Экспертиза эмоциональных состояний

Задача 10

В Н-ской прокуратуре расследуется уголовное дело Беланова, обвиняемого по ст. 131 ч. 3 УК РФ.

Как установлено в ходе расследования, Беланов вместе со своим приятелем Королевым и их знакомыми студентками Сильновой и Мурзиной 18 августа выехали на загородную прогулку. Около 18 часов Королев и Сильнова оставили Беланова и Мурзину одних в лесу. После этого Беланов стал склонять Мурзину вступить с ним в половое сношение, от чего та категорически отказалась. Тогда, пользуясь тем, что он физически значительно сильнее Мурзиной, в 23-м часу напал на нее в лесу и совершил акт насилия.

Оставшись одна, Мурзина добралась до ближайшей железной дороги и в 5-м часу утра 19 августа бросилась под электричку, покончив жизнь самоубийством. Как показал Королев, он нарочно, по договоренности с Белановым, оставил его наедине с Мурзиной, несмотря на просьбы последней не уходить и быть всем вместе. По показаниям родителей Мурзиной, ее подруг по институту, Мурзина имела гордый, независимый характер, резко осуждала тех девушек, которые до вступления в брачные отношения имели интимные связи, не руководствовались высокоморальными принципами поведения. В своих отношениях с товарищами по учебе Мурзина отличалась порядочностью и бескомпромиссностью, в связи с чем пользовалась авторитетом у студентов и преподавателей.

Во время допроса в качестве подозреваемого Беланов вел себя самоуверенно, утверждал, что половой акт был совершен по взаимному согласию, отрицая при этом какую-либо связь его поведения в отношении Мурзиной и фактом ее самоубийства. «И даже, если это было насилие, – говорил он, – все равно не доказать этого, так как мы были вдвоем и никто не может опровергнуть мои слова».

Проведенная по делу судебная медико-гинекологическая экспертиза установила, что «характер и локализация повреждений на теле потерпевшей свидетельствуют о применении физической силы при совершении полового акта. Имеющиеся повреждения могли возникнуть во время борьбы и не могли образоваться при половом сношении без физического насилия». Тем не менее Беланов отрицал изнасилование, допуская возможность случайного нанесения царапин и других повреждений, так как событие происходило ночью в лесу. Оценивая сложившуюся следственную ситуацию, следователь пришел к выводу, что в доказывании факта насилия большое значение имеет исследование психического состояния потерпевшей, в котором она находилась накануне самоубийства^[65].

Решите, как должен поступить следователь в сложившейся следственной ситуации, чтобы глубоко исследовать психическое состояние Мурзиной. На какие вопросы он должен получить ответы?

Задача 11

Определите эмоциональные состояния героев в приведенных отрывках из романов Ф.М. Достоевского и материалов двух уголовных дел.

1. Он расстегнул пальто и высвободил топор из петли, но еще не вынул совсем, а только придерживал правою рукой под одеждой. Руки его были ужасно слабы; самому ему слышалось, как они, с каждым мгновением, все более немели и деревенели. Он боялся, что выпустит и уронит топор... вдруг голова его как бы закружилась...

Ни одного мига нельзя было терять более. Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил на голову [старухи] обухом. Силы его тут как бы не было. Но как только он раз опустил топор, тут и родилась в нем сила... Старуха, как и всегда, была простоволосая. Светлые с проседью, жиденькие волосы ее, по обыкновению жирно смазанные маслом, были заплетены в крысиную косичку и подобраны под осколок роговой гребенки, торчавшей на ее затылке. Удар пришелся в самое темя... Она вскрикнула, но очень слабо, и вдруг вся осела к полу, хотя и успела еще поднять обе руки к голове... Тут он изо всей силы ударил раз и другой, все обухом и все по темени. Кровь хлынула, как из опрокинутого стакана, и тело повалилось навзничь. Он отступил, дал упасть и тотчас нагнулся к ее лицу; она была уже мертвая...

Он положил топор на пол, подле мертвой, и тотчас же полез ей в карман, стараясь не замараться текущею кровью, – в тот самый правый карман, из которого она в прошлый раз вынимала ключи. Он был в полном уме, затмений и головокружений уже не было, но руки все еще дрожали...

2. Федор Павлович отпер окно и высунул всю свою голову. – Грушенька, ты? Ты, что ли? – проговорил он каким-то дрожащим полушепотом. – Где ты, маточка, ангелочек, где ты? – Он был в страшном волнении, он задыхался. – «Один!» – решил Митя...

Митя смотрел сбоку и не шевелился. Весь столь противный ему профиль старика, весь отвисший кадык его, нос крючком, улыбающийся в сладостном ожидании, губы его, все это ярко было освещено косым светом лампы слева из комнаты. Страшная, неистовая злоба закипела вдруг в сердце Мити; «Вот он, его соперник, его мучитель, мучитель его жизни!» Это был прилив той самой внезапной, мстительной и неистовой злобы, про которую, как бы предчувствуя ее, возвестил он Алеше в разговоре с ним в беседке четыре дня назад, когда он ответил на вопрос Алеши: «Как можешь ты говорить, что убьешь отца?»

«Я ведь не знаю, не знаю, – сказал он тогда, – может, не убью, а может, убью. Боюсь, что ненавистен он вдруг мне станет своим лицом в ту самую минуту. Ненавижу я его кадык, его нос, его глаза, его бесстыжую насмешку. Личное омерзение чувствую. Вот этого боюсь, вот и не удержусь...»

Личное омерзение нарастало нестерпимо. Митя уже не помнил себя и вдруг выхватил медный пестик из кармана...

?

Тесты для самоконтроля

1. Какой из ниже перечисленных критериев невменяемости относится к категории психолого-юридической:

а) отсутствие способности руководить своими действиями;

б) наличие душевных переживаний;

в) наличие слабоумия;

г) наличие галлюцинаций.

 

2. Психологический аффект в понимании юридической психологии это:

а) неупорядоченное поведение;

б) острое кратковременное психическое расстройство;

в) кратковременное эмоциональное переживание;

г) длительное ощущение субъективной безвыходности.

 

3. Функция судебно-психологической экспертизы:

а) исследование уголовных дел;

б) оказание помощи органам правосудия;

в) оценка психических и психологических особенностей подэкспертных;

г) перевоспитание подэкспертных.

ПРАКТИЧЕСКОЕ  ЗАНЯТИЕ 8

Психологические особенности
судопроизводства

Цель: развивать умение анализировать и синтезировать теоретический материал.

Задачи:

– формировать понимание психологического обеспечения деятельности судьи, прокурора, адвоката;

– устанавливать связь с особенностями их профессиональной деятельности;

– формировать умение анализировать судебный процесс с точки зрения юридической психологии.

Задание 1

Выполнение этого задания потребует от вас умений анализировать и моделировать процесс судебного заседания. Для уточнения и закрепления полученных знаний предлагаем представить образную модель судебного процесса, предусмотрев алгоритм его проведения, и указав на те психологические связи, которые возникают между ее участниками. Здесь же отметьте доминирующую психологическую активность тех, от кого будет зависеть исход судебного заседания на каждом этапе судебного разбирательства.

Задание 2

Работа с профессиограммой (см. Практическое занятие 3).

Ознакомьтесь с качествами психических процессов и личностных профессионально-значимых качеств специалистов и дополните свою профессиограмму судьи, адвоката, прокурора.

Требования к психическим и личностным качествам судьи

Качества личности	Требования психических и психологических качеств
Мышление и память	Аналитичность, критичность, логичность, умение сравнивать, обобщать, классифицировать данные, выделять главное и наиболее существенное; оперативность в переработке информации, отбор ценной информации и ее запоминание
Особенности свойств внимания	Устойчивость при изучении и составлении важной для суда документации, умение концентрировать внимание, распределение и переключение в сложных ситуациях судебного процесса
Особенности восприятия	Наблюдательность, умение читать язык мимики и пантомимики участников суда, определить их состояние, – где искренность, а где игра
Воображение	Способность в конкретных образах предвидеть результаты планируемых судебных заседаний и последствий принимаемых судебных решений
Речь судьи	Высокая культура речи, лаконичность, четкость, внятность, строгость в формулировке суждений
Профессиональные знания	Точное и полное знание законодательства и процессуальных норм юридической деятельности
Коммуникативные качества	Способность к передаче и приему вербальной информации, общительность, адекватное использование мимики и пантомимики, умение слушать других участников судебного разбирательства
Эмоционально-волевая сфера	Эмоциональная сдержанность, лидерство, настойчивость, самоконтроль, дисциплинированность
Нравственно-этическая сфера	Принципиальность, объективность, беспристрастность, правильность и справедливость в принятии решений по рассматриваемым делам

 

 

Требования к психическим и личностным качествам прокурора

Качества личности	Характеристика психических и психологических качеств
Мышление	Способность к аналитической и синтетической умственной деятельности, к теоретическому анализу и логическим умозаключениям
Эмоционально-волевая сфера	Социальная направленность эмоций, честность и мужество; принципиальность, настойчивость, самоконтроль
Нравственно-этическая сфера	Высокое чувство ответственности, профессионального долга, гуманистичности
Коммуникативные качества и речь	Экстравертированность, способность осуществлять внушающее воздействие; выразительность и моторная сдержанность мимики и пантомимики

 

 

Требования к психическим и личностным качествам адвоката

Качества личности	Характеристика психических и психологических качеств
Мышление	Аналитичность, т.е. способность выделять наиболее существенные аспекты предварительного и судебного следствия, критичность, логичность, умение замечать противоречия, стратегичность
Память	Объем профессионального опыта, оперативность, т.е. способность быстро извлекать необходимые доказательства, информативность (объем и скорость переработки информации)
Восприятие и внимание	Наблюдательность, концентрация, распределенность, переключаемость
Воображение	Образность, прогностичность, репродуктивность, творчество
Эмоционально-волевые качества	Настойчивость, стрессоустойчивость, эмпатия, принципиальность, самоконтроль
Нравственно-этические	Гуманизм, честность, лидерство, толерантность
Коммуникативные качества и речь	Социальная активность, способность к диалогу, экстравертивность, вербальная активность, общительность, живость мимики и пантомимики, компромиссность, ораторские способности, культура речи, образность, выразительность, дискурсивность

Задание 3

1. Объясните, в чем отличие речи прокурора от речи адвоката на суде? По каким критериям можно судить о профессиональном использовании речи в суде?

2. Каковы особенности полемики в суде между судьей и прокурором, судьей и адвокатом, адвокатом и прокурором?

Задание 4. К вопросу о нравственности и законности
в проблеме адвокатской защиты преступника

Вспомните из литературы или просмотренных художественных фильмов деятельность судьи, адвоката или прокурора, опишите наиболее значимые качества, позволившие их охарактеризовать как отрицательных или положительных героев.

Провести психологический анализ героя фильма «Адвокат дьявола».

Какие качества личности позволили герою попасть во власть дьявола, на какие человеческие пороки хотел указать автор фильма, применив образ дьявола?

Задание 5. К вопросу практики судопроизводства
с точки зрения юридической психологии

Прочитайте представленный ниже текст и проанализируйте описываемые события с точки зрения юридической психологии, ответив на следующие вопросы:

– Что с точки зрения юридической психологии является важным в построении, структурировании судебного процесса?

– Какие допущены ошибки в анализе поведения персонажей с точки зрения юридической психологии?

Смерть Ахиллеса[66]

«Он выпил свой обычный кофе с ликером, просмотрел газеты. Англия и Россия не могли договориться по поводу таможенных пошлин. Франция задерживала выплату репараций, в связи с чем Бисмарк направил в Париж угрожающую ноту. В Бельгии вот-вот начнется процесс над Брюссельским Крысоловом.

Выкурив сигару, Ахимас подошел к столу №12, где шла игра по крупной.

Играли трое, и какой-то седой господин просто сидел, нервно щелкал крышкой золотых часов. Увидев Ахимаса, так и впился глазами. Опыт и чутье подсказали: клиент. Пришел неслучайно, дожидается. Но Ахимас не подал виду – пусть подойдет сам.

Через восемь с половиной минут определилась треть – третья, с 24 до 36. Поставил фридрихсдор. Выиграл три. Седой все смотрел, лицо у него было бледное. Ахимас подождал еще одиннадцать минут, пока не обозначился следующий сектор. Поставил золотой на первую треть, с 1 до 12. Выпало 13. Во второй раз поставил два золотых. Выпало зеро. Поставил четыре золотых. Выпало 8. Выигрыш 12 фридрихсдоров. Пять золотых в плюсе. Все шло нормально, без неожиданностей.

Тут седой, наконец, встал. Подошел, вполголоса осведомился: «Господин Вельде?» Ахимас кивнул, продолжая следить за вращением колеса. «Я к вам по рекомендации барона де...» (седой назвал имя брюссельского посредника). Он волновался все больше. Шепотом пояснил: «У меня к вам очень важное дело...». «Не угодно ли прогуляться?» – перебил Ахимас, убирая золотые в портмоне.

Седой господин оказался Леоном Фехтелем, владельцем известного на всю Европу бельгийского банкирского дома «Фехтель и Фехтель»: у банкира была серьезная проблема. «Читали ли вы о Брюссельском Крысолове?» – спросил он, когда они сели в парке на скамейку.

Все газеты писали о том, что наконец-то схвачен маньяк, похищавший маленьких девочек. В «Пти-паризьен» было напечатано, что полиция арестовала «г-на Ф.» владельца загородной виллы под Брюсселем. Садовник донес, что слышал ночью доносившиеся из подвала приглушенные детские стоны. Полиция тайно проникла в дом, провела обыск и обнаружила в подвале потайную дверь, а за ней такое, что, по утверждению газеты, «бумага не вынесла бы описания этой чудовищной картины». Картина, тем не менее, была обрисована уже в следующем абзаце, причем со всеми подробностями. В дубовых бочках полиция нашла маринованные части тел семи из девочек, пропавших в Брюсселе и его окрестностях за последние два года. Один труп был совсем свежий, со следами неописуемых истязаний. Всего за последние годы бесследно исчезли четырнадцать девочек в возрасте от шести до тринадцати лет. Несколько раз видели, как прилично одетый господин с густыми черными бакенбардами сажает в свой экипаж маленьких торговок цветами и папиросами. Один раз свидетель слышал, как человек с бакенбардами уговаривал 11-летнюю цветочницу Люсиль Лану отвезти к нему домой всю корзину, обещая за это показать ей механическое пианино, которое само играет чудесные мелодии. После того случая газеты перестали звать монстра «Синей Бородой» и окрестили «Брюссельским крысоловом», по аналогии со сказочным Крысоловом, заманивавшим детей звуками волшебной музыки.

Про арестованного г-на Ф. сообщалось, что это человек из высшего общества, представитель золотой молодежи. У него, действительно, были густые черные бакенбарды, а на вилле имелось механическое пианино. Мотив преступлений ясен, писала «Ивнинг стандард» – извращенное сладострастие в духе маркиза де Сада. Дата и место судебного процесса уже определились: 24 сентября в городке Мерлен, расположенном в получасе езды от бельгийской столицы.

«Я читал про Брюссельского Крысолова», – сказал Ахимас и взглядом поторопил надолго замолчавшего собеседника. Тот, ломая усыпанные перстнями пухлые руки воскликнул: «Г-н Ф. – это мой единственный сын Пьер Фехтель! Его ждет эшафот! Спасите его!»

Вас неверно информировали о роде моей деятельности. Я не спасаю жизнь, я отнимаю ее», – улыбнулся тонкими губами Ахимас. Банкир горячо зашептал «Мне сказали, что Вы творите чудеса. Что, если не возьметесь Вы – значит, надежды нет. Умоляю вас. Я заплачу. Я очень богатый человек, господин Вельде, очень».

Ахимас после паузы спросил: «Вы уверены, что Вам нужен такой сын?» Фехтель-старший ответил без колебаний, было видно, что этот вопрос он уже задавал себе сам: «Другого сына у меня нет и не будет. Он всегда был непутевым мальчиком, но душа у него добрая. Если мне удастся вызволить его из этой истории, он получит урок на всю жизнь. Я виделся с ним в тюрьме. Он напуган!»

Тогда Ахимас попросил рассказать о предстоящем процессе.

«Непутевого» наследника должны были защищать два самых дорогих адвоката. Линия защиты строилась на доказательстве невменяемости обвиняемого. Однако, по словам банкира, шансов на благоприятный вердикт медицинских экспертов мало – они так ожесточены против мальчика, что даже не согласились на «беспрецедентно высокий гонорар». Последнее обстоятельство, кажется, потрясло господина Фехтеля-старшего больше всего.

В первый день процесса адвокаты должны были объявить, признает ли их подзащитный себя виновным. Если да – приговор вынесет судья; если нет – решение будут принимать присяжные. В случае, если психиатрическая экспертиза сочтет Пьера Фехтеля ответственным за свои поступки, защитники рекомендовали пойти по первому пути.

Дело в том, горячась объяснил безутешный отец, палачи из министерства юстиции выбрали Мерлен неслучайно – трое из пропавших девочек жили именно в этом городке. «Честного суда в Мерлене не будет», – так выразился банкир. Население городка возбуждено до крайности. Вокруг здания суда по ночам жгут костры. Позавчера в тюрьму пыталась ворваться толпа, чтобы растерзать арестованного – пришлось утроить охрану.

Господин Фехтель провел тайные переговоры с судьей, и тот оказался человеком разумным. Если решение будет зависеть от него, мальчик получит пожизненное заключение. Но это мало что даст. Предубеждение публики против Брюссельского Крысолова столь велико, что прокурор наверняка опротестует такой приговор и будет назначено повторное разбирательство.

«Вся надежда только на Вас, господин Вельде, – сказал в заключение банкир. – Я всегда считал себя человеком, для которого невозможного не существует. Но в данном случае я бессилен, а речь идет о жизни моего сына».

Ахимас с любопытством смотрел в багровое лицо миллионера. Было видно, что этот человек не привык проявлять эмоции. Например сейчас, в момент сильнейшего потрясения, его толстые губы расползались в нелепой улыбке, а из одного глаза стекала слеза. Это было интересно: непривыкшее к экспрессивной мимике лицо не умело изобразить гримасу скорби. «Сколько?» – спросил Ахимас. Фехтель судорожно сглотнул. «Если мальчик останется жив – полмиллиона франков. Не бельгийских, французских», – поспешно добавил он, когда собеседник ничего не сказал.

Ахимас кивнул, и в глазах банкира вспыхнул безумный огонек. Точно таким же огоньком загорались глаза тех сумасбродов, кто ставил у рулетки все свои деньги на зеро. Этот огонек назывался «а вдруг?». С той лишь разницей, что у господина Фехтеля деньги явно были не последние. «Если же Вам вдруг…, – голос банкира дрогнул. – Если Вам удастся не только спасти Пьеру жизнь, но и вернуть ему свободу, Вы получите миллион».

Такой гонорар Ахимасу еще никогда не предлагали. Он по привычке перевел сумму в английские фунты (без малого тридцать тысяч), в американские доллары (семьдесят пять тысяч) и в рубли (вышло больше трехсот тысяч). Много, очень много.

Чуть прищурившись, Ахимас медленно проговорил: «Пусть Ваш сын откажется от психиатрической экспертизы, объявит себя невиновным и потребует суда присяжных. А ваших дорогих адвокатов увольте. Я сам найду адвоката».

Судебный процесс

Этьен Ликоль жалел только об одном – что матушка не дожила. Как она мечтала, что ее мальчик выучится на адвоката и облачится в черную мантию с белым прямоугольным галстуком. Плата за учение в университете съедала всю ее вдовью пенсию, матушка скупилась на докторов и лекарства и вот не дожила – умерла прошлой весной. Этьен стиснул зубы, не дал себе расклеиться. Днем бегал по урокам, учебники штудировал по ночам, и доучился-таки – заветный диплом с королевской печатью был получен. Матушка могла гордиться своим сыном.

Прочие выпускники, новоиспеченные адвокаты, звали его в загородный ресторан – «обмыть мантию», Этьен отказался. У него не было денег на кутежи, главное – хотелось в такой день побыть одному. Он медленно спускался по широкой мраморной лестнице Дворца Правосудия, где проходила торжественная церемония. Весь город с его шпилями, башнями и статуями на крышах лежал внизу, у подножия холма. Этьен остановился, наслаждаясь пейзажем, который казался ему приветливым и гостеприимным. Брюссель словно раздвигал объятья навстречу новоиспеченному мэтру Ликолю и сулил ему множество самых разных сюрпризов – в основном, конечно, приятных.

Кто спорит, диплом – это лишь полдела. Без связей и полезных знакомств хороших клиентов не найти. Да и все равно нет средств обзавестись собственной конторой. Придется идти в помощники к мэтру Винеру или к мэтру Ван Гелену. Ну да это ничего – хоть какое-то жалование все равно ведь положат.

Этьен Ликоль прижал к груди папку, в которой лежал диплом с красной печатью, подставил лицо теплому сентябрьскому солнцу и зажмурился от полноты чувств.

В этом нелепом положении и застал его Ахимас Вельде.

Паренька он присмотрел еще в зале, когда звучали скучные напыщенные речи. По типажу юнец подходил идеально: миловидный, но не красавчик. Тоненький, узкоплечий. Широко раскрытые честные глаза. Когда вышел произносить слова клятвы, голос тоже оказался подходящий – звонкий, мальчишеский, дрожащий от волнения. Лучше же всего было то, что сразу видно: не какой-нибудь барчук, а плебейская косточка, работяга. Пока длилась бесконечная церемония, Ахимас успел навести справки. Рассеялись последние сомнения: идеальный материал. Оставались пустяки.

Он неслышно приблизился к худенькому юноше и откашлялся.

Этьен вздрогнул, открыл глаза, обернулся. Перед ним стоял невесть откуда взявшийся господин в дорожном сюртуке, с тросточкой. Глаза у незнакомца были серьезные, внимательные. И цвета не совсем обычноrо – очень уж светлые. «Мэтр Ликоль?» – спросил человек с легким акцентом. Этьена впервые назвали «мэтром», это было приятно.

Как и следовало ожидать, мальчик сначала просиял узнав, что ему предлагают вести дело, а когда прозвучало имя клиента, пришел в ужас. Пока возмущался, размахивал руками, твердил, что этого негодяя, это чудовище никогда и ни за что защищать не станет, Ахимас молчал. Заговорил лишь тогда, когда Ликоль, исчерпав запас негодования, промямлил: «Да и не справиться мне с таким делом. Видите ли, мсье, я пока еще очень неопытен, только что получил диплом».

Тут настал черед Ахимаса. Он сказал: «Вы хотите двадцать, а то и тридцать лет работать за гроши, добывая деньги и славу для других адвокатов? Да, году этак в 1900-ом Вы, наконец, накопите нужное количество сантимов, чтобы открыть собственную практику, но к тому времени вы будете лысым, беззубым неудачником с больной печенью, а главное, из Вас вытечет весь жизненный сок. Он по капле прольется у вас между пальцев, дорогой мэтр, – в обмен на скопленные гроши. Я же предлагаю Вам гораздо большее, и прямо сейчас. Уже в свои двадцать три года Вы получите хорошие деньги и громкое имя. Причем даже в том случае, если процесс будет проигран. Имя в Вашей профессии еще важней, чем деньги. Да, ваша слава будет с привкусом скандала, но это лучше, чем всю жизнь прозябать на побегушках. Денег же вы получите достаточно, чтобы открыть собственную контору. Многие вас возненавидят, но будут и такие, кто оценит мужество молодого адвоката, не побоявшегося идти наперекор всему обществу».

Ахимас минуту выждал, чтобы у паренька было время осознать сказанное. Потом перешел ко второй части, которая, по его разумению, должна была оказать на мальчишку решающее воздействие.

«А может быть, Вы просто боитесь? Я слышал, Вы только что клялись «отстаивать справедливость и право человека на судебную защиту невзирая на любые препоны и давление»! Знаете, почему из всех выпускников я выбрал именно Вас? Потому что Вы единственный, кто произнес эти слова с настоящим чувством. Во всяком случае, так мне показалось».

Этьен молчал, с ужасом ощущая, что его подхватывает стремительный поток, которому невозможно противиться. «И главное, – значительно понизил голос незнакомец. – Пьер Фехтель невиновен. Он никакой не Крысолов, а жертва стечения обстоятельств и неуемного полицейского рвения. Если Вы не вмешаетесь, невиновный человек пойдет на эшафот. Да, Вам будет очень трудно. На Вас обрушится поток оскорблений, никто не захочет давать показания в пользу «чудовища». Но Вы будете не одиноки. Вам буду помогать я. Оставаясь в тени, я стану Вашими глазами и ушами. У меня уже есть кое-какие доказательства, если не полностью подтверждающие невиновность Пьера Фехтеля, то по крайней мере ставящие под сомнение улики обвинения. И я раздобуду еще».

–«Какие доказательства?» – слабым голосом спросил Этьен.

В маленьком зале мерленского городского суда, рассчитанном всего на сто мест, набилось по меньшей мере человек триста, а еще больше народу толпилось в коридоре и под окнами, на площади.

Появление прокурора Ренана встретили громом оваций. Когда же привезли преступника, бледного тонкогубого мужчину с близко посаженными глазами и некогда ухоженными, а теперь растрепанными и неровно отросшими бакенбардами, в зале сначала воцарилась мертвая тишина, а потом грянула такая буря, что судья, мэтр Виксен, сломал колокольчик, призывая собравшихся к порядку.

Судья вызвал представителя защиты, обратили внимание на щуплого молодого человека, которому просторная адвокатская мантия была явно велика. То бледнея, то краснея, мэтр Ликоль лепетал что-то едва слышное, а на нетерпеливый вопрос судьи, признает ли себя подзащитный виновным, вдруг звонко пискнул: «Нет, Ваша честь!». Зал снова взорвался негодованием. «А такой с виду приличный юноша!» – крикнул кто-то из женщин.

Процесс продолжался три дня.

В первый день выступали свидетели обвинения. Сначала – полицейские, обнаружившие страшную комнату и потом допрашивавшие арестованного. По словам комиссара, Пьер Фехтель дрожал, путался в показаниях, не мог ничего объяснить и сулил огромные деньги, если его оставят в покое.

Садовник, донесший в полицию о подозрительных криках, в суд не явился, но он был и не нужен. Прокурор вызвал свидетелей, которые живо описали беспутство и развратность Фехтеля, вечно требовавшего в борделях самых молоденьких и субтильных девушек. Мадам одного из домов терпимости рассказала, как обвиняемый мучил ее «дочурок» раскаленными завивочными щипцами, а бедняжки терпели, потому что за каждый ожог негодяй платил по золотому.

Зал разразился аплодисментами, когда человек, видевший, как уезжала в карете цветочница Люсиль Лану (чью голову с выколотыми глазами и отрезанным носом нашли потом в бочке), опознал в Фехтеле того самого господина, что расписывал чудесные возможности механического пианино.

Присяжным предъявили улики: орудия истязаний, фотоаппарат и пластины, обнаруженные в потайной комнате. Выступил фотограф мсье Брюль, три года назад обучавший Пьера Фехтеля искусству съемки.

Напоследок присяжным предъявили альбом с фотографическими карточками, найденный в страшном подвале. Публике и журналистам фотографии не показали, но один из присяжных упал в обморок, а другого вырвало.

Адвокат Ликоль сидел, по-ученически склонив голову и все показания старательно записывал в тетрадь. Когда ему продемонстрировали карточки, он стал белее мела и пошатнулся. «Вот-вот, полюбуйся, мозгляк!» – крикнули из зала.

Вечером, по окончании заседания был инцидент: когда Ликоль выходил из зала, к нему подошла мать одной девочек и плюнула в лицо.

Во второй день свидетелей допрашивал защитник. Он поинтересовался у полицейских, кричали ли они на арестованного. («Нет, мы с ним целовались», – саркастически ответил комиссар под одобрительный хохот зала.)

У свидетеля похищения Люсиль Лану адвокат спросил, видел ли он человека, с которым уехала цветочница, анфас. Нет, не видел, ответил свидетель, но зато он хорошо запомнил бакенбарды.

Далее мэтр Ликоль хотел знать; какого рода фотографии делал Пьер Фехтель, когда учился любительской съемке. Оказалось, что он снимал натюрморты, пейзажи и новорожденных котят. (Это сообщение было встречено свистом и улюлюканьем, после чего судья велел вывести из зала половину зрителей.)

В заключение адвокат потребовал, чтобы в суд принудительно доставили главного свидетеля, садовника, и заседание было прервано на час.

В перерыве к Ликолю подошел местный кюре и спросил, верует ли он в Господа нашего Иисуса. Ликоль ответил, что верует и что Иисус учил милосердию к грешникам.

По возобновлении заседания пристав объявил, садовника нет, и что его никто не видел уже три дня. Адвокат вежливо поблагодарил и сказал, что больше вопросов к свидетелям не имеет.

Далее наступил звездный час прокурора, который блестяще провел допрос обвиняемого. Пьер Фехтель не смог удовлетворительно ответить ни на один вопрос. На предъявленные ему фотографические карточки долго смотрел, сглатывая слюну. Потом сказал, что видит их впервые. На вопрос, ему ли принадлежит фотоаппарат марки «Вебер и сыновья», пошептавшись с адвокатом, сказал, что да, ему, но что он утратил интерес к фотографии еще год назад, засунул аппарат на чердак и с тех пор его не видел. Вопрос о том, может ли обвиняемый смотреть в глаза родителям девочек, вызвал бурю оваций, но по требованию защиты был снят.

Вечером, вернувшись в гостиницу, Этьен увидел, что его вещи выброшены за дверь и валяются в грязи. Мучительно краснея, он ползал на четвереньках, собирая заштопанные кальсоны и испачканные манишки с бумажными воротничками.

Полюбоваться этой сценой собралась целая толпа, осыпавшая «продажную тварь» руганью. Когда Этьен, наконец, уложил вещи в новый, специально для поездки купленный саквояж, к нему подошел местный кабатчик и наотмашь влепил две пощечины, громогласно объявив: «Это тебе вдобавок к гонорару».

Поскольку ни одна из трех других мерленских гостиниц принять Ликоля не пожелала, мэрия предоставила адвокату для ночлега домик станционного сторожа, который в прошлом месяце ушел на пенсию, а нового еще не взяли.

Наутро на белой крашеной стене домика появилась надпись углем: «Ты сдохнешь, как собака!»

В третий день прокурор Ренан превзошел сам себя. Он произнес великолепную обвинительную речь, продолжавшуюся с десяти утра до трех часов дня. В зале рыдали и сыпали проклятьями. Присяжные, солидные мужчины, каждый из которых платил налог не меньше пятисот франков в год, сидели насупленные и суровые.

Адвокат был бледен и – в зале заметили – несколько раз как бы вопросительно оглядывался на своего подзащитного. Но тот сидел, втянув голову в плечи и закрыв лицо руками. Когда прокурор потребовал смертной казни, публика в едином порыве поднялась и стала скандировать «э-ша-фот, э-ша-фот!» Плечи Фехтеля задергались в судороге, пришлось давать ему нюхательную соль.

Слово защите было предоставлено после перерыва, четыре часа пополудни.

Ликолю долго не давали говорить – нарочно шуршали ногами, скрипели стульями, громко сморкались. Багровый от волнения адвокат ждал, комкая листок, исписанный ровным почерком отличника.

Но начав говорить, Этьен в листок ни разу не заглянул. Вот его речь слово в слово, напечатанная в вечерних выпусках газет с самыми уничижительными комментариями.

«Ваша честь господин судья, господа присяжные. Мой подзащитный – слабый, испорченный и даже порочный человек. Но вы ведь судите его не за это... Ясно одно: в доме моего подзащитного, точнее в потайной комнате подвала, о существовании которой Пьер Фехтель мог и не знать, произошло страшное преступление. Целый ряд преступлений. Вопрос в том, кто их совершил. (Голос громко: «Да уж, загадка». Смех в зале). У защиты есть своя версия. Я предполагаю, что убийства совершал садовник Жан Вуатюр, сообщивший в полицию о загадочных криках. Этот человек ненавидел хозяина, потому что тот за пьянство снизил ему жалование. Есть свидетели, которых при необходимости можно вызвать, – они подтвердят этот факт. Характер у садовника странный, неуживчивый. Пять лет назад от него ушла жена, забрав детей. Известно, что у людей такого типа, как Вуатюр, часто развивается болезненная чувственность вкупе с агрессивностью. Он хорошо знал устройство дома и легко мог устроить потайную комнату без ведома хозяина. Мог он и взять с чердака надоевший мсье Фехтелю фотоаппарат, мог научиться им пользоваться. Мог брать одежду хозяина во время его частых отлучек. Мог приклеить фальшивые бакенбарды, которые так легко опознать. Согласитесь, что если бы Пьер Фехтель шел на такие тяжкие преступления, он давно избавился бы от столь явной приметы. Поймите меня правильно, господа присяжные. Я не утверждаю, что садовник сделал все это – лишь то, что он мог все это сделать. Главный же вопрос – почему садовник, давший толчок всему следствию, столь внезапно исчез? Объяснение возможно только одно – он испугался, что на суде его истинное участие в деле будет раскрыто, и тогда он понесет заслуженную кару... – До сего места мэтр Ликоль говорил складно и даже живо, но тут вдруг запнулся. – И я вот что еще хочу сказать. В этой истории много неясного. Если честно, я сам не знаю, виновен ли мой подзащитный. Но пока остается хоть тень сомнения – а в этой истории, как я вам только что продемонстрировал, сомнений много – нельзя человека отправлять на казнь. На факультете меня учили, что лучше оправдать виновного, чем осудить невиновного... Вот и все, что я хотел сказать, господа».

В десять минут пятого речь была закончена. Адвокат сел на место, вытирая покрытый испариной лоб.

В зале кое-где раздались смешки, но общее впечатление от речи было смешанным. Репортер «Суар» слышал (и потом написал в газете), как известный адвокат Ян Ван Бреверн сказал соседу, тоже юристу: «Мальчишка в сущности прав. С точки зрения высшего смысла юриспруденции. Но в данном случае это ничего не меняет».

Судья позвонил в колокольчик, укоризненно покачал головой, глядя на несолидного защитника: «Я полагал, что речь мэтра Ликоля продлится до конца сегодняшнего заседания и еще все завтрашнее утро. Сейчас же я в затруднении... Объявляю сегодняшнее заседание закрытым. Напутственное слово присяжным я произнесу завтра утром. После чего вы, господа, удалитесь для вынесения вердикта».

Но наутро заседание не состоялось.

Ночью был пожар. Спалили будку станционного сторожа. Мэтр Ликоль сгорел заживо, потому что дверь была подперта снаружи. На закопченной стене осталось надпись «Ты сдохнешь, как собака» – никто не удосужился ее стереть. Свидетелей поджога не обнаружилось.