Часть вторая Основные области науки о сознании

 

I. Нейропсихология сознания  

Глава 4. Нейропсихологические расстройства зрительного сознания  

Глава 5. Нейропсихологические диссоциации зрительного сознания и поведения  

Глава 6. Нейропсихологические расстройства самосознания  

II. Нейрональные корреляты сознания  

Глава 7. Методы и эксперименты в сфере НКС  

Глава 8. Исследования нейрональных основ сознания как состояния  

Глава 9. Исследования нейрональной основы зрительного осознания  

III. Теории сознания  

Глава 10. Философские теории сознания Глава 11. Эмпирические теории сознания  

IV. Измененные состояния сознания  

Глава 12. Что такое «измененное состояние сознания» (ИСС)?  

Глава 13. Сон и сновидения  

Глава 14. Гипноз  

Глава 15. Состояния сознания более высокого уровня  

I. Нейропсихология сознания

 

Введение: основные области науки о сознании

В первой части этой книги мы говорили о философских, исторических и концептуальных основаниях, на которых возникла современная наука о сознании. Теперь мы готовы перейти к главным областям этой науки. Это (I) нейропсихология сознания;  (II) нейрональные корреляты сознания;  (III) теории сознания;  (IV) измененные состояния сознания.  Ключевые открытия в этих областях в той или иной степени определяют направление современных научных исследований в области сознания – они формируют ядро эмпирической базы данных, связанной с сознанием.

Данные науки о сознании поступают из разных источников. И как и в любой области науки, и особенно в когнитивной нейронауке, мы стремимся обнаружить в информации  из множества разных источников сходные данные  , то есть доказательства, подтверждающие одни и те же факты. Когда мы исследуем отношения между сознанием и мозгом, непосредственные доказательства поступают из двух источников:

1) нейропсихологические исследования больных, которые перенесли травмы мозга, затрагивающие те или иные аспекты сознания; и

2) лабораторные исследования естественной мозговой активности (функциональная томография мозга), или искусственная стимуляция мозга у здоровых испытуемых, когда в их мозге обнаруживаются определенные феномены сознания в контролируемых условиях.

Такие сходные данные, как мы скоро увидим, подтверждают, что определенные области мозга связаны с определенными аспектами сознания. Если повреждена определенная область мозга, утрачиваются или искажаются определенные элементы субъективного переживания. Когда та же самая часть мозга подвергается искусственной стимуляции у здорового испытуемого, он сообщает о таких же изменениях. И когда испытуемый выполняет задачу, связанную с таким типом сознания и переживания, можно увидеть активность в тех же участках мозга, повреждение которых устраняет или искажает именно эти аспекты сознания и переживания.

Эмпирические доказательства, полученные из разных источников, и должна объяснить теория сознания. В современной литературе описано множество различных теорий сознания: почти у каждого исследователя в этой сфере, кажется, существует собственная теория. Но есть сомнения в том, может ли хоть какая-либо из этих теорий объяснить все данные, которые мы уже имеем, или хотя бы существенную их часть. Позже мы исследуем основные теории сознания и попытаемся определить их объяснительную ценность.

В последнем разделе второй части мы исследуем измененные состояния сознания, при которых субъективное переживание отличается от обычного состояния бодрствования. Измененные состояния демонстрируют огромное богатство человеческого переживания, потому что в измененных состояниях возможны переживания, выходящие далеко за рамки того, что доступно нам в обычном состоянии бодрствования. Некоторые измененные состояния, например сновидения, знакомы всем, а другие, скажем внетелесные и мистические переживания, могут показаться странными и таинственными. Однако наука о сознании должна серьезно относиться к самым разным измененным состояниям сознания, ведь они могут указывать на те аспекты сознания, о которых мы никогда бы не узнали, если бы изучали только обычное состояние бодрствования.

Глава 4

Нейропсихологические расстройства зрительного сознания

Введение: целостность зрительного сознания  

Церебральная ахроматопсия: цвет исчезает без следа  

Зрительная агнозия: отсутствие связных зрительных объектов  

Семантическая деменция: отсутствие смысла объектов  

Симультанагнозия: отсутствие феноменального фона  

Игнорирование: отсутствие феноменального пространства  

Акинетопсия: отсутствие движения  

Выводы  

Вопросы для обсуждения  

Введение: целостность зрительного сознания

В нашем повседневном опыте зрительное сознание включает единый, целостный зрительно-пространственный мир, в котором мы видим множество разных объектов, находящихся в трехмерном пространстве. Каждый объект состоит из уникального сочетания различных видимых качеств, таких как цвет, форма и движение, связанных в единое целое: объект как мы его воспринимаем. Таким образом, наш зрительный мир, похоже, обладает глобальной пространственной целостностью  (единство общего зрительного пространства, в котором мы видим и объект, и место, где он находится) и включает в себя целостные единицы  (отдельные объекты, которые мы воспринимаем). Такое единство и связная организация воспринимаемого нами мира для нас совершенно естественны и не требуют никаких усилий. Мы просто открываем глаза, и видимый мир немедленно возникает перед нами, настолько явный и реальный, насколько мы способны себе это представить.

Поэтому обычно мы считаем, что мир, который мы воспринимаем в своем зрительном сознании, полностью идентичен внешнему материальному миру – как будто мы можем напрямую воспринимать материальный мир. Тем не менее мы знаем, что не воспринимаем его напрямую. Нет никакого «луча сознания», исходящего из нашего мозга и касающегося физических объектов и тем самым побуждающего нас их осознавать. Как раз наоборот, свет (или электромагнитное излучение видимой длины волны) сначала отражается от физических объектов, затем достигает сетчатки глаза. Здесь сигнал преобразуется в нейрональную биоэлектрическую активность, которая передается в зрительную зону коры головного мозга.

После сложного процесса нейрональной обработки, сути которого мы еще до конца не понимаем, видимый мир воссоздается в какой-то области мозга, и, таким образом, у нас возникает субъективное зрительное переживание: мы осознанно видим мир. Внешний мир, такой, каким мы его воспринимаем, является последним  звеном в сложной цепочке причин и следствий, а первое  звено в ней – внешний материальный мир и свет, отраженный от объектов внешнего мира. А между нашим зрительным сознанием и объектами-стимулами во внешнем мире существует несколько стадий обработки информации.

Таким образом, сознание представляет нам воспринимаемую модель  мира; не сам мир, но своего рода виртуальную реальность, созданную нашим мозгом. Это самое лучшее предположение мозга о том, что представляет собой окружающий мир.

Мы видим не сам мир, а представление о нем, и это становится очевидным, когда мы исследуем больных с нейропсихологическими расстройствами, зрительный мир которых необратимо изменен. С глазами у них все в порядке – зрительная информация поступает в их зрительные органы чувств и нормально обрабатывается, но их мозг не в состоянии «собрать» зрительный мир в единое целое. Поэтому они видят его совсем по-другому. Иногда довольно трудно понять, на что похож их мир, ведь он стал настолько странным и причудливым, что его невозможно описать словами.

В нейропсихологии сознания нас постоянно сопровождают философские вопросы о сознании. Здесь мы сталкиваемся с проблемой другой субъективности и иного сознания: узнает ли когда-нибудь наука, что значит  быть больным с поврежденным мозгом и искаженным сознанием? Если да, это приведет к новым открытиям в исследованиях проблемы разума и тела, ведь повреждения тех или иных областей мозга могут пролить свет на неожиданные связи между разными областями мозга и разными аспектами сознания.

При нейропсихологических расстройствах, вызванных локальным повреждением ткани мозга, могут исчезать или искажаться те или иные аспекты субъективного зрительного переживания, и это может изменить мир больного самым странным образом. Если нам удастся выяснить, каким образом изменено или утеряно субъективное переживание, и определить точную локализацию повреждения мозга, то мы сможем выдвинуть следующую гипотезу: поврежденные участки мозга участвуют в создании того типа содержания сознания, которое оказалось утеряно или искажено у пациента.

Мы попробуем выяснить, как повреждения головного мозга искажают субъективное зрительное переживание. Какими бы ни были эти изменения, они помогут нам понять, каким образом мозгу обычно удается сконструировать окружающий мир, который мы осознаем.

Церебральная ахроматопсия: цвет исчезает без следа

Зрительный мир – это мир цветных объектов и поверхностей. Синее небо, зеленая трава и деревья, красное солнце на закате – мы приписываем эти цвета внешним физическим объектам, как будто цвета, которые мы воспринимаем, действительно существуют в мире. Но на самом деле их там нет, цвета – просто особенность нашего восприятия, хотя они экстернализированы таким образом, что нам кажется, будто они существуют независимо от нашего ума и тела. Так или иначе, наш мозг конструирует сенсорно-перцептуальный мир, окрашенный в разные цвета, и так или иначе ему удается локализовать цвета вовне  , на поверхности внешних объектов, вне нашего тела и мозга, хотя мозг, в котором возникает восприятие цвета, находится внутри нас.  

Качества цветов – продукция мозга, и эту идею легко принять, если учесть, что мы можем видеть яркие цвета даже при отсутствии прямого сенсорного контакта с внешним материальным миром. Одно из самых убедительных доказательств дают исследования сновидений. Систематические исследования содержания сновидений показывают, что почти все наши сны – цветные. В сновидениях цвета также кажутся качествами внешних объектов, находящихся вне нашего тела, но, конечно же, сновидение происходит только в нашем мозге. Таким образом, во время сновидений мозг конструирует феноменальный мир, обладающий такими же цветовыми качествами, как и реальный мир во время бодрствования. Цветной зрительный мир может существовать в сознании сам по себе, при отсутствии любых сенсорных данных извне. Таким образом, наша способность видеть цвета зависит только от того, что происходит в нашем мозге.

Если феноменальное восприятие цвета зависит только от внутренних процессов в мозге, то оно должно нарушаться в случае повреждений мозга, затрагивающих нейрональные механизмы, необходимые для конструирования цвета. Действительно, именно так и происходит в случае нейропсихологического расстройства, которое называется «ахроматопсией». Буквально этот термин означает «отсутствие цветового зрения» (a/хромат/опсия). Это состояние коренным образом отличается от обычного «дальтонизма», вызванного отсутствием в сетчатке клеток определенного типа, чувствительных к определенной длине волны. При обычном дальтонизме сигналы от красных и зеленых стимулов не различаются мозгом, когда достигают его. В этом случае мозг не способен связывать разные цветовые качества, скажем, с помидорами и с травой, потому что он не видит разницы между цветовыми сигналами, которые создают эти два объекта в сетчатке глаза и в мозге. Глаз не может отличить так называемую «красную» длину волны от так называемой «зеленой» длины волны. Это генетически обусловленное расстройство, при котором нарушено различение длины волны.

По контрасту, ахроматопсия – это расстройство, при котором человек, который всю жизнь видел мир цветным, вдруг полностью теряет цветовое зрение, потому что у него повреждена зрительная зона коры головного мозга. С глазами или со способностью сенсорного различения у него все в порядке. При этом часто нет никаких других когнитивных расстройств или расстройств восприятия. Просто нет качества цвета в зрительном сознании. Воспринимаемый посредством зрения мир никуда не исчез, но каким-то образом оказался совершенно искажен и превращен в мир полутонов и туманных черно-белых объектов, лишенных цвета. Многие объекты, которые раньше были яркими, теперь стали серыми и темными, и их трудно узнать.

Самый яркий случай ахроматопсии в нейропсихологии описывает известный невропатолог Оливер Сакс. Этот случай примечателен не только тем, что больной страдал избирательной ахроматопсией всего поля зрения, но и тем, что раньше он прекрасно различал цвета, поскольку был профессиональным художником. Вероятно, он острее осознавал, чего лишился, чем другие пациенты, страдающие ахроматопсией. Вместе с восприятием цвета он утратил центральную часть своей идентичности:

 

...

Он постепенно понимал, что ему недоставало не только восприятия цвета и способности видеть цветные образы, но чего-то более глубокого, что трудно определить. Он знал о цвете все, внешне, интеллектуально, но потерял память, внутреннее знание, которое было частью его личности… Как будто его прошлое, его хроматическое прошлое, у него забрали, как будто из мозга полностью исчезло знание о цвете, не оставив ни следа, никаких внутренних свидетельство о том, что оно когда-то существовало (Sacks, 1995, p. 10).

Но черно-белой для него была реальность, все, что его окружало, на триста шестьдесят градусов, основательное и трехмерное, двадцать четыре часа в сутки… ни «серый», ни «свинцовый» цвет не мог даже близко передать, на что был похож его мир. Он говорил, что видит не «серый» цвет, но перцептивные качества, для которых в обычной жизни, в обычном языке, нет никаких описаний (Sacks, 1995, p. 8).

 

Ахроматопсия может быть односторонней или двусторонней. При односторонней форме (которую также называют гемиахроматопсией) повреждение области зрительной зоны коры головного мозга, отвечающей за восприятие цвета, имеет место только в одном полушарии мозга, левом или правом. Это приводит к любопытной ситуации, когда одна часть поля зрения остается цветной, а другая абсолютно лишена цвета. В центре поля зрения проходит четкая граница между цветной половиной и черно-белой половиной. Это показывает, что оба полушария мозга способны создавать все цветовые качества независимо друг от друга, но каждое полушарие может «раскрасить» только одну половину нашего зрительного мира.

При этом левая часть зрительной зоны коры головного мозга «раскрашивает» правую сторону поля зрения, и наоборот – цвета пропадают на стороне поля зрения, противоположной тому полушарию, где произошло повреждение. Так происходит потому, что информация из левого поля зрения перекрестно попадает в правое полушарие коры головного мозга, и наоборот. При двустороннем поражении страдают оба полушария мозга, и поэтому черно-белым оказывается весь зрительный мир. Кстати, отсутствие цвета в зрительных образах сновидений, о чем иногда сообщают здоровые испытуемые, иногда напоминает временную ахроматопсию: цветовые области зрительной зоны коры мозга иногда не полностью активированы во время сновидения, и поэтому сновидящий не видит цветов.

Локализацию повреждения, приводящую к ахроматопсии, можно определить достаточно точно. Эту область называют V4, или цветовой областью (colour area). Сходные доказательства, полученные с помощью функциональной томографии мозга, показывают, что та же самая область активируется в мозге нормального испытуемого, когда ему показывают черно-белые и цветные стимулы. Таким образом, теперь мы знаем, какие области в зрительной зоне коры мозга необходимы для создания качеств цвета. Но при этом мы совершенно не понимаем, как  мозг это делает. Как нейрофизиологическая активность в этой области превращается в феноменальное переживание восприятия цвета в сознании испытуемого? Какие нейрональные механизмы, с физической или нейробиологической точки зрения, коррелируют с феноменальными качествами или провоцируют их? Ответы на эти вопросы могли бы помочь устранить «объяснительный разрыв», а может быть, доказать, что устранить ее невозможно.

Зрительная агнозия: отсутствие связных зрительных объектов

В здоровом мозге элементарные феноменальные качества, такие как цвета и контуры, тщательно организованы и формируют связные, целостные, трехмерные объекты, которые мы и видим вокруг. Зрительные качества, присущие объекту, как правило, включают в себя такие элементы, как цвет, яркость, фактура поверхности, трехмерная форма, определенное местоположение в пространстве по отношению к наблюдателю. Эти качества связаны в единый пакет информации, которая в перцептивном сознании моделирует или представляет удаленный физический объект, от которого были отражены физические электромагнитные сигналы (световые волны). Воспринимаемый мир, который отражается в нашем осознанном переживании, по большей части состоит из таких связных наборов информации.

Такое зрительное восприятие мира целостных объектов возникает само собой, и мы редко отдаем себе отчет в том, что способность создавать представление о мире – это огромное достижение для зрительных зон мозга. Если определенные области зрительной зоны коры мозга не могут функционировать должным образом, зрительный мир превращается в набор разрозненных качеств; разные цвета, разная степень яркости, случайные фрагменты контуров объектов хаотично распределены по всему полю зрения. Связных наборов информации – визуальных объектов – больше нет. Больше нет никаких целостных образов, только хаос неорганизованных зрительных качеств. Воспринимаемые объекты невозможно узнать, исходя из того зрительного переживания, которое они создают. По контрасту, прикосновение к тем же объектам приводит к нормальному распознаванию, поскольку тактильная и зрительная информация обрабатываются в разных областях мозга.

Нечто похожее происходит при зрительной агнозии. Самая серьезная форма этого расстройства называется aпперцептивной агнозией.  Страдающие ею больные не могут понять, какой смысл имеют зрительные параметры, которые они наблюдают. Даже простые формы и объекты, например мяч или книга, становятся неузнаваемыми. Это подтверждается тем, что если пациентам приходится полагаться только на зрение, они становятся совершенно беспомощными. Они не могут назвать или посчитать объекты, находящиеся прямо перед ними. Они не могут нарисовать их так, чтобы они были похожи на оригинал. Им сложно обходить объекты, находящиеся в комнате, и они могут натыкаться на мебель. При этом они не ослепли и не потеряли остроты зрения так, как это делают близорукие люди без очков. Больные прекрасно могут распознавать детали. Проблема в том, что эти детали не складываются в целостные объекты  !

Несколько более мягкие формы зрительной агнозии называют ассоциативной  , или интегральной  , агнозией.  У больных с такими расстройствами тоже возникают большие трудности в распознавании объектов, но они узнают немного больше, чем пациенты с aпперцептивной агнозией. Кажется, они узнают по крайней мере небольшие фрагменты связных контуров объектов или частей объектов, но при этом не могут видеть объект как единое целое. Как ни странно, они могут нарисовать узнаваемое изображение объекта, хотя не могут узнать ни сам объект, ни свой собственный рисунок! Они рисуют по принципу «линия за линией»: по очереди концентрируются на каждом фрагменте контура объекта, но при этом не видят общей картины и поэтому понятия не имеют, что рисуют. Но наблюдатели с нормальным зрением могут узнать, что изображено на рисунке! Как правило, такие пациенты могут также рисовать узнаваемые изображения по памяти, но при этом не узнают свои рисунки после того, как их нарисовали.

Есть еще один особый тип агнозии, прозопагнозия  . В некотором роде она напоминает другие случаи агнозии, но ограничивается только способностью восприятия и распознавания лиц. Некоторые пациенты, страдающие прозопагнозией  , сообщают о том, что могут узнать все фрагменты  лица, например глаза, брови, губы, нос и т. д., но не могут соединить их вместе  ! Эти фрагменты просто бессвязно «скачут» по лицу, не соединяясь в целостный образ. Некоторые пациенты с трудностями в распознавании лиц не видят даже фрагментов лиц, и лица представляются им пустыми овалами, лишенными всяких черт. У пациентов с прозопагнозией, которым трудно распознавать лица именно как лица, возникают проблемы на ранних стадиях распознавания лиц, когда обычно возникает целостный зрительный образ лица.

Все эти примеры наглядно показывают, что связывание, или интеграция, зрительных качеств в целостные совокупности информации – важнейшая функция зрительного мозга. Невозможно распознавать объекты, находящиеся вокруг нас, если у нас в сознании есть только набор неорганизованных визуальных качеств. Области коры головного мозга, которые, похоже, специализируются на создании целостных представлений об объектах и лицах для зрительного сознания, могут быть найдены с помощью данных о расположении повреждений в зрительной области коры головного мозга больных с агнозией, а также с помощью функциональной томографии мозга реакций здорового мозга на целостные зрительные образы.

В рамках когнитивной нейробиологии были обнаружены и исследованы участки коры, необходимые для целостного зрительного осознания, но мы все еще не понимаем механизмов, которые соединяют воедино все части перцептивного образа и предоставляют сознанию конечный результат этого. Мы знаем лишь то, что информация, характеризующая один отдельный объект, распределяется по нескольким разным участкам коры. Поэтому наверняка существует какой-то механизм, объединяющий воедино всю эту информацию.

Проблема связывания  – это проблема понимания того, как распределенные фрагменты информации объединяются в мозге, создавая единство осознаваемого восприятия. Решение проблемы связывания позволит нам выяснить, какие механизмы отвечают за единство сознания.

Семантическая деменция: отсутствие смысла объектов

Зрительное осознание объектов – это не только объединение базовых зрительных качеств в целостный трехмерный образ. Воспринимаемый мир объектов, в котором мы проводим нашу жизнь, является миром осмысленных  объектов – вещей, которые являются не просто связанными комплексами зрительных качеств (qualia), но и представлениями об определенных категориях  объектов. Мы не только легко видим  целостные комплексы информации в нашем зрительном сознании, но и узнаем  их. Мы понимаем, что это деревья, здания, птицы, облака, люди, стулья, столы, собаки и кошки. Воспринимаемый мир был бы совсем другим, если бы объекты вокруг нас потеряли свой смысл! Это был бы незнакомый мир, наполненный вещами, природа которых нам неизвестна и об идентичности или функциях которых мы могли бы только гадать.

Когнитивный механизм, с помощью которого мы придаем смысл воспринимаемым объектам, называется семантической памятью.  Это элемент нашей долгосрочной памяти, содержащий все наши концептуальные и фактические знания о мире. Информация, находящаяся в семантической памяти, позволяет нам понять, скажем, что разные животные – это представители разных типов или видов: собаки, коровы, лошади, верблюды, зебры, тигры, лягушки, выдры, львы, мыши, жирафы; птицы, бабочки, пчелы, жуки и т. д. Воспринимаемый мир содержит множество разных видов животных, которых можно отличить друг от друга с помощью семантически-концептуальных категорий, содержащихся в нашей семантической памяти. Конечно, у одних людей семантическая память богаче, чем у других, тем не менее каждый может отличить друг от друга животных самых распространенных типов.

Семантическая деменция – это расстройство, при котором такая способность различать избирательно утрачена. Другие аспекты когнитивных функций, восприятия, памяти и интеллекта сохранены, но семантическое знание или смысл слов и объектов постепенно теряется. На поздних стадиях семантическая деменция обычно приводит к полной утрате когнитивных функций, как при болезни Альцгеймера. Но на начальных стадиях пациенты, кажется, просто теряют фактические и концептуальные знания о разных видах объектов, например о разных видах животных.

Так, когда больному с семантической деменцией показывают изображения разных животных или называют их, он иногда не может ничего о них сказать или определить, что это за животное. Как правило, пациенты реагируют так: «Ну, это какое-то животное, но я не знаю какое». Или начинают использовать единственную категорию животных, которая осталась в их семантической памяти, и называют всех животных «кошками» или «собаками». Такие простые категории обычно сохраняются, потому что в детстве они возникают раньше всех (это принцип «что появилось первым, исчезает последним», характерный для прогрессирующих нейропсихологических расстройств).

Одному больному показывали различные слова и просили объяснить, что они означают. Вот как он реагировал (Hoges  , 2003):

 

...

Олень: Их разводят на фермах, они пасутся на полях, мы стрижем их шерсть… или это овцы? С оленями мы тоже так поступаем? Я не уверен.

Страус: Это животное, не знаю какое… Я никогда не видел его в [супермаркете].

Зебра: Понятия не имею, что это такое.

Морской конек: Не знал, что в море живут кони.

Труба: Да, я, кажется, помню слово «труба». Если бы у меня был словарь, я бы мог вам сказать, что это такое.

 

Тот же больной неправильно воспринимал смысл обычных предметов, и поэтому его взаимодействие с объектами иногда было весьма причудливым. Например, он клал сахар в стакан с вином и заправлял лазанью апельсиновым соком.

Воспринимаемый мир объектов, таким образом, лишается смысла и напоминает простой мир маленького ребенка, где есть всего несколько типов вещей и множество вещей и слов, значение которых еще ускользает от понимания или остается неясным. О случаях полной потери семантической памяти, когда остальные когнитивные способности все еще сохранены, не сообщалось. Скорее всего, при этом мир был бы похож на чужую планету, населенную представителями внеземной цивилизации. Флора и фауна выглядели бы странно или неузнаваемо, а технологические артефакты – необъяснимыми. Возможно, нечто подобное происходит на поздних стадиях семантической деменции, но к этому моменту когнитивные способности пациента уже сильно нарушены, и он, скорее всего, не способен описать свои переживания.

Симультанагнозия: отсутствие феноменального фона

Объекты, которые мы видим вокруг, – это не просто целостные и осмысленные комплексы информации, они встроены в пространственный контекст, в целостный мир, который мы воспринимаем. Фокусируя внимание на одном объекте, мы видим его на фоне других осмысленных объектов. Эти объекты образуют феноменальный фон, неясное поле туманных представлений об объектах. Объект, на котором мы фокусируем внимание, всегда пространственно связан с другими объектами. Зрительное осознание предоставляет нам пространственную «карту» мира, где одновременно присутствуют различные объекты, так или иначе расположенные друг относительно друга.

При симультанагнозии такой феноменальный фон утрачен. Пациент, страдающий этим расстройством, видит только один объект. Кажется, его объем сознания ограничен этим единственным объектом. Все остальное из сознания исчезает. Поэтому пациент даже не знает, где  находится объект, ведь отношения между этим основным объектом и другими объектами не представлены в его сознании, и «других объектов» для него просто нет! Зрительное осознание содержит единственный объект, висящий в пустоте, – это своего рода «туннельное зрение», когда человек видит только один объект за один раз. Объект при этом может быть большим или маленьким – размер не слишком важен, – и границы объекта определяют границы сознания.

Синдром Балинта  – название неврологического расстройства, при котором возникают симультанагнозия и трудности в восприятии целостных объектов. Пациенты с таким синдромом могут узнать отдельный объект, который видят, но связать этот объект с более обширным осмысленным целым им иногда сложно. То есть если перед больным находятся красный мяч и желтая коробка, он может сказать, что видит желтый мяч и больше ничего или что он видит мяч, который иногда кажется ему красным, а иногда желтым. При этом цвета разных объектов не связываются с формой объекта и его положением в пространстве, и зрительное представление объекта может включать неправильные и непостоянные сочетания формы и цвета. Как будто мозг не знает, какие форма и цвет на самом деле сочетаются между собой в данном объекте, и поэтому перебирает все возможные комбинации, пытаясь правильным образом связать объекты вместе.

Если в любой момент времени человек видит единственный, непостоянный объект, даже не зная, где он расположен, то ему будет сложно перемещаться. Поэтому пациенты с симультанагнозией чувствуют себя неуверенно и беспомощно, когда пытаются ориентироваться в пространстве. Им это удается не лучше, чем пациентам с aпперцептивной или ассоциативной агнозией, когда им приходится полагаться только на зрение. Пациент, страдающий синдромом Балинта, может казаться почти таким же беспомощным, как и незрячий. Но его нельзя назвать незрячим – он не лишен остроты зрения. Он утратил способность объединять фрагменты видимого мира в общее, целостное представление разных зрительных объектов, находящихся в едином пространстве.

Игнорирование: отсутствие феноменального пространства

Объекты, которые мы видим, занимают то или иное место. Они расположены в целостном, трехмерном, едином воспринимаемом пространстве, которое окружает нас со всех сторон. Тем не менее где-то в глубине пространственного сознания должны быть какие-то невидимые нейрональные ансамбли, соединяющие пространство воедино, в общее целое. Пространство, которое кажется совершенно целостным в нашем повседневном опыте, соединяют воедино несколько механизмов пространственных представлений и внимание. Если некоторые из этих механизмов повреждены, как происходит в случае неврологического расстройства под названием «одностороннее пространственное игнорирование», фрагменты воспринимаемого пространства исчезают из сознания, не оставляя следа. Повреждение мозга при таких расстройствах, как правило, находится в правой задней париетальной области (рис. 4.1).

 

Рис. 4.1.  Локализация повреждений при игнорировании пространства

У большинства больных, страдающих игнорированием пространства, повреждения находятся в правой задней париетальной области.

Левая и правая части перцептивного пространства и объектов, которые обычно являются единым целым, могут быть отделены друг от друга так, что сохраняется только одна сторона воспринимаемого пространства. Обычно пациенты с синдромом игнорирования все еще могут видеть правую сторону пространства и находящиеся здесь объекты, но при этом они совершенно не сознают того, что находится в левой части поля зрения. Кроме того, они, кажется, реально не осознают, что такое пространство существует, что оно когда-либо  существовало или вообще должно  существовать. Таким образом, больные с синдромом игнорирования пространства обычно не замечают, что в их воспринимаемом пространстве что-то не так или чего-то не хватает. Мир кажется им таким же, как всегда. Но для наблюдателя очевидно, что больной не замечает того, что находится в левой части пространства. Утрата перцептивного пространства проявляется и в повседневном поведении больного. Пациент, страдающий игнорированием, может съесть только то, что лежит на правой стороне тарелки, потому что всего остального просто не видит. Внешность больного может быть причудливо асимметрична. Если он мужчина, то может побрить только правую сторону лица, а если женщина – она может расчесаться или наложить косметику только справа. В зеркале человек не видит левой половины своего лица. Если попросить его нарисовать цветок или часы карандашом на бумаге, то больной рисует половину цветка или половину часов, со всеми деталями на левой стороне (лепестки, цифры, стрелки часов), а с правой стороны рисунка эти детали отсутствуют или неестественно искажены (рис. 4.2). Читая книгу, пациент может жаловаться, что не понимает смысла текста, ведь он видит только слова на правой стороне страницы. Когда он читает, строчки прерываются на половине и текст исчезает посреди строки.

 

Рис. 4.2.  Нейропсихологические тесты, демонстрирующие феномен игнорирования

Если попросить больного, страдающего игнорированием, нарисовать цветок, он пропустит детали слева, и получится только половина цветка. Если его попросить нарисовать циферблат часов, он попытается разместить все цифры и стрелки часов на правой стороне циферблата. Такие тесты наглядно показывают, что пациенты, страдающие игнорированием, утратили способность осознавать левую сторону воспринимаемого пространства.

Эти поведенческие данные свидетельствуют о том, что больные с синдромом игнорирования, очевидно, воспринимают только «половину мира», но не осознают этого. Модель мира в их сознании фрагментарна, но они этого не замечают – ведь исчезло само пространство, – и поэтому пациент не может увидеть, что чего-то не хватает. Явление игнорирования показывает, что феноменальное пространство крайне важно для сознания. Если нет феноменального пространства, в нем не может быть никаких феноменальных объектов. Так что отсутствуют не только пространство, но и все те объекты, которые должны в нем быть. Игнорирование может также ослабить способность представлять себе левую сторону объектов или ситуаций. Когда пациентов просили нарисовать или описать по памяти ту или иную сцену (скажем, площадь в их родном городе, которую они хорошо знают), они рисовали или описывали лишь те здания, которые находятся справа от их предполагаемой точки зрения. Если они меняли точку зрения, то рисовали другие здания, но снова только те, которые находились справа от них. Кажется, знания о существовании целостного пространства все еще хранятся в их памяти, но в своих внутренних образах они могут восстановить только пространство, находящееся справа.

Парадоксальная утрата восприятия пространства в случае игнорирования иллюстрирует тот факт, что обычно в зрительном осознании мы наблюдаем мир целостных осмысленных объектов, которые находятся в воспринимаемом пространстве. Чтобы сформировать единую зрительную картину об объектах окружающего мира, представления об объекте и представления о пространстве должны быть интегрированы друг с другом.

Акинетопсия: отсутствие движения