VII. Об источниках и времени получения сведений о восточных германцах и венетах в «Германии» Тацита

 

В свете вышеприведенных свидетельств Тацита о происхождении и прародине германцев для меня несомненно, что те несколько фраз, которые в «Германии» прямо или косвенно относятся к венетам (в значительной своей части – праславянам), в сжатой форме несут бесценную информацию о конкретных месте, времени и обстоятельствах зарождения славянства, предопределяющих многое в последующей истории его, и особенно в истории Руси IX–XIII вв. (на территории коей и находилась «прародина славян») и ее исторических наследников вплоть до современных России, Украины и Белоруссии.

Давно сделанное мною и М. А. Тихановой открытие (Мачинский 1976: 85, 91; Мачинский, Тиханова 1976: 67, 71) состоит в том, что нечто очень важное Тацит сообщает о венетах косвенно уже в первой фразе «Германии»:

 

Германия в целом (Germania omnis) отделена от галлов, ретов и паннонцев реками Рейном и Дунаем, а от сарматов и даков – обоюдным страхом и горами (mutuo metu aut montibus); остальное окружает Океан, заключающий в себе обширные заливы и огромные пространства островов; некоторые из тамошних народов и королей недавно (nuper) стали известны благодаря войне (Tac. Ger. 1).

 

Тацит, отказываясь от условной восточной границы Германии по Висле (которую до него обозначил Агриппа и чуть позднее него – Кл. Птолемей) и отступая от собственного принципа – очерчивать территорию водными границами (Рейн, Дунай, Океан), ограничивает ее именно на востоке, между Карпатами и Балтикой (Much 1967: 29–37), областью «обоюдного страха» между германцами и сарматами[170]. В последней главе «Германии» выясняется, что наиболее активной в военном отношении силой в уникальной зоне «обоюдного страха» между германцами и сарматами выступают именно венеты, которые, по Тациту, скорее сарматы по «нравам» (постоянные набеги с целью грабежа) и скорее германцы по домостроительству, наличию щитов и пешим походам. Некоторые основополагающие сведения об обстоятельствах и образе жизни венетов выясняются именно при сопоставлении первой и последней глав «Германии».

Но для выяснения обстоятельств жизни венетов также весьма важно понять, что Тацит говорит в концовке обобщающего описания германцев и Германии. Тацит описывает народы Германии, группируя их в определенные территориальные единства и постепенно двигаясь от Рейна на восток, затем от Дуная на север. Последнюю северо‑восточную группировку германских этносов (которую он считает частью свевов) Тацит описывает, перечисляя их в направлении с юга на север:

 

…Свебию разделяет и рассекает непрерывная цепь гор (Судеты и западные отроги Карпат. – Д. М.), по ту сторону которой живут многие народы; из них шире всех распространен народ лугиев, разделяющихся на много племен. <…> За лугиями живут готоны, управляемые королями уже несколько строже, чем остальные германские племена. <…> Дальше, у самого Океана – ругии и лемовии… они повинуются королям. За ними на самом Океане живут племена свионов. <…> Им свойственно почитание силы, и поэтому ими повелевает один, без всяких ограничений… (Tac. Ger. 43; 44)

 

И именно к востоку от этой последней, северо‑восточной группировки германцев‑свевов живут народы (в первую очередь певкины, венеты и фенны, отчасти – эстии), относительно которых Тацит сомневается, можно ли их причислять к германцам. В отношении эстиев, которых он в итоге включил в пределы «Свевии», так и не признав их определенно германцами (язык другой, земледелием занимаются прилежнее, чем ленивые германцы, невоинственны и основное оружие – дубины), Тацит, видимо, испытывал те же затруднения, что и М. Б. Щукин 1900 лет спустя. Только Тацит, со всеми оговорками, все же решил включить эстиев в состав Свевии и Германии, а М. Б. Щукин, на базе археологического материала, не без колебаний отнес культуру западнобалтских курганов (примерно соответствующую эстиям Тацита) не к «третьему» (германскому) миру, а к «четвертому» – миру лесных культур Восточной Европы (Щукин 1994а: 21). Полагаю, что включение эстиев в пределы Свевии в немалой степени обусловлено их местожительством на «правом» (восточном) берегу «Свевского моря», на котором господствовал гребной флот свионов, причисляемых Тацитом к свевам.

Из контекста ясно, что основные сведения об этих восточных народах Тацит получал (напрямую или через посредников) от германцев, в первую очередь от лугиев, с которыми соседствовали певкины и венеты, и, возможно, от готонов, сопредельных с эстиями; о последних сообщали и римские купцы, скупавшие балтийский янтарь и проезжавшие через земли лугиев и готонов, где они могли узнать кое‑что и о певкинах и венетах. О феннах и их контактах с венетами, скорее всего, могли знать свионы, посещавшие на своих кораблях побережья Балтики, в том числе и восточные. Но весьма важно знать, когда были получены эти сведения. Обычно считается, что многое Тацит заимствовал из сочинений Плиния Старшего, написанных в 50–70‑х гг. Однако в концовке первой фразы «Германии» Тацит сообщает, что «некоторые из… народов и королей», живущих на островах и берегах Океана, «недавно (nuper) стали известны благодаря войне». Но о власти королей у приморских народов Тацит сообщает только при описании северо‑восточных германцев, находящихся в одной неразрывной связке с лугиями, – готонов, ругиев, лемовиев, свионов, значит, именно они стали известны недавно, благодаря войне.

Замечу, что обычное и освященное авторитетом Р. Муха отождествление этой «войны» с походом римского флота на восток в 5 г. н. э. (Łowmiański 1963) не выдерживает критики. Сам Р. Мух замечает, что флот тогда не продвинулся далее Северной Ютландии, и народы, упомянутые в других источниках при описании морского похода 5 г. (кимвры, харуды и др.), либо едва упомянуты Тацитом, либо опущены им совсем (Much 1967: 39). Добавлю: ни о каких «королях» у этих народов историк не знает; кроме того, этот поход не был «войной», и Тацит не включает его в свой перечень войн Рима с германцами (Tac. Ger. 37). Кроме того, как отмечали Лундстрем и Мух (Much 1967: 38), слово nuper – «недавно» у Тацита обычно обозначает совсем недавние события и не может быть применено к походу 5 г., имевшему место за 93 года до написания «Германии». Попытка объяснить это тем, что Тацит без изменений цитирует в первой и чрезвычайно оригинальной по смыслу фразе своего сочинения некий несохранившийся труд Тита Ливия, ни на чем не основана. Тацит, перечисляя войны с германцами, вообще не называет ни одного морского похода римлян, тем более что все они были лишь неглавной частью сухопутных операций.

Из всего этого напрашивается вывод, что в первой фразе «Германии» речь идет о некой сухопутной войне, произошедшей действительно незадолго до 98 г. и давшей возможность узнать новое о северо‑восточных германцах – от Карпат до Скандинавии. Среди народов, живущих близ моря и управляемых королями, первыми названы готоны, по Тациту – северные соседи могущественных лугиев, «разделенных на многие племена» (Tac. Ger. 44). Эти два народа связаны особенно тесно – уже Страбон называет «большой народ лугиев» и «гутонов» в числе этносов, вошедших в состав государства Маробода (2 г. до н. э. – 19 г. н. э.). Плиний Старший включает в состав германцев‑вандилиев названных рядом харинов (как принято считать, им тождественны харии, одно из племен лугиев, по Тациту) и гутонов. По этногенетической легенде самих готов, они после переселения из Скандинавии на южный берег Балтики сразу вступили в военный контакт с ульмеругами (ругии Тацита) и вандалами (другое имя лугиев Тацита) (Iord. Get. 26). Тацит, как и Плиний, кроме того, знает о янтарном торговом пути (Tac. Ger. 45), который реально проходил от Дуная к эстиям именно через земли лугиев и гутонов (янтарь даже назывался у эстиев германским словом glaesum) и предрасполагал оба народа к координации своих действий (дабы путь мог функционировать).

Предполагаю, что та недавняя война, когда были получены новые сведения о германцах северо‑восточной группы – о лугиях, готонах и их соседях на Балтике – это, возможно, упоминаемое в «Римской истории» Диона Кассия под 91/92 г. н. э. следующее событие: «Лигийцы (т. е. лугии. – Д. М.) стали враждовать с какими‑то свевами и отправили к Домициану послов с просьбой о военной помощи и ее получили. Она была сильна не числом, а своим достоинством. Им было дано всего только сто всадников. Возмущенные этим свевы призвали языгов и стали готовиться к тому, чтобы вместе с ними переправиться через Дунай» (D. Cass. LXVII, 5, 2). Из контекста ясно, что «какие‑то свевы» – это, скорее всего, хорошо знакомые Диону Кассию южные свевы – маркоманы и квады. Однако контакт римлян с лугиями мог быть источником сведений об их северных соседях. Кроме того, под тем же 91/92 г. Дион Кассий сообщает о прибытии к Домициану короля семнонов Масия и об оказанной ему почетной встрече (D. Cass. LXVII, 5, 3). За этим визитом также могли скрываться какие‑то неизвестные нам враждебные действия среди германских племен северо‑востока, за которыми пристально следили римляне.

Сведения об этих событиях у Диона Кассия, скорее всего, восходят к Тациту, который не мог не описать их в несохранившейся части своих «Историй» и косвенно намекает на знакомство с ними в «Жизнеописании Агриколы», созданном в один год с «Германией»[171](Tac. Agr. 41). В 89–93 гг. Тацит по поручению Домициана служил где‑то в прирейнских провинциях империи и был хорошо осведомлен о любых коллизиях в отношениях с германцами (Кнабе 1981: 79).

Имевшее символическое значение участие ста римских всадников в военных действиях на стороне сильнейшей группировки северо‑восточных германцев – событие уникальное, и эта война, когда римляне на правах сподвижников оказались внутри мира восточных германцев, несомненно могла дать дополнительные сведения о военном потенциале и общественном устройстве как лугиев, так и их прибалтийских соседей и союзников. И действительно, только у Тацита мы находим сведения о власти королей и характере вооружения прибалтийских соседей лугиев – готонов, ругиев, лемовиев, а также об ударной военной силе лугиев, особом народе, отождествляемом обычно с хариями, и их особой тактике сражений в темные ночи с воинами, раскрашенными как привидения, которые «вселяют во врагов такой ужас (terrorem), что никто не может вынести это невиданное и как бы адское зрелище» (Tac. Ger. 43).

Таким образом, только при описании обычаев лугиев, самых восточных (наряду с готонами) достоверных германцев, граничивших с «сомнительными» германцами, певкинами и венетами, подвергшимися разнообразному воздействию сарматов, мы встречаемся с образом «ужаса», вызванного постоянной военной активностью одних и опасностью для других. Этот ужас (terror) представляет собой усиленный вариант образа «взаимного страха» (mutuus metus) первой фразы, страха (или ужаса), который и отделяет германцев от сарматов на востоке.

Известно, что Тацит при написании «Германии» много заимствовал из написанных в 52–77 гг. сочинений (в частности, из несохранившейся «Bella Germaniae») Плиния Старшего, участвовавшего в военных кампаниях в провинции Нижняя Германия в 47–51 гг. Однако уникальные сведения Тацита о лугиях, готонах, певкинах‑бастарнах и венетах не находят никакого соответствия в сохранившейся «Historia Naturalis» Плиния, написанной позднее, чем «Bella Germaniae», и вполне отражающей его общие представления о германцах. Имени лугиев Плиний, в отличие от Тацита, не знает совсем, а их лидирующее племя харинов (хариев Тацита) объединяет в одну группу вандилиев вместе с варинами, которые, по Тациту, чистые свевы; певкины‑бастарны у Плиния – несомненно, германцы, а у Тацита они – весьма сомнительные, не чистые германцы (о принципиальном различии венедов Плиния и венетов Тацита – см. ниже). Судя по всему, основные сведения Тацита о восточных германцах и венетах были получены уже после написания трудов Плиния.

Еще Э. Норден на основании анализа текста Тацита пришел к выводу, что именно последние (43–46) главы «Германии», содержащие сведения о лугиях, готонах, свионах, эстиях, певкинах, венетах и феннах, написаны на основании устных и письменных сообщений торговцев и воинов, лично побывавших у северо‑восточных германцев, отражают реальность, очень близкую эпохе Тацита, и заслуживают доверия (Norden 1922: 433–450). Присоединяюсь к этому выводу.