И распространения заразной болезни

 

В-третьих, к тому времени впервые в научной литературе появился труд «Основы эпидемиологии» английского врача К. Сталибрасса [«The principles of epidemiology and the process of infection» (1930), на русском языке книга вышла в 1936 г.], в котором были сформулированы основополагающие постулаты процесса распространения инфекционных болезней – принципиального явления эпидемиологии и эпизоотологии, включающие три фактора (эти постулаты получили название «теории трех факторов»):

§ «семя» - соответствующий резервуар специфических патогенных микроорганизмов достаточной заразительности и вирулентности;

§ «сеятель» - передающий фактор, соответственные средства распространения микроорганизмов в достаточном количестве;

§ «почва» - чувствительный индивидуум, или хозяин.

 

Лев Васильевич Громашевский (1887-1980), врач, выпускник Новороссийского университета (Одесса), активный участник Великой Октябрьской Социалистической Революции и Гражданской войны, академик АМН СССР, в постреволюционном и предвоенном периодах истории страны принимал деятельное участие в выполнении вышеупомянутой государственной задачи и в целом играл видную роль в эпидемиологической науке и практике. Будучи одним из основоположников этой науки, он возглавлял созданную Д.К. Заболотным в 1920 г. первую в стране кафедру эпидемиологии в Одессе, затем – аналогичные кафедры в Москве и Киеве, руководил медицинскими учреждениями инфекционного профиля. На основании большого опыта противоэпидемической деятельности и борьбы именно с массовыми острыми инфекциями человека Л.В. Громашевский сформулировал теорию МПИ, суть которой укладывалась в шесть законов эпидемиологии и целый ряд постулатов и категорий, призванных определять принципы и влиять на тактику противоэпидемической работы (см. ниже таблицу 9).

В период разработки и становления теории МПИ, благодаря общему социальному прогрессу в СССР, исключительно серьезному вниманию к здравоохранению руководства страны, четкой реализации необходимых мероприятий, осуществился переход от «пожарных» мер к планомерной противоэпидемической, противоэпизоотической и профилактической работе. В практическом отношении борьба с болезнями вышеуказанных категорий проводилась успешно, хотя в научном плане во многом сочеталась с эмпиричностью и недостаточной теоретической обоснованностью. Отдельные острые инфекции были ликвидированы (оспа, холера человека, чума и повальное воспаление легких КРС, сап лошадей), заболеваемость другими снижена до самых низких уровней. К 1940 г. сыпной тиф встречался лишь спорадически, заболеваемость брюшным тифом сократилась в три раза (В.М. Коропов, 1953; О.В. Бароян, 1968; К.Г. Васильев, 2001).

Все это способствовало росту государственного и социального авторитета эпидемиологии как специфической и важной сферы общественной жизни, в том числе и популяризации теории МПИ, безотносительно к ее реальной роли в этих успехах. С начала 40-х гг. теория МПИ, с претензиями на глобальное заполнение теоретического вакуума, носила уже характер «учения» с элементами фетишизма (здесь приемлемо определение «головокружение от успехов»). Теория стала активно внедряться в эпидемиологическое мировоззрение выпуском учебников и монографий (в частности, «Общая эпидемиология», 1941, 1949, 1965), особенно в отношении классификации болезней по четырем категориям – кишечные, респираторные, кровяные и наружные. Активными последователями и сторонниками теории МПИ стали известные и влиятельные эпидемиологи Т.Е. Болдырев, И.И. Рогозин, В.Д. Беляков (до разработки последним теории саморегуляции паразитарных систем), И.И. Елкин и другие, теория была торопливо подхвачена неразборчивыми эпизоотологами-пуристами.

Однако при этом почему-то не учитывалось, что все упомянутые успехи относились лишь к некоторым массовым эпидемическим инфекциям с классическими тризовыми путями возникновения и распространения, для которых основные положения теории МПИ были очевидны и, безусловно, полезны в своей ориентации на разрыв эпидемических цепей. В то же время в течение всего периода становления и последующего амбициозного господства догматов МПИ всегда было достаточно много сомнений и иных взглядов, которые высказывали признанные корифеи эпидемиологии, эпизоотологии, микробиологии. Вот некоторые суждения:

§ Н.Ф. Гамалея (1951): «Невозможно допустить, чтобы естественный отбор на протяжении всей эволюции с таким упорнейшим постоянством сохранял огромные массы микробов, если бы они были случайны или вредны».

§ В.А. Башенин (1937, 1958): «Ограничение предмета эпидемиологии инфекционными заболеваниями надо признать искусственным, всякие массовые заболевания, которые возникают среди народа, являются эпидемией и требуют компетенции эпидемиолога. Паразиты и сапрофиты … между этими глубоко различными по своим функциям группами микробов нет резкой грани, некоторые патогенные микробы способны жить и размножаться в окружающей среде (бациллы столбняка, ботулизма, лептоспиры). Некоторые сапрофиты могут стать патогенными для человека (протей)».

§  М.С. Ганнушкин (1940, 1962): «Всякое инфекционное начало имеет свои пути проникновения в организм, при многих инфекционных заболеваниях эти пути бывают многочисленными. Источником инфекции могут служить трупы животных, павших от заразных болезней, сырье, будучи полученным от заразно больных животных, может служить источником инфекции для животных, а при зоонозах – для человека, трудно переоценить значение почвы как источника инфекции, сено, зараженные корма, молоко часто оказываются источником инфекции».

§ Ю.И. Миленушкин (1947): «Заразная болезнь – безусловно естественное явление природы. Инфекция – частный случай паразитизма, широко распространенного в мире микробов, растений, животных. Эпизоотии являются одним из регуляторов численности видов».

§ В.М. Аристовский (1949): «Группа патогенных микробов шире и выходит за пределы группы паразитов, так как известны патогенные микробы, возбудители заболеваний человека и животных, которые не способны к паразитическому питанию и, следовательно, лишены одного из признаков паразитизма. Группа патогенных микробов составляется из микробов-паразитов, микробов-сапрофитов и некропаразитов. Всей группе микробов-паразитов свойственна способность оказывать болезнетворное действие на другой организм, поскольку одним из основных признаков паразитизма является вредоносное действие одного из симбионтов на своего партнера».

§ В.М. Жданов (1964, 1984): «Если болезнь человека вызвана бактерией или червем, то ни у кого не вызывает сомнения биологическая природа этой болезни. Почему же процесс распространения бактерий и червей среди населения объявляется процессом социальным? А ведь ничего иного, кроме распространения этих и других паразитов среди населения, эпидемический процесс не представляет. И если людям от этого бывает худо, то это еще не аргумент в пользу того, чтобы возвести распространение паразитов в ранг социального процесса… Эпидемический процесс – это экология возбудителей в популяции».

§ О.В. Бароян (1968): «Нет никаких ни экспериментальных, ни социологических доказательств, опровергающих биологическую природу как эпидемических, так и эпизоотических процессов».

§ В.Д. Тимаков (1972): «Патогенность, т.е. способность микроба вызывать заболевание, – более широкое понятие, чем паразитизм, а группа патогенных микробов более обширна, чем микробов-паразитов».

Категорически возражал против «учения» выдающийся теоретик патологии академик АМН СССР И.В. Давыдовский (см. ниже). Достаточно привести дословно только наиболее поучительные его контраргументы (1956, 1962):

§ Заболевание как биологическое явление никогда не случайно.

§ Инфекционная болезнь – не борьба до победного конца, это – своеобразный процесс приспособления.

§ Все инфекционные заболевания могут быть разделены на экзогенные и эндогенные.

§ Роль экзогенных инфекций все более уступает роли и значению инфекций эндогенных.

§ Никакое заболевание нельзя свести к простому попаданию в организм так называемого возбудителя.

§ Возникновение эпидемии невозможно себе представить как простое нарушение инструкций, долженствующих преграждать дорогу где-то прятавшемуся микробу.

§ Сведение проблем эпидемиологии к технике передачи раз навсегда данного возбудителя – порочная концепция.

§ Вера во всемогущество «олицетворенного деятеля», т.е. возбудителя, стала убежищем незнания.

§ Строго научной классификацией по самому существу инфекционных болезней может быть лишь классификация биологическая.

§ Нет инфекции без инфекта, но и заражение не равняется заболеванию, т.к. не всякое инфекционное заболевание подразумевает заражение.

§ «Законность» болезней, социальных по происхождению, но биологических по своей сущности.

§ Идея «защиты» нелепа потому, что является отрицанием развития.

Поэтому все, что делалось вокруг МПИ, можно считать дискуссией, достаточно острой, хотя бесплодной и даже контрпродуктивной. «Учение», будучи обосновано лишь сведениями по некоторым инфекциям определенной категории, претендовало на универсальность. Формулировки законов и категорий преимущественно носили безапелляционный, грубо категоричный характер метафизической однозначности, исключали всякие условности и допущения, переходные стадии, возможность применения элементов развития (т.е. диалектики) (см. таблицу 9). В угоду догматизму МПИ были абсолютизированы заражение и четыре пути передачи инфекции, социальная природа эпидемий, отрицались их биологическое начало и вероятностная сущность. Линейность причинно-следственных отношений в эпидемическом процессе возводила возбудитель в разряд «олицетворенного деятеля» и ставила его «во главе всех механизмов развития» инфекционных процессов (по И.В. Давыдовскому). В связи с этим небезынтересны лексические приемы и оценки, которыми вдалбливались в общественное сознание догматы «учения» о МПИ (примеры приведены в таблице 8).

Таблица 8