Основы метафизики нравственности

…Каждому необходимо согласиться с тем, что закон, если он должен иметь силу морального закона, т. е. быть основой обязательности, непременно со­держит в себе абсолютную необходимость; что заповедь не лги действительна не только для людей, как будто дру­гие разумные существа не должны обращать на нее вни­мание, и что так дело обстоит со всеми другими нравст­венными законами в собственном смысле; что, стало быть, основу обязательности должно искать не в природе чело­века или в тех обстоятельствах в мире, в какие он постав­лен, a a priori исключительно в понятиях чистого разума.

…Представление об объективном принципе, поскольку он принудителен для воли, называется велением (разума), а формула веления называется императивом.

Все императивы выражены через долженствование и этим показывают отношение объективного закона разума к такой воле, которая по своему субъективному характеру не определяется этим с необходимостью (принуждение). Они говорят, что делать нечто или не делать этого хорошо, но они говорят это такой воле, которая не всегда делает нечто потому, что ей дают представление о том, что делать это хорошо. Но практически хорошо то, что определяет волю посредством представлений разума, стало быть не из субъективных причин, а объективно, т. е. из основа­ний, значимых для всякого разумного существа, как та­кового. В этом состоит отличие практически хорошего от приятного; приятным мы называем то, что имеет влияние на волю только посредством ощущения из чисто субъек­тивных причин, значимых только для того или иного из чувств данного человека, но не как принцип разума, имею­щий силу для каждого.

…Все императивы, далее, повелевают или гипотетически, или категорически. Первые представляют практическую необходимость возможного поступка как средство к чему-то другому, чего желают (или же возможно, что желают) достигнуть. Категорическим императивом был бы такой, который представлял бы какой-нибудь поступок как объ­ективно необходимый сам по себе, безотносительно к какой-либо другой цели.

…Существует императив, который, не полагая в основу как условие какую-нибудь другую цель, достижи­мую тем или иным поведением, непосредственно пред­писывает это поведение. Этот императив категорический. Он касается не содержания поступка и не того, что из него должно последовать, а формы и принципа, из кото­рого следует сам поступок; существенно хорошее в этом поступке состоит в убеждении, последствия же могут быть какие угодно. Этот императив можно назвать импе­ративом нравственности...

Если я мыслю себе гипотетический императив вообще, то я не знаю заранее, что он будет содержать в себе, пока мне не дано условие. Но если я мыслю себе категориче­ский императив, то я тотчас же знаю, что он в себе содер­жит.

…Существует только один категорический импера­тив, а именно: поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь поже­лать, чтобы она стала всеобщим законом.

Максима есть субъективный принцип [совершения] по­ступков, и ее должно отличать от объективного принципа, а именно от практического закона. Максима содержит практическое правило, которое разум определяет сообразно с условиями субъекта (чаще всего с его неведением или же его склонностями), и, следовательно, есть основополо­жение, согласно которому субъект действует; закон же есть объективный принцип, имеющий силу для каждого разумного существа, и основоположение, согласно кото­рому такое существо должно действовать, т. е. императив.

…Человек и вообще всякое разумное существо суще­ствует как цель сама по себе, а не только как средство для любого применения со стороны той или другой воли; во всех своих поступках, направленных как на самого себя, так и на другие разумные существа, он всегда должен рассматриваться так же как цель.

… Если должен существовать высший практический принцип и по отношению к человеческой воле — катего­рический императив, то этот принцип должен быть таким, который исходя из представления о том, что для каждого необходимо есть цель, так как оно есть цель сама по себе, составляет объективный принцип воли, стало быть может служить всеобщим практическим законом. Основание этого принципа таково: разумное естество существует как цель сама по себе.

…Практическим императивом, таким образом, будет следующий: поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так­ же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству …

Этот принцип человечества и каждого разумного естества вообще как цели самой по себе (которое составляет высшее ограничивающее условие свободы поступков каж­дого человека) взят не из опыта…

Нас не удивит теперь, почему должны были оказаться неудачными решительно все предпринимавшиеся до сих пор попытки найти принцип нравственности. Все пони­мали, что человек своим долгом связан с законом, но не догадывались, что он подчинен только своему собственному и тем не менее всеобщему законодательству и что он обя­зан поступать, лишь сообразуясь со своей собственной волей, устанавливающей, однако, всеобщие законы согласно цели природы.

…Я буду называть это основоположение принципом автономии воли в противоположность каждому другому принципу, который я причисляю поэтому к гетерономии.

Понятие каждого разумного существа, обязанного смотреть на себя как на устанавливающее через все мак­симы своей воли всеобщие законы, чтобы с этой точки зрения судить о самом себе и о своих поступках, приводит к другому связанному с ним очень плодотворному поня­тию, а именно к понятию царства целей …

Если воля ищет закон, который должен ее определять, не в пригодности ее максим быть ее собственным всеоб­щим законодательством, а в чем-то другом, стало быть, если она, выходя за пределы самой себя, ищет этот закон в характере какого-нибудь из своих объектов, то отсюда всегда возникает гетерономия. Воля в этом случае не сама дает себе закон, а его дает ей объект через свое отношение к воле. Это отношение, покоится ли оно на склонности или на представлениях разума, делает возможными только гипотетические императивы: я должен сделать что-нибудь потому, что я хочу чего-то другого. Моральный же, стало быть категорический, императив говорит: я должен по­ступать так-то или так-то, хотя бы я и не хотел ничего другого…

Кант И. Основы метафизики нравственности // Кант И. Сочинения в 6 т.

М., 1963–1966. Т. 4, ч. 1. С. 219, 251–260, 269–275, 383–284.

 

* * *

…Сверхчувственная природа, насколько мы можем составить себе понятие о ней, есть не что иное, как при­рода, подчиненная автономии чистого практического ра­зума. А закон этой автономии есть моральный закон, ко­торый, следовательно, есть основной закон сверхчувствен­ной природы и чистого умопостигаемого мира, подобие которого должно существовать в чувственно воспринимае­мом мире, но так, чтобы в то же время не наносить ущер­ба законам этого мира.

…Понятие долга объективно требует в поступке со­ответствия с законом в максиме поступка, а субъектив­но — уважения к закону как единственного способа опре­деления воли этим законом. На этом основывается разли­чие между сознанием поступать сообразно с долгом и со­знанием поступать из чувства долга, т. е. из уважения к закону; причем первое (легальность) было бы возможно и в том случае, если бы определяющими основаниями воли были одни только склонности, а второе — (мораль­ность), — моральную ценность должно усматривать толь­ко в том, что поступок совершают из чувства долга, т. е. только ради закона…

Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ни­чего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь под­чинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пу­гало бы; ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может сни­скать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение); пе­ред тобой замолкают все склонности, хотя бы они тебе втайне и противодействовали, — где же твой достойный тебя источник и где корни твоего благородного происхож­дения, гордо отвергающего всякое родство со склонностя­ми, и откуда возникают необходимые условия того досто­инства, которое только люди могут дать себе?

Это может быть только то, что возвышает человека над самим собой (как частью чувственно воспринимаемого мира), что связывает его с порядком вещей, единственно который рассудок может мыслить и которому вместе с тем подчинен весь чувственно воспринимаемый мир, а с ним эмпирически определяемое существование человека во времени и совокупность всех целей (что может соответ­ствовать только такому безусловному практическому за­кону, как моральный). Это не что иное, как личность, т. е. свобода и независимость от механизма всей природы, рас­сматриваемая вместе с тем как способность существа, ко­торое подчинено особым, а именно данным собственным разумом чистым практическим законам; следовательно, лицо как принадлежащее чувственно воспринимаемому миру подчинено собственной личности, поскольку оно при­надлежит и к умопостигаемому миру; поэтому не следует удивляться, если человек как принадлежащий к обоим мирам должен смотреть на собственное существо по отно­шению к своему второму и высшему назначению только с почтением, а на законы его — с величайшим уважением…

Моральный закон свят (ненарушим). Человек, правда, не так уж свят, но человечество в его лице должно быть для него святым. Во всем сотворенном все что угодно и для чего угодно может быть употреблено всего лишь как средство; только человек, а с ним каждое разумное су­щество есть цель сама по себе. Именно он субъект морального закона, который свят в силу автономии своей свобо­ды. Именно поэтому каждая воля, даже собственная воля каждого лица, направленная на него самого, ограничена условием согласия ее с автономией разумного существа, а именно не подчиняться никакой цели, которая была бы невозможна по закону, какой мог бы возникнуть из воли самого подвергающегося действию субъекта; следователь­но, обращаться с этим субъектом следует не только как с средством, но и как с целью. Это условие мы справедливо приписываем даже божественной воле по отношению к разумным существам в мире как его творениям, так как оно основывается на личности их, единственно из-за кото­рой они и суть цели сами по себе.

Эта внушающая уважение идея личности, показыва­ющая нам возвышенный характер нашей природы (по ее назначению), позволяет нам вместе с тем замечать от­сутствие соразмерности нашего поведения с этой идеей и тем самым сокрушает самомнение; она естественна и лег­ко понятна даже самому обыденному человеческому ра­зуму…

Кант И. Критика практического разума // Кант И. Сочинения в 6 т.

М., 1963–1966. Т. 4, ч. 1. С. 362–363, 407, 413–414