Михаил-великан и спасение лярв

Собираются в круг Михаилы и слушают к ним прибывшего.

«Я пришел к вам потому, что пролетая из бесконечности, где мы Ахамот^[14] поклоняемся, посетил земли, по дороге к великому Сига^[15] лежащие. Ужас на тех землях. Все захватили там бесчисленные ядовитые бациллы, называемые лярвами. Как ни ничтожны они, но не больше их люди, и они одеваются в тела людей, забывая, что они — грязная плесень миров мрачных. Люди-лярвы завладели землями многими, хотя на них некогда Эоны были. Очистите земли от этой плесени ядовитой! Сделайте дело столь же славное, как прекрасна была неудачная попытка Эонов!»

Взмахнул крылами в космос Михаилов прибывший, и не стало его.

Совещались Михаилы и решили послать на какую-либо землю одного из своих. Вызвался лететь на нее один из Михаилов и начал опускаться в низы далекие. Навстречу ему летит Светозарный, тяжело взмахивая крыльями тяжелыми. «На землю опускаешься? На работу лярв посмотреть хочешь? Она так отвратительна, что я совет дам: иди назад и скажи, что даже для нас непереносима работа подлых, пошлость, глупость и грязь всюду сеющих, к верхам свои морды, в крови замазанные, поднимающих».

Прилетел Михаил к спутнику одного из солнц мистических и оставил на нем тело свое эфирное, после чего в мир Легов прибыл дух его мощный. «Только Леги Смерти, да изредка кто-нибудь из Легов воинственных спускается на земли, людьми населенные, — сказали ему там обитающие. — Трудно нам бывает на них. Отравлена атмосфера земель дыханием лярв ядовитых, разлагающихся и все разлагающих; но среди нас найдутся для тебя провожатые».

Подошли к Михаилу провожатые и говорят: «В миллиарды миллиардов раз тело меньшее, чем было, надо найти тебе. И мы умалимся телами нашими, чтобы войти в тела людей, лярвами убитых».

Так на одной из земель появился человек высокого роста и с ним трое младших братьев его. На маленькой лодочке пристали они к берегу страны северной. Им дали приют рыбаки, на берегу моря живущие. Поздно ночью беседовали они с рыбаками, как переехать им на берег земли, густо населенной, и решили рыбаки, что им надо подождать первого корабля, мимо берега идущего. Наутро мимо берега шедший корабль спустил шлюпку, и они взошли на него. Им отвели каюту, а вечером пришел к ним капитан корабля. Едва вошел он в каюту, как почувствовали Михаил и спутники его, что перед ними Светозарный воплотившийся.

Говорит им Светозарный: «Я для тебя, Михаил, нанял корабль этот, ибо видал, как ты со спутниками своими к малонаселенному, далекому от главных поселений берегу плыл. Если хочешь, я покажу тебе людей, лярвами омраченных и не ведающих, что в них лярвы свое гнездо свили; а корабль доставит тебя, куда ты хочешь — в какой-либо из городов, где много людей скопилось».

Мрачно смотрят Леги на Светозарного, а Михаил говорит: «Я благодарен тебе. Есть ли у тебя на корабле люди, лярв в себе приютившие?» Отвечает Светозарный: «Я не выбирал их из толпы других людей, нанял матросами первых попавших, но, конечно, едва ли не во всех них лярвы пребывают. Скажите в конторе корабля, что у вас нет средств заплатить за удобный проезд до ближайшего порта, тогда вам предложат менее удобные помещения, и вы познакомитесь с матросами».

Матросы на корабле были разные: одни мечтали о богатстве, о войне, которая даст им власть и сокровища, не знали, что такое грех или преступление, знали только, что надо удовлетворять свои желания за счет других, которых называли врагами. Небольшая часть матросов полагала, что не надо обижать других людей, надо быть милосердным, но тем не менее считала нужным участвовать в боях за свою страну, как они говорили. Понимали пассажиры, с берега взятые, что все матросы более или менее лярвами заражены, так как для всех них рабство казалось естественным, а не созданным преступлением общественного положения части людей. Удивлялись тупости матросов Михаил и его спутники, жалели их, а Светозарный говорил: «Что до меня касается, то мне даже стыдно с этими рабами лярв возиться».

Прибыли в приморский город четверо духов, поспешили познакомиться с жизнью людей, и везде нашли они лицемерие, ложь и грубую эксплуатацию. Слышали они пустозвонные речи ораторов, старавшихся ложь дикую за правду светлую выдать, видели они, каким грубым обманом обманываются умом убогие, которых убеждали в том, что они, будучи заринами, являются прекраснейшими и умнейшими из людей. Во многих других странах и городах востока и запада, юга и севера побывал Михаил со своими спутниками и всюду видел зло и падение глубокое, часто более глубокое, чем у заринов. Более года путешествовали они, и только в рядах тех, кто называл себя воинами, отряды которых в разных мирах находятся, только в этих рядах нашли они, наряду с лярвами одержимыми, хитростью в эти ряды проникшими, настоящих людей.

Сошлись эти четверо вместе с двумя Светозарными, тоже на земле в это время бывшими, и стали говорить.

«За исключением ничтожным, все люди ничего не стоят, и чем дольше живут, тем худшими становятся. Отделите, если хотите, тех, кто не позволил к себе лярвам приблизиться, остальные же пусть умрут, а лярв, когда они отойдут от умирающих, прогоним в низы тёмные и там заключим их», — предлагают Светозарные. Отвечают Михаил и Леги: «Спросите ангелов Смерти, захотят ли они по нашей просьбе людей тёмным духам Смерти отдать». Отвечают мимо них пролетавшие ангелы Смерти: «Не дадим всех людей перебить! Да и духи Смерти не захотят взять их так».

Говорит Светозарный: «Лучшие из людей не многого стоят. Уничтожим всех людей!» Но слетелось множество ангелов Смерти, и все они говорят: «Не бывать этому. Не дадим перебить людей, и если сама Смерть на помощь к духам своим явится, с нею в бой вступим». Обращается Михаил к своим спутникам: «Надо к своим братьям мне подняться. Вас прошу в верха мне сопутствовать. Ваш голос много значит, а вы ангелов Смерти, братьев своих позовите».

Собрали Михаилы на верхах круг громадный. Вошли в этот круг Серафы и Арлеги Власти, ввели в круг Легов, на земле с Михаилом бывших, и пожелали войти в него Светозарные, говоря: «Мы через слуг своих лучше вас знаем земли и обитателей земель».

Допустили Светлые в свой круг тёмных Арлегов и поняли, что они хотят им какое-то предложение сделать. Прилетели и вошли в круг несколько ангелов Смерти. Рассказал Михаил все, что на земле видел, а Леги проводники, с ним бывшие, сказали, что все ангелы хранители покинули землю, лярвами завоеванную. Молчат Арлеги и говорит Светозарный: «Я предлагаю вам спасти людей: возьмем у них души, вынем их из тел, а вы дайте душам этим ваши оболочки эфирные. А в телах бездушных лярвы останутся и в них жить будут». Говорят ангелы Смерти: «Вы хотите прежде времени людей истребить. Не дадим. Проводники! К нам на помощь!» — «А куда денем мы души людей, нашими телами облеченные? Ведь бессмертны тела наши. Если говорить о душах человеческих, то они мирну лет обречены будут не знать подъема в высоты прекрасные. Нельзя души людей, хотя бы и в наших оболочке сущих, обрекать на жизнь в низах безотрадных. Ибо не поднимутся они в верха в течение времени для них непереносимого». — «Да, правда. Нет! не дадим им тела нашего!» — «Это не важно, — говорят Светозарные, — мы им свои тела дадим, а вы как хотите».

Говорят Михаилы, размышляя над словами Светозарного: «Души, с телами людей разлученные и в тела эфирные облеченные, не будут ли они тосковать о теле покинутом?» Отвечает Светозарный: «Изживут они горе это, ибо долга их жизнь». — «Значит, мы им горе причиним? А с лярвами что будет?» — «Стоит ли о них заботиться? — говорит Светозарный. — Распадутся тела людей, в которые войдут лярвы, в прах обратятся, а они в низы несказанные пойдут: там им место давно приготовлено». — «Жалко лярв, если их такая судьба ожидает», — говорит один из Михаилов-гигантов. «Жалко», — говорят другие. — «Ну, если хотите, дадим им тела камней и растений. Мы в них пошлем лярв глупых и тупо жестоких», — говорит Светозарный. — «На это можно, пожалуй, согласиться, — говорит Арлег Власти, — но прибавим к этому, что если хоть одна лярва раскается в прошлом своем, всех их, всех до одной мы поднимем в верха высокие». — А люди?! Они в низах обречены будут жить в телах новых? Снова говорит Светозарный: «Конечно, вы не правы, о лярвах заботясь. Если хотите, мы перенесем их в телах людей на планету пустынную и забудем о них. Непонятно, для чего существуют лярвы свирепые. Непонятно, для чего создал их Тот, имя которое не любим произносить мы».

Отвечает один из Серафов: «Всем творениям дана была воля свободная. Ни одно из них не было создано автоматом. Все они, отойдя от блеска несказанного, могли идти тем путем, каким хотели. Все сущие, и лярвы в том числе, не такими созданы, какими они ныне являются. Поэтому, не наше дело судить их. Наше дело не судить, а помогать».

Совещаются Михаилы и говорят: «Нам кажется, не надо людей переделывать. А хорошо было бы их от лярв избавить». Отвечают Светозарные, гордостью и силой сверкая: «Неужели вы не примете наше предложение?» — «Примем в части, которая лярв касается. А к людям мы станем спускаться, как Эоны спускались, и, конечно, главной заботой нашей будет с лярвами бороться. Мы знаем: каждый раз, как осветим мы человека светом истинным, не сможет оставаться в нем лярва. Пусть берут их, лярв изгнанных, посланники Светозарных и переносят на пустынные планеты, где они пребудут, пока не вспыхнут в них огоньки жизни новой, жизни, в верха рвущейся. И если хоть одна лярва искренно осознает, что не так, как надо, поступала она, откроем им всем путь в верха, хотя бы для этого особую лестницу построить надо будет. Согласны ли вы, Светозарные? Чем поможете нам?» Отвечают Светозарные: «Мы не откажем в помощи. Мы пришлем учителей к лярвам выселенным. Долго придется учить их, прежде чем смогут понять они учение хоть немного высокое. Если нам надоест работа неблагодарная и мало благодарная, пусть Арлеги Власти лярвам покажутся».

Много земель лярвами захвачено было, и мирны Михаилов сошли на земли, так что на каждую из них пришлось только по два Арлега вочеловечившихся. Ходят они по земле и учат. А когда учение их проникает в человеческую душу, лярвами захваченную, бросает лярва тело человека, и уводит её с земли посланник Светозарного, тёмный Лег, на планету странную. Идет слух в обителях высоких, слух верный, что на эту планету Эон Красоты сойти хочет. А на землях Михаилы проповедуют: «Борись со злом, но не обижай обидчика».

 

Ад

Никодим: Я, конечно, могу рассказать то, что я слышал. Вы пожелали — и я начинаю.

В далекой бесконечности (им же нет числа) на миллионы солнц упали планеты, вокруг этих солнц вращавшиеся, и мощно разгорелся огонь солнц этих, а затем, через миллиарды миллиардов лет потухли, и вместо солнц появились миллионы гигантских планет. Эти, не освещаемые солнцами планеты потянулись одна к другой и со страшным грохотом столкнулись друг с другом. Загорелись массы столкнувшиеся, засияли новые солнца, но уже в меньшем числе, чем прежде. Потухли и эти солнца, и снова тёмные тела столкнулись между собой, и снова сияют новые гигантские уже солнца, и снова потухают они, и снова сталкиваются тёмные массы… И так продолжалось до тех пор, пока в бесконечности не осталось ни солнц, ни земель, ни комет, ни космической пыли, ни паров раскаленных или холодных, а лишь одна громадная планета, которая представляла собою застывшую лаву, серый пепел и другие остывшие, не успевшие в пепел обратиться части потухших солнц-земель. Гигантское скопление пепла, лавы и камней покрылось снегом, и вечная тьма и холод царили на этой планете-гиганте.

Высоко над умершей планетой носились тела и души тех существ, которые не ушли в высоты несказанные. Давно уже облеклись эти души умерших нераспадающимися телами, и в сердцах этих тел неумолчно звучали некие голоса, быть может разновидность своеобразного мышления. Воспринимают существа эти голоса, и кажется им, что бесконечный, неустанный и скучный спор ведут эти голоса между собою.

«Почему мы остались? Почему нам так скучно? Ушли куда-то более счастливые». Отвечают им другие: «Никуда они не ушли. Здесь же, упав прахом на землю гигантскую, они рассыпались». — «Какая нелепость! Такими, как мы есть, всегда мы были и будем. Глупое, скучное существование, но не может оно прекратиться, исчезнуть, измениться». — «Нет может!» — «А как?» — «Не знаем». — «Ах! Эта вечная, бесконечная, скучная жизнь! Даже споры надоели. Неужели существуют те блаженные, которые могут умирать или, как говорят легенды, прекращать свою жизнь?» — «Какой вздор! Нигде ничего подобного нет, не было и быть не может». — «Существовали такие миры, существуют и будут существовать». — «Нет».

Вечный, бесконечный, скучный спор…

Немного выше, но совсем в иной бесконечности, лежит другой мир. Его населяют существа, по внешнему виду не отличные от людей зеленой земли и земель ей подобных. Издали увидев друг друга, обитатели этого мира с ужасом бегут друг от друга, особенно бегут женщины от мужчин и мужчины от женщин. Невыносимую ненависть и невыразимое презрение чувствуют они друг к другу и не могут пересилить себя. Только женщина с женщиной и мужчина с мужчиной могут разговаривать в мире этом. Но недолги и эти разговоры, всегда кончающиеся страшной ссорой и бегством друг от друга. Расставшиеся со злостью и враждой вспоминают друг о друге. Почти постоянно глубокое молчание царит в обителях друг друга ненавидящих… Но они вспоминают… и мерещится им, что они были когда-то на маленьких землях царями и властителями.

Еще выше не сливающийся с другими круг, густо населенный. Как любезны, как вежливы, как утонченно деликатны при встречах друг с другом все обитатели этого круга. А вместе с тем, какой невероятной ненавистью дышат они: каждый — ко всем, все — к каждому, и каждый — к каждому. Как тщательно обдумывают они незабываемые кровавые оскорбления, ужасающие обиды, которые в самые тяжелые минуты жизни для обижаемых наносят они друг другу и, ускользая от мести, таимой годами, радуются страданию себе подобных. Разыгрывая добродушнейших существ, они обжигают друг друга взглядами прорвавшейся ненависти, видят эту ненависть, отвечают такой же, но притворяются, что ничего не заметили. Ими заключались браки, главным образом для того, чтобы иметь под рукою человека для грубейших и утонченнейших оскорблений и обид. Но все они, и мужчины и женщины, страшно мстят обидевшим, мстят годами, тщательно подготовляя свою месть. Нередко бывало так, что женщина притворялась беззаветно влюбленной в мужчину, или мужчина — в женщину, но они делали это только для того, чтобы насмеяться над тем, кто верил таким заверениям в глубокой любви. Обидевший весело издевался над обиженной, обидевшая над обиженным, и над обманутыми издевались обидчики и обидчицы перед толпами существ, в этом мире живущих.

Еще выше раскинулся космос, обитатели которого составляли сообщества для охоты на кого-либо из членов другого сообщества и, захватывая друг друга в плен, мучили пленных ужасными муками и жадно сосали их кровь, внушая своим жертвам, что они, обескровленные, жалкими, слабыми полуидиотами станут. Если же у кого-либо из них много крови было выпито, он загонялся в стадо скота домашнего и, как только появлялась у него новая кровь, она снова высасывалась… Ужасаются все, этот мир населяющие, ожидая, что у каждого из них кровь может быть высосана. И нередко бывало, что новобрачный высасывал в первую же ночь брака кровь своей невесты или новобрачная — кровь своего мужа.

Не могли удержать себя, крови жаждущие, но довольно скоро каждый из них тупел и глупел, включался в число скота домашнего и дрожал от ужаса, ожидая, что кровь его будет высосана… Так всякому был свой черед, и издевались друг над другом обреченные на жизнь ужасную. Но тот из стада, у которого кровь долго не высасывали, переходил в ряды сосущих её и на время покидал стадо.

Издалека летели крыльями мощными и сильным разумом наделенные и, увидев жизнь кровь сосущих, ужаснулись. Опускались они к самой земле, и каждый раз содрогались, встречаясь с живущими жизнями страшными. Опустились они к земле умершей и решились на ней остаться, чтобы спасти над землей обитающих. Не раз поднимались они к ним с земли умершей, не раз заговаривали с теми, кто над землей жил, но ужас холодный охватывал их, и они убеждались, что плохо понимают их над землею сущие. Тогда построили они на земле умершей гигантские прекрасные, роскошно убранные залы, и от входов к ним подняли лестницы высокие, доходящие до тех миров, где палачи и кровь пившие жили. Ярко засверкали залы построенные, как гигантские бриллианты тысячами огней переливаясь.

Видят блеск и свет во мраке живущие и опускаются вниз по лестницам построенным. Видят они блеск света, тьмою глубокой окруженный. Видят они красоту несказанную убранства зал сверкающих. Слышат пение чудное, до них доносится запах чарующий. Видят, как спокойны, величавы, как добры хозяева зал чудесных. Все чаще и чаще заглядывают в разных кругах живущие в залы, в них по лестницам построенным спускаясь, от злобы себе подобных и от жизни безотрадной спасаясь. Сначала отворачивались друг от друга в низы спускавшиеся, но не смели на глазах занявших землю творить зло друг другу, оскорблять друг друга. А потом, под звуки пения прекрасного и музыки величавой менялся характер в низы спустившихся. Многие оставались в залах, число которых все росло и росло, и не желали люди к себе в верха подниматься. Чаще мелькают на земле огни зданий блестящих. Все больше и больше их строится, все больше и больше существ живых в низы переселяются. Начинает казаться им, что вне стен зданий этих нет ничего: нет света, нет красоты форм и понятий, звуков и мыслей — только мгла и грязь туманная.

Говорят с ними в бесконечность эту прибывшие и часто им притчи рассказывают. Одна из них — о слышавших Учение высокое и воспринявших его — поражает слушающих и они горячо обсуждают на своих собраниях вопрос: не их ли история рассказывается, когда речь заходит о тех, кто слышал и не воспринял Учение высокое — старинное, вечно новое и юное Учение о добре, о великих заповедях познания.

Решаются все они на землю опуститься и пытаются некоторые из зал прекрасных выйти. Чуть не тонут в песках из зал вышедшие и только спасая друг друга удерживаются на поверхности земли. Высоко, высоко поднимают люди над залами светлые купола, и они сияют над залами. Все более и более изменяется жизнь тех, кто живут в залах прекрасных. Гелы снов спокойных прилетели к ним, и они часто разговаривают о снах мистических, которые видят обитатели земли, пеплом покрытой.

Могучими аппаратами растопили жители земли умершей снег и рассеяли лаву; пепел и тот превратился в землю, и издалека были принесены теми, кто лестницы построил, семена трав, цветов и деревьев. Появились на умершей было планете луга и леса, реки и моря. Зацвела земля гигантская. И решили те, кто первыми появились на ней, даровать ей солнца. Издалека по их просьбе принесли солнца духи светлые, и начались над землей их прекрасные хороводы.

Вскоре после того, как появились солнца, прекрасными огнями горящие, принято было обитателями земли Учение высокое: оно учило свободе безграничной, безусловному праву делать все, что боли и зла в мир не приносит. И чем ярче разгорались солнца, тем яснее становилось для людей, что значит свобода, никогда насилия дикого не допускающая.

Видели жители земли другие бесконечности и жизнь на них протекавшую. Не раз видели они в далях глубоких Эонов прекрасных, и жаждали их у себя видеть для того, чтобы услышать Учение их. И была у людей одна молитва, из двух частей состоящая: «Да придут и научат Эоны и, научив, да укажут пути в обители высокие».

Появился Предтеча Эонов и учил, что все они в один час умрут, не познав скорби разлуки, что поклялись в этом Гелы смерти в высотах своих несказанных. Поклялись не допускать к ним на этих условиях мрачных духов Смерти. Крестил их Предтеча в Реке Забвения, к которой светлой тропою пришли они; и забыли жители земли обновленной свою прежнюю жизнь над землею, и только в преданиях, как о каком-то аде, упоминалось о ней.

А те, кто помогли им устроиться, исчезли. Не заметили их исчезновения люди обновленные земли обновленной. Улетели могучие, так как другим мирам, заблудившимся во тьме бесконечностей, помочь хотели.

 

Смерть царя

Умер жестокий царь, которого льстивые придворные называли грозным, а не жестоким, как следовало его называть. Умер и не догадался сразу, что кончилась жизнь его. Он чувствовал, что стоит на каком-то лугу, что около него стоят три гигантских фигуры и о чем-то спорят. Присмотрелся царь и подумал: «Для моей забавы нарядились придворные в странные костюмы и зачем-то на маленькие ходули встали. Посмотрим».

Говорит первый, в тёмных одеждах: «Мне его отдайте. Он все делал, чтобы я его лярвам отдал: да искупит он мучениями своими те мучения, которые другим причинил».

Отвечает ему второй: «Погоди, может быть, сейчас дрогнет в нем сердце раскаянием и жалостью. Может быть, спасется он».

Говорит третий: «Я провожу его куда надо, но прежде следует судить его».

«Позовем судей, — говорит первый, — пусть судят это жестокое и злое создание».

И в гневе вскричал царь: «Отдать всех трех палачам и замучить самой страшной пыткой за оскорбление царского величия!»

Но никто из стоящих около него не шелохнулся, и никто не явился на крик царя. Он замахнулся острой палкой и хотел ударить ею в глаз одетого в тёмное платье, но палка больно уколола в сердце самого царя, вырвавшись из его рук, а потом снова в его руке очутившись. Ужаснулся царь и сказал: «Боже, помилуй меня».

«За что тебя миловать, разве ты миловал кого-нибудь?» — спросил одетый в тёмное, а два других стояли неподвижно.

Все молчали, и чувствовал царь, что страх все сильнее и сильнее охватывает его. Прошло несколько томительных мгновений, и в голове царя стало яснее. Он понял, что он умер и что перед ним не ряженые придворные, а кто-то другой стоит. Видит он, что еще кто-то посреди трех, недалеко от него сущих, и понял, что вновь прибывший будет судить его. Слышит царь слова тёмного, который перечисляет пытки, мучения, страдания, отчаяние, горе, испуг и предсмертное томление тех, кого он мучил или на смерть посылал, причем старался сделать им смерть помучительнее и не считался с горем их детей и близких. С беспощадной точностью перечислил тёмный все муки царем-палачом его жертвам причиненные и то бездушие, с которым он приказывал их мучить.

«Справедливость требует, — говорил тёмный, — чтобы он прожил на землях разных столько же жизней, сколько его жертвы прожили, и пусть он умрет столько же раз, сколько его жертвы умерли, такой же смертью, какой они по его приказу погибли».

Холод ужаса охватил царя. Он вспомнил свои приказы и понял, как страдали его жертвы, которых он так люто мучил тюрьмами и пытками от рук палачей. Хотел он сказать, что его жертвы заслужили смерть, им предписанную, но понял, что слова эти как ложь прозвучат, и не сказал их.

«Но ведь не вся тяжесть преступлений этих на его душу упасть должна, — говорит ген, — ведь его наталкивали на эти преступления придворные».

«Да, да», — сказал царь, но тотчас же с ужасом почувствовал, что не снимают с него тяжести преступлений слова эти. Ему даны были сердце и разум для того, чтобы разбираться в том, где добро, а где зло. Но ему нравились мучения других, и потому он мучил людей. Для него неважно было, что палачи сами плохо сознавали, что зло делают, потому что от этого только большим зло становилось.

«Он имел власть мучить людей и потому считал себя правым».

«Да, да, я царем был. Я всем народом был уполномочен карать и миловать».

«Глупость и ложь, — говорит тёмный. — Каин и Иуда по сравнению с ним невинные существа, ибо этот человек сам создавал каинов и иуд».

С ужасом видит царь, что нет у него защитников, что откуда-то явились толпы тёмных и с презрением, ненавистью и угрозой смотрят на него. В отчаянии поднял он глаза на гена, его защищающего, и тот сказал: «Не прав он был, мучая, а теперь и мы не правы будем, если осудим его на такие же муки».

Явились тогда на суд тени замученных царем — окровавленные, изуродованные, с выражением тоски, страха, печали, муки и отчаяния в тускнеющих очах.

Говорит им ген: «Простите его». А они отвечают: «Не в силах». Торжествуют ряды тёмных. Но ген говорит: «До него не дошли веяния миров высоких. Дайте ему возможность на других планетах пожить. Да просветится он на них. Месть же вредна, не нужна и бесполезна».

Молит царь: «Пошлите меня в другую бесконечность».

Хохочут тёмные и кричат: «С тебя и кусочка болота в твоей старой бесконечности довольно. Пусть вечно гложут там тебя пиявки, а ты забавляйся, свои мучения с мучениями твоих жертв сравнивая!»

«Вы жестоки!» — кричит царь в отчаянии.

«Мы только тебе подражаем», — отвечают одни, а другие со смехом кричат: «Мы милостивы, мы предлагаем тебе исчезнуть, в ничто обратиться, с ничто слиться, и память о тебе исчезнет на земле, хочешь?»

«Нет!» — кричит царь и в тоске говорит судье: — «Прикажи перестать издеваться надо мною!»

«А ты, приговаривая к смерти, не издевался над людьми, нередко много лучшими, чем ты?»

И думая, что говорит про себя, громко кричит царь: «О, если бы вы попались мне на земле — какие бы муки выдумал я для вас!»

Хохочут тёмные и кричат: «Никуда не годен этот негодяй! Надо дать ему столько жизней, сколько жертв у него было, и каждую жизнь да окончит он в тех же муках, какие своим жертвам причинил он. Пусть умрет в тех же муках, что и жертвы его, и столько раз, сколько жертв у него было!»

«Пощадите, — говорят другие. — Лучше возвратить его на землю и дать ему старую власть. После того, что он здесь видел, он станет милостивым. А мы в людей преобразимся и посмотрим, что он делать станет».

Вслух думает царь, полагая, что его никто не слышит: «Только бы опять царем стать, и я сумею от таких гостей отделаться и такие мучения для них выдумать, тяжелее которых не бывало на земле».

Снова хохочут призраки мрачные и кричат: «Не скоро этот зверек исправится. Пусть умрет в телесных и духовных муках столько же раз, сколько его жертв умерло, и всеми их муками пусть измучается!»

«Скажи что-либо в свое оправдание», — говорит судья.

«Я казнил людей для пользы государства, они были не согласны со мной и моими единомышленниками».

Грозным ревом ответили ему Тёмные: «И мы казним тебя для блага тобой убитых и для блага живых. Они и мы не согласны с тобой!»

Говорит судья: «Скажи еще что-либо за себя, и пусть говорят за тебя гены».

Угрюмо молчит царь и вслух думает: «Это все сон. Все небылицы. Проснусь и прикажу взять на расправу всех тех, кто хоть немного присутствующих моих врагов напомнит».

Свирепо смеются тёмные, но вот заговорили гены, и все замолчали: «Эон учил прощать и судей неправедных, и тех, кто на муки смертные Его безгрешного обрек. Простите его, и вам простится».

«Он всю жизнь издевался над Эоном распятым. Нельзя именем Эона просить милости нераскаянному».

«Не судите и вас не осудят, — говорят настойчиво гены. — Будете судить — вас судить будут вашим же судом».

Молчат обвинители, молчат призраки царских жертв, и говорит судья: «Иди, куда хочешь, попытайся хоть немного вверх подняться».

Чувствует царь, что в этом спасенье его, делает попытку подняться, но не может и на линию от почвы, на которой стоит, отделиться.

Говорит судья: «Он не годится для того, чтобы с кем-либо из себе подобных или высших жить. Оставим его одного. Пусть подумает о делах своих».

«Да изменится участь его, когда он поймет, что сделал», — говорят гены.

Все исчезли, кроме царя. Он один остался…

Тысячелетия проходили за тысячелетиями, и первое время мечтал царь, как отомстит он врагам своим, радовался мыслям об их муках, выдумывал для них все новые и новые мучения. Все более и более страшным мукам подвергал в воображении своем и тёмных, и судью, и генов, и всех свидетелей суда над собой. Вспоминал он и о тех, кого мучил. Но, мало по малу, все отвратительнее, все чудовищнее становились для него такие воспоминанья.

И как-то раз острая жалость охватила его: он вспомнил, как пытал какую-то девушку. И все чаще и чаще невыразимая жалость охватывала его сердце, и болезненно сжималось оно, когда он вспоминал им мучимых, а однажды подумал: «Лучше бы было, наверное, если бы меня мучили, а не я мучил». Он не знал отдыха от кошмаров тяжелых, его злые деяния воспроизводивших. Особенно смущало и мучило его одно видение, неизбежно являвшееся при всех других. Мальчик, напоминавший ему сына, горько плакал и заламывал руки каждый раз, когда царь воспроизводил в памяти мучения кого-либо из жертв своих.

Как-то раз заплакал царь, и плакал не переставая семь столетий. Он уже не мечтал о прежней жизни, все более презирая и ненавидя самого себя. Никогда не мелькала у него мысль, что высоко сущие могут простить его и переселить в обители другие. Ни одной мельчайшей черточки злодейств своих не мог забыть теперь царь…

Однажды он увидел, что перед ним стоит светлый, блистающий латами воин и спрашивает: «Кто ты такой?»

И царь рассказал ему все, что было с ним на земле и на том лугу зеленом, на котором тысячелетья провел он, и в свою очередь, спросил: «А ты кто такой?»

«Я — проводник, ответил воин. — Я укажу тебе дорогу туда, где ты сможешь бороться с последствиями зла, тобою посеянного».

«Значит, опять на землю, — сказал бывший царь. — Я рад бороться с подобными мне, но пригибать к земле будет меня зло, на земле мною содеянное, и бессилен я буду в попытках делать добро».

«Мы дадим тебе забвенье и силы для новой жизни, жизни искупления на земле, подобной той, которую ты покинул, — сказал воин. — Встань, и иди за мною».

И царь забыл свои прежние жизни и пошел за проводником, а встречавшие его на пути на землю, говорили: «Как жалко этого человека: он все забыл. Сколько времени он потерял напрасно».

 

Возвращение Аранов

После того, как Араны ушли за пределы нашей бесконечности, их прежняя обитель была занята Михаилами и тёмными Арлегами, причем последние заняли меньшую половину замкнутого арановского космоса. Михаилы не мешали им, и они спокойно смотрели на них. Немного не по себе чувствовали себя Михаилы и тёмные Арлеги, поскольку трудно им было приноровиться к новым условиям жизни, и смутное беспокойство нередко охватывало тех и других. Тёмные Арлеги, добившиеся подъема вверх, перестали завидовать высшим, будучи уверены, что в свое время они еще выше поднимутся. Злоба исчезла вместе с завистью. Не совсем просветлели они, но, умудренные опытом мирны тысячелетий, все же они просветлели. Михаилы же были убеждены, что им придется вести борьбу более тяжелую, чем та, которая велась ими, когда они находились в старых обителях, и ждали новых врагов. Они иногда беседовали с тёмными Арлегами, говорили о высотах несказанных и предупреждали своих соседей о грозящей опасности.

И вот однажды примчались духи Фантазии, блистая крыльями многоцветными, с широко раскрытыми глазами, выражавшими ужас и тревогу. Говорили они, что из бесконечности, находящейся далеко за пределами покинутой Димами бесконечности, несутся «Страшные», чтобы завоевать те обители и, основавшись там, в низы и в верха набеги делать. «Страшные» не верят в Элоима, для них нет ничего высокого, они не знают чувств сострадания, доброты, справедливости. Они мечтают в свой домашний скот превратить Михаилов и тёмных Арлегов, продлить свою жизнь, высасывая жизнь у них, думая, что приложат к годам своей жизни годы чужих жизней…

Грозно нахмурившись, вооружаются тяжелыми мечами тёмные Арлеги и громко зовут к себе просветленных Князей Тьмы с булавами тяжелыми. Являются те на зов в сопровождении мирн тёмных Легов, более светлых, впрочем, чем они раньше были. Спрашивают они духов Фантазии блестящих о внешнем виде и вооружении врагов наступающих и узнают, что гигантски сильны они, что много рук у них, что, владея разным оружием, умеют они пламя на врагов бросать. Но менее всего боятся просветленные пламени — своей старой, когда-то любимой стихии. А Михаилы ничего не спрашивают, только некоторые из них высоко поднимаются и вдаль смотрят. Видят они, наконец, полчища неисчислимые. Видят как «Страшные» отбрасывают со своей дороги попадающихся им навстречу духов мощных. Сообщают они о том, что видят, и говорят, что необходимо послать к Аранам за помощью. Колеблются просветленные, не забывшие еще старых счетов с Аранами, но, поднявшись вместе с Михаилами и духами Фантазии, видят вдали несметные полчища «Страшных» и соглашаются на призыв Аранов.

Мчатся духи Фантазии с быстротой, в мирну раз быстроту света превосходящей, и, прилетев в страну Аранов, зовут их на помощь от имени Михаилов и просветленных. А те уже бьются с тьмой тем духов «Страшных». Много больше духов наступающих, но просветленные с двумя Князьями Тьмы и тремя тёмными Легами бросаются на одного из нападающих. Схватывают его за руки Князья и тёмные Леги, сильный удар наносит ему просветленный, но тот разрубает Князей и тёмных Легов и успевает нанести мощный удар просветленному, хотя сам падает под его ударами.

Вот два Михаила сражаются с одним из наступающих. Падает под его ударом один из Михаилов, но и «Страшный» выведен ими из строя. Редеют ряды Михаилов и просветленных. Слышны крики торжества в рядах «Страшных». На поле сражения появляются Рафаэлины и, не принимая участия в битве, помогают раненым того и другого воинства. Тихо в рядах Михаилов и просветленных; рев, крики, стоны, гром и бряцание в рядах «Страшных». Отступают Михаилы и просветленные, прикрываясь щитами со всех сторон. Гремят удары «Страшных» по щитам, и отступает шаг за шагом светлое воинство, унося выбывших из строя.

Отряды Аранов, вооруженные мечами огня отраженного, ударили на «Страшных», и сразу же все изменилось: десять «Страшных» с одним Араном справиться не могут. Падают «Страшные», почти пополам разрубленные. Начинает отступать воинство «Страшных», а затем поворачивается и с криками злобы и ярости обращается в бегство. Уносят Рафаэлины с поля сражения раненых, перевязывают раны «Страшным», Князьям Тьмы, тёмным Легам, Михаилам и просветленным. Едва оправившись, делают «Страшные» попытку напасть на ухаживающих за ними Рафаэлинн, но сталкиваются с чем-то, на ужас похожим, так как удары их оказываются безвредны для Рафаэлин, остающихся невредимыми. Догадываются «Страшные», что призрачны для них эти тела, и прекращают нападения.

Постепенно вылечили всех Рафаэлины, но не захотели уходить из космоса Михаилов и просветленных «Страшные», и, тщательно избегая Аранов, пытаются извратить и отравить жизнь Михаилов и просветленных своими рассказами и проповедями. Сурово смотрят на них Араны, перенесшие на них свою прежнюю ненависть к тёмным Арлегам и Светозарным, и, наконец, призвав Силы, бросают «Страшных» далеко за пределы своего прежнего космоса.

Говорят Михаилы и Просветленные Аранам: «Займите вашу прежнюю обитель, если желаете, а мы опустимся ниже». Отвечают Араны: «Мы согласны занять наши старые места и здесь остаться, ибо не окончено нападение тех, кто себя „Страшными“ именуют. Но вам не к чему в низы идти: в верха поднимитесь, а мы попросим Эонов помочь вам при этом подъеме».

Два Эона прошли по стране Аранов, уча о том, как надо претворять слова любви в дела любви, и через четверть мирны лет поднялись Михаилы и просветленные выше, тогда как Араны вернулись в свои прежние обители.

Постоянно выставляли стражу Араны вокруг своего стана, и как-то раз послышалась тревожная перекличка часовых, раздались в их рядах сигналы тревоги. Говорят часовые: «Мы видели разведчиков врагов, пока невидимых». Опять прилетели духи Фантазии с криками о новых уловках врагов невидимых, ныне так нападающих, что отравлены ими все источники жизни чистой, что грязь и злобу несут они в ряды врагов своих, как бы чумой убивая мощь их.