Встреча с Феликсом, который стал Иоанном

13 июня 1945

 

1. Иисус и апостолы прошли гору Фавор и оставили ее позади. Сейчас они идут по равнине, лежащей между этой горой и другой горой, расположенной напротив нее, беседуя о восхождении, которое все они совершили, хотя поначалу пожилые апостолы не очень-то к нему  стремились. Но сейчас они счастливы, что взобрались на вершину.

Путешествовать сейчас стало легко, потому что они вышли на главную дорогу, по которой легко идти. Сейчас раннее утро, потому что я нахожусь под впечатлением, что они провели ночь на склонах Фавора.

«Это Эндор», - говорит Иисус, указывая на бедную деревню, построенную на первых высотах другой горы. «Ты действительно хочешь пойти туда?»

«Если Ты хочешь, чтобы я был счастлив...» - ответил Искариот.

«Тогда мы пойдем».

«Но это долгий путь?» - спрашивает Варфоломей, который, в силу своего возраста, не очень-то увлекается пешими прогулками.

«О! Нет! Но если ты хочешь остаться...» - говорит Иисус.

«Да! Вы можете остаться. Я пойду с Учителем», - тут же сказал Иуда Искариот.

«Послушай, прежде чем принять решение, я хотел бы знать, что мы там увидим... с вершины горы Фавор мы видели море, и после речи мальчика я должен признаться, что увидел его должным образом в первый раз, я увидел его так, как Ты видишь: своим сердцем. Сейчас... мне хотелось бы узнать, есть ли там что-нибудь поучительное,

потому что в таком случае я пойду, даже если это будет утомительно...» - говорит Петр.

«Ты слышишь это? Ты еще не сказал, что ты намереваешься делать. Будь добр к

своим товарищам и скажи нам сейчас», - говорит, призывая Иуду, Иисус.

«Разве Саул не отправился в Эндор, чтобы консультироваться с некроманткой?»

«Да, он это сделал. И что же?»

«Хорошо, Учитель, я хотел бы пойти туда и услышать Твой разговор с Саулом».

«В таком случае я тоже пойду!» - восклицает Петр исполненный энтузиазма. «Тогда пойдем».

Они быстро проходят последний участок главной дороги, покидают ее, и идут по ее боковому ответвлению, которое ведет прямо к Эндору.

2. Это бедная деревня, как сказал Иисус. Дома цепляются за склоны, которые за деревней еще круче. Бедные люди живут в них. Большинство из них, должно быть, пастухи, пасущие свои стада на склонах горы и в старом дубовом лесу. Есть несколько небольших ячменных полей, или подобных им кормовых зерновых, в благоприятных местах несколько яблонь и фиговых деревьев. В деревне всего несколько лоз у домов, украшающих их стены, потемневшие, очевидно, из-за сырости этого места.

«Сейчас мы спросим, где было место некроманта», - говорит Иисус. Он останавливает женщину, которая возвращается от источника с кувшинами. Она смотрит на Него с любопытством, затем невежливо отвечает: «Я не знаю. У меня много более важных дела, чем беспокоиться о такой ерунде!», и уходит.

Иисус обращается к старику, который рубит небольшой кусок дерева.

«Некромант?... Савл?... Кто помнит о них сейчас? Но, подожди... Тут есть один, который учился и, возможно, он знает… пойдем со мной».

И старик с трудом поднимается вверх по каменистой тропинке между двумя живыми изгородями к очень бедному и убогому дому. «Он живет здесь. Я пойду и позову его».

Петр, указывая на нескольких домашних птиц копошащихся на грязном дворе, говорит: «Этот парень не израильтянин». Но больше он ничего не говорит, потому что старик возвращается с мужчиной слепым на один глаз, который так же грязен и неопрятен как и все вокруг его дома.

Старик говорит: «видите? Этот человек говорит, что это там, за тем полуразвалившимся домом. Там находится тропа, ручей, лес и несколько пещер, одна из них у вершины, где еще с одной стороны сохранились следы разрушенных стен, это та, которую вы ищете. Верно?»

«Нет. Ты все спутал. Я пойду с этими незнакомцами». Голос мужчины резкий и гортанный, что вызывает у всех беспокойство.

3. И мужчина пошел вперед. Петр, Филипп и Фома усиленно делают знаки Иисусу, советуя Ему не ходить. Но Иисус не обращает внимания. Он идет вместе с Иудой за мужчиной, а остальные нехотя следуют за ними.

«Ты израильтянин?» - спрашивает человек.

«Да, израильтянин».

«Я тоже, или почти, хоть я не выгляжу им. Но я жил долгое время за границей и у меня много привычек, которые эти дураки не одобряют. Я лучше, чем другие. Но они говорят, что я демон, потому что я много читаю, развожу домашнюю птицу, которую продаю римлянам, и умею лечить людей травами. Когда я был молодым, я поссорился из-за женщины с римлянином, - это было в Синтиуме, - и я ударил его ножом. Он умер, я потерял один глаз и все мое богатство, меня приговорили к пожизненному заключению. Но я умел лечить людей и вылечил дочь одного из охранников. Таким образом, я завоевал его дружбу и некоторую свободу... я использовал ее, чтобы сбежать. Я поступил плохо, потому что этот человек наверняка заплатил за мой побег своею жизнью. Но свобода выглядит такой прекрасной, когда ты заключенный...»

«А после она не так прекрасна?»

«Нет. В тюрьме мы в одиночестве, и это лучше, чем быть в общении с людьми, которые не позволяют вам оставаться в одиночестве, ходят вокруг нас и ненавидят нас...»

«Ты изучал философию?»

«Я был учителем в Синтии… я был прозелитом[11]...»

«А теперь?»

«Теперь я ничто. Я живу в соответствии с реальностью фактов. И я ненавижу, так как меня ненавидели и по-прежнему ненавидят».

«Кто тебя ненавидит?»

«Все. И Бог – первый из них. Она была моей женой... и Бог позволил ей стать неверной мне и погубить меня. Я был свободным и уважаемым человеком, и Бог позволил мне стать осужденным, отбывающим пожизненное заключение. Бог покинул меня, люди были несправедливы. И Он, и они уничтожили меня. Здесь ничего не осталось…» - и он бьет себя по лбу и в грудь. «Точнее, здесь, в моей голове, мои мысли, мои знания. Они находятся здесь, и они – ничто», - и он плюет с презрением.

«Ты не прав. У тебя есть еще две вещи».

«Что?»

«Память и ненависть. Удали их. Стань действительно пустым... и Я дам тебе нечто новое, чтобы вложить это туда».

«Что это?»

«Любовь».

«Ха! Ха! Ты рассмешил меня. Я не смеялся целых тридцать пять лет, человек. С тех пор как я получил доказательство того, что женщина изменяла мне с римским торговцем вином. Любовь! Любовь ко мне! Это похоже на то, как если бы я бросал камни своим цыпляткам! Они бы сдохли от несварения желудка, прежде чем они вышли бы с экскрементами. То же случится со мной. Твоя любовь будет мне в тягость, если я не смогу

переварить ее...»

4. «Нет, человек! Не говори так!» Иисус кладет руку на плечо мужчины, Он

глубоко и откровенно огорчен.

Человек смотрит на него своим единственным глазом и то, что он увидел на этом самом сладостном и прекрасном лице, поражает его немотой и изменяет его выражение.

Перестав быть саркастичным, он становится очень серьезным, а затем очень грустным. Он опускает голову и спрашивает изменившимся голосом: «Кто ты?»

«Иисус из Назарета. Мессия».

«Ты!!!»

«Я. Как же ты не знал обо Мне, раз ты так много читаешь?»

«Я знал... но не знал, что Ты жив и... прежде всего, я не знал этого. Я не знал, что Ты добр ко всем… до такой степени… и к убийцам также… Прости меня за то, что я сказал... о Боге и любви... теперь я понимаю, почему Ты хочешь дать мне любовь... потому что без любви мир превращается в ад, а Ты, Мессия, хочешь превратить его в рай».

«Рай в каждом сердце. Отдай Мне память и ненависть, из-за которых ты болен и позволь Мне вложить любовь в твое сердце!»

«О! Я желал, я знал Тебя раньше!... Затем... но когда я убил, Ты, конечно, еще не родился... но позже... когда я был свободен, свободен как змея в лесу, я жил, чтобы отравлять людей своей ненавистью».

«Но ты же  делал и что-то хорошее. Разве ты не говорил, что лечил людей травами?»

«Да. Чтобы быть терпимым. Но сколько раз мне приходилось бороться против своего желания травить людей моим зельем!... Видишь? Я принял здесь убежище, потому что... это место, которое пренебрегает миром, и которое пренебрегает мир. Проклятое место. В других местах я ненавидел и был ненавидим, и я боялся, что меня узнают... Но

Я злой».

«Ты жалеешь, что причинил вред охраннику тюрьмы. Разве ты не видишь, что в тебе все еще остается некоторая доброта? Ты не злой... Твоя единственная беда состоит в том, что у тебя есть большая открытая рана, которую никто не лечит... твоя доброта иссякает от нее, как кровь текущая из раны. Но если бы кто-то излечил твою рану и исцелил ее, мой дорогой брат, добро бы возросло в тебе, потому что оно больше не исчезало бы, но формировалось и возрастало...» Человек плачет, опустив голову, пытаясь скрыть слезы. Только Иисус, который идет рядом с ним, замечает их. Он замечает, но ничего не говорит.

5. Они достигли убежища, сооруженного из горной пещеры каменной кладкой. Мужчина, прилагая усилия, чтобы его голос звучал ровно, говорит: «Это здесь. Вы можете войти».

«Спасибо, друг Мой. Будь хорошим».

Человек ничего не говорит и остается там, где он стоял, тогда как Иисус со Своими

апостолами, пройдя через большие камни, которые, должно быть, были частью очень мощных стен, распугивая зеленых ящериц и других уродливых насекомых, входит в большой закопченный грот, на стенах которого еще сохранились рисунки, знаки зодиака и тому подобные вещи. В углу почерневшая от дыма ниша, а под ней отверстие, которое выглядит как ливневый сток для воды. Летучие мыши декорируют своды пещеры своими отвратительными гроздьями, а сова, обеспокоенная светом от горящей ветви, которую зажег Иаков, чтобы не наступить ненароком на скорпиона или гадюку, жалуется, хлопая своими ватными крыльями и закрыв свои уродливые глаза, которые не могут вынести света. Она облюбовала себе нишу, и дурной запах от мертвых мышей, хорьков и птиц, разлагающихся у ее ног, смешивается с вонью помета и влажной почвы.

«Это действительно прекрасное место!» - говорит Петр. «Твой Фавор и море были гораздо лучше, мой мальчик!» А затем обращаясь к Иисусу: «Учитель, удовлетвори Иуду сразу же, потому что это не... зал царского дворца Антипы!»

«Конечно. Что это такое, что ты хочешь узнать?» - спрашивает Он у Иуды Искариота.

«Ну... я хотел бы знать, насколько и почему Саул согрешил здесь... я хотел бы знать, возможно ли, чтобы женщина пробуждала мертвых. Я хотел бы знать, является ли... О! Лучше, если Ты будешь говорить. Я буду задавать Тебе вопросы».

«Это долгая история. По крайней мере, позволь пойти туда, на солнце, на камни...

уйти прочь от этой сырости и смрада», - умоляет Петр.

И Иисус соглашается. Они рассаживаются поудобнее на развалинах стен.

«Грех Саула был только одним из его грехов. Ему предшествовали и за ним последовали многие другие. Все они были смертными. Двойная неблагодарность в отношении Самуила, который помазал его царем и который впоследствии исчез, чтобы не делить с царем поклонения людей. Несколько раз он был неблагодарным к Давиду, который спас его от Голиафа и пощадил его в пещерах в Ен-геди и Гахила. Он был

виновен во многих актах неповиновения и возмущения своего народа. Он был виновен в скорби своего благодетеля Самуила из-за недостатка милосердия. Он был виновен в

ревности, совершив покушение на жизнь Давида. Давид был его вторым благодетелем, и, наконец, в преступлении, которое он совершил здесь».

«Против кого? Он никого здесь не убивал».

«Он убил здесь свою душу, здесь он окончательно убил ее. Почему ты опустил свою голову?»

«Я думаю, Учитель».

6. «Ты думаешь. Я вижу это. О чем ты думаешь? Почему ты хотел прийти сюда? Ты должен признать, что не из простого любопытства ученого».

«Мы всегда слышим как кто-нибудь рассказывает о магах, некромантах, вызывающих духов... я хотел посмотреть, смогу ли я что-нибудь узнать... я хотел бы знать, как это делается... я думаю, что так как нам суждено удивлять людей для того, чтобы привлекать их, мы должны быть, в некотором роде, тоже некромантами. Ты это Ты, и Ты творишь чудеса посредством Своей силы. Но мы должны просить о власти, чтобы

совершать исключительные поступки, которые необходимы...»

«Ты с ума сошел? Что такое ты говоришь?» - кричат многие.

«Замолчите. Пусть говорит. Он не сошел с ума».

«Да, я думал, что придя сюда я мог бы приобрести в свою собственность немного магии минувших дней и это сделало бы меня более великим. В Твоих интересах, поверь Мне».

«Я знаю, что твое нынешнее желание искренне. Но Я отвечу тебе вечными словами, потому что это слова из Библии, а Библия будет существовать до тех пор, пока будет существовать человек. Будут ли ей верить, или насмехаться над ней, будет ли она использоваться для защиты истины или будет презираема, она будет существовать всегда. Написано: “И Ева, увидев, что плод дерева хорош для пищи и приятен для глаз взяла его и ела и дала от него своему мужу… Тогда их глаза открылись и они поняли, что были наги и сделали себе опоясания на чресла… и Бог сказал: ‘Как вы поняли, что вы наги? Только потому, что вы съели запретный плод’. И Он изгнал их из сада наслаждений”. И в книге Саула написано: “появился Самуил и сказал: ‘зачем ты потревожили меня, вызвав меня заклинанием? Почему ты спрашиваешь меня, когда Господь оставил тебя? Господь оставил тебя, как я сказал тебе... так как ты не послушал гласа Господа’.”

Сын, не протягивай руку к запретному плоду. Неосмотрительно, даже проходить рядом с ним. Не любопытствуй о знании потусторонних вещей, чтобы их сатанинский яд не покорил тебя. Избегай оккультизма и того, что нельзя объяснить. Лишь одно следует принять со святой верой – Бога. Но избегай всего того, что не Бог и что не может быть объяснено разумом или не может быть сделано силой человека, так чтобы источники зла не открылись тебе и ты не осознал, что ты “наг”. Нагота – это отвратительное в вашей человечности вперемешку с сатанизмом. Почему ты хочешь удивлять людей непонятными чудесами? Удивляй их своей святостью, которая должна быть такой яркой, как все, что исходит от Бога. Не пытайся разорвать завесы, отделяющие живых от мертвых. Не беспокой покойников. Слушай их, если они мудры, тогда, когда они находятся на земле, почитай их и повинуйся им также и после их смерти. Но не расстраивай их в их второймле, почитай их и повинуйся им также и после их смерти жизни. Кто не повинуется голосу Господа, теряет Господа. А

Господь запретил оккультизм, некромантию, сатанизм во всех их формах. Что большее желаешь ты узнать, чем то, что Слово уже говорит вам? Что большее желаешь ты совершить, чем твоя благость и Моя сила позволяют тебе совершить? Жаждай не греха, а святости, сын. Не чувствуй себя униженным. Я рад, что ты раскрыл свою человечность. Многие люди, слишком многие, желают того же, чего желаешь ты. Но цель вашего желания: “стать сильными, чтобы привлекать людей ко Мне”, лишает эту человечность весомости и придает ей крылья. Но это крылья ночной птицы. Нет, дорогой мой Иуда. Обрети крылья такие же яркие, как солнце, крылья ангела для твоего духа. Простым ветерком, вызванным взмахами этих крыльев, ты привлечешь сердца и приведешь их в твое бодрствование к Богу. Мы можем идти?»

«Да, Учитель! Я был неправ...»

«Нет. Ты был ведущим дознание... мир всегда будет полон ими. Пойдем. Позволь нам избавиться от вони этого места. Давайте пойдем навстречу солнцу! Через несколько дней будет Пасха, а потом мы пойдем к твоей матери. Я призываю тебя вспомнить о ней: о твоей святой матери, о твоем честном доме. Каким миром он исполнен!»

Как обычно, упоминание о матери и похвала Учителя в ее адрес подняли настроение Иуды.

7. Они вышли из развалин и начали спускаться по той же тропинке, по которой пришли. Мужчина, слепой на один глаз, по-прежнему там.

«Ты все еще здесь?» - спрашивает Иисус, делая вид, что не замечает, как покраснело его лицо от многих пролитых слез.

«Да, я все еще здесь. Я буду следовать за Тобой, если Ты позволишь мне. Я хочу что-то сказать Тебе...»

«Тогда отойдем в сторону. Что ты хочешь Мне сказать?»

«Иисус... я считаю, чтобы иметь силу для того, чтобы говорить и совершать святую магию изменения самого себя, чтобы призвать мою умершую душу, как некромант призвал Самуила для Саула, я должен произносить Твое Имя, которое так же сладостно, как Твои глаза, и так же свято, как Твой голос. Ты дал мне новую жизнь, но ей не хватает формы и энергии, как жизни новорожденного ребенка после тяжелых родов. Он все еще борется в объятиях старых злых привычек. Помоги мне вырваться из моей смерти».

«Да, друг Мой».

«Я... я понял, что еще осталось немного человечности в моем сердце. Я не совсем зверь, и я еще могу любить и быть любимым, прощать и быть прощенным. Твоя любовь, прощение, научили меня. Разве это не так?»

«Да, Друг мой».

«Тогда... возьми меня с Собой. Я был Феликсом! Какая ирония! Но дай мне новое

имя. Чтобы мое прошлое могло действительно умереть. Я буду следовать за Тобой как бездомная собака, которая, наконец, нашла хозяина. Я буду твоим рабом, если Ты пожелаешь. Но не покидай меня моем одиночестве…»

«Да, Друг мой».

«Какое имя Ты мне дашь?»

«Имя, которое дорого Мне: Иоанн. Потому что ты милость, дарованная Богом».

«Ты возьмешь меня с Собой?»

«Да, в данный момент. Позже ты будешь следовать за Мной с моими учениками. Но что насчет твоего дома?»

«У меня больше нет дома. Я оставлю все что имею бедным. Просто дай мне любовь и хлеб».

«Пойдем». Иисус оборачивается и зовет своих апостолов. «Я благодарю вас, друзья Мои, и в частности тебя, Иуда. Посредством тебя, Иуда, посредством всех вас, душа приходит к Богу. Вот новый ученик. Он идет с нами, а затем мы сможем доверить его нашим братьям-ученикам. Будьте счастливы, потому что вы нашли сердце и благословите Бога со Мной».

Но двенадцать в действительности не выглядят очень счастливыми. Но из послушания и по доброте душевной они приветствуют его.

«Если Ты не возражаешь, я пойду вперед. Вы найдете меня у двери моего дома».

«Да, иди».

Мужчина убегает. Кажется, что он стал другим человеком.

«А теперь, когда мы остались одни, Я приказываю вам, и вот Мой приказ: будьте добры к нему и не упоминайте о его прошлом никому. Я немедленно отвергну каждого, кто будет говорить о нем или будет немилосердным к нашему искупленному брату. Это ясно? И посмотрите, как благ Господь! Мы пришли сюда с человеческой целью, а Он позволил нам уйти достигнув сверхъестественного деяния. О! Я радуюсь о той радости, которая сейчас в раю о новообращенном».

8. Они подходят к дому. Человек стоит там, на пороге, облаченный в чистые темные тунику и мантию, соответствующие обстоятельствам, пару новых сандалий и с большим заплечным мешком. Он закрывает дверь, а затем, что странно в этом человеке, которого можно счесть жестокосердым, он берет белую курицу, возможно его любимицу, которая послушно села в его руки, он целует ее плача и опускает ее на землю.

«Пойдем... и прости меня. Но моя курица всегда любила меня... я привык  говорить с ними… они меня понимали...»

«Я тоже тебя понимаю... и Я люблю тебя. Очень сильно. Я дам тебе всю любовь, в которой мир отказывал тебе в течении этих тридцати пяти лет...»

«О! Я знаю! Я чувствую это! Вот почему я иду. Но будь снисходительным к человеку который... любит животное, которое было более верным ему, чем люди...»

«Да... забудь свое прошлое. Тебе еще так много нужно сделать! И так как ты опытен, то ты будешь делать это очень хорошо. Симон, иди сюда и ты тоже, Матфей. Видишь? Этот человек был более, чем заключенным, он был прокаженным. И этот... грешник. И они очень дороги Мне, потому что они умеют понимать бедные сердца… Верно?»

«Благодаря Твоей доброте, мой Господь. Но ты можешь быть уверен, друг мой, что

все отменяется служением Ему. Остается только мир», - говорит Зилот.

«Да. Мир и вторая юность, лишенная старых пороков и ненависти. Я был сборщиком налогов. Теперь я апостол. Мир перед нами. И мы знаем о нем все. Мы не рассеянные дети, которые проходят рядом с вредными плодами и изогнутыми растениями и не видят действительности. Мы их знаем. Мы избегаем зла и учим других людей, как его избежать. И мы можем выпрямить тех, кто согнулся. Потому что мы знаем, какое это облегчение, когда тебя поддерживают. И мы знаем, Кто поддерживает: Он», - говорит Матфей.

«Это верно! Совершенно верно! Ты поможешь мне. Спасибо. Я чувствую себя так, как будто я перешел из темного зловонного места на открытую цветочную поляну… я чувствовал нечто подобное, когда я вышел, наконец, свободным, после двадцати лет лишения свободы и тяжелой работы в шахтах Анатолии и оказался, – я бежал в один ненастный вечер, – на вершине дикой горы, но на свободе, в месте, которое было исполненным света на рассвете, и покрытым благоуханными лесами... Свобода! Но сейчас лучше! Все более возвышенно! Я не был в цепях пятнадцать лет. Но ненависть, страх и одиночество все еще были для меня подобны цепям... но сейчас они сброшены… Тут мы у дома старика, который привел Тебя ко мне. Эй! Старик!»

9. Старик бросился к ним и остолбенел, увидев собрата, слепого на один глаз, чистым, одетым в новые одежды и улыбающимся.

«Вот, возьми это. Это ключ от моего дома. Я ухожу навсегда. Я благодарен тебе, потому что ты мой благодетель. Ты дал мне семью. Делай что хочешь с моей собственностью… и позаботься о моих цыплятах. Обращайся с ними хорошо. Римлянин приходит каждую субботу и покупает яйца... Ты получишь прибыль... Позаботься о моей маленькой курочке… и пусть Бог вознаградит тебя за это».

Старик удивлен... он берет ключ и стоит с открытым ртом.

Иисус говорит: «Да, делай, как он сказал тебе, и Я тоже буду благодарен тебе. Я благословляю тебя во имя Иисуса».

«Назарянина! Ты! Милосердный! Я говорил с Господом! Женщины! Мужчины! Мессия здесь!»

Он пронзительно кричит, как орел, и люди спешат отовсюду.

«Благослови нас! Благослови нас!» - кричат они. Одни кричат: «Останься!», а другие: «Куда ты идешь? По крайней мере, скажи нам, куда Ты идешь».

«В Наин. Я не могу остаться».

«Мы будем следовать за Тобой. Ты не возражаешь?»

«Идите. Мир и благословение тем, кто останется здесь». Они идут к главной дороге и выходят на нее.

10. Мужчина, который идет рядом с Иисусом и с трудом несет свой заплечный мешок, привлекает любопытство Петра. «Что у тебя там такое тяжелое?» - спрашивает он.

«Моя одежда... и кое-какие книги... мои друзья после и вместе с курицей. Я не мог расстаться с ними. Но они тяжелые»

«Вот как! Наука тяжела! Конечно! И те, кто любит ее, да?»

«Они не позволили мне сойти с ума».

«Вот как! Ты должен любить их! Какие это книги?»

«Философия, история, греческая и Римская поэзия...»

«Прекрасно, конечно, прекрасно. Но... ты думаешь, что сможешь носить их с собой?»

«Возможно, я смогу расстаться с ними. Но ты не можешь сделать все сразу, ведь так, Мессия?»

«Зови Меня Учителем. Нет, ты не можешь. Но Я укажу тебе место, где ты сможешь

сохранить своих друзей, твои книги. Они могут помочь тебе в дискуссиях о Боге с язычниками».

«О! Как свободна Твоя мысль от всех ограничений!»

Иисус улыбается, а Петр восклицает: «не удивительно! Он – сама Мудрость!»

«И Доброта, поверь мне. А ты ученый?»

«Я? О! В высшей степени. Я могу рассказать чем отличается карась[12] от карпа и на этом моя эрудиция заканчивается. Я рыбак, друг мой!» И Петр улыбается смиренно и искренне.

«Ты честный человек. Это наука, которой ты научился сам. Ей очень трудно научиться. Ты мне нравишься».

«И ты мне тоже нравишься. Потому что ты искренний. И тогда, когда ты обвиняешь самого себя. Я прощаю все, я помогаю всем. Но я безжалостный враг лживых людей. От них я заболеваю».

«Ты прав. Лживый человек – преступник».

«Преступник. Ты прав. Скажем, ты мог бы передать мне свой мешок на какое-то время? В любом случае, ты можешь быть уверен, что я не сбегу с книгами... я думаю, что он слишком тяжел для тебя...»

«Двадцать лет в шахте ломают твою спину... но почему ты хочешь обременить себя?»

«Потому что учитель учил нас любить друг друга как братьев. Дай их мне. И возьми мою ветошь. Моя сумка не тяжелая... в ней нет ни истории, ни поэзии. Моя история, мои стихи и все остальное, что ты упомянул, - это Он, мой Иисус, наш Иисус».

 

Сын вдовы из Наина

14 июня 1945

 

1. Наин в дни Иисуса, должно быть, имел довольно-таки важное значение. Это небольшой, но хорошо построенный город, окруженный стенами, расположен на низком приятном холме, ответвлении Малого Ермона, господствующем над очень плодородной равниной, которая простирается к северо-востоку.

Идущие из Эндора достигают Наина перейдя через маленькую речушку, которая впадает в Иордан. Но ни Иордана, ни его долины больше не видно, потому что они скрыты холмами, которые на востоке образуют дугу, наподобие вопросительного знака.

Иисус следует по главной дороге, которая соединяет территорию озер с Ермоном и его селами. Многие жители Эндора идут за Ним, оживленно беседуя друг с другом.

Группа апостолов находится на небольшом расстоянии, - самое большее около двухсот метров, - от стен: И так как Главная дорога ведет прямо к одним из городских ворот, которые широко раскрыты, потому что уже полностью рассвело, то видно, что происходит внутри городских стен. Иисус, говоривший с апостолами и новообращенными, видит похоронную процессию идущую навстречу им, с великим шумом, поднятым плакальщицами, и подобными демонстрациями скорби, свойственными восточным народам.

 «Можно нам пойти и посмотреть, Учитель?» - просят многие. И многие жители

Эндора уже побежали смотреть на траурную процессию.

«Да, давайте пойдем», - снисходительно говорит Иисус.

«О! Это, должно быть, мальчик. Посмотри, сколько цветов и лент на похоронных носилках», - говорит Иуда Искариот Иоанну.

«Или это, возможно, девственник», - отвечает Иоанн.

«Нет, это, конечно, молодой человек, судя по оттенкам, которые они использовали. Либо у них нет мирта…» - говорит Варфоломей.

Похоронная процессия выходит из городских стен. Невозможно разглядеть, что находится на носилках, которые несут высоко на своих плечах носильщики. Только по контурам можно догадаться, что на них находится труп, забинтованный и покрытый саваном, и что это тело взрослого человека, потому что оно такой же длины, что и носилки.

       Женщина, покрытая вуалью, плача идет рядом с носилками, поддерживаемая родственниками или друзьями. Единственные искренние слезы во всем этом фарсе плакальщиц. И когда носильщик спотыкается о камень или выступ грунта, или оступается, отчего носилки колеблются, мать стонет: «О! Нет! Будьте осторожны! Мой мальчик так страдал!» И она поднимает свою дрожащую руку и ласкает край носилок. И так как она не в состоянии сделать что-нибудь еще, она целует вуали и ленты, колышимые мягким ветерком, которые слегка касаются неподвижного трупа.

Петр, полный сочувствия, со слезами, навернувшимися на его добрые проницательные глаза, шепчет: «она мать». Но он не единственный, в чьих глазах заблестели слезы от этого зрелища. У Кананита, Андрея, Иоанна, и даже у вечно веселого Фомы слезы в глазах. Они все глубоко тронуты. Иуда Искариот шепчет: «если бы это был я! О! Бедная моя мать...»

2. Иисус, сострадание в глазах Которого так глубоко, что невыносимо, направляется к носилкам.

Мать, которая сейчас всхлипывает громче, потому что процессия уже должна повернуть в сторону открытой гробницы, решительно отталкивает Его, когда видит, что Иисус хочет прикоснуться к носилкам. Я удивляюсь, чего она боится в своем горе. Она кричит: «он мой!» и смотрит на Иисуса вытаращенными глазами.

«Я знаю, мать. Он – твой».

«Он мой единственный сын! Почему он должен умереть, он был такой добрый и милый, он был моей радостью, ведь я вдова. Почему?» Толпа наемных плакальщиц скорбит еще громче, образуя хор с матерью, которая продолжает: «почему он, а не я? Несправедливо, чтобы та, которая родила дитя, видела как ее отпрыск гибнет. Отпрыск должен жить, иначе зачем было моему чреву мучиться, чтобы дать рождение человеку?»

И она бьет себя в живот дико и отчаянно.

«Не делай этого! Не плачь, мать». Иисус берет ее за руки, сжав их крепко в левой руке, а правой рукой Он прикасается к одру, говоря носильщикам: «остановитесь и опустите носилки на землю».

Носильщики подчиняются и опускают малое ложе, которое покоится на четырех ножках.

Иисус берет саван, покрывающий мертвого юношу и снимает его, раскрывая

труп.

Мать выкрикивает свое горе и, я думаю, имя своего сына: «Даниил!»

Иисус, по-прежнему сжимая руки матери в своей, встает, с впечатляюще сияющими глазами, могущество чуда величественно сияет на Его лице. Опустив Свою правую руку, Он повелевает во всю мощь Своего голоса: «Юноша! Я говорю тебе: встань!»

3. Мертвый юноща, окутанный бинтами, садится на носилках и зовет: «мама!» Он зовет ее заикающимся испуганным голосом перепуганного ребенка.

«Он твой, женщина. Я даю его тебе во имя Божье. Помоги ему избавиться от

судариума[13]. И будьте счастливы».

Иисус жестом показывает, что пора уходить. Но это невозможно! Толпа приковала Его к носилкам, к которым бросилась мать, ощупывая бинты, стараясь снять их побыстрее, тогда как умоляющие детские стоны повторяют: «Мама! Мама!»

Судариум и бинты развязаны, мать и сын обнимают друг друга, они делают это, не заботясь о липком бальзаме, который мать удаляет с дорогого ей лица и рук, используя те же бинты. Так как у нее нет одежды, чтобы одеть его, она снимает свою мантию и накидывает ее на него, все время лаская его…

Иисус смотрит на нее... Он смотрит на двух любящих друг друга существ, прижавшихся друг к другу на краю маленького ложа, которое перестало быть погребальными носилками, и плачет.

Иуда Искариот видит его слезы и спрашивает: «почему Ты плачешь, мой Господь?»

Иисус поворачивается лицом к нему и говорит: «Я думаю о Своей Матери...»

Эта краткая беседа привлекает внимание женщины к своему Благодетелю. Она берет за руку своего сына, поддерживая его, потому что его конечности все еще довольно

онемевшие, и, упав на колени, говорит: «Ты тоже, сын мой. Благослови этого Святого человека, Который вернул тебя к жизни и к твоей матери» и она наклоняется, чтобы поцеловать тунику Иисуса, а толпа в это время поет осанну Богу и его Мессии, о Котором и Кто Он теперь хорошо известно, потому что апостолы и народ Эндора рассказали всем Кто Тот, Кто сотворил чудо.

И толпа восклицает: «благословен Бог Израиля. Благословен Мессия, Его Посланник! Благословен Иисус, сын Давидов! Великий Пророк восстал среди нас! Бог воистину посетил свой народ! Аллилуйя! Аллилуйя!»

Наконец-то Иисус смог вырваться и войти в город. Толпа следует за Ним и преследует Его, ликуя в своей любви.

4. Человек устремляется к Иисусу и глубоко кланяется ему. «Пожалуйста, приди и остановись под моим кровом».

«Я не могу. Пасха не позволяет Мне останавливаться где-либо, кроме тех мест, которые заранее намечены».

«Через несколько часов будет закат и наступит пятница[14]...»

«Точно, именно поэтому Я должен добраться места, где Я должен остановиться до захода солнца. И все равно Я благодарен тебе. Но не удерживай Меня».

«Я начальник синагоги».

«Так ты имеешь в виду, что имеешь право на Меня. Человек, если бы Я пришел сюда только на один час позже, то эта женщина лишилась бы своего сына, воскрешенного ради нее. Я иду туда, где другие несчастные люди ожидают Меня. Не будь таким эгоистичным, не отсрочивай их радости. Я обязательно приду снова, и Я останусь с тобой в Наине на несколько дней. А теперь отпусти Меня».

Человек больше не настаивает. Он только говорит: «как Ты скажешь. Я буду ждать

Тебя».

«Да. Мир тебе и жителям Наина. И вам, люди Эндора, мир и благословения. Вернитесь в свои дома. Бог говорил к вам посредством чуда. Стремитесь обратить все ваши сердца к Добру посредством силы любви».

Последний хор славословий. Затем толпа позволила Иисусу уйти, и Он пересекает город по диагонали и выходит из него, направившись к Ездрилону.