Северное море, близ английского канала

Ударный авианосец «Цесаревна Ксения»

Вечер 15 июля 1996 года

 

– Вы сильно изменились, господин капитан второго ранга… – Каха Несторович Цакая рассматривал меня так, как будто видел впервые в жизни, – очень сильно…

– Это простительно. Четыре года в Ирландии, а потом еще не одну неделю скрываться… здоровья и бодрости не прибавляет… – парировал я, – зато вы, Каха Несторович, не изменились вовсе. Как будто вчера расстались…

Старый грузин улыбнулся – первый раз я видел его искреннюю улыбку, не притворную, а искреннюю.

– Я стар, как этот мир, князь… И столь же бессмертен. Увы, но это так.

– Где-то я уже это слышал… – Рядом с ревом и грохотом пронесся взлетающий истребитель, пахнуло горячей воздушной волной. – По-моему, в какой-то постановке Санкт-Петербургского Императорского. И слова эти принадлежали, если мне не изменяет память, самому Сатане. Кстати, вы спутали мое звание…

– Ничуть не спутал. У вас же выслуга идет, как полагается участнику боевых действий. Оба звания – и звание капитана третьего ранга, и звание капитана второго ранга – вам присвоены досрочно, секретным рескриптом по Адмиралтейству. Так что…

Странно, но радости я не испытывал. Скорее усталость. Дикую. И еще понимание, ужасное, но явное, что все вокруг – серая сталь громадного корабля, суетящиеся у катапульт матросы палубных катапультных команд, человек напротив меня, – все это чужое. А свое – залитый кровью, пропитанный вековой ненавистью Белфаст…

– Вы знаете, что произошло? – прищурился Цакая.

– Увы, нет. Мне пришлось прятаться, как крысе в норе…

– Тогда почитайте… – Каха Несторович достал несколько неаккуратно свернутых листков бумаги, протянул мне. – Интернет все-таки – великая штука…

Интересно, почему я не удивлен?

Распечатка статей из Интернета. Снова аршинные заголовки про Лондонского снайпера, который нанес очередной удар. Траурный, обведенный жирной черной рамкой портрет сэра Колина Монтескью, заместителя министра иностранных дел, убитого Лондонским снайпером. И все.

Больше – ни слова. Ни про «Скорую», ни про стрельбу у Королевского госпиталя, ни про стоянку – ни слова. Шотландца, скорее всего, убили сразу, как только нашли. Или потом убили, это уже не важно. Главное – все шито-крыто.

– Они ведь что-то упустили?

– Упустили… – подтвердил я. Странно – но эти насквозь лживые статьи, осознание того, что ради секретности убили еще одного невинного человека, сильно встряхнули меня и привели в чувство. Появилась холодная ярость, жестокое и беспощадное чувство, какого не было уже давно.

– Мы взяли его.

– Кого?

– Сэра Кевина. Мы были на карете «Скорой».

– И вы … и вы забрали его после ранения?!

– Так и было, – подтвердил я.

– И он заговорил?

– Заговорил.

Цакая покачал головой, не в силах оправиться от изумления.

– Было только два человека… – сказал он после долгого молчания, – которых я знал лично и которых я мог с полным правом назвать великими разведчиками. Вы уверенно претендуете на то, чтобы стать третьим, князь…

– Мне просто повезло.

– Везение – это тоже часть великого разведчика, – сказал Каха Несторович, – более того, везение – это как раз и есть то, что отличает очень хорошего разведчика от великого разведчика. Так, наверное, в любой профессии. У вас на флоте есть хорошее выражение…

– Надо мной горит Полярная звезда?

– Оно самое, господин капитан второго ранга. Оно самое. Похоже, над вами действительно горит Полярная звезда. И что же он сказал? – внезапно сменил тему Цакая.

– Много чего. Он сказал, что выпустил кого-то. Или что-то. Что он попал вместе с другими в список. Что он что-то понял, он – это кто-то другой. Я полагаю, это относилось к преступлениям Лондонского снайпера, сэр. Секретная разведывательная служба имеет к нему отношение, скорее всего они его контролируют прямо или косвенно.

– А вы сами как думаете? Вы же увлекались стрельбой на дальность. Прямо или косвенно?

– Косвенно, ваше высокопревосходительство. Любой опытный снайпер – это, прежде всего, одиночка. Прямо его контролировать невозможно – да и опасно, ведь тогда информацией владеет не только этот самый снайпер, ею еще владеют и те люди, которые непосредственно контактируют и с ним. После этого придется и их…

Каха Несторович кивнул, соглашаясь с моими предположениями.

– И еще он назвал имя.

– Какое же?

– Джеффри Ровен. Он снова в деле.

В отличие от Ковача Цакае удалось сохранить непроницаемое выражение лица.

– Так и сказал?

– Да… Он из Секретной разведслужбы?

Цакая отвернулся, стал смотреть в сторону моря. Соленый, пахнущий водорослями ветер бил в лицо…

– Можно сказать и так… – старый разведчик помедлил, – есть вещи, которые я не должен говорить никому. Не потому, что они секретные. Я мало кому это говорил, и про это нет ни строчки ни в одном документе, даже наивысшего уровня секретности. Но вам – скажу, князь, исключительно из уважения к вам и к тому, что вы сделали. Только поклянитесь, что унесете это с собой в могилу. И сделаете то, что должны, – если представится возможность.

– Клянусь.

– Сэр Джеффри Ровен начинал в аналитическом отделе, был одним из лучших аналитиков – но потом перешел в оперативный директорат. Случаев такого рода мало, их можно пересчитать по пальцам одной руки, и это один из них. Через два года он неожиданно получил новое назначение – за границу. Он был назначен резидентом московской станции Секретной разведывательной службы. Назначение это открывало перспективы, хоть и не столичная резидентура, но крупнейший экономический центр и один из самых богатых городов страны вероятного противника. Пятый, наивысший уровень сложности. Два года мы были противниками – я возглавлял московский департамент полиции до того, как перешел в министерство, – а он был наиболее опасным из действующих в городе разведчиков. После того, как Государь пригласил меня на должность несменяемого товарища министра, я уже не мог контролировать сэра Джеффри плотно, как требовалось, ибо появились другие дела, положенные мне по должности. И вот в семьдесят девятом году сэр Джеффри неожиданно покинул резидентуру и вылетел на частном самолете в Лондон. Больше он в Россию не вернулся. И в тот же самый день, при заходе на посадку в Царском Селе, неожиданно рухнул на землю и разбился самолет Государя Александра Четвертого. Летел он как раз из Москвы, где провел несколько дней. Это произошло в тот же самый день, когда сэр Джеффри Ровен покинул Москву. А меньше чем через год его наградили… и назначили главой Секретной разведывательной службы Великобритании, при том, что он на эту должность никак не тянул, были и другие претенденты. Но назначили его.

Я боялся пошевелиться.

– Я лично все проверил и перепроверил. Беседовал со всеми экспертами. Заключение одно и то же – неожиданный отказ приборов контроля высоты, тогда стояла низкая облачность, садились по приборам… Горизонт же оказался отклоненным, как минимум, на двести метров от действительного уровня. Никто не приближался и не мог приблизиться к самолету, когда он стоял в Москве в охраняемом ангаре, никто не мог совершить эту диверсию – да и не было, собственно, никаких следов диверсии. Ни одного, самого малейшего. А летчики и сам Государь были уже на том свете, они не могли ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. Так и родилась официальная версия этой катастрофы – внезапный отказ техники. И что до того, что глава британской резидентуры в тот же день улетел из Москвы и уже не вернулся? Бывает…

Я молчал, не в силах произнести ни слова. Любой русский человек помнил Александра Четвертого. Это он занял престол своего рано умершего отца, будучи еще совсем подростком. Это он не допустил новой войны, это при нем разработали атомную бомбу – гарант нового мира – пусть и мира под прицелом, но все равно мира. Это он прекратил войну на Восточных территориях. Это он, кропотливо, кусочек за кусочком, обустраивал страну, принимал закон за законом, чтобы в России было удобно и хорошо работать. Это он сделал так, что в нашей стране производить выгоднее, даже чем в континентальной Японии и в Британской Индии с их неисчерпаемыми ресурсами дешевой рабочей силы. У нас – миллиард потребителей и заградительные барьеры, заставляющие не импортировать, а открывать производства. У нас – компенсация кредитного процента за счет казны в полном объеме тем, кто строит свое дело, – и не важно, наш купец строит или тот же британец, главное – строит, и строит у нас и для нас. У нас – мало преступности и еще меньше налогов. У нас – сложно даже помыслить, что какой-то нечестный человек возьмет у тебя деньги и скроется. В континентальной Японии подобное происходит сплошь и рядом. У нас – нет ни одного иностранного банка или ссудного дома, зато свои дают взаймы под три-пять процентов в год, потому что и они получают компенсацию от казны. Если в Мировую войну мы покупали военную технику, где только могли, и часто нам не продавали, то теперь русское оружие знает весь мир. Благодаря всему этому мы – первые, а не последние, благодаря этому наша земля больше семидесяти лет не знает войны. И все это – заслуга одного человека, который прочитал даже Маркса с его «Капиталом», чтобы понять, как сделать лучше.

При случае я – не промахнусь…

– Пойдемте, князь… – действительный статский советник Каха Несторович Цакая запахнул на себе полы длинного черного плаща, делавшего его похожим на грустного пингвина, – здесь становится слишком свежо. Нечего торчать на палубе. И что… больше сэр Колин ничего вам не сказал интересного?

В каюте мы выпили коньяка – хорошего армянского коньяка. Полную стопку – за тех, кто ушел, и тех, кто остался. А потом – понадобилось всего несколько минут, Интернет и вправду великая вещь – мы поняли, что имел в виду сэр Колин, когда говорил о том, что кто-то собирается убить Президента. Черед шестнадцать дней, тридцать первого июля, в Лондон прибывал с официальным визитом Президент Североамериканских соединенных штатов…

 

 

55

 

Санкт Петербург

Июля 1996 года

 

Центр Петербурга – такое место на земле, где стоимость недвижимости определяется исключительно ее месторасположением. Старые дома, бывает, что и постройки позапрошлого века, – продаются за такие деньги, что они доступны только очень богатым людям. Квартира в некоторых районах стоит столько же, сколько большой, квартир на сто, доходный дом где-нибудь в центральной России. Все доходные дома в центре Питера – а их немало – давно переоборудованы в элитное жилье. Проблема была с застройкой – новое строить ничего нельзя, многие дома относятся к числу исторических памятников… кто в теме, кто строительством занимается, тот поймет. Надо быть виртуозом, чтобы, не нарушая целостность исторического облика дома-памятника, создать там какой-то комфорт. Но находились и такие виртуозы.

Среднего роста, пожилой человек, одетый в старенький спортивный костюм с эмблемой еще Олимпиады-60, вышел из низенькой, такой низкой, что высоким людям приходилось нагибаться, проходя через нее, арки, сделал несколько движений, разминая мышцы. Затем неспешно затрусил по набережной…

Человек в одной из квартир, выходящих окнами на улицу, и наблюдающий за улицей через бинокль, оживился…

– Пиши. Восемь-ноль-семь. Объект Пингвин вышел на утреннюю пробежку. Сообщено группе два в восемь-ноль-семь.

Практикант, который первый раз работал по линии НН, [415] добросовестно записал все сказанное в журнал. В который раз выругался про себя – он-то думал, переходя из городовых сюда, что тут будет интересно, а на самом деле… сидят в этой проклятой квартире уже не первую неделю. Объект пришел. Объект ушел. Выводные… [416]

Зашипел кофейник – кажется, опять убежал, проклятый…

– Иди глянь, что с кофе…

Кофе действительно убежал, хуже того – вода погасила конфорку газовой плиты, старомодной, всего на две конфорки. Попили кофе, называется.

Со вздохом практикант повозил тряпкой по плите, обжегся, выругался последними словами. Снова зажег огонь и поставил кофейник заново – кофе все-таки хотелось выпить…

Вернулся в каморку с окном.

– Что там?

– Сейчас будет…

– Сбежал?

– Сбежал… – подтвердил практикант.

– Э, глянь, рация… мигает у тебя… это что, молодой?

– А чо?

– А чо… А ничо! Ты звук отключил, что ли?

– Ну… да. Башка болит от этого шума…

– Башка болит? Сейчас она не так заболит! Включай, живо!

Практикант уныло перещелкнул рацию на громкую связь.

– «Нева-три», я «Восьмой», выйдите на связь!

Вот это да…

– «Восьмой», я «Нева-три», что там у вас? – старший поста перехватил рацию.

– «Нева-три», я «Восьмой», прошу подтвердить выход Пингвина на маршрут!

– «Восьмой», я «Нева-три», выход подтверждаю!

– «Нева-три», я «Восьмой», объект не наблюдаю! Объекта по нашему направлению не было!

Ма-а-ать…

– «Нева-три» – «Пятому» и «Третьему», подтвердите прохождение Пингвина по вашим маршрутам!

– «Нева-три», я «Пятый», объект «Пингвин» в поле зрения не попадал.

– «Нева-три», я «Третий», у меня тоже не было.

Старший смены взглянул на практиканта таким взглядом, что и слов не требовалось…

– На улицу! Мухой!

Вскочив с места, подобно заправскому спринтеру, практикант бросился на улицу…

– «Нева-три» – «Второму», «Третьему», «Четвертому», «Пятому», «Восьмому»! Объект потерян, время – примерно четыре минуты. Перекрывайте район до прибытия дополнительных сил! Повышенная бдительность, объект является сотрудником МВД, имеет оперативный опыт!

Полицейская машина Российской империи, как и любой другой бюрократический аппарат, если его не подпинывать, обладает существенной инерцией. Естественно, судорожные поиски действительного статского советника Мечислава Генриховича Котовского по проходнякам и парадным центра Питера никакого результата не дали. Приметы Котовского на полицейские посты передали только спустя час, а на таможню – через полтора часа. Еще через час догадались объявить общероссийский розыск.

Но было уже поздно. Слишком поздно. Этот бой, один из многих в бесконечной войне, британская разведка и лично сэр Джеффри Ровен выиграли вчистую…

 

 

56