Вам представлены 4 сценария будущих состояний общества.

«Творческая природа человека позволяет ставить вопросы и рассуждать о будущем, о перспективах его развития, как ближайших, так и отдаленных. Конечно, можно ссылаться на дар предвидения фантастов, предсказателей, религиозных догматов, наконец, просто на всевозможные, иррациональные способы волшебства и колдовства. Ключи к будущему — в самой рассудительности человека, а философия — лишь один из способов подобного рассуждения о будущем. С точки зрения здравого смысла завтрашний день коренится в нынешних заботах людей. С чем люди столкнутся в XXI в., как люди обеспечат свою жизнь в будущем (ресурсы, сырье, жизненный уклад и т.п.). Одним из продуктивных понятий, выработанных за последние годы в исследовательских прогнозах и сценариях будущего, является понятие устойчивого развития. Несомненно, что противоречие между стремлением к безудержному росту и ограниченными ресурсами Земли будет разрешено. Но как этого удастся достичь — никто предсказать пока не может. На сегодня подобный прогноз труден, ибо земная цивилизация еще не наметила свой принципиальный выбор. Сценарии развития нашей цивилизации, как правило, учитывают: во-первых, нынешнее состояние системы; во-вторых, движущие силы развития, которые могут быть разнонаправленными; в-третьих, возможность внешних воздействий на систему и ее внутренние конфликты.

Среди множества прогнозов будущих состояний общества мы кратко поясним четыре сценария, называя их «традиционным», «варварским», «гуманистическим» и «реформаторским» (или «путем великих перемен»).

Сценарий традиционного пути предполагает сохранение основных ценностей и социальных "институтов индустриального общества. Здесь действуют силы конкуренции и частной собственности как определяющие факторы экономического роста. Несмотря на давление, исходящее от транснациональных корпораций, сохраняется роль национального государства. Поведение людей обусловливается потребительской мотивацией и индивидуализмом.

С учетом нынешних тенденций роста народонаселения Земли численность населения к 2050 г. вырастет до 10 млрд человек. Такой прирост населения, по-видимому, будет происходить главным образом за счет развивающихся стран. Совершенствование технологий будет способствовать положительной экологии промышленного производства, эффективному использованию ресурсов, устойчивому положению сельскохозяйственного рынка и т.п. Появление новых технологий приведет к возрастанию эффективности использования энергетических ресурсов, особенно воды. Если доля работающих в промышленности будет снижаться, то в сфере услуг намечается рост занятости.

Теоретики-прогнозисты обращают внимание на четыре вида опасности, способные помешать реализации традиционного сценария ожидаемого будущего. Первое: суммарная индустриально-технологическая нагрузка на биосферу, в условиях которой только и может протекать благополучное развитие общества, может превысить ее естественный потенциал. Второе: усиление промышленного давления на природные ресурсы может повлечь за собой экономические сбои и национальные конфликты. Третье: демографическое давление (рост народонаселения) на природные ресурсы, с одной стороны, грозит нарушениями климата, а с другой — усиление геополитической напряженности ставит под угрозу социально-экономическую устойчивость. Четвертое: распространение бедности и рост неравенства между государствами будет стимулировать миграцию населения и, как следствие, социальную и политическую напряженность.

Сценарий варварского развития общества предполагает снижение экономического и морального уровня развития сегодняшней цивилизации. Основанием подобного скептического прогноза могут служить, например, голод и хроническое недоедание половины населения нашей планеты, ставшие обыденными явлениями. Усиление неравенства (имущественного, экономического образовательного) повлечет за собой утрату контроля за социальными и политическими процессами. Институты управления обществом перестанут справляться с возникающими проблемами. Заметим, что жители богатых стран уже сегодня усматривают угрозу своему благосостоянию со стороны многих экономически бедных сообществ. Именно из этих стран идет массовая миграция, исходят угрозы тер­роризма, эпидемий и т.п. Кроме того, угрожающее действие исходит и от некоторых внутренних факторов, таких, например, как рост численности нового класса неимущих — образованных безработных Рост анархических настроений и негативное отношение населения к институтам государственной власти сопряжены с ростом преступности и коррупции в обществе. Поэтому надежды на процветание общества в любой момент могут быть разрушены реальными процессами массового обнищания людей. Сценарии варварского пути развития цивилизации, по мнению отдельных теоретиков будущего, могут рисоваться в виде: а) модели его прогрессирующего распада вплоть до возврата к феодальным структурам и родоплеменным отношениям; б) модели существования авторитарного режима, при котором элита общества вполне конкретных регионов Земли будет процветать, а обездоленное большинство народонаселения постоянно возрастать.

Гуманитарный сценарий развития общества требует более детального пояснения. Хотя началом гуманизма как культурной ориентации является эпоха Возрождения, вопрос о человеческой природе в человеке был поставлен и по-своему эффективно решался уже в древнегреческой культуре и в философии. Аристотель и Платон, в частности, определяли человека как политическое животное. Можно предположить, что для античных мыслителей это понятие означало близкое тому, что мы подразумеваем, когда говорим о человеке как живом существе. Именно животный прообраз жизни человека послужил одной из причин образования вполне определенных государственных институтов в разных сообществах. Участвуя в жизни государства, человек становился цивилизованным и этическим существом, отличающимся от варваров. Древнегреческая и византийская разновидности гуманизма по своей сути воплощались в системе воспитания, включающей в себя не только элементы самопознания, учености, но и так называемую «заботу о себе», благодаря которой свободный мужчина, рожденный властвовать, учился управлять собой. Кроме того, гуманистическим пафосом был пронизан и античный культ человеческого тела. Достаточно напомнить те гуманитарные ограничения, правила, которые обусловливали начало и ход Олимпийских игр.

Христианство задало новый образ человека как создания Бога и интенсифицировало аскетические практики смирения плоти. При этом социальные проблемы решались весьма эффективно в пространстве храма, где люди, сострадая мукам Христа, учились прощать других людей и таким образом сохраняли единство общества. Вместе с тем христиане любили «своих», но боялись и ненавидели «чужих». Отсюда история христианства — это не только история развития морали, но и инквизиции. В эпоху Возрождения, которое принято считать освобождением человека от фанатизма готики, гуманность понимается не только как человечность, но и как ученость. Новое время исходит из примата рациональности. Ставка на разум определяет характер воспитания, которое в основном опирается на познание. Знать о самом себе как можно больше, не оставлять без внимания ни одного аффекта, контролировать и оценивать социально значимые поступки правовыми нормами — этом заключается идеал рационального человека.

Цели науки и техники как детища человеческой рациональности связывались с их назначением как средств повышения эффективности, оптимизации и облегчения жизни людей. На самом деле развитие науки и техники постепенно привело к глубоким изменениям самой сущности человека. Мысливший себя господином, он вынужден был изменять себя вслед за изменениями техники, требующей от него сегодня таких способностей, благодаря которым он мог бы ее обслуживать. Таким образом, произошло исчезновение, растворение человеческого в «цепях циркуляции» техники, технического и научного знания. Все это потребовало переосмысления самого идеала гуманизма. М. Хайдеггер, в частности, усмотрел одну из причин кризиса современной эпохи именно в чрезмерно завышенной самооценке человека. Осторожность обращения с нормами морали и гуманитарными идеями повлекла за собой «насильственное» соблюдение «прав человека». При этом в качестве идеалов морали, гуманности и прав человека выдвигаются западные (европейские и американские) образцы. Но кто сказал, что не нужно считаться с другими культурно-историческими традициями и идеалами, которые сформировались в других регионах планеты. Под гуманностью обычно подразумеваются такие человеческие свойства, как мягкость, доброта, сердечность или душевность. Гуманность характеризует человеческие отношения между сильными и слабыми, начальниками и подчиненными, предпринимателями и рабочими, мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми, педагогами и учителями, врачами и больными и т.п. Гуманизм часто сводится к жалости и сочувствию, и это намертво связывает его с насилием и не­справедливостью: громче всего призывают к гуманности именно тогда, когда в обществе царит жестокость.

Было бы несправедливо не замечать, что гуманизм был и остается еще и практическим движением, имеющим добровольную поддержку со стороны сострадающих. Но в практическом воплощении идеалов гуманизма таятся свои опасности. Настораживает то, что он используется теми, против кого он когда-то бы направлен, а именно машинами государственной власти. Если раньше противоречие человека и государства было вещественным и зримым, то сегодня государство «с человеческим лицом» выдает себя за лучшего друга человека. Гуманизм сегодня — это большая политика. Тем не менее призывы соблюдать права человека сопровождаются разного рода политическими репрессиями, вплоть до военных акций умиротворения ради торжества идей гуманизма. Гуманизм, человек и человечность — это не только общечеловеческие идеалы и базовые ценности, ориентирующие движение вперед, но и конкретно-исторические реалии, которые могут сильно отличаться друг от друга в различных пространственно-временных отрезках человеческой истории и культуры. Проблема в том, что если мы примем несоизмеримость представлений о гуманности в разных культурах, то попадем в тупики релятивизма; а если будем ориентироваться на общечеловеческий идеал, то неизбежно окажемся перед неприглядными последствиями европоцентристской модели гуманизма. Таким образом, сегодня политический и правовой гуманизм может реализовываться скорее не формально, а в дискуссиях, спорах, в стремлениях добиться согласования и взаимопонимания между разными представлениями об идеалах гуманности.

Реформаторский путь, или «путь великих перемен» в развитии цивилизации, который очень часто связывают с информационной революцией, обычно конкретизируется в проектах формирования информационного общества. В информационном обществе сети, подобные коммуникационной сети Интернет, оказываются не только глобальными сетями общения людей, но и способствуют росту социальной солидарности, интеграции мирового сообщества, обеспечению высокого уровня благосостояния. При этом численность народонаселения стабилизируется, снижается нагрузка на природные ресурсы, а информационное обеспечение «зеленых» технологий улучшает экологические перспективы развития цивилизации, очищая условия ее жизнедеятельности. Интеграция вычислительной и телекоммуникационной техники решает широчайший круг информационно-технологических задач. Интерактивный характер информационных технологий наделяет неограниченными возможностями процессы общения и обработки информации. Напомним, что с различными видами новейших информационно-коммуникационных технологий связываются:

- устройства, обеспечивающие доступ людей к информации (дис­плеи, телефоны, сканеры, телевизоры и т.п.);

- техника, передающая информацию на расстояния (радио, те«лефон, оптико-волоконный кабель, спутники связи и т.п.);

- устройства для переработки информации (компьютеры с не­обходимой электронной начинкой);

- системы хранения (носители) информации (электронные, ла­зерные, оптические, магнитные.

Процессы глобализации и децентрализации, интенсивное развитие информационно-коммуникационных технологий — все это признаки будущего высокотехнологичного общества. На январь 2000 г. в мире было более 300 млн пользователей сети Интернет. С перспективой превращения Интернета (и других подобных сетей) в планетарный источник информации открывается возможность создать всеобщую среду интерактивного общения людей. Мы стали жить в постоянно изменяющемся мире. Тот, кто становится носителем информационно-коммуникационных технологий, оказывается не просто в сердцевине, а в круговороте современной жизни, радикально меняя собственный образ жизни, способ поведения и образ своего мышления. Его профессиональный опыт приобретается и наделяется продуктивными свойствами в той степени, в какой он может изменить стереотипы своего мышления и поведения. Необходимо не только с достаточной оперативностью ориентироваться и действовать в пространстве современных коммуникаций, но знать, как действовать, знать социальную среду своего поведения, представлять глобальные перспективы развития информационно-коммуникационных технологий нынешнего общества. Информационная парадигма, пожалуй, с наибольшей степенью конкретности и достоверности приоткрывает будущее. Целесообразно назвать важнейшие черты информационной парадигмы.

• Если раньше информация считалась сырьем, с помощью которого оказывалось воздействие на технологические и технические практики индустриального общества, то сегодня созданы информационные технологии для воздействия на информацию (с учетом разнообразных целей жизни общества).

• Поскольку информация есть интегральный фактор всякой человеческой деятельности, то все процессы нашего индивидуального и коллективного существования непосредственно формируются новыми информационными технологиями.

Информационные сети хорошо приспосабливаются к постоянно возрастающей сложности всего разнообразия социальных взаимодействий и неопределенности развития общества. Информационные сети отличаются гибкостью, динамичностью и открыты для нововведений. Информационные процессы не только обратимы; социальные организации и институты можно модифицировать и даже фундаментально изменять путем перегруппировки их компонентов. Конфигурацию новой информационно-технологической парадигмы отличает ее способность к реконфигурации — решающая черта в обществе, для которого характерны постоянные изменения и организационная текучесть.

Перспектива информационной парадигмы развития общества связывается с тенденциями конвергенции конкретных технологий в высоко интегрированную систему, в которой старые, изолированные технологические траектории становятся буквально неразличимр1ми. Так, микроэлектроника, телекоммуникации, оптическая электроника и компьютеры интегрированы теперь в информационных системах. В бизнесе, например, пока существуют (и еще некоторое время будут существовать) различия между производителями чипов и программистами. Возможности микрокомпьютеров стали зависать от мощности чипов. Проектирование микропроцессоров сопряжено с архитектурой компьютеров. Использование биологических материалов в микроэлектронике, хотя еще очень далекое от широкого применения, уже находится (с 1995 г.) на экспериментальной стадии. Хотя исследованиям предстоит долгий путь к материальной интеграции биологии и электроники, логика биологии (способность к самозарождению непрограммируемых информационных носителей) все чаще вводится в электронные машины. В частности, отдельные лаборатории уже продвинулись по пути обучения роботов».

Философия: Учебник для вузов / Под ред. Э.Ф. Караваева, Ю.М. Шилкова. – М.: Юрайт, 2004. – с. 510 - 518.

 

Вопросы и задания:

Проанализируйте каждый сценарий, укажите его достоинства и недостатки? Попытайтесь написать и предложить свой сценарий будущего человечества. Аргументируйте свою позицию.

 

12.3 Познакомьтесь с фрагментом публичной лекции и современного итальянского философа У.Эко «От интернета к Гуттенбергу: текст и гипертекст» и ответьте на вопросы:

 

«У Платона в конце диалога "Федр" есть такой пример: Гермес, предполагаемый изобретатель письменности, демонстрирует фараону Таммузу изобретение, которое позволит людям помнить то, что иначе пропадет в забвении. Фараон не рад и говорит: "Хитроумный Тот! Память - дивный дар, ее надо постоянно поддерживать. Из-за твоего изобретения у людей испортится память. Они будут вспоминать не благодаря внутреннему усилию, а благодаря внешней поддержке". Согласимся с этим фараоном. Письмо, как всякая новая техническая поддержка, ослабляет силу человека. Так, автомобиль вредит способности ходить. Письмо опасно, потому что ослабляет силу ума, предлагая людям окаменевшую душу, карикатуру на ум, минеральную память. Платон, конечно, иронизирует. Он приводит аргумент против письма, но вкладывает его в уста Сократа, который ничего не писал. Именно поскольку он не публиковался, Сократ потерпел поражение - в академическом плане.

В наше время никто из-за письма не волнуется по двум простым причинам. Во-первых, мы знаем, что книга - это не способ присвоить чужой ум, наоборот, книги - машины для провоцирования собственных новых мыслей, и только благодаря изобретению письма есть возможность сберечь такой шедевр спонтанной памяти, как "В поисках утраченного времени" Пруста. Во-вторых, если когда-то память тренировали, чтобы держать в ней факты, то после изобретения письма ее стали тренировать, чтобы держать в ней книги. Книги закаляют память, а не убаюкивают ее. Фараон выразил исконный страх - страх, что новая техника отменит или разрушит нечто хорошее, плодоносное, самоценное и духовное. Фараон будто бы показал сначала на письмена, а затем на идеальный символ человеческой памяти и сказал: "Это (то есть письмена) убьет то (то есть память)". В "Соборе парижской богоматери" Гюго Клод Полло показывает сначала на книгу (книги только начали печатать в то время), потом на свой собор и говорит: "Это убьет то".

Действие романа развивается в XV веке - только изобрели печать. До того рукописи предназначались для малочисленной элиты. Работа по обучению масс содержанию Библии, житиям Христа и святых, моральным принципам и даже истории своего собственного народа, а также географии, природоведению, то есть природе отдаленных стран и свойствам трав и камней, - эта работа отводилась фрескам и статуям Собора. Средневековый собор был как бы постоянной неизменной телепрограммой, которая давала народу все необходимое как для повседневной, так и для загробной жизни. Книги же отвлекали от базовых ценностей, поощряли излишнюю информированность, вольное толкование Писания и нездоровое любопытство.

Согласно книге Маршалла Маклюэна "Галактика Гуттенберга" (1962), после изобретения печати преобладал линейный способ мышления, но с конца 60-х ему на смену пришло более глобальное восприятие - гиперцепция - через образы телевидения и другие электронные средства. И если не Маклюэн, то его читатели как бы тыкали пальцем в Манхэттенскую дискотеку, потом в печатную книгу со словами: "Это убьет то". (Смех в зале). Средства массовой информации довольно скоро установили, что наша цивилизация становится image-oriented, ориентированной на зрительный образ, что ведет к упадку грамотности.

Добавлю, что средства массовой информации подняли на щит этот упадок словесности как раз тогда, когда на мировую сцену вышли компьютеры. Безусловно, компьютер - орудие для производства и переработки образов, и также безусловно, что инструкция нам дается в образе неизбежной иконки. Но также известно, что старые компьютеры рождались как орудие письменности. По экрану ползли слова и строки, и пользователь должен был читать. Новое поколение детей из-за компьютера научилось читать с дикой скоростью, и сейчас тинэйджер читает быстрее, чем профессор университета - вернее, профессор читает медленнее, чем тинэйджер. Тинэйджеры, если они хоть что-то на своем компьютере программируют, должны знать логические процедуры и алгоритмы и должны печатать слова и цифры, причем очень быстро. В этом смысле компьютер возвращает людей в гуттенбергову галактику, и те, кто пасутся ночами в Интернете и болтают в чатах, - они работают словами. Если телеэкран - это окно в мир, явленный в образах, то дисплей - это идеальная книга, где мир выражен в словах и разделен на страницы.

Традиционный компьютер предлагал линейную письменную коммуникацию, это была быстро бегущая книга. Сейчас появились гипертексты. Книга читается справа налево, или слева направо, или сверху вниз - это зависит от нас. Но в любом случае это работа в физическом смысле - книгу приходится листать. А гипертекст - это многомерная сеть, в которой любая точка здесь увязана с любой точкой где угодно. Итак, мы в конце "истории с убийствами" - "это убьет то" и т.д. Сейчас реален вариант, что CD-ROM вытеснит книгу. А если учесть, что CD мультимедийны, то, значит, не понадобятся видеокассеты и прочее.

Это не научная фантастика. Рассмотрим конфликт книги и гипертекста в свете дилеммы, которую я только что обрисовал: борьба визуальной и буквенной коммуникаций. Вскоре после изобретения печати кроме книг было много других носителей информации: живопись, гравюра, устное обучение, но книги оставались базой для передачи научных сведений, включая новости современной истории. Книги были оптимальным материалом. С усовершенствованием средств массовой информации, от кино до телевидения, кое-что изменилось. Недавно единственным способом учить языки, кроме путешествий, были учебники. А сейчас дети часто учат языки по пластинкам, смотрят фильмы на языке, разбирают надписи на упаковках. То же и с географией. Я в детстве узнавал об экзотических странах из Жюль Верна. Мои дети в нежном возрасте уже знали больше меня - из телевидения и кино. Можно отлично выучить древнеримскую историю по фильмам. Надо только выбирать те фильмы, которые не врут. Ошибка Голливуда не в том, что нам подсовывают фильмы вместо Тацита и Гиббона, а в том, что эти фильмы - кичевые и слащавые версии Тацита и Гиббона. По хорошему научно-популярному фильму, не говоря уж о CD, генетику можно преподавать лучше, чем по учебнику. На данном этапе многие средства массовой информации участвуют в культурной работе. Культура в поисках более живых путей должна использовать все эти возможности средств массовой информации. Необходим образовательный подход, тщательно продуманный в смысле ответственности и задач. Для языков лучше кассета, чем учебник. Шопен на компакт-диске с комментариями поможет разобраться в музыке, и нечего волноваться, будут ли люди покупать пятитомные музыкальные энциклопедии. Проблему надо ставить иначе. Не надо противопоставлять визуальную и вербальную коммуникации, а надо совершенствовать и ту, и эту. В Средние века визуальная коммуникация для народа была важнее письма. Но визуальный Шартрский собор по своему культурному наполнению ничуть не хуже письменного образа мира. Собор был телевидением своего времени. Разница в том, что главный редактор тех средневековых телепрограмм любил читать хорошие книги, имел замечательную фантазию и работал для общественного блага - или хотя бы так искренне считал.

Проблема лежит в другой плоскости. Визуальные коммуникации должны сосуществовать с вербальными, в первую очередь с письменными. Этому есть причина.

Семиотики и логики потратили много сил, описывая разницу между выражениями "дитя", "некое дитя", "одно дитя", "то дитя", "дети", "детство", "детвора". Эти дизъюнкции (различия) не так уж поддаются визуальному отображению, но очень важны в языках искусства, как и вопрос о картине, изображающей незнакомую нам женщину. Что это? "Женский портрет"? "Женский образ"? "Образец женщины"? Или живописный аналог фразы "передо мной женщина, она смотрит на меня"?

Прежде всего, в контексте плаката или альбома соседство письменных сообщений помогает понять смысл и опровергнуть его. Возьмем риторическую фигуру exemplus. Аристотель посвятил ей интереснейшие страницы. Лучший способ убеждать - действовать путем индукции, то есть привести много случаев, чтобы создалось убеждение, что они составляют правило. Предположим, я хочу доказать, что собаки дружелюбны и любят своих хозяев. Я привожу много случаев, подтверждающих, что собаки дружелюбны и полезны, и тем самым внедряю убеждение, что собаки дружелюбны и полезны. Теперь предположим, что я хочу убедить вас, будто собаки опасны. Я сделаю это посредством exemplus'a: одна собака загрызла хозяина. Как вы сами понимаете, единичный случай ничего не доказывает. Но, поскольку пример устрашающий, я создаю у вас впечатление, что собаки бывают недружелюбными. А как только я вас в этом убедил, я восполню общее правило из единичного случая и заключу: поэтому псам доверять нельзя. Используя exemplus, я соскользнул от описания единичной собаки к описанию собак вообще.

Если ум у вас критический - а я надеюсь, что ум у вас критический, - вы уловите, что я извратил вербальное выражение "одна собака была плохая", сформулировав его иначе: "собаки - плохие".

Но если экземпла визуальная, а не вербальная, ваш физический ум окажется в трудном положении. Если я предъявлю вам изображение пса, кусающего своего хозяина, - как вы различите частное и общее?

У образов есть "платоническая сила", они преображают частные идеи в общие. Вот так, посредством визуальных коммуникаций, легче проводить стратегию убеждения, cомнительную в ином случае. Читая в газете, что "такой-то" провозглашает: "Х - в президенты!", я понимаю, что высказывается мнение "такого-то".

Но если в телевизоре какое-то неизвестное мне лицо агитирует: "Х - в президенты!", то воля индивида воспринимается уже как сгусток общей воли. Часто мне думается, что в ближайшем будущем наше общество расщепится - или уже расщепилось - на два класса: тех, кто смотрит только телевидение, то есть получает готовые образы и готовое суждение о мире, без права критического отбора получаемой информации, и тех, кто смотрит на экран компьютера, то есть тех, кто способен отбирать и обрабатывать информацию. Тем самым начинается разделение культур, существовавшее во времена Средневековья: между теми, кто способен был читать рукописи и, значит, критически осмыслять религиозные, философские и научные вопросы, и теми, кто воспитывался исключительно посредством образов в соборе - отобранных и обработанных их творцами. Тема для фантаста! Будущий век, в котором пролетарское большинство пользуется только зрительной коммуникацией, а планируется эта коммуникация компьютерной литературной элитой.

Оставим вопрос о пролетариях, потому что мы-то с вами принадлежим к этой самой "аристократии", и вернемся к противостоянию компьютера и книги.

Книги относятся к двум категориям: книга для чтения и книга-справочник. Книга для чтения - а это может быть что угодно: роман, философский трактат, социологическое исследование - читается по принципу "разворачивания истории": на первой странице говорится, что произошло убийство, история разворачивается, пока, наконец, на последней странице не оказывается, что убийцей, как всегда, был дворецкий. Кончилась книга - кончилось ваше чтение. Автор хочет, чтобы вы начали с первой страницы, расследовали вопросы, которые он вам предлагает, и потом он подаст вам вывод. В числе ненормальных, которые читают книги не так, - университетские профессора. Допустим, исследователь разрабатывает тему Иерусалима в творческом наследии Фомы Аквинского, и, таким образом, он будет перелистывать тысячи страниц, фокусируя свое внимание только на тех местах, где было упомянуто слово "Иерусалим". Или вот еще хорошее занятие - исследовать употребление союза "и" в Библии. (смех в зале) Но для неспециалиста такие способы чтения покажутся очень скучными.

Но есть еще книги для консультации - справочники, энциклопедии. Такие книги лучше сначала прочитать один раз с начала до конца, а потом уже, зная содержание, обращаться к отдельным параграфам. Энциклопедии замышляются для спорадического и никогда - для линейного чтения. Человек, прочитавший энциклопедию с начала до конца, - готовый кадр для психбольницы. Люди открывают энциклопедии, чтобы узнать, когда жил Наполеон и какова формула синильной кислоты.

Университетские профессора читают энциклопедии особенно изощренным образом. Допустим, мне надо посмотреть, мог ли Наполеон встретиться с Кантом. Я беру тома на "Н" и на "К", смотрю, что годы жизни Наполеона - 1769-1821, а Канта - 1724-1804. В 1804 году Наполеон уже был императором, значит, не исключено, что они встречались. Наверно, я полезу смотреть об этом статью "Кант", потому что Наполеон в своей жизни перевидал стольких людей, что о встрече его с Кантом в короткой статье могли и не упомянуть, а вот если Кант встречался с Наполеоном, то в статье о нем этот факт может быть упомянут. Короче говоря, мне придется лазить по полкам, совершать физический труд (именно поэтому университетские профессора выглядят такими дряхлыми). С помощью же гипертекста я выполню эту работу за несколько минут или секунд.

Несколько или даже один CD-ROM могут вместить всю "Британнику", причем им будет гораздо удобнее пользоваться. Полки, заставленные сплошняком энциклопедиями, как у меня дома, скоро начнут освобождаться, и я не вижу причин скорбеть об исчезновении всех этих томов.

Настоящее несчастье состоит не в том, что человек не может купить энциклопедию. Может, на это у него деньги есть, но у него никогда не хватит денег снять квартиру, достаточную, чтобы эту энциклопедию поставить! Попробуйте подарить "Британнику" японцу. Куда ему ее деть?

Гипертекстуальный диск вытеснит книгу-справочник. Но вытеснит ли он книгу для чтения? Этот вопрос можно переформулировать в виде двух отдельных вопросов. Первый: может ли электронный носитель заменить книгу для чтения, и второй: может ли мультимедийный CD-ROM изменить саму природу произведения для чтения?

Ответим прежде всего на первый вопрос.

Книга не умрет, книга останется необходимой - вот я наконец это и объявляю. (Оживление в зале). Причем не только художественная литература, но все случаи, когда требуется чтение неторопливое, вдумчивое, то есть не просто получение информации, но и размышление о ней. Читать с дисплея - это совсем не то же самое, что читать со страницы. Подумайте, как вы знакомитесь сами с новой компьютерной программой. Обычно любая программа способна выводить на дисплей все необходимые инструкции, тем не менее пользователи покупают книгу-учебник или как минимум распечатывают инструкции. (Оставим сейчас в стороне вопрос, что компьютерные хэлпы пишутся, как правило, идиотами, а учебники - очень талантливыми людьми).

Компьютеры способны распространять новые формы грамотности, но неспособны удовлетворять те интеллектуальные потребности, которые они сами же и стимулируют. Когда я в хорошем настроении, я начинаю мечтать о новом поколении, которое привыкнет читать с экрана и самопроизвольно начнет искать новые, более захватывающие способы чтения.

На симпозиуме по будущему книги в Сан-Марино Режи де Брэ говорил, что древнееврейская культура опиралась на книгу, потому что древнееврейский народ кочевал. И это очень важное наблюдение. Египтяне могли высекать свою историю на обелисках. Моисей - не мог. Тот, кто хочет идти через Красное море, может взять свою историю в виде свитков, но никак не в виде обелиска. И другая кочевая цивилизация - арабская - тоже опиралась на книгу и тоже предпочитала письмена рисункам.

У книги есть еще одно преимущество перед компьютером. Даже напечатанная на современной окисляющейся бумаге, которая живет не больше 7-10 лет, все-таки книга крепче магнитной записи, она живет дольше. Потом, она не зависит от электрополей и от замыканий. Бумажная книга все еще самый дешевый, удобный способ передачи информации при низких расходах. Компьютерная информация забегает вперед, а книга путешествует вместе с нами, с удобной для нас скоростью. И даже если выбросить нас на необитаемый остров, где нет электрической розетки, мы сможем читать книгу, а компьютер - не сможем. Книгу можно читать, сидя на верблюде, лежа в ванне, занимаясь любовью...

В гипертекстуальном переложении даже детектив может иметь открытую структуру, и читатель сам сможет решать, будет ли убийцей дворецкий, или кто-нибудь вместо него, или вообще следователь.

Это не новая идея. До изобретения компьютера поэты и писатели мечтали о полностью открытом тексте, который читатели могли бы переписывать как им нравится, бесконечное количество раз. Такова была идея Малларме. Джойс задумал "Поминки по Финнегану", мечтая об идеальном читателе, мучимом "не-сонницей". Макс Запрота в пятидесятые годы опубликовал роман, в котором страницы можно было перемешивать, чтобы получались разные сюжеты. Джанни Баллестрини заложил в свое время в один из самых первых компьютеров серию строф, и компьютер выдавал множество стихотворений. Рэймон Кено изобрел компьютерный алгоритм, благодаря которому стало возможным получить бесконечное количество стихов с бесконечным количеством вариантов строк. Многие современные музыканты делают аналогичные опыты с музыкой.

Проблема изменения природы текста тоже распадается на две проблемы. В одном случае, это идея физической передвижки текста. Текст, способный к передвижке, дает впечатление полной свободы, но это только впечатление, иллюзия свободы. Единственная машина, способная порождать действительно бесконечное количество текстов, была порождена тысячелетия назад, и это - алфавит. Конечным числом букв порождаются миллиарды текстов. Текст - стимул, который в качестве материала дает нам не буквы, не слова, а заранее заготовленные последовательности слов, либо целые страницы, но полной свободы нам не дает. Мы можем только передвигать конечное количество заготовок в рамках текста. Но я, как читатель, имею полную свободу наслаждаться традиционным детективом, используя не только печальную предназначенную концовку. Я беру роман, в котором он и она умерли, и я волен или оплакивать их кончину, или придумать себе концовку, в которой они поженились и жили долго и счастливо. Таким образом, мне, как читателю, лучше иметь завершенный текст, который я могу переиначивать в течение долгих лет, нежели текст-конструктор, с которым я могу проводить только определенные манипуляции.

Это перспектива подводит нас к другой проблеме: текст, физически конечный и предельный, может интерпретироваться бесконечными способами, или, скажем, очень многими способами, но - не любыми способами. Но об этом аспекте я уже говорил, и разбирать его мы сейчас не будем.

Вернемся к вопросу о гипертексте. Гипертекстов, по моему мнению, имеется три различных вида. Но чтобы войти в этот разговор, надо отграничить понятие "текст" от понятия "система".

"Система" - в данном случае лингвистическая система - это сумма возможностей, содержащихся в данном естественном языке. Каждая лингвистическая единица может интерпретироваться посредством другой лингвистической или другой семиотической единицы, то есть слово может быть выражено через определение, случай - через экземплу, природный вид - через изображение и так далее. Системы, наверно, конечны. Но они беспредельны. Спиралеобразное движение может совершаться ad infinitum, до бесконечности. В этом случае, несомненно, все возможные книги вытягиваются из хорошего словаря и из хорошей грамматики. Правильно используя словарь Уэбстера, вы можете написать как "Потерянный рай", так и "Улисса".

Безусловно, гипертекст, когда он замышляется таким образом, может сделать любого читателя автором. Если одну и ту же гипертексту