поле от дороги – один из тех, которые с одного взгляда напоминают Англии о ее истории. А на заборе, словно стая грачей, рядком сидели ухари, искавшие приключений. И на «Порше» они посматривали не особо одобрительно.

– Эй, ты! – позвал граф одного из них, самого здорового на вид. – Иди сюда!

– Я?

– Ты, ты…

Здоровяк подошел. Он был выше графа почти на голову, но пока ничего не предпринимал. Несмотря на то что граф Сноудон обладал далеко не выдающимся телосложением, он умел внушить людям уважение к своей персоне, даже ничего не говоря. И сейчас он достал из кармана бумажку в десять фунтов, новую с изображением Его Величества Эдуарда Девятого, резким движением разорвал ее и вручил здоровяку половинку.

– Вторую получишь, если я найду свой автомобиль таким же, каким я его оставил, понял? Без художественных дополнений.

– Понял, сэр… – сказал здоровяк, принимая купюру.

 

В туалете граф умудрился привести себя в относительный порядок. Вскрыв одноразовую упаковку шампуня, он вымыл голову, обтерся влажными салфетками за неимением душа, безопасной бритвой от Уилкинсона сбрил бороду и сразу почувствовал себя лучше. До этого он больше походил на бродягу, который забрался в ателье и украл костюм, чем на британского дворянина и военного, пусть и отставного. Но граф прибыл в Англию из таких мест, где мало что знали о гигиене полости рта и общей гигиене, – эти знания аборигены успешно заменяли знаниями шариата и местного кодекса чести. Британские военные кривили губу, попадая в такие места, и даже там они создавали кусочки старой, доброй Англии в виде клубов, откуда не вылезали, но граф был не таков. Пребывая в Индии, он переставал бриться, мыться, чистить зубы и через пару недель становился похожим на бродягу. Бродягу, на которого никто не обратит ни капли внимания, как на пробежавшую мимо бродячую собаку, которого никто не сочтет источником опасности, который пройдет где угодно, услышит, что надо, и сделает, что должен. Именно поэтому он был одним из тех, кто исполнял роль глаз и ушей Его Величества, поставляя ему не приукрашенную, а подлинную информацию о состоянии дел в том или ином уголке тяжело раненной, но все еще живой и даже выздоравливающей Империи.

Заведение было предназначено для местных фермеров и работяг. Было темно, лампы не справлялись с освещением, на стенах висели тележные колеса и предметы труда фермеров, слышался негромкий говор о том о сем, телевизора не было вовсе. И хорошо, что не было: по опыту Лондона граф знал, что, если в каком заведении есть телевизор, он обязательно будет включен на спортивный канал, если где-то будет включенный на спортивный канал телевизор, там обязательно соберутся болельщики, а там, где соберутся болельщики, там непременно случится драка. Которая ему сейчас совсем не кстати. Это же было одно из тех заведений, в котором кормят достаточно дешево, чтобы в него мог ходить простой люд, где не стесняются в выражениях, но при этом вы можете спокойно привести сюда свою жену, и к ней не будет никто приставать, наконец, здесь нет лондонских умников в черных шарфах, готовых обстебать все, что угодно. Последнюю категорию людей граф особенно ненавидел…

Граф съел большую порцию настоящего британского пудинга и запил ее чаем – обычно здесь спрашивали пиво, но нашелся и чай, причем хороший, а не в пакетиках. Выйдя на улицу, граф обнаружил здоровяка, с воинственным видом стоящего у его «Порше» и сжимающего в руке цепь, и вручил ему вторую половину купюры. Отъезжая, он подумал, что вот это вот и есть та настоящая, посконная Англия, ради которой они сражаются. И будут сражаться, пока останется хоть капля сил…

 

Пред очи Его Величества он прибыл по темноте.

Его Величество Король Эдуард Девятый покинул Лондон. Нет, не потому, что в нем были разрушения, их, наоборот, было не так много. Да, сильно пострадал Букингемский дворец, но его уже восстанавливали. Просто Король перебрался в довольно безлюдные места, в настоящую Англию, где жил и о которой писал Уильям Шекспир, великий британский драматург. Король поселился в замке Уорвик… там было мало места, и потому двор у него был совсем даже небольшой. Недалеко от старого замка построили новый, похожий на просторный загородный для графа, но не для Короля. Там и жил Его Величество Эдуард Девятый, иногда он также давал балы, но редко, а большей частью его вообще не было ни в Лондоне, ни в Уорвике, и никто не знал, где именно он был. Когда вопрос о местонахождении Его Величества задавали графу Сноудону, тот неизменно отвечал, что Король охотится. Впрочем, а что еще мог ответить егермейстер Его Величества?

На въезде у него проверили документы: дежурила Колдстримская бригада. Несмотря на то что Король велел выстроить себе нечто в довольно современном стиле, зодчие не смогли выполнить пожелания Короля. Одни газовые фонари чего стоят… выглядят ужасно, особенно в тумане. Мало того, еще и пожар может быть…

В холле граф подошел к Пикки, бывшему сержанту САС, который выполнял сейчас функции мажордома Короля. Вообще-то Короля, как и всю Августейшую семью, должны были охранять полки Личной охраны по внешнему периметру и ГДО, Группа дипломатической охраны, спецподразделение полиции – на внутреннем круге. Но как-то так получилось, что вокруг Короля было много людей из САС и морской пехоты, а морская пехота – это скорее всего СБС, специальная лодочная служба. Одним из таких людей был Пикки, который до сих пор носил тяжелый «Кольт» под патрон от Веблея и всегда мог развлечь Короля какой-нибудь веселой историей времен Третьего или Четвертого восстаний. Или не очень веселой, как пожелает Король.

– Привет, Пикки, – сказал граф, – Король ждет?

– Десять минут, – сказал мажордом, пожимая в ответ руку, – как дела на Территориях?

– Да все тоже. Грохнули одного актива у меня на глазах.

– Как?

– Снайпер.

– Русские?

– Ну а кто же…

– Чертовы скоты…

– Да… не подарок.

В британском высшем свете было принято ненавидеть русских, и это было довольно удивительно, так как в России англичан не так уж и ненавидели… по крайней мере не все, и более того – существовала партия англофилов, в том числе и при дворе, в то время как при британском дворе если и существовала какая-то партия по отношению к России, то это была партия русофобов. Но самым высоким градусом ненависти к России отличались гражданские, на втором месте шел флот, а вот с армией, особенно со спецподразделениями, было не все так однозначно. Если ты профессионал, то ты волей-неволей будешь уважать других профессионалов, пусть даже судьба и поставила вас по разные стороны баррикад. Профессионалы уважают друг друга и учатся друг у друга, и самые умные понимают, что без их врагов не было бы и их самих, и достойный враг – лучше собственного лживого ублюдка-политика, который ухитряется изгадить и потерять то, что оплачено кровью и жизнями. Его Величество Николай Третий Романов был выходцем из парашютистов, и потому, видимо, он запретил бомбить базы британского спецназа… и он понимал, что с той стороны – люди, такие же, как и он сам, потому он отдал приказ атаковать флот и сайты ядерного оружия, но вот все остальное приказал не трогать. И граф Сноудон, равно как и Пикки, относился к русским с долей уважения… к тому же это было куда честнее, чем лобызаться в десна с «союзниками», содержащими гаремы из маленьких, купленных на базаре мальчиков.

– А тут что нового? – спросил граф.

– Да пока тихо…

Ожидая знак, показывающий, что Король свободен, Пикки коротко рассказал о бедном молодом графе Катауте, который не вписался в поворот на сотне миль в час. Сейчас он лежал в больнице, и не факт, что врачам удастся пересадить обожженную кожу. Как и везде… двор делился на две части: дворяне, которые готовы отдать жизнь за Короля и Империю, и дворяне, прожигающие жизнь и гибнущие в бессмысленных и глупых происшествиях, подобных тому, о котором только что они говорили. Но и те и те считались дворянами.

– Можно… – сказал Пикки, увидев какой-то знак. Граф так и не понял, какой, хотя не раз пытался засечь.

Следуя за Пикки, граф поднялся по лестнице на второй этаж, вырвавшись из удушающего смога пудры и духов… навстречу шел человек. Было темно… Король не любил много света, приказывал гасить… за это его за глаза называли «король-монах», ну и еще за то, что он до сих пор не был женат. Графу показался знакомым человек, явно идущий с Высочайшей аудиенции, и он шагнул вбок, заступая дорогу…

– Кейн. А ты, черт возьми, как сюда успел?..

Кейн, капитан-лейтенант Эдвард Джулиус Кейн, в отличие от графа Сноудона до сих пор находился на действительной службе, правда служил он в СБС, специальной лодочной службе, которая уже несколько лет не видела своих каноэ. С Кейном граф Сноудон познакомился в Белфасте, продолжил знакомство в Норвегии и недавно в Бухаре. Они были одинакового роста, но сильно отличались внешне из-за того, что Кейн всю дорогу носил короткую кожаную куртку-бомбер и стриг волосы, подобно всем морским пехотинцам, на длину не более десятой части дюйма. Он не был дворянином, хотя его отец был. Графа поражало, насколько свободно Кейн чувствует себя в России – он не пытался сойти за русского, он и был русским и каждым своим действием, каждым движением подтверждал это. Впрочем, чего можно ждать от человека, у которого в настоящем паспорте местом рождения написан Константинополь и который впервые увидел Англию в тринадцать лет. Он даже по-английски говорил плохо, хуже, чем на русском.

– Дела, мой друг, дела…

Мой друг – было чисто немецким выражением. Немецкий Кейн тоже знал на отлично.

– Его Величество ждет, граф, – сухо сказал Пикки. Как и все бойцы САС, он недолюбливал моряков, а морских пехотинцев – особенно.

– Ну, давай.

– Давай…

 

Его Величество Эдуард Девятый, Король Англии, Шотландии, Северной Ирландии и объединенных территорий, как и обычно, сидел в полутьме. Как монах.

В его кабинете окна были завешены шторами, а камин не топился. Британские дома холодные, нормального отопления нет, и камин является не роскошью, как у русских, а совершенно необходимым элементом дома для нормального в нем существования. Но Король приказывал не топить камин и так и сидел в холоде, читая документы при свете лампы, как в университетской библиотеке, с зеленым абажуром…

– Ваше Величество… – вытянулся граф.

Король указал на стул.

– Присядьте…

Граф сделал то, что ему было велено. Король разбирал документы. Граф заметил, что больше половины он перечеркивал резким движением, вместо того чтобы подписать.

– Немного упорядочивает мысли, – объяснил Король, хотя Король ничего не должен был объяснять ни придворным, ни кому бы то ни было на земле, – извольте немного подождать. Тем более что эта работа упорядочивает мысли…

– Да, Ваше Величество…

Стопка исчерпалась быстро. Граф не раз и не два видел, как Король работает с документами, и сейчас он еще раз убедился, что Король быстро, как военный, принимает решения. Это ему понравилось – в САС говорили, что решение может быть правильным, может быть неправильным, но оно должно быть быстрым. В бою нельзя медлить…

Так что стопка исчерпалась быстро.

– Что произошло в Пешаваре? – спросил Король, откладывая в сторону перо и разминая пальцы. Ежась от холода, с не совсем просохшей головой, граф злобно подумал, что вот Кейну-то тут как раз место, чертов ублюдок вырос в России, где зимой снег, наверное, поэтому он так легко прошел в СБС, там тоже есть любители часами сидеть в воде и в холодной грязи. А он, между прочим, помнит Париж, где тепло, да и в его родном поместье изрядно топили.

– Шейх Хасан убит, сир… – сказал граф Сноудон, – наповал.

– На ваших глазах, – уточнил Король.

– Нет, сир, в мечети. Он выходил из мечети после пятничного намаза, когда его встретили пули убийц.

– А Ареф?

– Его убили на моих глазах, сир. Люди Шейха Хасана привезли его к штабу Пешаварской бригады, потому что им некуда больше было его везти. Там был снайпер. Ареф пошел взглянуть, что происходит.

– Барон Маннингэм-Буллер изволили докладывать, что вы вели себя не совсем разумно. Подвергли себя излишней опасности.

Граф знал, что это недопустимо. Не надо за меня умирать, не раз и не два повторял Король, убивайте за меня!

– Сир, не думаю, что мне грозила опасность. Снайперы – люди дисциплинированные. Он нашел цель, которую должен был, и поразил ее, вряд ли бы он стал стрелять еще раз по мне, не зная даже, кто я такой. К тому же рядом стоял автомобиль с пулеметом, и думаю, снайпер больше думал, как бы ему выбраться из всего этого.

– А если бы он узнал вас?

– Это маловероятно, сир. – Граф смягчил свои слова улыбкой.

– Итак, это четвертый… – сказал Король.

– Да, сир. Четвертый.

– Откуда они знали, что люди Шейха повезут его именно в штаб бригады?

– Не знаю, сир. Хотя… а куда же еще?

– Да, возможно, вы и правы.

Король встал на ноги.

– Вам холодно? – вдруг спросил он.

– Нет, сир, – сказал граф и соврал.

– Возьмите плед вон там, – сказал Король, – мне преподнесли в дар отличные пледы ручной работы.

– Спасибо, сир…

Король остался на ногах.

– Шейх Хасан. Убит в толпе у мечети. Убийц нашли?

– Нет, сир. Но говорят, что это были местные, ничуть не похожие на русских. Только так им удалось подойти на дальность пистолетного выстрела.

– Шейх Ахрам… – продолжил Король, – умер за обедом в ресторане в Лондоне во время тайного визита. Выпил чая, который преподнесли ему, схватился за сердце, упал и умер. Шейх Саидулла. Взорвался в собственном доме. Никто так и не сумел понять, кто и как пронес туда взрывчатку. Шейх Ахмад. Умер от передозировки наркотиков – кто-то подослал ему неразбавленный героин. Спасти не удалось. Я ничего не путаю, граф?

– Нет, сир.

– Хасан – четвертый. За этот год и предыдущий.

– Да, сир.

Король проницательно посмотрел на своего егермейстера.

– Я не спрашиваю, как русским это удалось. Я спрашиваю – почему, когда этими землями владели мы, нам такого не удавалось?

– Не все так просто, сир.

– А что здесь сложного?

– Проблема в том, сир, что русские действуют не так, как привыкли мы. Когда мы владели этими землями, мы не могли убивать лидеров джихада по одной простой причине – остальные стали бы мстить. Мстить женщинам, детям, гражданским… на Востоке не существует понятия «некомбатант», сир, там мстят любому. Началось бы восстание. Русские действуют совсем не так. Адмирал Воронцов уже вывел две трети сил, расположенных в Афганистане, на свои постоянные базы за его пределами, а остальные собрал в самых крупных городах. Мстить некому, сир. И вести переговоры не с кем, русские не договариваются.

– А теракты в метрополии?

– Да, сир, такое есть. Но у русских совершенно другое, фаталистическое отношение к миру. На Востоке говорят Иншаалла, что значит – если так будет угодно Аллаху. Русские в таком случае говорят – авось пронесет. Это почти то же самое. Но если не проносит, если раздается взрыв – газетчики не печатают гневных материалов с критикой правительства, в Парламенте не начинаются слушания. Вопрос бывает лишь в том, кому и как русские станут мстить. Но мстить они будут, в этом не сомневаются ни сами русские, ни те, кто борется против них. Русские всегда мстят.

– Капитан-лейтенант Кейн, которого я принял перед вами, рассказал мне еще кое-что про русских. Не желаете послушать?

– Ваше Величество…

– Капитан-лейтенант Кейн, как вы знаете, рос в Константинополе, затем в Санкт-Петербурге, также в Севастополе. Старую добрую Англию он увидел впервые в тринадцать лет, будучи уже подростком, причем больше русским подростком, чем британским. Знаете, что его поразило больше всего, когда он ступил на землю Великобритании?

– Что, сэр?

– То, что здесь все говорят на одном языке. Он вырос в Константинополе, где говорят одновременно на трех языках – турецком, арабском и русском. В Санкт-Петербурге услышать французскую речь можно так же часто, как и русскую, даже чаще, кроме того, местные хорошо знают немецкий для общения с европейцами. То, что здесь все говорят на английском, поразило его, это одно из самых ярких воспоминаний его подросткового периода. Ему пришлось долго перестраиваться, потому что он привык говорить на всех языках континента кроме английского…

– Сэр… – сказал граф, который не понимал ход мыслей короля.

– Дело в том, что русские совершенно иначе подходят к вопросу колониальной экспансии, нежели мы. Капитан-лейтенант Кейн хорошо знает русскую историю, потому что учился в русской гимназии, и он привел один очень показательный пример. В двенадцатом веке русское государство, которое в то время не было ни централизованным, ни сильным, а представляло собой конгломерат княжеств времен феодальной раздробленности, пало под натиском степных кочевников, которых тогда называли монголо-татары. Столица объединенного государства русских князей – Киев – пала под натиском татаро-монгольского воинства, войско было уничтожено, аристократия погибла в боях. Но уже через триста лет русский царь Иван Грозный взял бывшую столицу Золотой Орды – Казань. [152] И Золотая Орда стала частью русского государства – объединенного русского государства. Это поразительный факт, граф, когда войска колонизируемой страны, полностью уничтоженной страны, берут штурмом столицу страны-колонизатора, причем от полного разгрома до абсолютной победы прошло около трехсот лет, по историческим меркам ничтожный срок! Клянусь, граф, я получил истинное удовольствие, когда узнал это.

– Да, небезынтересный факт, Ваше Величество, – согласился граф Сноудон. Он все еще не понял, куда клонит Король.

– Факт просто великолепный, таких примеров в мировой истории очень немного, если есть вообще…

– Сир, вообще-то германские варвары взяли Рим, – деликатно сказал граф.

– Не совсем аналогичная ситуация, – сказал Король, – я думал об этом. Разница в том, что варвары никогда, по сути, не попадали под иго Рима и никогда не терпели от Рима столь тяжелого и страшного поражения, которое потерпели русские от монгольских кочевников. Варвары просто появились, когда Рим ослаб, и нанесли удар. Русское же государство возродилось фактически из пепла. И это произошло не одиножды, а дважды, граф. Второй раз – когда польский Король, действуя от лица объединенной католической Европы, пытался поставить на русский трон католика, покорного полякам и Папе. Но закончилось все тем, что русские взяли Варшаву и включили ее в состав своего государства… – Король резко остановился. – Понимаете, о чем я?

– Признаюсь, нет, сир.

– Капитан-лейтенант Кейн рассказал о том, что, несмотря на то что Золотая Орда потерпела поражение и перестала существовать, татаро-монголы до сих пор сохранились, только теперь это два народа – татары и монголы.[153] Но каждый из них осознает себя не как часть русского народа, а именно татарами и монголами, отдельными народами, находящимися в подданстве русскому императору, точно так же как и русский народ, на тех же правах и с теми же повинностями.

– Русские всегда умели договариваться… – сказал граф.

Король покачал головой.

– Это не договоренности. Это принципиально иная форма территориальной экспансии. Я понял это только тогда, когда капитан-лейтенант Кейн рассказал про языки. Русские не покоряют народы – они включают их в свое пространство. Татары в России – наследники великой кочевой империи – не считают себя порабощенными или побежденными, как считают себя порабощенными и побежденными жители Индостана. Жаль, что ни отец, ни бабушка не знали этого раньше, может быть, тогда все пошло бы по-иному.

– Они учат языки, – сказал граф и попал в точку.

– Именно! Именно, Сноудон, именно! Когда мы приходим куда-то – мы, англичане, – мы приносим туда свой образ жизни и требуем от местных соответствовать ему. Мы учим местных английскому языку и нашему образу жизни. Мы с детства читаем Баден-Пауэлла, [154] где говорится об имперской ноше, а русские читают и действуют совсем по-другому. Они не навязывают аборигенам свой язык, они учат их язык. И они учатся у них, перенимая то, что считают полезным, – капитан-лейтенант Кейн сказал мне, что русский язык за время, пока русские расширяли свою Империю, изменился почти до неузнаваемости, равно как и их кухня – национальная русская кухня на девять десятых состоит из блюд, заимствованных у других народов!

– Полагаю, это не совсем разумно, Ваше Величество… – осторожно ответил граф, зная, что Эдуард Девятый довольно порывист и иногда увлекается, – разве может что-то сравниться с английским языком в его лаконичности, краткости и в то же время в его способности за несколько слов донести мысли до собеседника. Если взять субконтинент – полагаю, вам не нужно объяснять, сир, сколько там самых разных языков и диалектов. Чтобы учить их, не хватит и всей жизни. А как, к примеру, обеспечить управляемость полка или корабля, если все говорят на разных языках? Со всем уважением, сир, гораздо проще, если все говорят на одном языке – английском.

– Ну, разноязыкость не помешала русским потопить мой флот, – заметил Король.

Граф опустил голову. Сказанные Королем слова были укором не ему, а всему британскому дворянству, не сумевшему отстоять Империю и ее интересы. Это было упреком не мертвым, но всем живым. Ибо мертвые сраму не имут.

– Эффективность той или иной политической линии, – сказал Король, – определяется исключительно достигнутыми результатами.

– Сир, русские застали нас врасплох, потрепанными войной с нашими бывшими колониями, – сказал граф, – если бы не это, русские потерпели бы поражение.

– На море, – заметил Король, – знаете, в чем разница между Россией и нами, сударь? В том, что для нас с поражением на море война заканчивается. Для русских она только начинается…

Граф не знал, что на это ответить, и потому промолчал.

– Так вот, сударь, – сказал Король, – мы предпримем кое-что, что позволит нам восстановить свои позиции в мире. И наказать русских за их вероломство. Но клянусь всем святым – я не совершу ошибок ни моего прадеда, ни бабушки, ни отца, когда все закончится. Нет, нет и еще раз нет…

Король был молод, он был моложе даже графа Сноудона, который был одним из самых молодых придворных. Но в нем что-то было… какой-то мрак в душе. Бывший оперативник САС – граф помнил историю про то, как Его Величество выжил в Афганистане, где погибли трое опытных оперативников САС. В САС эту историю помнили, многие говорили, что парни отдали жизнь за Корону… это говорили не в упрек, просто констатировали факт. Но граф Алан Сноудон знал Короля лучше, чем кто-либо в САС, он был придворным и одним из конфидентов Короля – и одновременно с этим он знал, что такое война. И он отлично знал, что на войне не каждый выживет, и того, что трое хороших людей отдали жизнь за то, чтобы четвертый продолжал жить, там, на земле Афганистана, ничего не значит. Афганистан был каменной ловушкой, где гибли целые армии… Афганистану было плевать, кровь скольких воинов оросит его землю, троих или четверых. И для того, чтобы пройти Афганистан и выжить там, надо было кое-что собой представлять. Если Король прошел через это, значит, он что-то собой представлял. И когда граф заставал Короля в таком состоянии, ему становилось не по себе.

Король вдруг улыбнулся – как использовал переключатель.

– Кто отвечает за политику в Афганистане у русских? – спросил он, хотя прекрасно знал ответ…

– Адмирал Воронцов, сир.

– Вы знакомы?

Граф поморщился. Это было не лучшее из его знакомств…

– Да, сир. Последствия ощущаются до сих пор. Я не знал, что это он, проявил неосторожность…

– А если бы знали?

– Я бы выстрелил первым, сир. Таких людей нельзя оставлять в живых. Это последовательный и непримиримый враг Англии.

– Ясно. Извольте доложить, что вам известно о смене военного и политического вектора усилий русских в Афганистане?

– Сир, похоже, русские выводят из Афганистана значительную часть своих пехотных боевых частей. Целые провинции остаются вообще без какого-либо прикрытия. Это не касается севера, где довольно велик процент национальных меньшинств, и это не касается запада, где действуют приходящие из Персии части. В остальном же… полностью оставлены Нангархар и Хост, русские войска из Джелалабада отошли к Кабулу, заняв крепость Бала-Хиссар, основные высоты и северные пригороды. Джелалабад полностью оставлен, тому есть подтверждения. Пока русские полностью контролируют дорогу Мазари-Шариф–Кабул–Кандагар–Карачи, но, возможно, они оставят и Кандагар…

– Не оставят, – сказал Король, – продолжайте…

– На территориях, находящихся в составе Британской Индии, террористическая активность идет на спад, это связано с тем, что наиболее активные и боеспособные кадры перемещаются севернее, на территорию, условно контролируемую русскими. О создании Правительства национального спасения в Джелалабаде до сих пор не объявлено. Есть сведения о том, что из Джелалабада вслед за русскими уходит часть населения, перемещаясь в Кабул и на северные территории. Признаков ослабления русских в Карачи и Гвадаре нет, наоборот – в Гвадаре продолжается активное строительство. По тем данным, какие нам удалось получить, военный порт будет рассчитан на одновременную стоянку двух ударных авианосцев и дивизии подводных лодок. Так же строится, точнее – перестраивается и гражданский порт. Судя по характеру строящихся там терминалов, русские рассчитывают отгружать рудные материалы и нефть.

– Как по-вашему, что это все значит? – спросил Король.

– Сир, видимо, русские достигли каких-то тайных договоренностей с афганским сопротивлением, и…

– Да не достигли они никаких договоренностей, – раздраженно сказал Король, – это все равно что пытаться достичь договоренностей со стаей обезьян. Можно попытаться приручить, прикормить их, но никаких договоренностей с ними быть не может. Русские играют свою игру. Вы так и не поняли, какова она?

– Признаюсь, что нет, сир…

– Тот, кто ее играет, умен, и у него есть карт-бланш. Возможно, даже он гениален. Его задача – поссорить афганцев между собой. Это временное тактическое отступление, так, кажется, это у вас называется…

– Сир, нас учили: если не знаешь, что делать, – наступай.

Король раздраженно махнул рукой.

– Полная ерунда, именно так мы и проиграли. В Афганистане есть шутка: верность афганца нельзя купить, но ее можно взять в аренду. Весьма тонкая шутка, отражающая истинное положение дел. Русские и не пытаются изменить афганцев, как это делали мы, нарываясь в ответ на пули. Вместо этого они потакают самым низменным сторонам их души. Напомните мне, сколько существует партий и групп в оппозиции.

– Семь, сир.

– Семь. Пешаварская семерка, верно? Вот эти семь партий возьмут под контроль всю территорию расселения пуштунов – допустим, мы назовем ее Пуштунистан. После чего они немедленно перегрызутся между собой, потому что только наличие общего врага делает афганцев едиными. Никакого Правительства национального единства не будет, а если и будет, то просуществует оно недолго. Территория, которую оставляют русские, – сплошные горы, там мало полезных ископаемых, там мало пахотной земли. Сейчас из изгнания возвратятся беженцы, они обнаружат, что их землю уже кто-то возделывает. Еще один повод для конфликта. С другой стороны – беженцы, которые отступили на русскую территорию – в ком они видят врага, граф…

– А как быть с просачиванием, сир?

Граф Сноудон употребил военный термин «просачивание», обозначающий проникновение исламских экстремистов и террористов на контролируемую территорию.

– Просачивание… – махнул рукой Король, как будто это ничего не значило, – конечно, оно будет. Но, во-первых, пуштуязычные повстанцы выйдут на чужую им территорию, на которой говорят в основном на дари. Во-вторых – на этой территории будет немало беженцев из Джелалабада, с территорий, оставленных русскими, – и как, думаете, они встретят гостей? В-третьих – у русских огромный опыт, как справляться с такими ситуациями. В-четвертых – это вряд ли случится. Никто не пойдет отвоевывать единый Афганистан. Для тех, кого что-то не устраивает, будет намного проще мигрировать туда, где его все будет устраивать. Там нет дворянства, люди низкого звания, они уклонятся от боя. Русские кого-то купят, кого-то убьют, но сейчас им важно застолбить статус-кво. Дальше… через десять лет афганцы посмотрят, как живут на территории повстанцев и как живут на территориях под контролем русских, – и сделают свой выбор. И тогда русские будут готовы сделать новый шаг – в Индию. Эта проблема не имеет военного решения, граф…

Король задумался.

– Князь Воронцов – реальный или номинальный командующий группировкой?

– Сир, все данные указывают на то, что реальный.

– Тогда, граф, я прошу встретиться с ним еще раз…

Граф Сноудон долго не раздумывал:

– Извините, сир, но мой ответ – нет.

Король удивленно посмотрел на своего придворного – к таким ответам он явно не привык.

– Извольте объясниться, граф.

– Сир, как я уже сказал, князь Воронцов последовательный и непримиримый враг Англии. Он ненавидит Англию, эта ненависть – непременная черта его натуры, одна из тех черт, которые составляют его личность. Он не перестанет ненавидеть Англию, пока она существует. Его прадед погиб при прорыве к британским берегам русского флота. Его дед, его отец были военными моряками, и все они действовали, с тем чтобы причинять вред Англии. Сам Воронцов причинил нам вреда возможно больше, чем любой из живущих на земле. Он может принять некое временное перемирие или то, что мы называем «джентльменское соглашение», и выполнит его, как офицер и дворянин, но ненавидеть нас он никогда не перестанет. Иначе он перестанет быть самим собой. Завербовать его невозможно, Ваше Величество, не думайте. Это то же самое, что завербовать русского Императора.

– А кто сказал, что его необходимо завербовать? – спросил недоуменно Король.

– Сир, но вы же только что сами…

– Я употребил слово «встретиться», граф…

– Да, сир.

– Встретиться и поговорить.

– Сир, князь Воронцов вряд ли будет о чем-то разговаривать со мной, равно как и с любым англичанином.

– Интересно. Но вы же доставили ему послание, разве нет?

– Да, сир. Но мне удалось поймать князя Воронцова в тот самый момент, когда он был с семьей, на прогулке, осматривал исторические ценности Бухары. Капитан-лейтенант Кейн прикрывал меня со снайперской винтовкой, сир, и мне удалось передать послание. Думаю, адмирал Воронцов до сих пор испытывает досаду по этому случаю, и вряд ли мне удастся повторить это. Как и любой русский, он постоянно вооружен.

– Странно, – сказал Король, – вы не говорили про семью.

– Я сам этого не знал, пока не увидел, сир. Потом я доложил вам о том, что видел, слышал, и передал и об угрозах, высказанных адмиралом Воронцовым…

– Да, да… – сказал Эдуард Девятый, – их Император Павел, очевидно, тоже не испытывает особой любви к Англии. Он прислал мне сюда премилое послание, причем почтовым отправлением. Не хотите взглянуть?

– Да, сир.

Король отпер секретер и достал большой конверт дешевой бумаги.

– Извольте…

Граф открыл конверт и достал карту с перечеркнутой красным карандашом крест-накрест территорией Англии. На его лице ничего не отразилось, но это лишь потому, что дворяне умеют скрывать свои эмоции.

– Сир, это послание только подтверждает мои слова. Это объявление войны. И адмирал Воронцов с радостью примет в ней участие…

– Правильно, – сказал Король, – и мы не будем принимать участие в войне, потому что мы слабее их. Пока – слабее. Это значит, что мы будем хитрее их, именно потому что не можем быть сильнее. Именно потому я прошу вас, граф, встретиться кое с кем в Афганистане или на другой территории, нейтральной.