Лекция 10. Смена парадигмы в науке о языке. Понятие о лингвоантропологии

Лингвистика как наука возникла в начале Х1Х в. За эти 200 лет в ней успели сменить друг друга разные точки зрения на ее основной объект – язык, на методологию его изучения.

Практически в течение Х1Х в. лингвистика «была ориентирована не столько на теорию, сколько на собирание языкового материала с точки зрения установления родственных связей между различными языками» [ЛИ: 5]. В это время господствует сравнительно-исторический метод – «система исследовательских приемов, применяющихся для установления родства языков и изучения развития родственных языков» [СЭС: 1256]. На Западе метод был разработан и введен в науку Францем Боппом, Расмусом.-Крестианом Раском, бр. Гримм, а в России – А.Х Востоковым. Толком для сравнительно-исторических исследований стало открытие санскрита – древнего мертвого языка, которые, к удивлению ученых, обнаружил сходство с живыми европейскими языками. Сравнительные исследования языков (сравнивались корни древнейших слова, называющие основные предметы и явления действительности, рассматривались грамматические совпадения) позволили ученым сделать вывод о том, что сходство языкового материала санскрита и других языков не может быть случайным. Оно объясняется родством языков, восходящих к общему источнику – общеиндоевпропейскому праязыку, который, по всей вероятности, уже не существует. Важнейшим результатом этих исследований стала генеалогическая классификация языков, объединившая языки мира в семьи, группы и подгруппы. Так, русский язык входит в подгруппу близкородственных, восточнославянских языков (наряду с укр. и белор.); в группу родственных, славянских языков (наряду с южнослав. – болгарским, старославянским, македонским, сербо-хорват., словенским и др. – и западнослав. – пол., чех., словац. и др.), наконец – в индоевропейскую семью языков, включающую многочисленные группы - индийскую группу (санскрит, бенгали, хинди, урду и пр.), романскую (ит., исп., фр., лат., португ, рум., молдав. и пр.), герман. (нем., англ., швед., голланд., дат., исланд. и пр.), кельтскую (ирланд., шотл., бретон), армянскую (арм.) и др.

В течение ХХ в. наблюдается явный крен в сторону теоретического осмысления собранного материала, результатом которого стало появление различных теорий, каждая из которых предлагала свое понимание языка. Лингвистика прошлого столетия представила целую галерею образов языка: язык как язык индивида, язык как система, язык как структура, язык как социальный факт, язык как характер, язык как духовная активность и пр. Эта ситуация сохраняется и сегодня: современную лингвистику никак нельзя назвать монолитной, поскольку для нее характерно множество концепций, методологических идей. Чтобы обеспечить внутренне единство многообразия различных взглядов, гипотез и идей в конце 50-х гг. ХХ в., было выдвинуто понятие научной парадигмы. Автор этого термина, американский историк Т. Кун, в своей книге «Структура научных революций» (1961, рус. пер. 1975) под парадигмами понимает «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решения научному обществу», «парадигма – это то, что объединяет членов научного общества и, наоборот, научное сообщество состоит из людей, признающих парадигму» (цит. по: [ЛИ: 10]). Речь идет о заданном в определенный исторический отрезок времени кругом ученых методологическом направлении научных исследований, новой системе знаний, критериев, определяющих выбор средств для решения научных проблем и имеющих опеделннуб философскую основу.

Одной и наиболее влиятельных лингвистических парадигм прошлого столетия была т.н. имманентно-семиологическая, известная больше под названием структурализм. Ее философской основой стал позитивизм. Основные идеи структурализма изложены известным швейцарским языковедом Ф. де Соссюром (1857 - 1913), обобщившим в работе «Курс общей лингвистики» (1916) взгляды своих коллег (А. Мейе, Г. фон дер Габеленца, У. Джеймса, У. Моултон и др.). В структурализме язык определяется как система, все элементы которой образуют целое. Единицей этой системы признавался языковой знак (слово, состоящее из морфем, и, в свою очередь, входящих в состав более сложных знаков - словосочетаний, предложений), каждый из которых представляет собой двустороннюю, идеально-материальное образование. Языковой знак это единство мыслительного содержания, т.н. означаемого (понятия, обобщающего представления носителей языка о предметах действительности, их свойствах и отношениях), и звуковой оболочки, или означающего (воспринимаемого на слух или зрительно, при их письменной фиксации). Важным для соссюровской концепции языка является представление о произвольной связи означающего и означаемого. На практике это означает следующее: непроизводные слова, древнейшие единицы лексической подсистемы (основа языка), лишены мотивации. Скажем, невозможно объяснить, почему понятие о «множество деревьев, растущих на большом пространстве с сомкнутыми кронами» передается при помощи звукоряда «лес», а не «лис» или «пес». Означающее не может быть изменено произвольно, т.к. знак – элемент системы, так что изменение его формы повлечет изменения других знаков. Еще важное положение структурализма – это дихотомия синхронии и диахронии: язык может изучать как система знаков, существующая в период (синхрония) и в то же время как система знаков в процессе ее развития (диахрония). С точки зрения синхронии знак неизменяем, сточки зрения диахронии изменчив. Его изменчивость выражается через сдвиг между означаемым и означающим (развитие полисемии, наоборот, деактуализация одного из значений слова. (Показательна в этом смысле история слова «пионер»: «первопроходец» → «зачинатель» ЛСВ 2; «член всесоюзной детской организации в СССР» ЛСВ 2 → упрощение сем. структуры слова: переход ЛСВ 3 в пассивный запас.)

Итак, имманентно-семиологическая (структуралистская) парадигма предполагает рассмотрение языка «в самом себе и для себя» как систему различительных единиц (языковых), как «более или менее самодостаточный механизм, автономный как по отношению к человеку, так и по отношению к внеязыковой реальности» (Г.И. Кустова). Соответственно акцент в исследованиях делается на «внутренних правилах и законах строения и функционирования языковой системы» (Г.И. Кустова).

Антропологическая парадигма, потеснившая структурализм 2-й половине ХХ в., предложила иное понимание языка – как антропологического феномена. Антропологическая парадигма, с одной стороны, предполагает интерпретацию языка как конструктивного свойства человека, а с другой - определение человека именно через посредство языка. Такой взгляд на язык делает необходимым изучать последний в тесной связи с мышлением человека, его духовным миром, культурой, наконец, с национальным менталитетом. Истоки интереса современной науки о языке антропологической проблематике обнаруживают себя еще в работах В. фон Гумбольдта (1767 - 1835), предложившего оригинальную даже по меркам сегодняшнего дня лингвофилософскую концепцию, поставившего новые задачи перед языковедами. Изучение языка по Гумбольдту, не заключает в себе конечной цели, а вместе со всеми прочими областями гуманитарной науки служит высшей и общей цели совместных устремлений человеческого духа - цели познания человеком себя. Исследования показали, что всякий несет отпечаток человеческих способов (образов, представлений и т.д.) освоения мира и в то же самое время. При этом для обывателей зачастую эти «инвариантные образы-представления, обусловленные национально-культурной спецификой знаний о действительности и регулярно воспроизводимые в речи»,  не осознаются [Красных: 178, 176]. «Важно не то, что утверждают носители языка, - утверждает Алекс.Дм. Шмелев, - а то, что они считают само собой разумеющимся, не видя необходимости специально останавливать на этом внимание» [Шмелев: 296]. Шмелев иллюстрирует эту мысль на следующем примере. Часто цитируемая строка Ф.И. Тютчева Умом Россию не понять свидетельствует не столько о том, что в самооценке русских Россия является страной, которую трудно постичь, пользуясь лишь средствами рационального понимания (эта точка не раз оспаривалась в литературе), сколько о том, что для русской языковой картины мира инструментом понимания является именно ум, а не, скажем, сердце, как для древенееврейской и арамейской картины мира. Действительно, носители русского языка практически неосознанно данную инструментальную функция приписывают совершенно иным частям своего организма – голове, уму, мозгам (о мыслительном процессе говорят, используя выражения работать головой, котелок не варит, шевели мозгами, умом дойти до чего-н.). Эти и подобные представления о мире (в наших примерах о человеке как о субъекте этого мира) принимаются за само собой разумеющиеся» и «у говорящего не возникает соблазна их «исправить» в соответствии со своими осознанными воззрениями», скажем исправить, в соответствии гелиоцентрической концепцией, выражения типа солнце встает, закат [Шмелев 1997: 526]. Образность этих выражений максимально, как правило, «приглушена»: внутренняя форма (лежащее в основе выражения представление, в нашем случае – представление об сердце как об органе чувств и ил понимания) оказывается неявной,  уходит на периферию значения единицы и не осознается говорящими. «Каждый естественный язык, - замечает Ю.Д. Апресян, - отражает определенный способ концептуализации (восприятия и организации) мир, при этом значения, которые выражаются в языке, формируют единую систему взглядов, представляющую собой некую «коллективную философию», которая «навязывается» всем носителям данного языка, или языковую картину мира (ЯКМ). Это важнейшее понятие лингвоантропологии, трактовка которого в сжатом виде может быть представлена следующим образом: совокупность знаний о мире, запечатленных в лексике, фразеологии, грамматике (В.А. Маслова), «мир в зеркале языка» (В.В. Красных). Антропологическая парадигма предполагает междисциплинарность исследований, что позволяет рассматривать язык в широком контексте: мышление, культура, национальное сознание, социальная среда и т.д. Сознательная установка на интеграцию языкознания с другими гуманитарными науками определило развитие новых направлений в рамках лингвистики антропологической ориентации: когнитологии (когнитивная лингвистика), лингвосоциологии, лингвокультурологии, психолингвистики и т.д.

1. Психолингвистика – междисцплинарная наука, целью которой является описание и объяснение особенностей функционирования языка как психологического феномена (включая овладение и пользование как первым, так и вторым) с учетом сложного взаимодействия множества внешних и внутренних факторов при изначальной включенности индивида в социально-культурные взаимодействия (А.А. Залевская, цит. по: [Красных: 12]). Особый интерес, помимо билингвизма, невербальных компонентов коммункиации, языковых нарушений, процессов порождения и понимания речи, представляет образ / картина мира - «система ориентиров, необходимая для деятельности в этом вещном и социальном мире, одним словом – предметном мире (А.А. Леонтьев), используемая для собственной ориентировки и для ориентировки других людей. Образ мира (и соответственно образ человека – как одного из его фрагментов) понимается как отображение в психике человека предметного мира, опосредованное предметными знаниями и соответствующими когнитивными схемами. При этом психика человека является своего рода продолжением внешнего мира: без нашего действия в нем, без нашего переживания реальности, мысли об этом мире, отраженной в языке, мир будет другим. За языком как за средством общения (при том, что общение есть не что иное, как способ внесения той или иной коррекции в образ мира собеседника) стоит единое или сходное для всех членов данной социальной общности понимание реальности – «система абстрактных моделей, описывающих общие черты в видении мира различными людьми» (А.А. Леонтьев). Для изучения связи образа мира, опосредованного языком, и речевой деятельности в психолингвистике используются разнообразные методы: наблюдение, самонаблюдение (интроспекция), лингвистический и психолингвистический эксперимент (в первом случае верифицируется языковая модель, во второй – модель речевой деятельности или речевой способности). Преимущество отдается экспериментальным методам, например, в частности ассоциативному подходу. В рамках этого похода в центре внимания оказывается ассоциативное значение, специфическая внутренняя структура, глубинная модель связей и отношений, которая складывается у человека через речь и мышление, лежит в основе «когнитивной организации» его многостороннего опыта и может быть обнаружена через анализ ассоциативных связей слов. На практике обращение к ассоциативному методу сводится к изучению «спровоцированных» у испытуемых реакций на стимул – то или иное слово (словоформу). Составителями известного «Русского ассоциативного словаря» - Дале РАС (Ю.Н. Караулов, Ю.Р. Сорокин), используя результаты подобного эксперимента, выявляют практически все, как следует из Предисловия, узуально-стандартные словосочетания, наиболее частотные грамматические конструкции, все типы словоизменения и словообразования как следствие – элементы наивной языковой картины мира, особенности их менталитета и черты национального характера. По сути, РАС дают ответ на вопрос: «Как мыслят русские в современной России?» То есть погружает читателя в социально-историческую память и сознание носителей русского языка, представляет набор правил оперирования знаниями о русской культуре, элементы, входящие в образ фрагмента мира, культурные «обертоны», характеризующие то или иное слово. Так, например, РАС подтверждает полученные на основе собственно лингвистических методов, выводы ряда современных исследований об употреблении в языковой картине мира явлений нематериальной сферы (чувств человека) явлением мира физического. Приведенные ниже фрагменты двух статей Словаря демонстрируют уникальные образы, которые воссоздают в вербальной памяти людей «предметы» типического мира.

Из книги 3. Прямой словарь: от стимула к реакции.

Злость: ярость, ненависть, бешеная, большая, волк, воля, враги, всласть, вылить, выместить, гнев, жгучая, козел, кулак, нахлынула, накопить, река, собака, таить, темнить, яркая, яростная.

Отсюда – образы стихий: вода (жидкое вещество, река, водный поток), огня (пожара), сосуда (накопителя, хранителя жидкой или огненной стихии), дикого животного.

 Статья из книги 4. Обратный словарь: от реакции к стимулу подтверждает наличие в вербальном сознании носителя русского языка образа, представляющего эмоции в виде когтистого, острозубого существа. Гложет – зависть, сомнение, досада, совесть, тоска.

Кроме национальной маркированности, ассоциации несут на себе и отпечаток социального опыта человека. Инвариантные образы мира представлены в речевой практике как индивидуально-личностное видение мира конкретного человека (в нашем случае инвариантные образы злости, прослеживаемые разнообразных реакциях на соответствующий стимул). При этом репрезентация того или иного фрагмента действительности в форме образа в сознании (и соответственно – в языке) в определенной мере обусловлена такими факторами, как жизненный опыт, мотивационная сфера личности, своеобразие интересов человека, его социальные установки, социальные роли и т.д. В этом, социальном аспекте языка / речи психолингвистика смыкается с социолингвистикой.

Социолингвистика – междисциплинарная наука, изучающая широкий комплекс проблем, связанных с социальной природой языка, его общественными функциями, механизмом воздействия социальных факторов на язык и той ролью, которую играет язык в жизни общества. Обратимся к результатам ассоциативного эксперимента (стимулом выступило слово младенец), участниками которого стали лица женского пола разного возраста и социального статуса.* Оказалось, что наряду с общими чертами образы младенца содержат различия. Например, для школьниц и студенток, не имеющих детей, характерна негативная коннотация в представлении ребёнка как неполноценного человека, как существа, человеческие характеристики которого не развились в полной мере: плюшевый мишка, котёнок, птенец, выпавший из гнезда; беспомощный, беззащитный. Молодые женщины, ставшие матерями, наоборот, дают детям «интеллектуальные» характеристики (интересуется, требует), оценивают действия младенцев только положительно (плачет, а не орёт). А их отождествление собственного «я» с понятием «родители» обусловливает исчезновение семантической зоны «беззащитный» из ассоциативного поля.

Думается, что различия когнитивных образов, воплощённых в языке, были бы не менее разительными, если бы в эксперименте участвовали молодые отцы и молодые матери или бездетные мужчины и бездетные женщины. Решающим личностным фактором здесь стал бы уже не родительский опыт, а пол испытуемых (гендер). Действительно, реконструкция наивной картины мира возможна в рамках гендерных исследований – молодой, динамично развивающейся дисциплины, не ставшей пока единым учением. Точкой пересечения здесь выступает особый интерес к категории пола как «комплекса, включающего в себя половую идентичность и половое различие, отношения между полами, половой порядок, а также его конструирование в различных областях общественной жизни и в научных дискурсах» (25, с. 95).Для современных гендерных исследований важнейшим является вопрос о том, каким образом в разных дискурсивных образованиях осуществляется постоянное производство пола и полового различия. Как иерархическая структура закрепляется в культурных образованиях, навыках восприятия и отражения окружающей действительности в сознании и языке. Исследования показали, что андроцентризм (патриархат) социальной жизни во многом повлиял на понятийную сферу. Оказывается, моделью понятий «человек», «человеческое бытие», «субъект мышления и действия» традиционно служило исключительно мужское начало. К. Клингер (25) приводит ряд примеров, свидетельствующих о том, что на протяжении целых эпох – от античности до наших дней – женщина не противопоставляется мужчине как Б – А, то есть что мужчина и женщина не схватываются общим понятием «человек». Последнее либо вообще не включает в себя такое содержание, как человек-женщина, либо подразумевает его как нечто вторичное. Отношения полов трудно назвать даже полярными: мужчина есть одновременно и позитивный полюс, и целое. Женщина же не рассматривается как автономное существо – только в отношении к мужчине.

Думается, что представленная в русском языке идея брака – «упряжки» (супруги, запрячь, упрягать этимологически связаны) мужа и жены, где первенство принадлежит мужчине, подтверждает выводы зарубежных исследователей. Сочетание глагола жениться с формой на+ предл. пад., имеющей собственно объектное значение и ярко выраженный (на фоне белорусского жен i цца з к i м со значением взаимности) оттенок преобладающей роли мужчины*; устаревшее поять (поимать) за себя жену; выйти замуж; устаревшее замужье «быть женой» при отсутствии аналога со значением «быть мужем». Для подобного языкового представления женщины через мужчину (как его дополнения) есть специальное терминологическое выражение Дерриды – фаллоцентрическая система репрезентации.

Одно из модных направлений, возникших в рамках новой парадигмы, - когнитивная лингвистика – междисциплинарная наука, ставящая целью понять, изучить и по возможности описать «концептосферу» человека. Отталкиваясь от ЯКМ, КЛ также подходит к изучению языкового сознания, образа мира, существующего в голове человека в виде концептов. Используя понятие «концепт», КЛ  пытается ответить на сакраментальные вопросы: как человек категоризирует и концептуализирует мир и как эти продукты речемыслительной деятельности реализуются в языке. Согласно одному из принципов когнитивной лингвистики за значением слов (в принципе за функционированием любого компонента языковой системы) стоят тесно связанные с ним ментальные схемы (доречевые когнитивные структуры) – концепты. Концепт понимается как универсальная комплексная мыслительная структура, не имеющая жёсткой детерминированной связи с действительностью и потому представляющая соответствующий фрагмент обыденного сознания в виде размытого образа. Причём в процессе речемыслительной деятельности этот образ поворачивается то одной, то другой своей стороной. Либо фреймовой, представляя какой-либо типизированный объект или ситуацию в виде ассоциативного набора обязательных и факультативных компонентов (признаков, атрибутов – слотов), либо сценарной, воспроизводя стереотипное знание об объекте в терминах алгоритма или инструкции (последовательности действий, этапов протекания события).

Лингвокультурология – комплексная научная дисциплина, изучающая взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в его функционировании [ЛИ: 27]. Связь духовного своеобразия наци и её языка стала очевидна языковедам не сегодня. Ещё В.Гумбольдт определил как внешнее проявление национальной культуры: «Среди всех проявлений, посредством которых познается дух и характер народа, только язык и способен выразить самые своеобразные и тончайшие черты народного духа и характера и проникнуть в их сокровенные тайны». Работы немецкого филолога почти на двести лет опередили выводы современных исследований: «Язык есть средство доступа к культуре народа, как своего, так и чужого».

В семантике своих единиц язык отражает культуру общества – её материальные и духовные компоненты, её прошлое и настоящее, а именно:

- национальный предметный мир (обнаруживающий себя в той группе лексем, которые в «контексте» другого языка расцениваются как экзотизмы;

- национальная концептуализация мира – то, что В.Гумбольдт называл «особой позицией в видении мира», выявляющейся на уровне национально-специфических компонентов значения (коннотаций неспецифических концептов), а также специфических для данного языка концептов;

- национальный характер, менталитет народа;

- исторический путь народа (изменения в обществе, обусловившие возникновение, исчезновение и трансформацию тех или иных слов).

Культурная информация, закреплённая в языке, большей частью существует в латентном состоянии, может стираться из коллективной культурно-языковой памяти народа. Так что лингвокультурологический анализ предполагает припоминание сюжетов, ритуалов, давших основание культурному компоненту в языке или же выявление фона, контекста, способствующих их образованию.

Рассмотрим один из концептов Словаря – Тоска. Этимологический анализ помогает восстановить слова в древнерусском языке, выстраиваемое вокруг признака «стеснение, давление» и объединяющее существительное туга (= тоска, узость, стеснение) и глагол чувства тъскнути («быть удручённым, тосковать»). Вероятно, этот «физический» признак, актуализированный в известном выражении тоска теснит грудь, представляет наиболее древний пласт содержания концепта – часть общеиндоевропейского культурного фонда. Об этом свидетельствуют данные из латинского и немецкого языков. В русской культуре этот концепт соткан из множества представлений, ассоциаций, знаний, знаний и деталей. Первый образ, который приходит, вероятно, каждому носителю русского языка, - от Пушкина:

Что-то слышится родное 

В долгих песнях ямщика:

То разгулье удалое,

То сердечная тоска.

Путешествие по знаковым для русской культуры текстам («Каштанка», «Тоска» А. Чехова, «Скверный анекдот» Ф.Достоевского и т.д.) дополняет эти неизменные черты образа тоски – «равнина», «снег», «луна» - не менее актуальными: «сильное давление», «одиночество», «теснота», «тошнота»…

Итак, современная наука рассматривает язык как сложный антропологический феномен и потому изучает его в широком контексте, в тесной связи с мышлением человека, его духовным миром, культурой, социальным опытом, наконец, с национальным менталитетом.

Контрольные вопросы

1. Дайте определение научной парадигмы. Назовите автора этого понятия и его работу, в которой оно впервые было представлено.

2. Каковы основные направления исследований языка и их результаты, полученные в лингвистике

Х1Х в.? Дайте определение понятий языковая семья, языковая группа, языковая подгруппа.

3. Используя энциклопедии и словари, постройте в тетради генеалогическое древо, отражающее родственные связи русского языка (с языками подгруппы, других групп внутри индоевропейской семьи).

4. Структуралистская парадигма в лингвистике ХХ в.: основные положения, специфика взгляда на язык и задачи его изучения.

5. Истоки и сущность лингвоантропологии. В чем главное отличие различие образов языка структуралистской и антропологической парадигм?

6. Центральное понятие лингвоантропологии – языковая картина мира.

7. Причины расширения интердисциплинарных исследований языка. Задачи, направления и методы исследования междисциплинарных наук: социолингвистических, психолингвистики, гендерных исследований, когнитивистики, лингвокультурологии. 

 

Библиографический список

 

 

Аванесов Р.И. Русское литературное произношение: Учеб пособие для студ. пед. ин-тов. 5-е изд., перераб. и доп. М., 1972.

Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М.: Высш. шк., 1990.

Валгина Н.С. Активные процессы в современном русском языке: Учеб. пособие. М., 2003.

Валгина, Нина Сергеевна. Синтаксис современного русского языка: Учеб. для вузов по специальности "Журналистика"/ Н. С. Валгина,1973.

Вербицкая Л.А. Давайте говорить правильно: пособие по русскому языку. 3-е изд., испр. и доп. М., 2003.

Гвоздев А.Н. Современный русский литературный язык. Ч 1. Фонетика и морфология. М., 1972.

Горбачевич К.С. Нормы современного русского литературного языка. 3-е изд., испр. М., 1989.

Граудина Л.К.Грамматическая правильность русской речи. Стилистический словарь вариантов / Л.К. Граудина, В.А. Ицкович, Л.П. Катлинская. 2-е изд., испр. и доп. М., 2001.

Дзякович Е.В. О выразительных средствах пунктуации // РЯШ. 1999. №5.

Каленчук М.Л. Об орфоэпической вариантности // Филол. науки. 1991. № 3.

Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. Некоторые особенности языка современной публицистики. М.: Изд. Моск. ун-та, 1971.

Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. М., 1997.

Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации: Курс лекций. М., 2001.

Лингвистические исследования в конце ХХ в.: Сб. обзоров / Отд. Языкознания ИНИОН РАН; Отв. ред. Ф.М. Березин. М., 2000. (в конспекте ЛИ).

Наумович А.Н. Современная русская пунктуация. М.: Высш. шк., 1983.

Орфоэпические и акцентные варианты в современном русском языке: Метод. указания к спецкурсу (для студ. – журн.). / Сост. А.С. Сычев. Омск, 2002.

Осипов Б.И. Краткий курс русского языка: Учеб. пособие. 3-е изд., испр. и доп. Омск, 2003. С. 85 – 93.

Панов М.В. История русского литературного произношения XVIII – XX вв. М., 1990. С. 15 –22.

Русский язык и советское общество: Лексика современного русского языка. М.: Наука, 1968.

Русский язык и советское общество: Морфология и синтаксис современного русского языка. М.: Наука, 1968.

Русский язык и советское общество: Словообразование современного русского языка. М.: Наука, 1968.

Русский язык и советское общество: Фонетика современного русского языка. М.: Наука, 1968.

Русский язык конца ХХ в. (1985 – 1995). 2-е изд. М., 2000.

Советский энциклопедический словарь. М., 1985. (в конспекте - СЭС).

Туманян Э.Г. О природе языковых изменений // Вопросы языкознания. 1999. №3.

Шапиро А.Б. Основы русской пунктуации. М.: Изд-во АН СССР, 1955.

Шапошников В.Н. Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отображении. М., 1998.

Шварцкопф Б.С. Современная русская пунктуация: система и функционирование. М.: Наука, 1988.

Шкапенко Т., Хюбнер Ф. Русский «тусовочный» как иностранный: Учеб. пособие. Калининград, 2005.

Шмелев Д.Н. Русский язык и внеязыковая действительность. М., 2002.

 

 

   

 

 

[1] Пример из кн.: Сметанина С.И. Медиа-текст в системе культуры (динамические процессы в языке и стиле журналистики). СПб., 2002. С. 239.

[2] Аневризма – ограниченное расширение просвета кровеносного сосуда или расширение полости сердца.

[3] Примеры из кн.: Граудина 2001: 262.