Философия как жизнеутверждающая наука. Чего же добивался Ницше, создавая свою философию.

Чего же добивался Ницше, создавая свою философию? Во время изучения филологии, Ницше погрузился в историю античногомира, по сравнению с которым показался очень серым, однообразным и скучным современный мир. Там — герои и подвиги, здесь — людская масса, в которой первые похожи на последних. Такое впечатление, что в первом случае перед нами общество, полное жизненной энергии, а во втором — такое, из которого жизнь ушла. Как и когда свершился этот переход? Чем определяется количество и качество жизни в обществе? Вот главные вопросы, которые Ницше поставил перед собой в своем раннем произведении — «Происхождение трагедии из духа музыки» (1872).

В жизни античной Греции героический период сменяется торжеством посредственности. Дело, по мнению Ницше, заключается в том, что изменяется дух общества, а дух этот лучше всего схвачен и выражен в искусстве. Подвигам и великим деяниям героев соответствует великое искусство трагедии, выражавшей непосредственно полноту жизни. Это было незапрограммированное искусство, оно порождалось к жизни экстазом – озарением всех участников хора. Хор грезил наяву, и перед ним проносились величественные картины борьбы Диониса с врагами, гибели его и возрождения.

Почему великое искусство уступило место мелкому, мещанскому? Потому, отвечает Ницше, что в обществе распространился сократовский дух, вытеснивший дух дионисовский. Дионис — это священный экстаз, Сократ — это холодный разум. Дионисовскнй дух — это инстинктивный порыв, великий подвиг героя. Сократовский дух — это размышления без поступка, превратившиеся в самоцель. Дионисовский дух — это жизнь, жизненная энергия. Когда она уходит, ее место занимает мертвенно холодный разум.

Сделав такой вывод, Ницше начинает размышлять, при каких условиях в современном ему обществе может воспрянуть героический дионисовский дух. Его черты он, как ему показалось вначале, обнаружил в музыке Р. Вагнера и в философии А. Шопенгауэра. С Р. Вагнером Ф. Ницше познакомился еще в годы учебы, а став профессором в Базеле, стал другом дома Вагнеров, живших тогда недалеко от Люперна. Что же касается философии Шопенгауэра, то он штудировал ее одновременно с филологией. Шопенгауэр поистине стал его духовным отцом. Но картина, нарисованная А. Шопенгауэром, оказалась достаточно мрачной. Миром движет слепая Воля, терзающая сама себя. Разум своими иллюзиями только распаляет ее.

Предвидеть будущее невозможно. Человек должен чувствовать себя как в карете, лошади которой понесли. Поэтому главный вопрос Шопенгауэра — как смирить этих лошадей, как обуздать волю? Избавиться от нее можно двояко. Путь первый – творчество. В творческом экстазе художник обретает странное душевное спокойствие: терзающая его воля выплескивается вовне. Лучше всего это удается сделать композитору, ибо музыка, содержащая рационалистических компонентов, является наиболее чистым выражением волн. (Именно так понимал свою музыку Р. Вагнер!) Но стоит прекратить творить, стоит пройти творческому экстазу, как воля возвращается и опять начинает терзать человека. порождая в нем недовольство собой и своей жизнью, а в первую очередь, результатом творчества.

Путь второй — аскетизм, умерщвление плоти, смирение воли в себе, буддистская невовлеченность в мировую борьбу за удовлетворение своих желаний и сострадание всем живым существам, в эту борьбу вовлеченным. И лишь в медитации может открыться тогда, что это Мировая Воля борется с самою собой, что надо прекратить эту борьбу и обрести, наконец, покой, впадая в нирвану.

Вот этот-то вывод Шопенгауэра, воспринятый им из буддизма, Ницше не принял. Надо не убивать Жизнь в себе, не уничтожить и смирять в себе Волю, и, наоборот, дать ей развернуться в полную силу. Народ, сумевший сделать это, победит в великом историческом состязании. Человек, сумевший этого достигнуть, сделает честь своему народу.

При всех исторических обстоятельствах — война не война, разруха не разруха, деспотия не деспотия — люди не прекратят делать своих вечных жизненных дел: любить и рожать детей, ставить их на ноги и кормить, добывать пищу семье, утверждаться в своем деле и стремиться превзойти себе подобных.

Ницше называет этот жизненный поток «волей к мощи». (Перевод «воля к власти» неудачен, ибо антропоморфен; власть бывает только у людей, а воля к мощи проявляется, как мы помним, и у животных, и у растений, и в неживой природе.)

Назначение философии в том, чтобы поддерживать человека, народ в жизненной борьбе. Философия не может оцениваться с точки зрения истинности или ложности. Имеет значение только то, насколько она способна воодушевить и поднять на жизненную борьбу.

Победившие в жизненной борьбе не нуждаются в равенстве. Его требуют побежденные, оказавшиеся внизу, чтобы скинуть тех, кто находится наверху. Но стоит уронить их, как проповедники равенства немедленно забывают о нем, пытаясь возвыситься над обществом. Ницше разбирает каждую из христианских добродетелей, включая призывы к всепрощению, к любви и братству и приходит к выводу, что мораль — это средство подчинить человека интересам рода и, тем самым, заставить работать и на себя.

По его мнению, аристократия всегда была «властью достойнейших», «властью лучших», что, собственно и означает термин «аристократия» в переводе. Князь был лучшим воином своего племени и сражался в первых рядах во время войны; он воспитывал соответствующим образом своих детей — в духе благородства и самоотверженности. Воины повиновались такому аристократу с восторгом, ибо чувствовали в нем право повелевать. завоеванное несколькими поколениями славных предков и им самим.

Переоценка ценностей

Что делать теперь, во времена, когда толпа выбирает подобных ей и меняет их, как перчатки? Ницще отвечает: «Переоценить ценности».

Восходит это выражение к древнегреческой традиции. Надписи на монетах стирались, и на них выбивали новые. Это и называлось «перечеканкой монеты», а затем стало означать переоценку ценностей, имеющих хождение в обществе, пересмотр устоявшихся представлений. Но вот вопрос: а его собственная философия — не очередной ли это миф? Не ждет ли его самого в будущем цинический анекдот?

Нет, не ждет — полагает Ницше. Цинизм страшен только тому, кто противопоставляет идеалы жизни, к которой анекдот и возвращает их. Я же создам вечную идеологию, сказав: «Цель жизни – сама жизнь!» Цель жизни – это подъем жизни на новую высоту. Эволюция дошла до человека. Будет ли она продолжаться? Человек полагает, что нет, что он — абсолютная вершина, и зафиксировал это лестное для себя положение даже в Священном Писании, Но давайте послушаем, о чем пищит комар. Если бы мы понимали его голос, мы услышали бы: «Я — вершина жизни на земле, Я — самое совершенное творение. Я использую глупого человека так же, как он использует корову!»И любое животное полагает так, и это как раз та его биологическая философия, которая помогает ему жить и бороться за существование. Вывод: Эволюция не должна остановиться на человеке.

Учение о Сверх-человеке

Должен возникнуть следующий, более высокий вид жизни, который, как сказано в книге Ф. Ницше «Так говорил Заратустра», будет отстоять от человека так же далеко, как человек отстоит от обезьяны. Что мы испытываем, когда в зоопарке видим обезьяну, а нам говорят, что предок наш выглядел примерно так же? Стыд. Нас разбирает смех. Так же будет глядеть на нас, на всю нашу суету человек будущего, «сверхчеловек», представитель качественно нового биологического вида!

Надо только создать в обществе ту атмосферу борьбы за выживание, в которой только и возникают новые виды, а для этого безжалостно отбросить все призывы к уравниловке, к социальному миру. Если это осуществится, слабые будут паразитировать на сильных, и развитие остановится.

И еще одно. Эволюция должна идти дальше не по Дарвину, поскольку тот воплотил в своем учении мещанский, капиталистиче­ский идеал. В кризисе перепроизводства выживает тот, кто быстрее предложит новый товар. В природе, по Дарвину, выживает тоже не самый сильный, не самый благородный, а самый юркий, способный пересидеть в щели. Надо сделать так, чтобы в жизненной борьбе побеждали самые сильные и благородные. Как в спорте. Здесь не место сделкам и нечестным соглашениям. Вчерашний чемпион может завтра стать аутсайдером, если не приложит снова всех усилий. Пусть каждое утро всякий заново доказывает свое право быть наверху. Пусть будет благороден в борьбе. И пусть его рука, протянутая другому, будет означать, как у рыцарей: «Я уважаю тебя именно за то, что завтра мне придется е тобою сразиться».