Из Вифании к Вифлеемскому Гроту

3 июля 1945

 

1. Рассвет только-только начал улыбаться, когда Иисус покинул Вифанию и направился к Вифлеему со Своей Матерью, Марией Алфеевой, Марией Саломеей, в сопровождении апостолов и с мальчиком, идущим во главе их, который находит повод для радости во всем что он видит: в бабочках, которые проснулись, в маленьких птичках, поющих или клюющих что-то на дороге, цветах, сверкающих алмазами росы, в стадах, которые появляются в поле зрения и в которых много маленьких блеющих ягнят. Перейдя через горный поток, который весело пенится среди камней, к югу от Вифании, группа сворачивает к Вифлеему по дороге между двумя холмами, которые сплошь покрыты зелеными оливковыми деревьями и виноградниками, а среди них и несколькими полями, на которых почти созрела для жатвы золотая пшеница. Долина прохладная и дорога очень удобная.

Симон Ионин пошел вперед, он настиг группу Иисуса и спрашивает: «это дорога в Вифлеем? Иоанн говорит, что в последний раз Ты выбрал другую дорогу».

«Это верно, - отвечает Иисус. «Но это потому, что мы шли из Иерусалима. Эта дорога короче. У гробницы Рахили, которую хотят посетить женщины, мы разделимся, как вы решили некоторое время назад. Мы встретимся позже в Бетзуре, в котором желает остановиться Моя Мать».

«Да, мы так говорили... но было бы так чудесно, если бы мы все были там... особенно Твоя Мать… потому что, в конце концов, она Царица Вифлеема и Грота, и Она так хорошо все знает… если бы мы услышали эту историю от Нее... это было бы совсем иначе, вот что я имею в виду...»

Иисус улыбается, глядя на Симона, который любезно выразил свое желание.

«Какой грот, отец?» - спрашивает Марциан.

«Грот, в котором родился Иисус».

«О! Прекрасно! Я тоже хочу пойти!...»

«Это действительно было бы прекрасно!» - сказали Мария Алфеева и Саломея.

«Это было бы прекрасно!... Это означало бы вернуться в то время... когда мир, хотя и не знал Тебя, это верно, но еще не ненавидел Тебя... это означало бы еще раз обрести любовь простых людей, которые, однако, любят и верят со смирением и доверием… И Я смогла бы сложить с Себя это бремя горечи, которое легло на Мое сердце с тех пор, как Я узнала, что Тебя так ненавидят, Я бы положила его в Твои ясли… Доброта Твоих глаз, Твое дыхание, Твоя детская улыбка по-прежнему должны находиться там... и они будут ласкать Мое сердце... Оно так горюет!...» Мария говорит медленно, низким голосом, выражающим желание и печаль.

«Тогда, мы пойдем туда, Мама. Ты будешь руководить нами. Сегодня Ты Учительница, а Я – маленький мальчик, который учится».

«О! Сын! Нет! Учитель всегда Ты...»

«Нет, Мама. Симон Ионин совершенно прав. На земле Вифлеема Ты Царица. Это Твой первый замок. Мария, из дома Давидова, приведи эту маленькую группу в Твою обитель».

Искариот хотел было заговорить, но промолчал. Иисус, который заметил это и понял, говорит: «Если кто-нибудь не хочет идти в Вифлеем, потому что он устал или по любой другой причине, он свободен идти в Бетзур». Но никто не ответил.

2. Они идут на запад по прохладной долине. Затем дорога слегка поворачивает на север, огибая основание холма, и, таким образом, достигает перекрестка с дорогой, идущей из Иерусалима в Вифлеем, на котором находится кубическое строение, увенчанное небольшим куполом – гробница Рахили. Все подходят к ней и благоговейно молятся.

«Иосиф и Я останавливались здесь... Все здесь осталось точно таким, как тогда. Только время года было другое. Это был холодный день месяца Хаслева. Шел дождь и дороги были в грязи, затем начал дуть ледяной ветер, и, возможно, ночью был заморозок. Дороги затвердели, но, изборожденные колеями от колес повозок и телег и забитые толпами людей, они были подобны морю, переполненному лодками и Мой маленький ослик продвигался с трудом …»

«А Ты, Мама?»

«О! У Меня был Ты!...» – и Она посмотрела на Него с выражением нежного блаженства на лице. Затем Она продолжила: «темнело, и Иосиф был очень обеспокоен... резкий холодный ветер дул все сильнее и сильнее... люди спешили к Вифлеему, толкая друг друга, и многие ругали Моего маленького ослика из-за того, что он шел слишком медленно, пытаясь найти подходящие места для своих копыт... Он, казалось, понимал, что Ты был тут... и что Ты в последний раз спишь в колыбели Моего лона. Было холодно... но Мне было тепло. Я чувствовала, Ты придешь... Придешь? Ты мог бы сказать: “Мама, Я был там девять месяцев.” Да. Но теперь это было так, как если бы Ты нисходил с Небес.

Небо склонилось надо Мной и Я смогла увидеть его сияние... Я увидела Бога воспламененного радостью о Твоем приближающемся рождении и это пламя пронзило Меня, охватило Меня, отделило Меня от всего… От холода, от ветра, от толпы, все это стало… ничем! Я видел Бога... Вновь и вновь Я прилагала усилия и пыталась вернуть Свой дух на землю и улыбнуться Иосифу, который боялся, что Я могла замерзнуть и устать. Он вел ослика, чтобы он не оступился, и закутал Меня в одеяло, чтобы Я не мерзла… но ничто не могло случиться со Мной. Я не чувствовала никаких толчков. Я, казалось, продвигалась по звездному пути, среди снежно-белых облаков, поддерживаемая ангелами... И Я улыбнулась... Впервые Тебе... Я посмотрела на Тебя сквозь преграду плоти, пока Ты спал, сжав Свои маленькие кулачки, в Своей колыбели из живых роз, Мой бутон лилии… Затем Я улыбнулась Своему супругу, который так страдал. А затем людям, которые не знали, что они уже дышат воздухом Спасителя...

Мы остановились у гробницы Рахили, чтобы дать ослику небольшой отдых и поесть немного хлеба и несколько оливок, пищу бедных людей. Но Я не была голодна… Я не могла быть голодной... Я питалась Своей радостью… Мы вновь пустились в путь… Пойдем. Я покажу вам, где мы встретили пастуха... Не беспокойтесь, Я не могу заблудиться. Я вновь переживаю тот час и могу найти каждое место, потому что вижу все в ярком ангельском свете. Возможно, сонм ангелов вновь здесь, невидимый для нашего тела, но видимый нашим душам своим сиянием, и все стало открытым и ясным. Они не могут ошибиться, и они ведут Меня... ради Моей и вашей радости. Здесь Илья переходил с того поля на это со своими овцами, и Иосиф попросил его о молоке для Меня. Мы остановились там, на том поле, пока он надаивал теплое питательное молоко и что-то советовал Иосифу.

3. Пойдем, пойдем… здесь тропинка к последней маленькой долине перед Вифлеемом. Мы пошли по ней, потому что на главной дороге чем ближе к городу, тем больше была сутолока людей и лошадей... Вот и Вифлеем! О! Родная земля Моих отцов, ты даровала Мне первый поцелуй Моего Сына! Ты открыл свои двери, такие же хорошие и ароматные, как хлеб, чье имя ты носишь[29], чтобы дать миру, умирающему от голода, Истинный Хлеб! Подобно матери, в которой все еще живет материнская любовь Рахили, ты обняла Меня, о святая страна Вифлеема Давидова, первый храм Спасителя, Утренняя Звезда, рожденная от Иакова, чтобы указать человечеству путь к небесам! Посмотрите, как она прекрасна сейчас, весной! Но она была прекрасна и тогда, хотя поля и виноградники были голыми! Тонкая вуаль инея искрилась на голых ветвях, которые выглядели как бы покрытыми алмазной пылью, окутанными небесной неощутимой вуалью. Труба каждого дома тоже курилась во время приготовления ужина, и дым, поднимаясь от террасы к террасе до самого этого выступа скалы, так что город тоже выглядел покрытым вуалью... Все было целомудренно, интимно, в ожидании... Тебя, Сын! Земля сознавала Твое нисхождение... Жители Вифлеема также восприняли бы Тебя, потому что они не были плохими, даже если вы не верите этому. Они не смогли оказать нам гостеприимство... все хорошие, достойные внимания дома в Вифлееме были переполнены бесчувственными гордыми людьми, которые всегда высокомерны, как и ныне, и они не могли воспринять Тебя… Как много там было фарисеев, саддукеев, иродиан, книжников, ессеев! О! Их тупость и апатия сегодня является следствием их тогдашнего жестокосердия. Они закрыли свои сердца для любви к своей бедной сестре в ту ночь… и они остались и все еще остаются во тьме. Они отвергли Бога, отвергнув любовь к своему ближнему.

4. Пойдем. Пойдем к Гроту. Бесполезно входить в город. Лучших друзей Моего Чада здесь больше нет. Дружественной Природы вполне достаточно, чтобы развести огонь, с ее камнями, ее потоками, ее лесами. Природа восприняла пришествие своего Господа... Сюда… идите без сомнений... мы уже пришли... там, там руины башни Давида. О! Они мне милее, чем Царский дворец! Благословенные руины! Благословенный ручей! Благословенное дерево, потому что, как бы чудом, ты позволило ветру сорвать так много твоих веток, что мы смогли найти хворост и разжечь огонь!»

Мария быстро спускается к Гроту, Она пересекает небольшой ручей по доске, служащей мостом, устремляется на открытую площадку перед развалинами и падает на колени у входа в Грот, наклоняется и целует землю. Остальные следуют за Ней. Они тронуты… Мальчик, который ни на миг не оставлял Ее, казалось слушал чудесный рассказ и его маленькие темные глаза пили слова и жесты Марии не пропуская ни одного.

Мария встает и входит в Грот, говоря: «все точно так же, как тогда!... Но тогда была ночь... Иосиф зажег светильник, когда я вошла. Только потом, слезая с ослика, я осознала как я замерзла и устала... бык приветствовал нас, я подошла поближе к нему, чтобы чувствовать его тепло и склонилась на сено… Иосиф взял сено отсюда, где была Я, чтобы устроить Мне ложе. Он сушил сено для Меня, и для Тебя, Сын, на огне, который он разжег в том углу… потому что он был добрым как отец в своей ангельской супружеской любви… И держась за руки, как брат и сестра затерявшиеся во мраке ночи, мы ели наш хлеб и сыр, затем он пошел туда, чтобы разжечь огонь и снял свою мантию, чтобы закрыть вход... в действительности он повесил занавес перед славой Бога, нисходящего с

Небес. Перед Тобой, Мой Иисус... и Я легла на сено, в тепле, исходящем от двух животных, закутанная в мантию и накрытая шерстяным одеялом… Мой дорогой супруг!... В тот час тревоги, когда Я была совершенно одна перед таинством Моего первого материнства, в час, который полон неопределенности для каждой женщины, и, в Моем случае, в Моем исключительном и единственном в своем роде Материнстве, которое также было исполнено мистерии во время которой можно было увидеть, как Сын Божий появляется из смертной плоти, он, Иосиф, был подобен матери, Моему ангелу… он был Моим утешением, тогда и после... затем тишина и сон окутали праведника… так что он не смог увидеть то, что для Меня было Божьим ежедневным поцелуем...

А что касается Меня, то после отрешения от человеческих нужд, пришли неизмеримые волны экстаза из небесного моря, и они поднимали Меня все выше и выше на своих светлых гребнях и уносили с собой в океан света, радости, мира, любви, пока Я не затерялась в море Бога, в Божьей груди… Голос с земли прошептал: “Ты спишь, Мария?”. О! Он был таким далеким!... Эхом, воспоминанием о Земле!... И таким слабым он был, что Моя душа не шевелилась, и Я не знаю, как Я ответила, потому что Я росла, Я возрастала все больше в недрах огня, бесконечного блаженства, предузнания Бога… возрастала до Него… О! Ты ли родился от Меня в ту ночь, или Я родилась от сияния Троицы? Я ли родила Тебя, или Ты поглотил меня, чтобы создать Меня? Я не знаю этого... и затем нисхождение, из хора в хор, от звезды к звезде, от облака к облаку, сладостный, медленный, блаженный, спокойный спуск, подобно цветку, который унес высоко в небо орел, а затем он спустился, медленно паря на крыльях воздуха, став еще более прекрасным от капель дождя, от крошечного кусочка радуги похищенного с неба… опустился на свою родную почву... Моя диадема: Ты! Ты в Моем сердце... И, воздав Тебе поклонение на Своих коленях, Я села здесь и любила Тебя. Наконец-то Я могла любить Тебя без барьера плоти, и Я пошла, чтобы передать Тебя любви того, кто, подобно Мне, был достоин стать одним из первых любящих Тебя. И здесь, между этими двумя деревенскими столбами, предложила Тебя отцу. Здесь Ты впервые отдохнул на сердце Иосифа... потом Я запеленала Тебя и мы вместе положили Тебя сюда… Я убаюкивала Тебя, а Иосиф сушил сено на огне и, когда оно стало теплым, он положил его на Твою грудь, а затем мы оба поклонялись Тебе, склонившись над Тобой, как Я делаю это сейчас, чтобы вдохнуть Твое дыхание, созерцая покорность и смирение, к которым может привести любовь, и проливая слезы, которые, конечно же, проливались также и на Небесах от неисчерпаемой радости видеть Бога».

Мария, которая ходила взад и вперед, вспоминая прошедшее, указывая на места, часто дыша от любви, со светлыми слезами в Ее блестящих голубых глазах и с улыбкой радости на губах, склоняется над Своим Иисусом, Который сидел на огромном камне, слушая Ее воспоминания, и целует Его голову, плача, поклоняясь, как Она делала это тогда...

«И затем пастухи... они были здесь, поклоняясь своими добрыми душами, с глубоким вздохом земли, который вошел вместе с ними, с их запахом человечества, стада и сена; а снаружи повсюду были ангелы, которые поклонялись своей любовью, своими песнями, которые ни одно человеческое существо не может повторить, и с любовью Небес, с воздухом Небес, который вошел вместе с ними, который они привнесли, во всем своем сиянии… Твое рождение, благословенный Сын!...»

5. Мария опустилась на колени рядом с Сыном и плачет, испытывая сильные эмоции, положив голову на Его колени. Некоторое время никто не смеет говорить. Более или менее тронутые все они оглядываются вокруг, как если бы они ожидали увидеть яркие сцены среди паутины и грубых камней...

Мария пришла в Себя и сказала: «Сегодня Я рассказала вам о бесконечно простом и бесконечно великом рождении Моего Сына. Рассказала своим женским сердцем, а не с мудростью учителя. Не было ничего другого, потому что это было величайшее событие на земле, скрытое под очень обычной внешностью».

«А на следующий день? А позже?» - спрашивают многие, и среди них две Марии.

«На следующий день? О! Очень просто! Я была матерью, кормящей свое дитя, купающей и пеленающей Его, как это делает каждая мать. Чтобы нагреть воду из ручья, Я пользовалась огнем, разожженным снаружи, чтобы дым не повредил бы Его маленьким голубым глазкам, а затем, в самом укромном углу, в старом тазу, Я купала Свое Дитя и пеленала Его в свежие пеленки. Я мыла Его подгузники в ручье и вешала их на солнце… а затем – и это было Моей самой большой радостью – Я кормила Его грудью, и Он сосал и становился розовее и счастливее… В первый день, в самый теплый час дня, Я села снаружи, чтобы разглядеть Его должным образом. Отблески света здесь, куда не проникали его прямые лучи, светильник и пламя костра придавали всему вокруг странный облик. Я пошла туда, на солнце... Я смотрела на воплощенное Слово. Мать познакомилась со Своим Сыном и служанка Бога со Своим Господом. И Я был женщиной и поклоняющейся... Затем дом Анны… дни возле Твоей колыбели, Твои первые шаги, Твое первое слово... Но это произошло позже, в свое время... Но не было ничего, ничего равного часу Твоего рождения… Только когда Я вернусь к Богу Я вновь обрету эту полноту…»

6. «Но... зачем надо было выезжать из дому в последний момент! Как опрометчиво с Твоей стороны! Почему было не подождать? Указ предусматривал отсрочку в особых случаев, таких как рождение или болезнь. Алфей так говорил…» - говорит Мария Алфеева.

«Подождать? О! Нет! В тот вечер, когда Иосиф принес известие, Ты и Я, Сын,

скакали от радости. Это был призыв... Потому что Ты должен был родиться здесь, и нигде больше, как и предвозвестили пророки, и этот внезапный указ был как бы желанием милосердных Небес, чтобы Иосиф стер даже память о своем подозрении. Этот указ был тем, чего Я ждала ради Тебя, ради него, ради Иудейского мира и будущего мира, навеки и вечно. Мы решили. И мы поступили соответственно. Ждать! Может ли невеста отложить свои брачные мечты? Зачем ждать?»

«Ну... мало ли что могло случиться...» - снова сказала Мария Алфеева.

«Я не боялась ничего. Я покоилась в Боге».

«Но Ты знала, что все произойдет таким образом?»

«Никто не говорил Мне. И Я никогда не думала об этом, самое большее, чтобы вдохновить Иосифа, Я позволила ему и тебе думать, что есть еще время до рождения. Но Я знала, Я действительно знала, Что Свет Мира должен родиться в праздник Посвящения».

«А ты, мама, почему ты не пошла с Марией? И почему отец не подумал об этом? Ведь вы вдвоем приехали сюда! Разве мы не все пришли?» - строго спрашивает Иуда Фаддей.

«Твой отец решил приехать после праздника Посвящения и он сказал об этом своему брату. Но Иосиф не хотел ждать».

«Но хотя бы ты...» - настаивает Фаддей.

«Не упрекай ее, Иуда. По взаимному согласию мы решили, что было справедливо набросить вуаль на тайну этого рождения».

«Иосиф знал, что это должно было произойти по этим знамениям? Если Ты не знала, как мог об этом знать он?»

«Мы ничего не знали, кроме того, что Он должен был родиться».

«Так?»

«Так вела нас Божественная Премудрость, так как было правильно, чтобы это произошло. Рождение Иисуса и Его присутствие в мире должны были явиться лишенными необычных черт, которые могли бы возбудить Сатану… И вы знаете, что нынешняя горькая ненависть жителей Вифлеема к Мессии является следствием первого Богоявления Христа. Демоническая ненависть использовала откровение, чтобы вызвать кровопролитие, и тем самым усилить ненависть. 7. Ты удовлетворен, Симон Ионин, который онемел и почти лишился дыхания?»

«Да, премного... настолько полно, что мне кажется, что я был вне этого мира, в более святом месте, чем если бы я был за Завесой Храма... так сильно... что сейчас, когда я

увидел Тебя в этом месте и в свете этой ночи, я боюсь, что я вел себя по отношению к Тебе, как если бы Ты была великой женщиной, но только женщиной. Теперь… теперь я не смею называть Тебя «Марией», как я делал это раньше. До сих пор Ты была Матерью моего Учителя. Теперь я увидел Тебя на гребнях тех небесных волн, я увидел Тебя как Царицу, и я, несчастный негодяй, простираюсь перед Тобой, потому что я раб», - и он бросается на землю целуя ноги Марии.

Теперь заговорил Иисус: «Симон, встань. Иди сюда, поближе ко Мне». Петр идет по левую руку Иисуса, потому что Мария находится по Его правую руку. «Кто мы сейчас?» – спрашивает  Иисус.

«Мы? Ну, мы – это Иисус, Мария и Симон».

«Очень хорошо. Но сколько нас?»

«Нас трое, Учитель».

«Итак, мы – троица. Однажды, на Небесах, Божественная Троица подумала: «Ныне настало время Слову Божьему пойти в мир”. И пульсируя от любви Слово сошло на землю. Поэтому оно рассталось с Отцом и Святым Духом. Оно пришло трудиться на земле. Двое, Которые остались на Небесах, созерцали деяния Слова, оставаясь более сплоченными, чем когда-либо в сочетании Мысли и Любви, содействуя Слову, действующему на земле. Наступит день, когда с Небес изойдет повеление: “Пришло время Тебе вернуться, ибо все исполнено”, и тогда Слово вернется на Небеса, вот так... (Иисус сделал шаг назад, оставив Марию и Петра там, где они стояли) и с высоты Небес Он будет созерцать деяния двух, которые остались на земле, которые, по святому вдохновению, должны быть более едиными, чем когда-либо, сочетая власть и любовь, чтобы получить средства для исполнения желания Слова: “искупления мира посредством вечно живущего учения Его Церкви”. Отец, Сын и Святой Дух тогда образуют цепь Своими лучами, чтобы все более и более тесно связывать двух, оставшихся на земле: Мою Мать – любовь, и тебя – власть. Ты, безусловно, должен относиться к Марии как к Царице, но не так, как если бы ты был рабом. Ты так не считаешь?»

«Я всегда думаю так, как Ты пожелаешь. Я поражен! Я... власть? О! Если я должен быть силой, то я должен обязательно опираться на Нее! О! Мать моего Господа, никогда не покидай меня, никогда, никогда...»

«Не бойся. Я всегда буду держать тебя за руку, как Я это делала с Моим Чадом, пока Он не смог ходить самостоятельно».

«А после этого?»

«А после Я буду поддерживать тебя Моими молитвами. Не унывай, Симон, ободрись. Никогда не сомневайся в Божьем всемогуществе. Ни Я, ни Иосиф не сомневались в нем. И ты не должен сомневаться в нем. Бог будет подавать нам Свою помощь час за часом, если мы будем смиренны и верны... 8. Выйдем теперь и пойдем к ручью, в тень доброго дерева, которое позже, летом, даст тебе свои яблоки в дополнение к своей тени. Пойдем. Мы поедим, прежде чем пойдем… куда, Сын Мой?”»

«К Джале. Она близко. А завтра мы пойдем в Бетзур».

Они сели в тени яблони и Мария оперлась на ее крепкий ствол.

Варфоломей наблюдает за Ней, такой молодой, и все еще духовно растроганный Ее воспоминаниями, глядя на то, как Она принимает от Сына еду, которую Он благословил, и как Она улыбается Ему любящими глазами, он шепчет: «“в тени Его я пребываю и Его пища – сладка для моего вкуса”.[30]»

Иуда Фаддей отвечает ему: «это верно. Она больна любовью. Но мы не можем сказать, что Она проснулась под яблоней».

«Почему, брат? Что мы знаем о тайнах Царя?» - отвечает Иаков Алфеев.

А Иисус, улыбаясь, говорит: «новая Ева была задумана Мыслью у подножия райской яблони для того, чтобы обратить в бегство змея и очистить от яда отравленный плод противоядием Ее улыбки и слез. Она стала деревом плода искупления. Придите, друзья, и ешьте его. Потому что тот, кто питается его сладостью, питается медом Божьим».

«Учитель, пожалуйста, удовлетвори одно мое давнишнее желание и дай некоторое пояснение. Ее ли предвидела Песнь, которую мы тут декламировали?» - спрашивает Варфоломей вполголоса, пока Мария ухаживает за мальчиком и разговаривает с женщинами.

«Писание говорит о Ней с самого начала и будущие книги будут говорить о Ней пока слово человека не превратится в вечную осанну Божьего вечного Града» – и Иисус поворачивается к женщинам.

«Вы слышали, что Он происходит от Давида! Какая мудрость, какая поэзия!» - говорит Зилот, беседуя со своими товарищами

9. «Послушайте», - вступает в разговор Искариот, который все еще пребывает в настроении предыдущего дня и очень мало говорит, хотя пытается имитировать свободу, которой он обладал прежде. «Послушайте, я хочу понять, почему должно было состояться воплощение. Только Бог может говорить таким образом, чтобы победить Сатану. Только

Бог может иметь силу для искупления. И я не сомневаюсь в этом. Но я думаю, что Слово, мог бы принизить Себя меньше, чем Он это сделал, родившись как всякий другой человек, подвергнув Себя страданиям детства и так далее. Разве не мог Он явиться не подобно человеку, а уже взрослым, в облике взрослого человека? И если Он действительно желал иметь мать, разве не мог Он избрать приемную, как Он поступил с отцом? Я думаю, однажды я Его спрашивал об этом, но Он не ответил подробно, или я не помню».

«Спроси у Него сам! Так как мы говорим о другом...», - говорит Фома.

«Я не стану. Я его расстроил, и я чувствую себя так, будто я до сих пор не прощен. Спроси Его от моего имени».

«Прости меня! Мы принимаем все без стольких подробных пояснений и ты ожидаешь, что мы будем задавать за тебя вопросы? Это не честно!», - парирует Иаков Зеведеев.

«Что не честно?» - спрашивает Иисус.

Наступила тишина, затем Зилот, от имени всех, повторил вопросы Иуды Искариота и ответы на них остальных апостолов.

«Я не злопамятен. Это во-первых. Мне делают замечания о том, что Я должен делать, Я терплю и прощаю. Это относится к тому, кто все еще боится последствий произведенных им нарушений спокойствия. Что касается Моего реального воплощения, то Я говорю: “Оно именно такое, каким оно состоялось”. В будущем многие люди будут ошибаться в отношении Моего воплощение, приписывая Мне ложные формы, которые Иуде хотелось бы, чтобы Я принял.. Человек, по видимости, имеет твердое тело, но в действительности текуч, подобно световому эффекту, так что Я мог стать и мог не становиться плотью. И материнство Марии могло быть, и могло не быть реальным материнством. Я на самом деле плоть и Мария действительно Мать Воплощенного Слова. Если час Моего рождения был экстатическим, то по той причине, что Она является новой Евой без бремени греха и без наследия наказания. Но Я не унизил Себя, покоясь в Ней. Была ли Манна, заключенная в Скинии унижена этим? Нет, наоборот, она была удостоена

почести, находясь в этой обители. Другие скажут, что Я, поскольку Я не был действительной плотью, не страдал и не умер во время Моего пребывания на земле. Конечно, так как они не смогут отрицать, что Я был здесь, они будут отрицать Мое реальное воплощение или Мою истинную божественность.

Нет, Я действительно вечно един с Отцом, и Я соединен с Богом, как Плоть,

ведь по сути вполне возможно, что Любовь достигла бы недостижимого по причине Ее совершенства, став Плотью, чтобы спасти плоть. Ответ на все эти ошибки дан всей Моей жизнью, которая проливала Мою кровь от рождения до смерти и подчинилась всему человеческому, за исключением греха. Да, Я рожден Ею. Ради вашего благосостояния. Вы не знаете, как сильно была смягчена Справедливость с тех пор как Женщина стала сотрудничать с Нею. Я удовлетворил тебя, Иуда?»

«Да, Учитель».

«Поступай таким же образом со Мной».

Искариот склоняет голову в смущении и, возможно, он действительно тронут такой безграничной добротой.

Остальные продолжают оставаться в прохладной тени яблони. Некоторые засыпают, некоторые дремлют. Но Мария встает и идет обратно в Грот, и Иисус следует за Ней...

 

По пути к Элизе в Бетзур

4 июля 1945

 

1. «Мы почти наверняка найдем их, если какое-то время будем идти обратно по дороге в Хеврон. Пожалуйста, разбившись попарно, ищите их на горных тропах. Отсюда и до Соломоновых озер и оттуда до Бетзура. Мы будем следовать за вами. Это территория на которой они пасут», - говорит Господь апостолам и я понимаю, что Он говорит о пастухах.

Апостолы уходят, каждый со своим любимым спутником и только неразлучная пара Иоанна и Андрея не пошла вместе, потому что оба они пошли к Искариоту и сказали:  «я пойду с тобой», и Иуда ответил: «Да, пойдем Андрей. Так будет лучше, Иоанн. Ты и я уже знакомы с пастухами. Поэтому лучше, если ты пойдешь с кем-нибудь другим».

«Тогда пойдем со мной, мальчик», - говорит Петр, оставляя Иакова Зеведеева, который без возражений идет с Фомой, тогда как Зилот присоединяется к Иуде Фаддею, Иаков Алфеев идет с Матфеем и двое неразлучных, Филипп и Варфоломей составляют последнюю пару. Мальчик остается с Иисусом и Марией.

Дорога прохладна и удобна и проходит среди совершенно зеленых гор, покрытых лесами и лугами. Они встречаются стада идущие к пастбищам в слабом свете зари.

При звуке каждого коровьего колокольчика Иисус перестает говорить и осматривает местность, затем Он расспрашивает пастухов, не пасет ли Илья, пастух Вифлеемец, на этой территории. Я понимаю, что сейчас Илью зовут «Вифлеемцем». Даже если другие пастухи из Вифлеема, его по праву или в насмешку прозвали «Вифлеемцем». Но никто не знает, где он находится. Они отвечают останавливая свои стада и перестав играть на своих деревенских флейтах.

Почти у каждого молодого человека есть одна из тех первобытных тростниковых флейт, звуки которых приводят Марциана в экстаз, пока добрый старик не дал ему флейту племянника, сказав: «он сделает себе еще одну», и Марциан уходит счастливый, с флейтой за спиной, даже если он не умеет играть на ней, по крайней мере в настоящее время.

«Мне очень хотелось бы встретиться с ними!» - восклицает Мария.

«Мы, конечно, найдем их. В это время они всегда пасут возле Хеврона».

2. Мальчика интересуют те пастухи, которые видели младенца Иисуса и он задает Марии много вопросов и Она объясняет ему все терпеливо и ласково.

«Но почему они наказали их? Ведь они не делали ничего плохого, кроме хорошего!» - спрашивает мальчик, выслушав рассказ об их бедах.

«Потому что очень часто человек делает ошибки, обвиняя невинных людей в тех злых делах, которые в действительности были совершены кем-то другим. Но так как они были хорошими и простили тех, кто их обидел, Иисус так сильно любит их. Мы всегда должны быть способны прощать».

«Но все дети, которые были убиты, как они могли бы простить Ирода?»

«Они маленькие мученики, Марциан, а мученики - святые. Они не только простили своих палачей, но они любят их, потому что они открыли им рай».

«Но они на небесах?»

«Нет, сейчас нет. Сейчас они находятся в Лимбе, где они радуют патриархов и праведников».

«Почему?»

«Потому что, когда они достигли его со своими душами пурпурными от крови, они сказали: “вот мы, мы – провозвестники Христа Спасителя. Радуйтесь, вы, которые ждут Его, потому что Он уже на земле”. И все любят их, потому что они принесли им благую весть».

«Мой отец сказал мне, что Слово Иисуса – это тоже благая весть. Поэтому, когда мой отец пойдет в Лимб после повторения Его слов на земле, и я тоже пойду туда, нас тоже будут любить?»

«Вы не пойдете в чистилище, Мой дорогой малыш».

«Почему?»

«Потому что Иисус уже вернулся на Небеса и открыл их, и все добрые люди пойдут прямо в рай, когда они умрут».

«Я буду хорошим, я обещаю. А Симон Ионин? Он тоже, да? Потому что я не хочу стать сиротой во второй раз».

«Он будет там же, ты можешь быть уверен, но на Небесах нет сирот. У нас есть Бог. И Бог есть все. Мы не сироты и здесь. Потому что Отец всегда с нами».

«Но Иисус в той прекрасной молитве, которой Ты учишь меня среди дня, а моя мама – ночью, говорит: “Отче наш, сущий на небесах”. Ведь мы еще не в раю. Поэтому, как мы можем быть с Ним?»

«Потому что Бог находится везде, сынок. Он наблюдает за ребенком, который родился и за стариком, который умирает. Ребенок, который рождается в этот момент, в самой удаленной части мира, имеет Божью любовь и Божий взгляд, устремленный на него, и они будут с ним до самой смерти».

«Даже если он такой плохой, как Дора?»

«Да».

«А может ли Бог, который такой хороший, любить Дору, который такой плохой и заставляет моего дедушку плакать?»

«Он смотрит на него с презрением и печалью. Но если бы он покаялся, то Он сказал бы ему то, что отец в притче сказал кающемуся сыну. 3. Ты должен молиться, чтобы он мог покаяться и...»

«О! Нет, Мама! Я буду молиться, чтобы он мог умереть!!!» - импульсивно говорит ребенок. Хотя его замечание не очень... кроткое, его пылкость настолько искренна, что никто не смог удержаться от смеха.

Затем Мария продолжает со сладостной серьезностью Учительницы: «нет, Мой дорогой. Ты не должен поступать так с грешником. Бог не станет слушать тебя и будет сурово смотреть также и на тебя. Мы должны желать нашему ближнему величайшего благополучия, даже если наш ближний очень плохой.  Жизнь драгоценна, потому что она дает человеку возможность обретения заслуг в глазах Божьих».

«Но если кто-то плохой, то он обретает грехи».

«Мы молимся, чтобы он мог стать хорошим».

Мальчик задумался... но ему не нравится этот возвышенный урок и он заключает: «Дора не станет хорошим, даже если я помолюсь за него. Он слишком плохой. Даже если все Вифлеемские дети-мученики будут молиться со мной, он не станет хорошим. Ты не знаешь... Ты не знаешь, что однажды он ударил моего дедушку железным прутом, потому что нашел его сидящим в рабочее время? Он не мог стоять, потому что он плохо себя чувствовал, и он избил его до полусмерти, а затем ударил его ногой в лицо… я видел его, потому что я прятался за изгородью... я пришел туда, потому что никто не приносил мне хлеба два дня и я был голоден... мне пришлось убежать оттуда, чтобы он не услышал меня, потому что я заплакал, увидев моего дедушку, с кровью на его бороде, лежащего на

земле, как если бы он умер... я плакал, когда я пошел просить хлеба... но этот хлеб до сих пор лежит здесь... и вкус крови и слез моего дедушки и моих, и всех тех, кого мучили и кто не может любить тех, кто их мучил. Я хотел бы ударить Дору, чтобы он почувствовал, что такое удар, и я хотелось бы оставить его без хлеба, чтобы он узнал, как это – быть голодным, и я бы заставил его работать на солнце, в грязи, под угрозами надсмотрщика, без еды, чтобы он узнал, что он дает бедным... я не могу любить его, потому что... потому что он убивает моего святого отца, и я... если бы я не нашел Тебя, кому бы я тогда принадлежал?»

Ребенок, в приступе боли, кричит и плачет, дрожит, он невменяем, бьет воздух своими сжатыми кулачками, так как не может ударить надсмотрщика над рабами. Женщины поражены и тронуты, пытаются успокоить его. Но он действительно находится в приступе горя и ничего не слышит. Он кричит: «я не могу, я не могу любить и простить его. Я ненавижу его, я ненавижу его от имени всех, я ненавижу его, я ненавижу его!...» Он в жалком, ужасном состоянии. Это реакция существа, которое слишком много страдало.

4. Затем Иисус сказал: «это тягчайшее преступление Доры: он довел невинного ребенка до ненависти…»

Затем Он взял ребенка на руки и сказал ему: «Послушай, Марциан. Ты хочешь пойти однажды к твоей маме, к твоему папе, к твоему брату и дедушке?»

«Да...»

«Тогда ты не должен никого ненавидеть. Тот, кто ненавидит не попадет в рай. Ты

не можешь молиться за Дору прямо сейчас? Ну, не молись, но не ненавидь. Ты знаешь, что ты должен делать? Ты никогда не должен оглядываться назад и думать о прошлом...»

«Но мой дедушка, который страдает, не прошлое...»

«Это верно. Но посмотри, Марциан, попробуй молиться так: “Отче наш, сущий на Небесах, пожалуйста, взгляни на то, что я желаю....” Ты увидишь, что Отец услышит тебя наилучшим образом. Даже если бы ты убил Дору, то что бы ты сделал? Ты бы потерял любовь Бога, Небеса, общество твоих отца и матери и ты бы не облегчил страданий старого человека, которого ты любишь. Ты слишком маленький, чтобы суметь сделать это. Но Бог может. Расскажи об этом Ему. Скажи Ему: “Ты знаешь, как я люблю моего дедушку и как я люблю всех тех, кто несчастливы. Пожалуйста, разреши эту проблему, потому что Ты можешь сделать все”. Что же, разве ты не хочешь проповедовать Евангелие? Но Евангелие учит любви и прощению! Как ты сможешь сказать кому-то: «Не ненавидь, Прощай”, если ты сам не можешь любить и прощать? Оставь все проблемы доброму Богу и ты увидишь, как хорошо Он может разрешить их. Ты сделаешь это?»

«Да, я сделаю, потому что я люблю Тебя».

Иисус целует мальчика и опускает его на землю.

Инцидент исчерпан, так же, как и их путешествие. Вот и три больших водоема, выкопанных в скалистых горах. Это поистине грандиозная работа. Поверхность их прозрачнейшей воды искрится, как и водопад, который из первого водоема низвергается во второй, больший чем первый, затем в третий, который действительно является маленьким озером. По трубопроводам вода подается в отдаленные поселки. Вся гора, от

источников до водоемов и от водоемов до основания очень красива и плодородна, благодаря влажности почвы в этой местности и цветам, скорее садовым чем диким, и редким душистым травам, которые делают зеленые склоны горы чрезвычайно приятными и примечательными для взгляда. Можно было бы подумать, что человек посадил здесь садовые цветы вместе с душистыми травами, которые в тепле солнца рассеивают в воздухе ароматы корицы, камфоры, гвоздики, лаванды и другие, приятно терпкие, ароматные, крепкие, сладкие запахи, прекрасную смесь лучших земных ароматов. Я бы сказала, что это гармоничный конгломерат запахов, потому что это действительно поэма из трав и цветов, оттенков и ароматов.

5. Все апостолы сидели в тени деревьев, покрытых большими белыми цветами, названий которых я не знаю. Это огромные свисающие колокольчатые цветы, оттенка белой эмали, раскачивающиеся от малейшего дуновения ветра, распространяющие свой аромат подобно раскачивающимся кадилам. Мне неизвестно название этого дерева. Его цветы напоминают мне цветы кустарника, растущего в Калабрии, который местные жители называют «боттаро», но ствол его совсем не такой, как у этих высоких деревьев с мощным стволом. Иисус позвал их, и они поспешили к Нему.

«Мы нашли Иосифа почти сразу, он возвращался с рынка. Все они будут в Бетзуре этим вечером. Мы собрались вместе, созывая друг друга, и остановились в этой прохладной тени», - объясняет Петр.

«Какое прекрасное место! Оно похоже на сад! Мы спорили, естественное ли оно или нет, некоторые утверждают, что оно имеет естественное происхождение, другие, что это не так», - говорит Фома.

«Земля Иудина имеет подобные чудеса», - заявляет Искариот, который всегда и <