Единицы анализа в сопоставительной грамматике

Слово либо его грамматическую форму обычно наивные пользователи, да и не только они, воспринимают как «кубик», элемент словаря и грамматической системы; из кубиков «составляют» высказывания. «Правила» данного языка определяют использование этой формы, а «правила» перевода определяют способы перекодирования. Кубики одного цвета заменяются кубиками другого цвета. Это наивное представление кажется вполне очевидным, пока мы описываем уже-написанные и ужепереведенные тексты – препарируем языковые ‘трупы’.

Однако перейдем от точки зрения лингвиста к точке зрения производителя еще-не-написанного и еще-не-переведенного текста. Это, фактически, и есть позиция, в которой находится реальный пользователь языка.

Если попытаться установить, как именно производится грамматический выбор, то увидим, что форма никогда не проявляет себя как «кубик» или как дискретная точка во времени, а скорее как процесс или результат процесса выбора, произнесения, интерпретации. Видимо, адекватнее говорить не о грамматической форме, а о грамматическом действии (как части языковых, коммуникативных действий в целом), которое управляется комплексом различных факторов грамматического выбора. Эти факторы имеют различные степени влияния и приоритетности.

Кроме того, установление эквивалентности типа ФОРМА::ФОРМА сталкивается с асимметрией членения формального и функционального репертуара языков.

Например, одной единице языка-оригинала в переводе может соответствовать две и более, и наоборот (русск. писал/написал: англ. wrote/was writing/has written/has been writing/had written/had been writing: schrieb/hat geschrieben/hatte geschrieben: франц. йcrivait/йcrit/a йcrit/avait йcrit/eu йcrit: испанск. escribнa/escribн/ha escrito/habнa escrito/hubo escrito: итал. scriveva/scrisse/ha scritto/aveva scritto и т.п.). Если даже и найдутся две формально подобные формы, то их функциональный потенциал будет – иногда достаточно сильно (ср. англ. has written и франц. a йcrit) – различаться. Нам не удастся изобразить соотношения семантических потенциалов форм прошедшего в данных языках, как это было сделано (впрочем, достаточно условно и приблизительно) для слов «дерево» и «лес» в Таблице 2–1. Двумерности таблицы не хватит, чтобы изобразить возможные соответствия. Например, has lived может соответствовать как жил, так и прожил, так даже и живет.

Подобные друг другу функции подобных форм разных языков также необязательно выражаются теми же самыми формами во всех случаях. Например, у английского перфекта есть так называемая инклюзивная функция, которой нет у перфектов в других языках: англ. You have known for a long time // немецк. Sie wissen ja selber lдngst / франц. vous le savez vousmкme / испанск. sabe Usted / итал. lo sapete anche voi // русск. Сами давно знаете, что надо делать (Ф.М.Достоевский). Инклюзивный перфект описывает действие, которое, начавшись в прошлом, захватывает и настоящий момент. В других переводах это передается настоящим временем.

Таким образом, получается, что языки на уровне отдельно взятых форм несопоставимы: во-первых, форма является не точкой во времени, а многофакторным грамматическим действием с возможностью неоднозначного выбора. Во-вторых, имеются языки, в которых отсутствуют формы, подобные исходным. В-третьих, даже между языками, имеющими подобные параллели, нет полной корреляции потенциалов функционирования подобных форм.

Французский лингвист начала ХХ столетия Анри Делакруа писал, что грамматическая форма гипнотизирует лингвиста, последний же, под влиянием «лингвистического реализма», полагает, что одна форма выражает всегда одну и ту же форму мысли, без учета изменений в языке и разности языков. В то же время одной из важнейших черт языка является как раз диспаритет, отсутствие изоморфизма, однозначного соответствия между формой и функцией. Вспомните известный уже из курса истории языкознания принцип асимметричного дуализма С.О. Карцевского, он прослеживается и в межъязыковых контрастах.

А. Делакруа отмечает парадоксальность формы. С одной стороны, как общие, универсальные грамматические категории, так и специфическиязыковые проявляются только через формы. С другой же, формы относительны по языкам и по историческим периодам. Кроме того, формы характеризуются разнообразием употребления формы как единства: функция переполняет (dйborde) форму, а интенция (намерение) переполняет категорию. Т.е. фактически, мы всегда хотим сказать больше, чем на самом деле говорим, чем позволяют нам имеющиеся возможности выбора, проложенные уже предыдущей историей языка пути. В этом противоречии, отчасти, скрыт и мощный источник изменений в языках.

Учитывая такую ‘парадоксальность’ форм конкретных языков, вспомним практический принцип, используемый в переводе: принцип нелинейности, не-пословности, когда переводятся не отдельно взятые, последовательно стоящие в тексте слова (формы), а более крупные отрезки текста, то есть, учитывается контекст. Как в переводе отдельное слово (форма) не может служить единицей приравнивания, так и в контрастивных исследованиях придется искать единицу сопоставления более протяженную, чем отдельный «кирпичик» – слово (форма).

Вспомним и еще один прием из практики перевода – контекстуальное восполнение. При отсутствии параллельной формы или при функциональной недостаточности параллельной формы, по сравнению с функциональным потенциалом формы в исходном языке, происходит разложение исходного значения формы и перераспределение его между контекстуальными, лексическими и формальными средствами. Значение в переводе, таким образом, выражается уже не отдельной формой, т.е. не глобально, не синтетически, а дискретно, аналитически – через контекстуальный комплекс средств разных уровней языковой системы (грамматических, лексических, синтаксических, фонетических и др.). Значения не горят (как и рукописи) и не исчезают при межъязыковых переходах – это можно считать законом сохранения для лингвистики.

В связи с вышеизложенным предлагается избрать в качестве единицы межъязыковых контрастивных исследований фрагмент текста меньше высказывания, но больше отдельной формы. Таким фрагментом, в рамках которого перераспределяются смыслы и который, собственно, и переводится в грамматическом плане, может быть комплекс грамматических, лексических и т.п. средств, в совокупности работающий на создание грамматического значения, являющийся средством осуществления грамматического действия. В работах известного российского лингвиста А.В. Бондарко еще в 70–е годы появился термин «грамматико-контекстуальный комплекс» для обозначения одного частного случая суммарного действия грамматических, лексических и контекстуальных средств, направленных на выражение одной грамматической функции. Представляется допустимой и более широкая интерпретация этого понятия в полилингвистическом контексте.

Практически все случаи выражения той или иной глобальной грамматической функции могут быть представлены как грамматико-контекстуальный комплекс.

Формулой контекстуального комплекса может быть ГКК = “форма+лексика+контекст” = Ф +Л + К. С учетом принципа вычитательной генерации (возможной нулевой реализации одного или нескольких компонентов комплекса «форма+лексика+контекст») возможны несколько вариантов. Попробуем их исчислить и наполнить языковым содержанием.

1. Нулевой контекст: отсутствие в рассматриваемом высказывании контекстуальных компонентов, участвующих в выражении данной грамматической функции, например, дополнительных или восполняющих адвербиальных детерминантов для глагольной формы: рус. Выходи, сударь, приехали (А. С. Пушкин) англ. Come out, sir, we have arrived// немецк. Steig aus, Herr, wir sind angekommen// франц. Descends, Monsieur, nous sommes arrivйs// испанск. Baja, seсor mнo: hemos llegado// итал. Esci fuori, signore, siamo arrivati

2. Нулевая форма: компоненты соответствующей зоны универсальных смыслов распределяются между контекстом и периферийным средством выражения данного грамматического значения, например, неграмматизованной аналитической конструкцией (voilа + причастие) или грамматической формой, категориальное значение которой не является центральным для данного поля: рус. вот вы вернулись в Россию – что же вы намерены делать (И. С. Тургенев) // франц. vous voilа rentrй en Russie// итал. eccovi tornato in Russia, ср. англ. you have returned/ come back// немецк. Sie sind zurьckgekommen// испанск. Usted ha regresado

3. Нулевое лексическое наполнение: данный вариант, как и следующий, вряд ли имеет место в реальной языковой деятельности; наиболее близки к этому классу метаязыковые описания грамматических явлений, например модели грамматических форм: I have X-ed; you have been Y-ing.

4. Нулевое лексическое наполнение и нулевой контекст: см. п.3.

5. Нулевое лексическое наполнение и нулевая форма: соответствующее значение распределяется между контекстуальными компонентами, например, выражение определенности/неопределенности существительного посредством порядка слов в безартиклевых языках: рус. В это время из боковой двери вышел с блестящими галунами и сияющим, глянцевитым лицом, с пропитанными табачным дымом усами фельдфебель (Л. Н. Толстой)// англ. Just then a sergeant... came in through a side door// немецк. trat aus einer Seitentьr ein Feldwebel// испанск. entrу por una puerta lateral un sargento// итал. comparve un sergente maggiore// венгерск. kilйpett egy aranypaszomбnyos... őrmester.

6. Нулевая форма и нулевой контекст: соответствующие смыслы выражаются через отдельные компоненты лексического наполнения форм других полей, например, результативное (перфектное) значение терминативных глаголов прибытия/отправления в форме настоящего времени.

франц. il me quitte, il y a deux minutes;

немецк. Sieh: ich komme soeben vom Lande// франц. car je reviens de la

campagne// испанск. Io, vedete, vengo ora dalla campagna

ср. рус. Вот я сейчас из деревни приехал (ЛНТ, В)// англ. I’ve just come

back from the country.

Таким образом, грамматико-контекстуальный комплекс может быть принят в качестве основной единицы, «рамки» функционального сопоставления языков.