Иисус проповедует в синагоге Кериофа

9 июля 1945

 

1. Я вижу внутреннее помещение синагоги Кериофа, то самое место, где они положили на землю Савла, умершего после того, как он увидел будущую славу Христа. В этом самом месте, в толпе людей, из которой появляется Иисус и Иуда, – они самые высокие и лица их обоих сияют, у одного от любви, у другого – от радости видеть, что его город всегда остается верным Господу и отличается воздаянием особых торжественных почестей Учителю, - здесь же находятся влиятельные граждане Кериофа, и чуть поодаль от Иисуса жители города, набившиеся в синагогу подобно семенам в мешке. Синагога так переполнена, что трудно дышать, хотя двери открыты. Ради того, чтобы воздать должное Учителю и послушать Его, они в конечном итоге подняли такую суматоху и такой шум, что ничего невозможно расслышать.

Иисус мирится с обстоятельствами и молчит. Но другие в нетерпении жестикулируют и кричат: «тишина!» Но их голоса теряются в гвалте, подобно крику на берегу штормового моря.

Иуда не теряет времени. Он взбирается на высокие скамьи и бьет по светильникам, свисающим гроздьями, друг против друга. Полый металл резонирует и цепи звенят, подобно музыкальным инструментам. Народ смолкает и, наконец, можно расслышать слова Иисуса.

Он говорит главе синагоги: «Дай Мне десятый свиток с этой полки».

Получив, Он раскрывает его и передает обратно главе синагоги со словами: «читай четвертую главу второй книги Маккавейской».

Глава синагоги подчиняется и начинает читать. Превратности Онии, ошибки Ясона, предательство и воровство Менелая представляются на рассмотрение присутствующих. Глава окончилась. Глава синагоги смотрит на внимательно слушавшего Иисуса.

2. Иисус кивает, что этого достаточно, а затем обращается к народу: «В городе Моего самого дорогого ученика, Я не буду говорить обычных слов, наставляя вас. Мы остановимся здесь на несколько дней и Я хочу, чтобы он сказал вам эти слова, потому что именно отсюда Я хочу начать непосредственное общение, непрерывное общение между апостолами и людьми. Об этом было решено в верхней Галилее, где это решение увенчалось первым блестящим успехом. Но смирение Моих учеников побуждает их держаться на втором плане, потому что они боятся, что окажутся неспособными, и что они узурпируют Мое место. Нет. Они должны делать это, и они будут делать это хорошо и помогут своему Учителю. Поэтому истинная апостольская проповедь начнется здесь, соединив одной только любовью границы Галилеи и Финикии с землями Иуды, с землей южной, граничащей с землями солнца и песков. Потому что Учителя уже недостаточно

для нужд этих масс людей. И также потому, что орлятам нужно покинуть свои гнезда и совершить свои первые полеты, пока Солнце еще с ними и Его сильное крыло может поддержать их.

Поэтому, в течение этих дней, Я буду вашим другом и вашим утешением. Они станут словом и будут распространять семя, которое Я дал им. Поэтому Я не буду учить

публику, но Я дам вам нечто особенное – пророчество. Я прошу вас запомнить это на будущее, когда самое страшное событие в истории человечества скроет солнце и во мраке сердца ваши, возможно, будут судить ошибочно. Я не хочу, чтобы вы пребывали в заблуждении, потому что с самого первого момента вы были добры ко Мне. Я не желаю, чтобы мир мог сказать: “Кериоф был врагом Христа”. Я праведен. Я не могу позволить Себе критику, будут ли люди недоброжелательны ко Мне или будут любить Меня,  обвиняя вас в проступках против Меня, побуждаемых этими чувствами. Как невозможно ожидать равной святости в детях большой семьи, так же невозможно ожидать ее в большом городе. Но было бы категорически противно милосердию говорить: «проклята вся семья или весь город» из-за одного нечестивого сына или из-за одного плохого гражданина.

Поэтому слушайте и запомните, оставайтесь всегда верными, и как Я люблю вас так сильно, что хочу защитить вас от несправедливого обвинения, так и вы должны любить тех, кто невинны. Всегда. Кем бы они ни были. Независимо от их возможного родства с виновным.

3. А сейчас слушайте. Придет время, когда в Израиле будут осведомители о сокровищнице и о стране, которые в надежде подружиться с иностранцами, будут говорить плохое об Истинном Первосвященнике, обвинив его в союзе с врагами Израиля и в нечестивых деяниях против сынов Божьих. И ради достижения своей цели они будут способны на совершение преступлений, возлагая ответственность за них на Невинного. И придет время, все в том же Израиле, когда бесчестный человек, интригуя даже еще больше, чем во времена Онии, чтобы стать Понтификом, пойдет к влиятельным людям Израиля и развратит их золотом лживых и в еще большей степени нечестивых слов, и будет извращать истинные факты, и не будет осуждать преступления, напротив, преследуя свою постыдную цель, он сделает все возможное, чтобы разложить традиции и покрепче схватить души, лишенные дружбы Бога: и все это ради достижения своей цели. И он добьется успеха. Конечно! Потому что если в той самой обители на горе Мориа нет гимнастической школы нечестивого ей целиолее нечестивых, и будет извращать истинные факты, и он не будет говорить против преступ Ясона, то на самом деле она находится в сердцах обитателей горы, которые ради привилегий и льгот готовы продать то, что стоит гораздо больше, чем клочок земли, то есть, саму свою совесть. Плоды старой ошибки все еще зримы, и тот, кто имеет глаза, чтобы видеть, может видеть, что происходит там, где должны находиться милосердие, чистота, справедливость, добро и глубокая святая религия. Но если уже эти плоды являются причиной сотрясений, то плоды их семян вызовут не только колебания, но и Божье проклятье.

И вот вам это истинное пророчество. Я торжественно говорю вам, что тот, кто хитростью добивается положения и опоры путем долгих искусных трюков, выдаст в обмен на деньги  Первосвященника, Истинного Высшего Священника в руки Его врагов,

будучи обманутым торжественными заверениями в любви. Он выдаст Его палачам жестом любви. И Он, Истинный Первосвященник, будет убит без какого-либо уважения к справедливости. В чем будут обвинять Христа, - потому что Я говорю о Себе, - чтобы обосновать право убить Его? Какая судьба будет уготована тем, кто совершит это? Судьба немедленно свершившейся, внушающей ужас справедливости. Не индивидуальная судьба, но коллективная судьба пособников предателя. Более отдаленная и даже более ужасная судьба, чем судьба человека, которого угрызения совести доведут его демоническую душу и увенчают ее заключительным преступлением против самого себя. Потому что это наказание закончится мгновенно. Последнее же наказание будет долгим и ужасным. Вы найдете его в высказывании: “... и он вознегодовал и приказал совлечь с Андроника порфиру и казнить его на том самом месте, где он возложил свои нечестивые руки на Онию”. Да, священническая раса будет поражена в своих сыновьях так же, как и в палачах. И вы можете прочитать о судьбе зла, связанного с массами народа в следующих словах: “голос крови вопиет ко Мне от земли. Поэтому ты будешь проклят...” И это будет сказано Богом целому народу, который не защитил и не сохранил дар Небес. Потому что если верно, что Я пришел, чтобы искупить, то горе тем, которые станут убийцами, и не будут искуплены, среди этого народа, чьим первым искуплением является Мое Слово.

Я уже говорил вам об этом. Помните это. И когда вы услышите, как говорят, что Я злодей, говорите: “Нет. Он предупредил нас. И вот знамение, которое исполнилось и Он явился Жертвой, убитой за грехи мира”.»

4. Люди покидают синагогу и, жестикулируя, все они говорят о пророчестве и почтении, которое Иисус оказал Иуде. Народ Кериофа в приподнятом настроении из-за чести пожалованной им Мессией, избрав город апостола, и именно апостола Кериофа, для начала апостольской проповеди, а также подарив им пророчество. И хотя оно грустное, велика честь получить его вместе со словами любви, которые предварили его…

В синагоге остались только Иисус и апостолы, затем они пошли в маленький сад, расположенный между синагогой и домом главы синагоги. Иуда сел и заплакал.

«Почему ты плачешь? Я не вижу никакой причины...» - говорит другой Иуда.

«Ну. Я почти чувствую, что делаю то же самое сам. Ты слышал Его? Теперь мы должны говорить…» - говорит Петр.

«Мы уже говорили немного на горе. И мы будем все время совершенствоваться. Ты и Иоанн сразу же начали успешно проповедовать», - говорит Иаков Зеведеев, чтобы подбодрить их.

«Я самый худший... но Бог поможет мне. Верно, Учитель?» - спрашивает Андрей.

Иисус, который просматривал несколько пергаментных свитков, которые Он принес с Собой, оборачивается и говорит: «что ты сказал?»

«Что Бог поможет мне, когда я должен буду говорить. Я буду стараться и повторять Твои слова, насколько я смогу. Мой брат боится, а Иуда плачет».

«Ты плачешь? Почему?» - спрашивает Иисус.

«Потому что я действительно согрешил. Андрей и Фома могут рассказать Тебе. Я

бегал от Тебя, а Ты оказал мне привилегию назвав меня «самым дорогим учеником» и попросив меня учить здесь… С такой большой любовью!...»

«Но разве ты не знаешь, что Я люблю тебя?»

«Да. Но... Спасибо, Учитель. Я никогда больше не буду роптать. Я действительно тьма, а Ты – Свет».

Глава синагоги вернулся и приглашает их в свой дом, и по пути туда он говорит:  «я думал о Твоих словах. Если я Тебя правильно понял, так же, как в Кериофе Ты обрел Своего любимого ученика, нашего Иуду Симонова, так же, согласно Твоему пророчеству, Ты обретешь и недостойного. Я сожалею об этом. К счастью нашему Иуде предназначено иное...»

«Всем своим существом», - говорит Иуда, который уже пришел в себя.

Иисус не говорит, но Он смотрит на своих собеседников и делает жест, разводя Своими руками, как бы желая сказать: «это так».

 

В доме Иуды в Кериофе

10 июля 1945

 

1. Иисус садится за стол со всеми Своими друзьями в прекрасном доме Иуды. Он говорит матери Иуды, которая пришла из своего загородного дома, чтобы оказать должное гостеприимство Учителю: «нет, мать, ты должна тоже остаться с нами. Мы здесь как одна семья. Это не холодный официальный пир, на котором сошлись случайные гости. Я принял твоего сына, и Я хочу, чтобы ты приняла Меня как сына, как и Я принимаю тебя как мать, потому что ты действительно достойна этого. Не так ли друзья мои, что так нам будет более радостно и мы будем чувствовать себя как дома?»

Апостолы и две Марии искренне кивают. И мать Иуды, с глазами, блестящими от слез, садится между своим сыном и Учителем, напротив Которого садятся две Марии с Марцианом между ними. Служанка приносит пищу, которую Иисус предлагает, благословляет, а затем раздает, потому что мать Иуды непреклонна в этом вопросе. Он всегда начинает раздачу пищи с нее, что трогает женщину все больше и больше, а Иуду побуждает к гордости и, в то же время, к задумчивости.

Они беседуют о различных предметах, в которых Иисус старается заинтересовать мать Иуды, Он также стремится познакомить ее  с двумя Своими ученицами. Марциан оказывается в этом отношении полезным, так как заявляет, что очень любит также мать Иуды: «потому что ее зовут Мария, как всех хороших женщин».

2. «И ты больше не будешь любить ту, которая ждет нас на берегу озера, маленький негодник?» - спрашивает Петр полушутя полусерьезно.

«О! Очень даже буду, если она хорошая».

«Ты можешь быть уверен в этом. Все так говорят, и я также должен подтвердить это, потому что если она всегда добра к своей матери и ко мне, то ее следует признать действительно хорошей. Но ее зовут не Марией, сын. У нее необычное имя, потому что ее отец назвал ее в честь того, что принесло ему богатство. Он назвал ее Порфирией.

Красный цвет красив и драгоценен. Моя жена не красивая, но она драгоценна, потому что добра. Я очень люблю ее, потому что она так миролюбива, целомудренна и молчалива. Три добродетели... Не правда ли? Их нелегко найти! Я внимательно наблюдал за ней с тех пор, когда она была еще девочкой. Когда я приходил в Капернаум с рыбой я старался увидеть ее за починкой сетей, или у фонтана, или молча работающей в огороде. Она не была рассеянной бабочкой, порхающей тут и там, и не была маленькой глупой курочкой, оглядывающейся на каждый крик петушка. Она никогда не поднимала головы, услышав голос мужчины, и когда я, влюбленный в ее доброту и в ее чудесные косы, что в ней действительно прекрасно, и… ну, из сострадания, потому что с ней обращались дома как с рабыней… когда я начал здороваться с ней, - тогда ей было шестнадцать лет, - она едва отвечала мне, она опускала на лицо свою вуаль и оставалась в помещении. Эх! Потребовалось очень долгое время, чтобы выяснить, считает она меня страшилищем или нет, и прежде чем я смог отправить к ней моего шафера[6]!...  Но я не жалею об этом. Я мог бы обойти весь мир, но я не нашел бы другую, подобную ей.  Я прав, Учитель, что она хорошая?»

«Да, она очень хорошая. И я уверен, что Марциан будет любить ее даже если ее

зовут не Марией. Не так ли, Марциан?»

«Да. Ее зовут “мамочкой”, а мамочки хорошие и их любят».

3. Затем Иуда рассказывает, что он сделал за день. Я понимаю, что он пошел

сообщить матери об их визите, а затем начал оповещать о нем в деревнях близ Кериофа вместе с Андреем. Затем он сказал: «но завтра я хотел бы, чтобы пошли все. Я не хочу, чтобы видели только меня. Насколько это возможно, нам надо ходить по двое, иудей с галилеянином. Например, Иоанн со мной, Симон с Фомой. Я хочу, чтобы и другой Симон пошел! Но вы двое (он указывает на сыновей Алфея) можете пойти вместе. Я сказал всем, и тем, кто не хотел этого знать, что вы двоюродные братья Учителя. А вы двое (он указывает на Филиппа и Варфоломея) тоже можете пойти вместе. Я сказал им, что Нафанаил – это раввин, который пришел, чтобы следовать за Учителем. Это очень благоприятно впечатляет людей. А… вы трое останетесь здесь. Но как только придет Зилот, мы сможем сформировать другую пару. И затем мы будем меняться по кругу, потому что я хочу, чтобы люди встретились со всеми…» Иуда радостно оживлен: «я говорил о декалоге, Учитель, стараясь особенно прояснить те части, в которых в этих местах нуждаются больше всего…»

«Иуда, пожалуйста, не позволяй своей руке быть слишком тяжелой. Всегда имей в виду, что добротой достигают большего, чем нетерпимостью, и что ты тоже человек. Так что испытывай себя и прими во внимание, что и ты можешь легко упасть и как ты расстраиваешься, когда тебя упрекают слишком откровенно», - говорит Иисус, тогда как мать Иуды, покраснев, опускает свою голову.

«Не беспокойся, Учитель. Я стараюсь подражать Тебе во всем. Но в деревне, которую мы можем видеть также через эту дверь (двери во время их застолья открыты, и из этой комнаты на верхнем этаже открывается прекрасный вид), есть больной человек, который желал бы исцелиться. Но его невозможно принести сюда. Не мог бы Ты пойти со мной?»

«Завтра, Иуда, завтра утром наверняка. И если есть еще больные люди скажите Мне или приведите их сюда».

«Ты действительно хочешь принести пользу моему Отечеству, Учитель?»

«Да. Так чтобы никто не мог говорить, что Я был несправедлив к людям, которые не причинили Мне никакого вреда. Я помогаю и злым людям! Так почему бы не помочь хорошим людям Кериофа? Я желаю оставить о Себе неизгладимое воспоминание...»

«Что? Мы не вернемся сюда?»

«Мы вернемся снова, но...»

4. «Вот и Мать, Мать с Симоном!» - слышится трель мальчика[7], который видит Марию и Симона, поднимающихся по лестнице, ведущей на террасу, где находится комната.

Все встают и идут навстречу двоим, которые только что пришли. Раздается шум восклицаний, приветствий, передвигаемых скамей. Но ничто не отвлекло Марию и не помешало Ей приветствовать сначала Иисуса, а затем мать Иуды, которая глубоко склонилась и которую Мария поднимает, обнимая ее, как если бы она была Ее дорогой подругой с которой она встретилась после долгого отсутствия.

Они возвращаются в комнату, и Мария Иуды говорит служанке, чтобы она принесла свежую пищу для новых гостей.

«Вот, Сын, приветствие от Элизы», - говорит Мария, протягивая небольшой пергаментный рулон Иисусу, Который разворачивает его и читает, а затем говорит: «Я знал. Я был уверен. Спасибо, Мать. От Моего имени и от имени Элизы. Ты на самом деле являешься здоровьем больных!»

«Я? Ты, Сын. Не Я».

«Ты; и Ты – Моя самая большая помощница». Затем Он обращается к апостолам и

женщинам ученицам и говорит: «Элиза пишет: “вернись, мой Мир. Я хочу не только любить Тебя, но и  служить Тебе”. Итак Мы освободили одно творение от ее тоски и меланхолии и Мы добыли Себе ученицу. Да, Мы вернемся».

«Она хочет встретиться и с ученицами. Она восстанавливается медленно, но неуклонно. Бедная Элиза! Она до сих пор подвержена моментам ужасного замешательства. Правда, Симон? Однажды она хотела попробовать выйти со Мной, но она увидела друга Даниила… и разрыдалась, нам стоило большого труда успокоить ее. Но Симон так умен! Поскольку Элиза выразила желание вернуться в мир, а в мире Бетзура для нее слишком много воспоминаний, то Симон посоветовал нам обратиться к Иоанне. И он пошел позвать ее. После праздника она вернулась к Бетхер, в свой великолепный розарий в Иудее. Симон говорит, что он, кажется, был как во сне, пересекая холмы, покрытые кустами роз, что он уже побывал в раю. Она немедленно приехала. Она в состоянии понять и пожалеть мать, оплакивающую своих сыновей! Элиза очень полюбила ее и я уехала. Иоанна хочет убедить ее оставить Бетзур и переселиться в ее замок. И она добьется успеха, потому что она сладкая, как голубь, но твердая, как камень в своих решениях».

«Мы должны пойти к Бетзуру на обратном пути, и тогда мы разделимся. Вы, ученицы останетесь с Элизой и Иоанной на некоторое время. Мы пройдем через Иудею и встретимся с вами в Иерусалиме на Пятидесятницу»...

5. Пресвятая Дева Мария и Мария, мать Иуды, остались вдвоем. Они не в городском доме, а в сельском. Они наедине. Апостолы с Иисусом находятся снаружи, ученицы и мальчик находятся в великолепном яблоневом саду и их голоса слышны вместе с шумом стирки одежд, отбиваемых на стиральных досках. Они, возможно, занялись стиркой, пока мальчик играет.

Мать Иуды, сидя в тускло освещенной комнате рядом с Марией, говорит Ей: «эти

мирные дни будут для меня подобны мечте. Они были слишком краткими! Да, слишком краткими! Я знаю, что мы не должны быть эгоистами и что справедливо, что Ты должна пойти к этой бедной женщине и к очень многим другим несчастным людям. Но я бы хотела!... Я бы хотела иметь свободное время, или пойти с Тобой!... Но я не могу. У меня нет родственников, кроме моего сына и я должна присматривать за недвижимостью семьи...»

«Я понимаю... Больно расставаться с сыном. Мы матери всегда хотели бы не расставаться со своими детьми. Но мы отдаем их для великого дела, и мы не потеряем их. Даже смерть не сможет разделить наших сыновей с нами, если они и мы обретем милость в очах Божьих. Но наши сыновья все еще на земле, даже если по воле Божьей они оторваны от нашего лона, чтобы быть отданными миру ради его блага. Мы всегда можем присоединиться к ним и даже отголосок их дел подобен ласке для наших сердец, потому что их дела являются ароматом их душ».

«Чем для Тебя является Твой Сын, Женщина?» - спрашивает Мария Иуды, понизив голос.

И Пресвятая Мария незамедлительно отвечает: «Он – Моя радость».

«Твоя радость!!!...» И затем из глаз матери Иуды брызнули слезы и она опускает голову чтобы скрыть их. Она склоняется так низко, что почти касается своих коленей лбом.

«Почему ты плачешь, Мой бедная подруга? Почему? Скажи Мне. Я счастлива в Своем материнстве, но Я могу понять тех матерей, которые не счастливы...»

6. «Да. Не счастливы! И я одна из них. Твой Сын – Твоя радость... мой – мое горе. По крайней мере, он был таким. Теперь, с тех пор, как он с Твоим Сыном, я не так волнуюсь. О! Из всех тех, кто молиться за твоего святого Сына, за Его благополучие и успех, нет никого, после Тебя, Благословенная Женщина, которая молилась бы так же, как эта несчастная мать, говорящая с Тобой... Скажи мне правду: что Ты думаешь о моем сыне? Мы – две матери, одна перед другой, между нами Бог. И мы говорим о наших сыновьях. Возможно, что Тебе легко говорить о Твоем Сыне. Мне.. мне же приходится бороться с собой, говоря о моем сыне. И все же, сколько добра, или сколько горя, может доставить мне эта беседа! И даже если это будет горе, все равно для меня будет облегчением говорить об этом… Эта женщина в Бетзуре стала почти безумной, когда умерли ее сыновья, верно? Но клянусь Тебе, иногда Я думала и все еще думаю, глядя на моего Иуду, который красив, здоров, умен, но не добр, не добродетелен, не праведен в своей душе, не устойчив в своих чувствах, я часто думаю,  что я бы предпочла оплакать его смерть, но не узнать, что он неприятен Богу. Но скажи мне, что Ты думаешь о моем сыне? Будь откровенной. Этот вопрос мучает мое сердце весь прошедший год. Но у кого я могла бы спросить об этом? У граждан? Они тогда еще не знали, что Мессия уже существует, и что Иуда хочет пойти с Ним. Я знала. Он сказал мне, когда пришел сюда после Пасхи, ликующий, страстный, как обычно, когда он вдруг поддается внезапной прихоти, и, как обычно, пренебрегающий советами своей матери. У его друзей из Иерусалима? Святое благоразумие и благочестивая надежда предупредили меня. Я не пожелала сказать: “Иуда следует за Мессией” тем, кого я не могу любить, потому что они все что угодно, но только не святые. И я надеялась, что эта его прихоть пройдет, как и многие другие, даже ценой слез и отчаяния, как это происходило в случаях с несколькими девушками, которых он очаровывал здесь и в других местах, но никогда на них не женился. Ты знаешь, что есть места, куда он больше не ходит, потому что может подвергнуться справедливому наказанию? Его пребывание в Храме тоже было блажью. Он не знает, чего хочет. Никогда не знал. Его отец, пусть Бог простит его, испортил его. Я никогда не имел никакой власти над этими двумя мужчинами в моем доме. Но я могла плакать и возмещать за все виды унижения... Когда умерла Иоанна, – и хотя никто не рассказывал мне, я знаю, что она умерла потому, что сердце ее было разбито, когда Иуда сказал ей, что не хочет жениться, после того, как она ждала его всю свою молодость, тогда как все знали, что в Иерусалиме он послал друзей к очень богатой женщине, владеющей магазинами на Кипре, чтобы просить о руке ее дочери. Я пролила немало горьких слез из-за упреков матери погибшей девушки, как если бы я была соучастницей моего сына. Нет. Я не участвовала в этом. У меня нет власти над ним. В прошлом году, когда Учитель пришел сюда, я поняла, что Он знает об этом... и я собиралась сказать Ему. Но больно, очень больно матери говорить: “Будь осторожен с моим сыном. Он жадный, черствый, замкнутый, гордый и непостоянный”. Но именно таков он и есть. Я молюсь, чтобы Твой Сын, Который творит так много чудес, смог сотворить еще одно чудо с моим Иудой... но скажи мне, пожалуйста, скажи мне, что Ты думаешь о нем?»

7. Мария, которая все время молчала, с выражением жалости и скорби слушая этот материнский плач, которого не могла не одобрить Ее праведная душа, тихо сказала: «бедная мать!... Что я думаю? Да, душа твоего сына не прозрачна, как душа Иоанна, это не кроткая душа Андрея, у него нет твердости Матфея, который захотел измениться и изменился... он... непостоянный, да, он такой. Но мы будем молиться о нем очень упорно, ты и Я. Не плачь. Возможно, твоя материнская любовь, которой хотелось бы гордиться своим сыном, заставляет тебя видеть его более развращенным, чем он есть на самом деле...»

«Нет! Нет! Я вижу верно, и я так боюсь». Комната наполнилась рыданиями матери Иуды и в полумраке белое лицо Марии стало еще бледнее из-за материнского признания, которое обострило все подозрения Матери Господа. Но Она владеет собой. Она привлекает несчастную мать к Себе и ласкает ее, пока она, отбросив все оговорки, с болью и смущением сообщает Марии о всей грубости, претенциозности и жестокости Иуды и заключает: «я краснею за него, когда вижу, что я являюсь объектом любящего внимания Твоего Сына! Я не спрашивала Его об этом. Но я уверена, что Он делает это из доброты. Он хочет сказать Иуде этим Своим любящим вниманием: “Помни, что таким образом исцеляют мать.” Сейчас, в данный момент он представляется хорошим... О! Если бы только это было так! Помоги мне, помоги мне своими молитвами, Ты, Святая, чтобы мой сын не оказался недостойным дарованной ему благодати Божьей! Если он не хочет любить меня, если он не может быть благодарным мне, родившей и воспитавшей его, это не так важно. Но пусть он действительно полюбит Иисуса; пусть он служит Ему преданно и благодарно. Но если это невозможно тогда... пусть Бог заберет его жизнь. В гробу он скорее бы был моим... наконец-то я бы имела его, потому что с тех пор, как он достиг сознательного возраста, он вряд ли когда-нибудь был моим. Лучше быть мертвым, чем плохим апостолом. Могу ли я молиться об этом? Что Ты скажешь?»

«Моли Господа, чтобы Он мог сделать то, что является наилучшим. Не плачь больше. Я видела проституток и язычников у ног Моего Сына, и мытарей и грешников вместе с ними. Все они стали агнцами по Его Милости. Надейся, Мария, надейся. Горе

матерей спасает их сыновей, разве ты не знаешь этого?...»

И все заканчивается на этом сострадающем вопросе.