Назначение генерал-лейтенант Фока начальником сухопутной обороны

По показанию генерал-лейтенанта Смирнова, он спустя два часа после смерти генерала Кондратенко вместе с начальником своего штаба подполковником Хвостовым отправился к генералу Стесселю, дабы доложить ему, что он, свидетель, берет на себя руководство сухопутной обороной крепости на восточном ее фронте, на западном же, где неприятель находился еще в расстояния одной версты от линии фортов, он готов предоставить руководство обороной генералу Фоку, находившемуся не у дел и тяготившемуся этим положением. Было около 11 часов 30 минут вечера, когда свидетель прибыл к генералу Стесселю, но последний уже спал. Тогда свидетель отправился в штаб района к полковнику Рейсу и, изложив ему свои предположения, просил его на другой день доложить обо всем пораньше генералу Стесеелю. Однако, когда свидетель на другой день, 3 декабря, утром, вновь отправился с подполковником Хвостовым к генералу Стесселю, то последний заявил, что он уже отдал приказ о назначении генерала Фока начальником сухопутной обороны и что своих приказов он никогда не отменяет.

Полковник Хвостов, подтверждая изложенное выше, показал, что назначение генерала Смирнова начальником сухопутной обороны не входило в расчеты генерала Стесселя, который стремился «упразднить» коменданта. Генерал Фок был креатурой генерала Стесселя, который верил в военный талант Фока, и они взаимно друг друга хвалили.

Генерал-майор Рейс, отрицая факт известности ему, что генерал Смирнов просил генерала Стесселя о назначения его начальником сухопутной обороны, показал, что генерал Фок был назначен на это место как старший из пехотных начальников.

Генерал-майоры Третьяков и Мехмандаров, контр-адмиралы Григорович и Лощинский и подполковник Вершинин свидетельствуют, что назначение генерал-лейтенанта Фока начальником сухопутной обороны было принято большинством как дурное предзнаменование, с затаенным опасением за благополучный исход обороны крепости. После боев на кинчжоуской позиции, на Зеленых и Волчьих горах, генерал этот не пользовался доверием как военачальник. [672]

Очищение форта II

Около 11 часов вечера 5 декабря 1904 г. форт II по приказанию начальника сухопутной обороны крепости Порт-Артур генерал-лейтенанта Фока был оставлен занимавшим его гарнизоном и взорван.

Обстоятельства, сопровождавшие очищение форта II, а равно и предшествовавшие ему, по данным предварительного следствия, представляются в следующем виде: со времени тесной осады крепости и после гибели части нашей эскадры, расстрелянной с Высокой горы, все штурмы японцев на восточном фронте убеждали в том, что их усилия главным образом направлены были к тому, чтобы завладеть фортами II и III, укреплением № 3 и Китайской стенкой; эти усилия, по словам бывшего командира 7-го Восточно-Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона, генерал-майора Мехмандарова, привели к тому, что к концу октября 1904 года японцы не только прочно утвердились на гласисах фортов II и Ш, но фактически владели напольными рвами и вели минную войну. Вследствие такой близости неприятеля линия огня на этих фортах постоянно забрасывалась ручными бомбами и минами, день и ночь обстреливалась ружейным огнем — с гласисов и артиллерийским — со средних и дальних дистанций: все это делало положение стрелков на линии огня донельзя тяжелым, и стрелки находили укрытие за ретраншаментом, оставляя на линии огня одних часовых; вот почему с конца октября эти форты лишены были самообороны, а оборона их лежала на обязанности артиллерии; так, оборона форта II возложена была на батареи Малого Орлиного Гнезда, лит. Б, Заредут-ную и Волчью Мортирную, а также на скорострельные пушки, стоявшие между Малым Орлиным Гнездом и лит. Б. Положение этого форта становилось с каждым днем все более критическим, материального значения он для нас уже не имел и отстаивание его при генерале Кондратенко вытекало из чисто морального принципа. С утра 5 декабря японцы стали сильно бомбардировать форт II, а около 11 часов утра произвели на бруствере его три взрыва, после чего приступили к обстреливанию форта и прилегающей местности перекрестным артиллерийским и ружейным огнем; незначительный гарнизон форта не в состояния был долее его удерживать за собой, вследствие чего, по приказанию генерала [673] Фока, около 11 часов вечера указанного 5 декабря форт II был нашими войсками очищен и взорван.

Спрошенный при следствии в качестве свидетеля по обстоятельствам очищения форта II, генерал-лейтенант Стессель удостоверил, что форт этот был нами очищен и взорван по его приказанию, которое было передано им генералу Фоку после того, как ему, генералу Стесселю, стало известно о безнадежном положении форта. Приказание отдано было лично генералу Фоку, а не коменданту потому, что генерал Фок был ближе к позиции, и так как он, генерал Стессель, не придавал особого значения порядку подчиненности, к тому же полагал, что о предполагаемом очищении и взрыве форта коменданту будет доложено если не генералом Фоком, то начальником обороны фронта генералом Горбатовским, который был соединен с комендантом телефоном. К изложенному генерал Стессель добавил, что генерал Фок как начальник сухопутной обороны подчинен был коменданту, хотя письменного приказа о том не было.

Генерал-лейтенант Смирнов показал, что 5 декабря, в 11 часов утра, неприятель произвел на бруствере форта II три взрыва. От взрыва в правом углу разворочен был несколько бруствер, но воронка не образовалась; от среднего взрыва на бруствере образовалась лишь небольшая воронка, крайний же левый взрыв был неудачен, так как им выбита была назад, в ров, забивка, не повредив бруствера. Наши батареи с Малого Орлиного Гнезда и Заре-дутная открыли по воронке огонь, и последняя не была увенчана японцами до захода солнца. Но и гарнизон форта за это время также не решился ее занять. Перед заходом солнца японцы начали в воронке укладывать мешки. В 11 часов вечера он, свидетель, узнал, что форт II уже нами очищен и казематы его взорваны. Это было сделано назначенным перед тем комендантом форта штабс-капитаном Кватцем по распоряжению начальника участка подполковника Глаголева, который действовал на основании приказания генерала Фока, не выждав даже прибытия на место и окончательного решения по сему делу начальника фронта, генерал-майора Горбатовского. Все орудия и даже пулеметы были оставлены на форту. Когда на следующее утро, 6 декабря, генерал Фок явился к свидетелю, то на вопрос последнего, кто ему разрешил сдать форт II, генерал Фок ответил, что получил на это приказание генерал-лейтенанта Стесселя. Когда же он, свидетель, заметил генералу Фоку, что пока еще царским велением комендант [674] крепости он, генерал-лейтенант Смирнов, а он, генерал-лейтенант Фок, ему подчинен и без доклада ему ничего не должен был делать, то генерал-лейтенант Фок привел в свое оправдание, что накануне вечером он искал его, генерал-лейтенанта Смирнова, на Дачных местах, полагая, что он туда выбрался из своей квартиры по причине ее обстрела 11-дюймовыми бомбами, но не нашел. Свидетель полагает, что этот разговор был передан генералом Фоком генералу Стесселю, который, чтобы придать всему делу другой оборот, отдал 14 декабря приказ № 961, в котором изобразил очищение форта II как подвиг. Между тем отдача этого форта имела для гарнизона крепости громадное моральное значение, так как расшатала в корне тот принцип, что форт умирает, а не сдается, каковой принцип с таким постоянством до тех пор был внушаем им, свидетелем, и другими начальствующими лицами. Защитники фортов на примере форта II увидали, что форт не есть святыня, которой неприятель может завладеть только после смерти всех его защитников, а то же самое, что и обыкновенное укрепление или траншея, которые свободно уступались неприятелю, когда на них становилось трудно держаться. Спустя 10 дней это и подтвердил своей сдачей форт III.

После сдачи форта II стали циркулировать слухи, что снарядов нет и не стоит больше держаться.

Бывший начальник штаба крепости генерального штаба полковник Хвостов показал, что генерал-лейтенант Фок приказал очистить и взорвать форт II без ведома коменданта крепости. Когда генерал-лейтенант Смирнов узнал об этом, то он вызвал к себе генерала Фока и в очень резкой форме сделал ему замечание. Оправдываясь, генерал-лейтенант Фок ссылался на генерала Стес-селя, который будто бы отдал ему подобное приказание. В действительности же генерал Стессель только утвердил распоряжение генерала Фока, отданное им ранее совершенно самостоятельно. По показанию этого свидетеля, дело было так: вскоре после взрыва неприятельского горна под бруствером форта II генерал-лейтенант Фок поехал к форту и с одной из ближайших вершин наблюдал за происходившим на нем; форт сильно обстреливался и снарядами, и минами, но японцы на штурм не лезли. Только отдельные храбрецы были видны на бруствере около воронки. Генерал Фок послал солдата или матроса (точно свидетель не помнит) на форт узнать, что там делается. Вернувшись, посланный доложил генералу Фоку, что японцы сильно стреляют по [675] форту и что наши не могут держаться. Тогда генерал-лейтенант Фок вторично посылает его на форт и передает на словах приказание: держаться, пока заложат мины для взрыва форта и вынесут раненых и имущество, а затем отступить и взорвать форт. После этого генерал Фок поехал с докладом к генералу Стессе-лю, который и утвердил распоряжения генерала Фока. Тогда по телефону генерал Фок передал генералу Горбатовскому о своем распоряжении. Так как последний стал доказывать генералу Фоку, что форт можно еще держать и что оставление его дурно повлияет на дух гарнизонов других фортов, то генерал Фок предоставил генералу Горбатовскому, если он найдет возможным, удержать форт II и не очищать его. Генерал Горбатовский сейчас же поскакал к форту II, но застал уже беспорядочное отступление с форта; орудия и много имущества было брошено на форту, взрывы были сделаны спешно и очень мало повредили форт. После сдачи форта II генерал-лейтенант Фок доказывал всем, что это очищение поднимет дух защитников других фортов, ибо они будут знать, что в тяжелую минуту начальство их не забудет и выведет из форта. Между тем генерал Кондратенко все время внушал войскам мысль, что гарнизон гибнет вместе с фортом, но никогда не оставляет его.

Бывший начальник обороны восточного фронта генерал-майор Горбатовский также удостоверил что, получив по телефону сообщение генерала Фока о необходимости очистить и взорвать форт II, он выговорил согласие очистить форт только ночью, надеясь, что можно еще будет захватить передний фас; вскоре он получил известие, что японцы с гласиса обстреливают ретраншамент особыми воздушными минами и уже почти весь его разрушили, что убыль в людях громадная; тогда он, свидетель, с капитаном Генерального штаба Степановым составил записку с последовательным изложением в ней действий при очищении форта, после чего отправился к форту, но по дороге встретил коменданта форта, штабс-капитана Кватца, который доложил ему, что форт уже очищен и взорван. С падением форта II определился упадок энергии и веры в спасение Артура. К работам по подготовке этого форта к взрыву приступили в последних числах ноября.

На другой день, 6 декабря, свидетель с Китайской стенки или с Малого Орлиного Гнезда рассматривал форт II и не заметил в нем существенных наружных повреждений от взрыва. Видно [676] было только, что казарма несколько перекосилась, горжа же осталась сравнительно исправной. В этот же день японцы повели крытый ход через форт к горже.

Мичман Витгефт 2-й удостоверил следующее: 5 декабря, около полудня, японцы начали энергичную подготовку штурма, осыпая форт II, Куропаткинский люнет и ходы сообщения к ним массою снарядов. С люнета он, свидетель, со своей ротой в 30 человек, был двинут для поддержки гарнизона форта II. Пришлось двигаться открыто, мост на форт держался на одной балке, на самом форту были страшные разрушения: бруствер был уничтожен совершенно, гарнизон отражал атаки японцев из-за ретраншамента; около 3 часов дня японцы открыли по форту огонь метательными минами, которые страшно разрушали форт и выводили из строя массу людей. Часа через полтора он, свидетель, получил приказание выбить японцев с бруствера; взяв с собой всех своих людей, человек 30, он повел атаку, но попавшей миной атакующие были уничтожены, осталось 3 человека, с которыми он отступил; с наступлением темноты он, свидетель, повторил атаку, будучи подкреплен 10-й ротой 25-го полка, в составе около 30 человек, но и эту атаку постигла та же участь. К 9 часам вечера ретраншамент был превращен в кучу земли, все орудия, за исключением одного 75-мм китайского и одного пулемета, были разбиты; убитых и раненых на форту было около 300 человек, в живых не более 30–40 человек. Комендант форта послал за подкреплением, но ему ответили, что резервов нет; на вторичное донесение о трудном положения форта было получено приказание вынести раненых, пулеметы и замки от орудий, заложить фугасы и отступить, после чего взорвать форт. За неимением людей все выполнялось медленно. Около 10 часов 30 минут вечера на форт прибыл прапорщик Семенов и привел 60 человек матросов; менее чем в полчаса резерв этот был уничтожен, а вскоре прибыл штабс-капитан минной роты Адо и приготовил все к взрыву. Когда были вынесены раненые, а также пулемет, замки от орудий, снаряды, патроны и провизия, подожгли бикфордовы шнуры; гарнизон всего в числе 18 человек был выведен им, свидетелем, по приказанию коменданта форта; фугасы начали взрываться, когда гарнизон отошел шагов на 150; он, свидетель, лично видел несколько взрывов. К изложенному мичман Витгефт добавил, что за 2–5 декабря потери наши на форту II определяются в 570 человек, причем на 5-е число приходится [677] около 400 человек. Наконец, по показаниям генерал-майора Мехман-дарова и штабс-капитана 25-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Акимова удерживать форт II было трудно, но возможно еще в течение нескольких дней, падение же его произвело на войска тяжелое впечатление; они поняли, что вслед за фортом падет и вся крепость.

Военный совет 16 декабря

В ночь с 15 на 16 декабря пал форт III. Вечером 16 декабря под председательством генерал-адъютанта Стесселя состоялся военный совет, на котором присутствовали: комендант крепости генерал-лейтенант Смирнов, начальник 4-й Восточно-Сибирской дивизии генерал-лейтенант Фок, начальник артиллерии 3-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенант Никитин, командующий 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизией генерал-майор Надеин, командир Квантунской крепостной артиллерии генерал-майор Белый, командир 1-й бригады 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Горбатовский, командующий отрядом броненосцев и крейсеров контр-адмирал Вирен, начальник береговой обороны контр-адмирал Лощин-ский, начальник штаба 3-го Сибирского армейского корпуса полковник Рейс, командир 4-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады полковник Ирман, начальник инженеров крепости полковник Григоренко, командир 7-го Восточно-Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона полковник Мехманда-ров, начальник штаба крепости подполковник Хвостов, командиры полков: 13-го — подполковник Гандурин, 14-го — полковник Савицкий, 15-го — полковник Грязнов, 25-го — подполковник Поклад, 26-го — полковник Семенов, 27-го — полковник Петруша, начальник штаба 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии подполковник Дмитревский и исполняющий должность начальника штаба 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии капитан Головань.

Открывая заседание совета, генерал-адъютант Стессель обратился к присутствующим с предложением высказать свое мнение о возможности и способах дальнейшей обороны крепости в зависимости от изменившейся с падением форта III обстановки и действительного состояния крепости. По этому поводу высказали следующее: капитан Головань: «...Держаться еще можно»; [678] подполковник Дмитревский: «Пехоты на позиции остается не более 12 тысяч... санитарное состояние гарнизона весьма плохое... японцы ведут правильную осаду, бороться с которой можно только при помощи артиллерии больших калибров, а снарядов таких калибров у нас мало... орудия износились... крепость долго держалась, но теперь она по частям отмирает. Обороняться можно еще, но сколько времени, неизвестно, а зависит от японцев... Средств для отбития штурмов у нас почти нет»; подполковник Доклад: «...Нравственный дух расшатан даже среди гарнизона, но держаться необходимо на 1-й позиции, так как на 2-й линии держаться невозможно, так как на ней нет ни окопов, ни мест для жилья, а на устройство их нет людей»; подполковник Хвостов: «Согласен с картиной положения крепости, нарисованной подполковником Дмитревским, держаться же нужно до последней крайности...»: подполковник Гандурин: «Согласен с высказанным подполковниками Дмитревским и Хвостовым. У нас сил не хватает для занятия линии обороны... Все люди готовы умереть, но едва ли это принесет пользу. Это может только ожесточить врага и вызвать резню»; полковник Григоренко: «К активным действиям мы уже неспособны... следует обороняться, постепенно отходя сначала на 2-ю, а затем на 3-ю линию»; полковник Петруша: «Положение тяжело, но только относительно... Безусловно отказываться от дальнейшей обороны еще несвоевременно»; полковник Савицкий: «...Цинга может заставить нас прекратить оборону»; полковник Мехмандаров: «Средств состязаться с артиллерией противника у нас нет, орудий большего калибра тоже почти нет, но обороняться возможно... Мы еще можем защищаться противоштурмовыми орудиями»; полковник Грязнов: «Настроение людей хорошее, но состав слабый. Никому не известно, сколько крепости придется держаться... Солдат сумеет умереть, если будет какая-нибудь надежда на выручку»; полковник Семенов: «Следует продолжать оборону. Мы растянуты, но сократить линию обороны не можем. Безусловно продолжать оборону, стараясь вернуть в строй цинготных»; полковник Ирман: «Мы имеем 10 тысяч штыков и, следовательно, нужно обороняться...»; полковник Рейс: «Основное назначение крепости Порт-Артура — служить убежищем и базой для Тихоокеанского флота. Роль эту, насколько зависело от гарнизона, Артур выполнял, пока существовал флот; теперь по разным причинам флота более нет, и, следовательно, значение Артура как [679] убежища падает само собой. Значение Артура как сухопутной крепости совершенно ничтожно, так как лежит далеко от всех операционных направлений, но благодаря своему значению убежища флота он блестяще выполнил и назначение сухопутной крепости, притянув к себе в то время, когда северная армия наша сосредоточивалась, до 150 тысяч японцев, из коих выведено из строя не менее 100 тысяч. Теперь сосредоточение армии, конечно, уже закончено, да и Артур не может уже отвлекать на себя значительные силы, так как для борьбы с остатками японцам достаточно держать лишь небольшой отряд. Таким образом, павший Артур в настоящее время на общее подожение дел на театре войны никакого влияния оказать не может и является вопросом самолюбия как национального, так, в частности, Артурского гарнизона. Положение крепости таково: из 35 тысяч пехоты осталось около 11 тысяч, из коих значительный процент переутомленных и недомогающих, большое число орудий подбито, снарядов крупных и средних калибров осталось мало... Вторая линия представляет из себя, в сущности, тыловую артиллерийскую позицию, для упорной же обороны пехотой не пригодна, так как состоит из системы отдельных горок, не имеющих никаких приспособлений как для жилья, так и для боя... За 2-й линией у нас уже нет ничего, за что можно было бы уцепиться, а между тем очень важно не допустить неприятеля после штурма ворваться в город и перенести бой на улицы, так как это может повести к резне, жертвами которой сделаются, кроме мирного населения, еще 15 тысяч больных и раненых, которые своей прежней геройской службой и сверхчеловеческой выносливостью заслужили внимание к своей участи. Если бы было какое-нибудь основание надеяться, что крепость будет в состояния продержаться до прибытия выручки, то, конечно, следовало бы стоять до последней возможности, но, к сожалению, на близость выручки нет никаких указаний, скорее есть признаки, что она еще очень далека. Таким признаком является то, что мы уже два месяца не имели никаких известий из армии... При таких условиях вопрос состоит лишь в том, что лучше: оттянуть ли сдачу крепости на несколько дней или даже часов или спасти жизнь двух десятков тысяч безоружных людей. То или другое решение вопроса, конечно, есть дело личного взгляда, но, казалось бы, что последнее важнее, и потому раз 2-й линии будет угрожать серьезная опасность, этой линией следует воспользоваться как средством для возможности [680] начать переговоры о капитуляции на возможно почетных и выгодных условиях»; генерал-майор Горбатовский: «...Мы очень слабы, резервов нет, но держаться необходимо и притом на передовой линии... защищать 2-ю линию с данным числом войск трудно, так как она слишком длинна и не имеет закрытий»; генерал-майор Надеин: «Держаться на первой линии возможно дольше. На 2-й линии, не имея резервов, держаться нельзя»; генерал-майор Белый: «...Орудий крепостных осталось мало и они износились, снарядов еще хватает для обороны. Придавать особого значения падению форта III нельзя, пока там не поставлены орудия; при имеющихся средствах держаться еще можно на 1-й линии»; генерал-майор Никитин: «Преждевременно заключать, что крепость отмирает... Снаряды еще есть... Личный состав качеством не слаб и, вероятно, не слабее японцев. Надо обратить внимание не на больных, а на здоровых, улучшив их питание. Переходить на 2-ю линию преждевременно и до последней возможности следует держаться на 1-й линии. Мы должны бороться, потому что, по принципу, по идее, выручка будет...»; контр-адмирал Вирен: «...Можно и должно продолжать защиту»; контрадмирал Лощинский — то же; генерал лейтенант Фок: «...Весь вопрос в том, удастся ли помешать японцам поставить орудия на форту III, и для этого нужно употребить все усилия. Существенно важно держаться Китайской стенки, остальные позиции ничего не стоят, с потерей ее сопротивление можно считать только часами... Оборонять форты пехотой собственно нельзя»; генерал-лейтенант Смирнов: «...Если число защитников уменьшилось втрое и число орудий наполовину, а продовольствие — с года на месяц, то это нужно считать положением, нормальным для крепости малой. Сейчас, относя больных и раненых к населенно, численность последнего достигает до 20 тысяч, а продовольствия осталось на полтора месяца, полигон остался прежний. Гарнизон не отвечает протяжению линии фортов, хотя есть еще две запасные полевые позиции, которые, в крайности, можно очистить: это Ляотешань и Сигнальная гора. Если защитников останется еще меньше, то следует перейти к внутренним линиям. Китайская стенка очень важна, поэтому ее лучше держать до последней возможности, ослабив оборону остальных участков... На 2-й линий мы можем держаться еще неделю. Затем мы можем держаться на 3-й линии, которую составляют: внутренняя ограда, позиции Хоменки, Большая и Опасная горы; наконец, если гарнизон [681] сократится хотя до трех тысяч, то с ними можно оборонять внутренность Старого города... Сдача может быть вызвана только истощением продовольствия»; генерал-лейтенант Фок: «Практически этого выполнить нельзя. Став на 3-ю линию, мы отдаем госпитали и город на полное истребление. Тогда уж лучше сдать город, и тем, кто не желает сдаваться, с охотниками идти на Ляотешань и там обороняться»; генерал-адъютант Стессель: «Держаться нужно на 1-й линии, пока это будет возможно. Жить на 2-й линии, где нет помещений, в теперешнее морозное время нельзя: люди не выдержат и начнут уходить в казармы, и проверить это очень трудно. Если сумеем удержать Китайскую стенку, укрепление № 3 и Курганную батарею, то держаться можно, если же собьют с этой линии, то следует переходить прямо на линию позиции Хоменки, где есть поблизости помещения для жилья, держа наверху только часовых. Если от первой линии японцы пойдут сапой, то, конечно, можно продержаться долго. Оборудование нескольких линий теперь совершенно невозможно. Артиллерия должна употребить все усилия, чтобы помешать поставить орудия на форту III, иначе на Китайской стенке держаться нельзя. На 2-й линии нужно держаться пока возможно, отнюдь не допуская неприятеля в город и не перенося борьбы на улицы, чтобы не вызвать резни раненых, которые заслужили внимание к своей участи».

Журнал совета никем из участников заседания не подписан, а заверен лишь генерал-майором Рейсом.

Не отрицая в общем правильности изложенного в журнале, допрошенные в качестве свидетелей, участники совета показали:

Инженер-полковник Григоренко — по поводу мнения полковника Рейса, что он свидетель, лично не верил и не верит в то, чтобы японцы способны были устроить резню в городе раненых и мирных жителей, и что полковник Рейс не отметил в своей речи того обстоятельства, что освобожденная от осады Артура армия японцев усилит армии, оперирующие против Куропаткина. По показанию этого свидетеля, генерал Стессель поблагодарил всех за высказанное почти единогласно мнение о возможности дальнейшего сопротивления и прибавил, что других мнений он и не ожидал услышать.

Полковник Хвостов, — что генерал Стессель, открывая заседание совета, изложил в кратких словах положение крепости, указав [682] на число больных и раненых в госпиталях, на число цинготных, на недостаток боевых припасов, малочисленность гарнизона и его страшное утомление; при этом было резко заметно стремление сгустить краски и показать отчаянное положение крепости; в конце заседания генерал Стессель поблагодарил всех за высказанное ими мужественное мнение.

Свиты его величества генерал-майор Семенов, — что прибыл на совет, полагая, что хотят ознакомиться с общим положением дел, и потому указал, как косит цинга людей, что от 1-го батальона осталась одна только сборная рота, но что когда свидетелю задали вопрос — можно ли держаться, он высказал, что держаться должно, и, в крайности, все цинготные будут посажены на позицию с винтовками и патронами. Громче всех на совете высказался против сдачи генерал Никитин, но это не значит, чтобы другие менее отвергали сдачу, но такова манера говорить генерала Никитина. Генерал Белый сказал, что неправда, будто снарядов нет: «Снаряды еще есть и много, их на целых два больших штурма хватит, поэтому я их берегу». Генерал Рейс самым убедительным образом настаивал на сдаче, указывая, что роль Артура сделана, а дальше уже будет резня. Генерал Фок категорически не высказывался, а генерал Стессель, мявший в руках какую-то бумагу, как говорят, выслушав доклад Фока о сдаче, закончил собрание, поблагодарив всех за доблестное желание отстаивать крепость и дальше.

Генерал-майор Мехмандаров, — что генерал Стессель на совете 16 декабря своего мнения не высказал, а лишь поблагодарил за единодушное желание продолжать оборону; генерал Рейс говорил долго и в своем резюме ясно и категорически высказал, что Порт-Артур выполнил свою задачу, как по отношению к флоту, так и по отношению к северной армии, и дальнейшую оборону считал бесполезной; генерал Фок, обращаясь к генералу Стессе-лю, высказался в том смысле, что продолжение обороны возможно лишь при условии, если неприятель не установит орудия на форту III. Так как совет происходил вечером 16 декабря, то из сказанного генералом Фоком, по мнению свидетеля, ясно видно, что к 17 декабря на форту III не было неприятельских орудий. К этому свидетель добавляет, что 17 декабря было сравнительное затишье; 18 декабря неприятель с форта III артиллерийского огня не открывал, следовательно, там не было неприятельских орудий, а 19 декабря, около 2 или 3 часов дня, был послан парламентер. [683]

Генерал-майор Ирман, — что высказался за оборону до последнего человека, до последнего дома в городе. — «Пусть у нас теперь 8 тысяч, будет 4 тысячи, 2 тысячи, наконец, 500 штыков — все продолжать оборону». Восемьдесят процентов членов совета высказалось за оборону, и оборона была решена бесповоротно до конца. Генерал Стессель, по-видимому, горячо благодарил за это решение, за доблестный дух и, казалось, был доволен решением совета продолжать оборону. Генерал Рейс сказал весьма гладкую речь о необходимости сдачи. Генерал Фок, видя, что большинство за оборону, говорил неопределенно, уклонялся от прямого ответа, но очевидно было, что он за сдачу, и, по-видимому, у него об этом была написана записка, которую он держал перед собою на столе и которую он спрятал, когда совет решил обороняться.

Генерал-майор Горбатовский, — что инициатива созыва военного совета исходила, по-видимому, от генерала Стесселя, может быть, и от генерала Фока, но не от коменданта; цель его была выяснить положение крепости; по крайней мере, генерал Стессель, обращаясь к собравшимся, сказал: «Пусть каждый скажет свое мнение о положении крепости», — слова же «сдача» он не произносил. Все речи сводились к одному, что «плохо и очень плохо, но держаться нужно». Выделилась, между прочим, речь полковника Рейса, указавшего на то, что крепость потеряла свое значение и роль ее кончена. После Рейса говорил свидетель о том, что следует держаться до крайности. Его перебил полковник Рейс, сказав: «Значит, вы хотите резни в городе?» Свидетель на это ответил, что резни не хочет, но на позициях держаться нужно, в особенности на 1-й. От речи генерала Фока об укреплении какой-то позиции у свидетеля осталось впечатление, что он собирался сказать что-то другое. В заключение генерал Стессель поблагодарил за готовность держаться и при этом сказал, что переходить с 1-й позиции на 2-ю не следует, а сразу на 3-ю, так как на 2-й, ввиду зимы, негде будет разместить людей. Этим совет и окончился. На совет 16 декабря свидетель не смотрел как на окончательный, и полагает, что так же смотрели на него и другие, тем более что подобный же вопрос о дальнейшей обороне крепости был предложен еще в ноябре.

Генерал-лейтенант Надеин: — что генерал-адъютант Стессель вполне одобрил общее мнение совета сражаться. [684]

Генерал-лейтенант Никитин, — что был против сдачи, указывая на то, что нам нет никакого дела до того, выполнил или нет Артур свое назначение: «Его мы должны защищать потому, что он нам поручен». Генерал Фок не прочитал того заявления, которое было им принесено в заседание, и когда генерал Стессель спросил: «Александр Викторович, я прочитаю заметку?» — генерал Фок прикрыл ее рукою и сказал: «Нет». Свидетель полагал, что совет собран для того, чтобы обсудить, как усилить оборону, но из характера заседания понял, что «нас собрали для другого».

Контр-адмирал Вирен, — что полковник Рейс в своем докладе о состоянии крепости, обрисовав все в самых мрачных красках, высказался в том смысле, что не пора ли в видах гуманности прекратить дальнейшее кровопролитие. В таком же духе говорил полковник Дмитревский и еще один офицер, фамилии которого свидетель не помнит, все же остальные генералы и начальники частей высказались за продолжение защиты крепости, которая находится еще в таком положении, что может и должна защищаться, надо только решить, как лучше вести оборону; генералы Белый и Никитин высказали даже, что вопрос о сдаче крепости не должен быть обсуждаем.

Контр-адмирал Лощинский, — что совет был собран для обсуждения положения крепости и как вести дальнейшую оборону; генерал Фок, по открытии заседания, хотел прочитать записку, составленную им по этому поводу, но генерал Стессель сказал, что сначала пусть все собравшиеся выскажут совершенно откровенно свои взгляды на положение дела. Генерал Белый указал, что крепость имеет до 7 тысяч крупных снарядов (по 100 на орудие) и до 70 тысяч мелких, противоштурмовых; самим генералом Стесселем было заявлено, что провизии есть еще на месяц с лишком (60 тысяч пудов муки, кроме сухарей, и около 3 тысяч лошадей), а число штыков — 11 тысяч.

Всеми сознавалось трудное и серьезное положение крепости, все же громадным большинством голосов (19 против 3 — один ничего не высказал, — это генерал Фок) была высказана необходимость держаться и защищать крепость до конца, пока хватит снарядов. Только подполковники Гандурин и Дмитревский и полковник Рейс высказались за необходимость капитуляции; главное, что их пугало — возможность резни. Генерал Фок не прочел своей записки, так как генерал Стессель сказал ему, что все высказались и теперь уже поздно (было 8 часов вечера). Закрывая [685] заседание, генерал Стессель, поблагодарив всех за откровенное мнение, сказал, что будет защищаться на 1-й линии, а затем перейдет на следующие.

Генерал-лейтенант Фок, — что в журнале совета мнение его изложено верно. Насколько он понимал тогда, на совете не был поставлен вопрос о сдаче, а только спрашивалось мнение каждого о положении крепости; голосования и подсчета голосов не было. От совета он вынес впечатление, что «строевые начальники были пессимисты или скромные оптимисты, причем степень оптимизма увеличивалась по мере удаления от восточного фронта и на Ляотешане достигала своего кульминационного развития. Составляли исключение только генерал Никитин и полковник Ирман. Все же нестроевые проявили большой оптимизм, особенно — адмиралы».

Генерал-лейтенант Смирнов, — что генерал-адъютант Стессель, открывая заседание совета, предложил каждому высказать совершенно откровенно свое мнение касательно настоящего положения крепости и мер, которые надлежало бы принять в будущем; затем генерал Стессель заявил, что в конце заседания он ознакомит нас с запиской, которую держал в руках. При изложении мнения подполковники Дмитревский и Гандурин высказались в смысле невозможности и бесцельности продолжения борьбы; полковник Рейс указал, что миссия Порт-Артура, в смысле защиты флота, кончилась, что для армии, которая собралась давно уже, Артур вовсе не нужен, что дальнейшая защита его может привести только к резне на улицах, чего не должно допускать. Подполковник Поклад, полковники Савицкий и Грязнов высказались неопределенно. Капитан Головань, подполковник Хвостов, полковники Петруша, Семенов, Мехмандаров, Григорен-ко, Ирман, адмиралы Вирен и Лощинский, генералы Горбатов-ский, Надеин, Никитин и Белый были за дальнейшую оборону, причем последний указал, что снарядов хватит еще на два больших штурма. Генерал Фок уклонился от ответа на рассматриваемый вопрос и говорил о выносливости нижних чинов. Генерал Стессель, выслушав все мнения, объявил, что 2-я позиция не представляет никакой силы, и поблагодарил всех за почти единодушное решение вести дальнейшую защиту крепости как это подобает русским войскам. Записку же, которую он обещал прочесть в конце заседания, спрятал в карман. На этом заседание совета и окончилось. [686]

В приложенной к делу в качестве вещественного доказательства тетради донесений командующему Маньчжурской армией и наместнику его императорского величества на Дальнем Востоке за 1904 г. имеется черновой оттиск всеподданнейшей телеграммы генерал-адъютанта Стесселя на имя его императорского величества, писанный собственной генерала Стесселя рукой. Из обозрения этого документа видно, что составлен 15 декабря, в 11-м часу ночи, и начинается словами: «Сегодня, в 10-м часу утра, японцы произвели взрыв бруствера форта III...» и оканчивается словами: «По занятии этого форта японцы делаются хозяевами всего северо-восточного фронта, и крепость продержится лишь несколько дней. У нас снарядов почти нет. Приму меры, чтобы не допустить резни на улицах. Цинга очень валит гарнизон. У меня под ружьем теперь 10–11 тысяч, и они нездоровые»... Рукой генерал-адъютанта Стесселя, синим карандашом, слова «15 декабря» и «сегодня» зачеркнуты и надписано: «16 декабря» и «вчера». Затем на верху листа рукой генерала Стесселя же, черным карандашом, написано: «Из этого же покороче и главнокомандующему, прибавив, что положение совершенно критическое».

Отправка знамен в Чифу