Общее предупреждение коррупции

Принимая во внимание, что коррупция представляет собой весьма сложное социально-экономическое явление, представляющее реальную угрозу государственному строю, наличие четкого представления о ее уровне, эффективности предпринимаемых властями мер по борьбе с ней, является важнейшим условием формирования государственной антикоррупционной политики в России.

В. Корякин указывает, что в борьбе с коррупцией обычно выделяются два направления[52]:

а. борьба с внешними проявлениями коррупции, т.е. с конкретными коррупционерами, путем непосредственного воздействия на участников коррупционных отношений любыми законными способами, в том числе и с помощью правового принуждения, в целях пресечения их противоправной деятельности, разрушения между ними индивидуальных связей и восстановления нарушенных интересов общества и государства;

б. предупреждение коррупции, формирование и проведение активной антикоррупционной политики как самостоятельной функции государства.

На практике это означает необходимость безотлагательной разработки и реализации антикоррупционной программы, которая должна перерасти в постоянно действующую систему ограничения коррупции. Представляется, что такая программа должна базироваться на точном понимании природы коррупции, на анализе причин неудач борьбы с ней, осознании существующих предпосылок и ограничений; на ясных и продуктивных принципах[53].

Предупреждение коррупции должно иметь безусловный приоритет перед иными мерами борьбы с этим явлением (в частности, репрессивными), и это направление антикоррупционной деятельности наиболее трудное, затратное, оно не может быть реализовано в короткий срок. Именно этому направлению антикоррупционной деятельности отдается приоритет и в Национальном плане противодействия коррупции[54].

Под антикоррупционной функцией государства понимается совокупность действий, направленных на устранение причин коррупции, нормализацию работы государственного аппарата, устроенного по максимально удобной и полезной для всех членов общества технологии. В узком смысле антикоррупционная функция представляет собой непосредственное вытеснение из жизни общества явлений коррупции на всех уровнях его организации с помощью специфических мер.

В соответствии со ст. 1 Федерального закона от 25 декабря 2008 г. «О противодействии коррупции» понятие противодействие коррупции определяется как деятельность федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления, институтов гражданского общества, организаций и физических лиц в пределах их полномочий:

¾ по предупреждению коррупции, в том числе по выявлению и последующему устранению причин коррупции (профилактика коррупции);

¾ по выявлению, предупреждению, пресечению, раскрытию и расследованию коррупционных правонарушений (борьба с коррупцией);

¾ по минимизации и (или) ликвидации последствий коррупционных правонарушений.

В широком смысле противодействие коррупции в нашей стране должны оказывать все ветви государственной власти, муниципальные органы, общественные организации и российский народ в частности. Уместно вести речь об уголовно-правовых, уголовно-процессуальных, административных, дисциплинарных и гражданско-правовых средствах профилактики и борьбы с коррупцией. Например, П. А. Кабанов выделяет социальные меры предупреждения коррупции, уголовно - процессуальные меры предупреждения коррупции и уголовно-правовые проблемы борьбы с коррупцией[55]. Субъектами такого противодействия выступает Российское государство в лице его многочисленных органов, гражданское общество, честные граждане, но ведущая роль, конечно, принадлежит Президенту РФ и правоохранительным органам, ведущим профессиональную борьбу с преступностью и административными правонарушениями. Велика в этом деле роль органов прокуратуры, органов внутренних дел и федеральной службы безопасности.

Учитывая сложность и важность проблемы противодействия коррупции, в Государственной Думе Российской Федерации была создана в 2004 году комиссия по противодействию коррупции. Подобные органы созданы и в различных субъектах Российской Федерации. Президент Российской Федерации нацеливает все государственные органы и призывает население активно противодействовать коррупции. Профессиональную борьбу с коррупцией ведут органы прокуратуры, органы внутренних дел, федеральная служба безопасности, судебная система, но уровень коррупции в стране, как свидетельствуют тенденции коррупционной преступности, остается достаточно высоким, в том числе и в тех государственных органах, которые призваны оказывать активное противодействие коррупции.

Многие авторы, исследующие коррупцию, полагают, что коррупция в России становится все более массовой и, самое главное, привычной, во всех сферах жизни - как политической, так и бытовой. Она приобрела системный характер, оказывая разрушительное воздействие на функционирование государственных институтов. В таких условиях недостаточно традиционных мер борьбы с этим явлением, а вернее, с последствиями уже совершенных деяний. Неслучайно «борьба с коррупцией представляет собой сложную системно-структурную деятельность, целью которой является снижение уровня коррупции и степени её общественной опасности до социально терпимого предела»[56]. С точки зрения уголовной ответственности коррупционные деяния относятся к плохо раскрываемым и трудно доказуемым преступлениям. Поэтому весьма важны превентивные меры.

Одним из направлений упреждающей борьбы с коррупцией является создание законодательства, препятствующего должностным лицам, государственным и муниципальным служащим совершать различные коррупционные сделки. Речь идет не только о запретах государственным служащим заниматься предпринимательской деятельностью, получать кроме заработной платы за свои действия по службе какие-либо подарки, но и о таких правовых нормах, которые минимизировали бы дискреционные полномочия чиновников. Совершенно неслучайно необходимость систематического анализа законодательных актов на коррупциогенность признана международным сообществом. Подписанная Российской Федерацией Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции от 31 октября 2003 г. содержит следующее положение о предупреждении коррупции: «Каждое государство-участник стремится периодически проводить оценку соответствующих правовых документов и административных мер с целью определения их адекватности с точки зрения предупреждения коррупции и борьбы с ней».

«Внешне борьба с коррупцией обычно напоминает череду кампаний, приуроченных к политическим сезонам. Однако, в сущности, это непрерывный процесс. Неприменение норм об ответственности за коррупционные преступления не является абсолютным индикатором отсутствия борьбы с коррупцией, равно как и отсутствия самого явления коррупции. Признание феномена неискоренимости коррупции (по крайней мере, в условиях когда-либо существовавших типов социального устройства) не должно порождать ощущения безысходности. С философской точки зрения конечной целью борьбы с коррупции, по-видимому, следует признать собственно борьбу с ней. Современное общество обречено на борьбу с коррупцией в силу естественного стремления к самосохранению. В качестве прикладной цели борьбы с коррупцией может рассматриваться снижение распространенности и общественной опасности последней до уровня, который не является непреодолимым препятствием развития общества в соответствии с законодательно закрепленными ценностями и приоритетами, Низведение коррупции до «социально терпимого уровня» в контексте названной цели есть лишь один из ее аспектов, которым достаточно легко манипулировать, История содержит множество примеров сочетаемости внешнего аскетизма в поведении чиновников с системной коррупцией»[57].

«Феномен коррупции является сложным по своей природе и имеет причины различных уровней, важно не ограничивать сферу борьбы с коррупцией лишь одним из них. В большинстве случаев коррупция выступает не как индивидуальная проблема, но как организационная или структурная. Поэтому подходы, цель которых сводится к тому, чтобы убрать «гнилое яблоко» из «корзины», не могут быть успешными. В идеале нужен такой подход, целью которого является сама «корзина», а не отдельное «яблоко». По этой причине антикоррупционная стратегия, целью которой являются структурированные результаты, должна принимать во внимание максимально возможное количество причин и потому должна быть междисциплинарной и целостной. Следовательно, необходимо сочетать как карательные, так и превентивные подходы. Индивидуальное наказание за коррупцию - это всего лишь вопрос заключительной стадии коррупционного процесса, и говорить о превентивных мерах уже слишком поздно. Кроме того, когда борьба ведется лишь с симптомами, глубинные структурные причины остаются не затронутыми. И международная, и Европейская антикоррупционная политика стремится подчеркнуть необходимость именно целостного подхода, основанного как на предотвращении коррупции, так и на ее пресечении»[58].

«Антикоррупционная политика включает в себя в качестве существенного элемента меры по ее предупреждению. Предупреждение можно обеспечить угрозой наказания (юридический аспект), но, что наиболее важно, также и созданием надлежащих нормативно-правовых рамок с целью сокращения возможностей для коррупционного поведения. Хорошее понимание механизмов, позволяющих этим возможностям появляться и механизмов, позволяющих этим возможностям реализовываться, является ключевым элементом в обсуждении данной проблемы»[59].

В Федеральном законе «О противодействии коррупции» определены следующие основные меры по профилактике коррупции. В научной литературе отмечается, что Федеральный закон о коррупции унифицирует правовой механизм борьбы с коррупцией, придает правовому порядку в данной сфере большую системность. Тем не менее по-прежнему остаются актуальными следующие отрицательные моменты:

¾ множественность, обилие, разнородность нормативно-правовых актов и правовых норм, регулирующих правовой механизм борьбы с преступностью;

¾ отсутствие системного законодательного акта, регулирующего экономическую, производственную сферу правоотношений и направленного на противодействие теневой экономике;

¾ малозначительность нормативно-правовых актов, непосредственно регулирующих механизм борьбы с организованной преступностью и коррупцией;

¾ отсутствие системности и внутренней связи между различными нормативно-правовыми актами и правовыми нормами, имеющими единый предмет правового регулирования;

¾ прирост предписывающих и разрешительных правовых норм (и нормативно-правовых актов);

¾ малозначительность законодательных актов, регулирующих борьбу с организованной преступностью и коррупцией, приоритет правового регулирования этой борьбы подзаконными, исключительно ведомственными нормативно-правовыми актами;

¾ приоритет законов непрямого действия;

¾ второстепенность и производность государственно-правовой роли правоохранительных органов, органов полиции и милиции в борьбе с коррупцией;

¾ отсутствие нормативно-правовых актов и норм права, непосредственно устанавливающих обязанности и полномочия этих органов в этой сфере;

¾ существенные множественные и разнородные противоречия нормативно-правовых актов, регулирующих указанный механизм[60].

И.Н. Коновалов и М.П. Петров считают, что «научное сообщество, озабоченное проблемами повышения эффективности борьбы с коррупцией в мире, формулирует различные рекомендации противодействия этому явлению. Наибольших успехов в этой сфере добились представители правовых, экономических наук, меньше — социологических. И это странно: ведь коррупция явление социальное. Между тем социологический подход может дать многое при ее исследовании. Более того, он просто необходим при диагностике коррупции, а без нее невозможно проектирование антикоррупционной политики. Социологический анализ коррупции подводит к жизненно важным проблемам, выходящим далеко за тематику собственно коррупции»[61].

В настоящее время проблема профилактики и противодействия коррупции является одной из наиболее дискуссионных. Достаточно сказать, что спектр оценок коррупционных деяний уголовно-правовыми средствами включает даже предложение использовать смертную казнь, как наиболее «эффективное средство сдерживания». В частности, А.В.Малько отмечает, что в настоящее время практически все мировое сообщество озабочено поиском наиболее эффективных юридических средств противодействия коррупции. Если же говорить о России, то коррупционная болезнь зашла слишком далеко. Она охватила значительную часть нашего государственного организма, по сути, парализовала реализацию основных его функций. Здесь, продолжая медицинские аналогии, нужны «хирургические» юридические средства весьма революционного, радикального свойства. Этого требует сама ситуация. Среди подобных средств можно выделить смертную казнь, которую необходимо установить в Уголовном кодексе Российской Федерации за такое опасное преступление, как взяточничество, повлекшее особо тяжкие последствия для общества. Ярким примером выступают события в городе Беслане, где терроризм весьма заметно был переплетен с коррупцией[62].

Более того, конкретные коррупционные лица в этой ситуации создавали благоприятные условия для террористов, по сути, выступали их пособниками. Чтобы эффективно противодействовать терроризму, остановить его, требуется ужесточение карательных начал антикоррупционной политики, вплоть до высшей меры наказания. И в этом случае коррупционные лица будут рассматриваться как пособники террористов. Кроме того, важно информационно обеспечить такую меру - освещать в прессе подобные дела, чтобы другим неповадно было.

Однако, столь радикальное средство противодействия коррупции, как смертная казнь в XXI столетии, конечно, неприемлемо. Наше государство, следуя примеру многих цивилизованных, правовых государств, фактически, отказалось от применения смертной казни даже за умышленные убийства с отягчающими квалифицирующими обстоятельствами. За многие коррупционные преступления в УК РФ установлена суровая уголовная ответственность, связанная с лишением свободы и этого вполне достаточно. Сегодня за получение взятки по ч. 4 ст,290 УК РФ можно получить 12 лет лишения свободы. Другое дело, выявление коррупционных деяний и привлечение виновных к уголовной ответственности.

Уголовный кодекс РФ и Кодекс РФ об административных правонарушениях устанавливают ответственность за разные деяния, различающиеся по степени общественной опасности, что дает возможность дифференцировать и вместе с тем обеспечить неотвратимость наказания.

За традиционные коррупционные правонарушения, представляющие наибольшую опасность, установлена уголовная ответственность (например, ст. 290 «Получение взятки», ст. 291 «Дача взятки» УК РФ).

В 2011 г. в УК РФ были внесены изменения, существенно усиливающие меры уголовной ответственности за коррупцию. Так, Федеральным законом от 4 мая 2011 г. N 97-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия коррупции»[63] было криминализировано посредничество во взяточничестве. Согласно новой ст. 291.1 УК РФ посредничеством во взяточничестве признается непосредственная передача взятки по поручению взяткодателя или взяткополучателя либо иное способствование взяткодателю и (или) взяткополучателю в достижении либо реализации соглашения между ними о получении и даче взятки. При этом уголовно наказуемой признается и такая форма посредничества во взяточничестве, как обещание или предложение посредничества во взяточничестве.

Кроме того, УК РФ был дополнен положением, в соответствии с которым за коммерческий подкуп, дачу взятки, получение взятки и посредничество во взяточничестве устанавливаются штрафы в размере до стократной суммы коммерческого подкупа или взятки, но не более 500 млн. руб. (приблизительно 12,5 млн. евро).

Нельзя сказать, что действующий УК РФ[64] является мягким, но УПК РФ[65], бесспорно, создает почти идеальные условия для преступников-коррупционеров. К тому же надо учитывать и недостатки, связанные с проведением оперативно-розыскных мероприятий, следственных и судебных действий, которые могут значительно усугублять низкое качество уголовно-процессуального законодательства. До настоящего времени криминалистическая тактика проведения отдельных следственных действий и тактика проведения отдельных оперативно-розыскных мероприятий остается достаточно примитивной, недостаточное применение в оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности находят новые технические средства выявления, изъятия и фиксации следов коррупционных преступлений, на что часто обращают внимания высшие должностные лица Прокуратуры РФ, МВД РФ и ФСБ РФ.

Важным вопросом, касающимся борьбы с коррупцией, является мера противодействия или государственного принуждения, которую в данном случае следует применять. Здесь так же существуют полярные точки зрения, между которыми, по всей видимости, и лежит истина. На одном полюсе находятся те, кто считает, что коррупция не нуждается в жестком уголовно-правовом контроле. На другом полюсе находятся те, кто считает, что за коррупционные преступления следует применять суровое уголовное наказание, подобное тому, которое применялось по УК РСФСР, в частности за хищение в особо крупных размерах (ст.93 УК РСФСР), предусматривавшее также применение смертной казни. «Распределение оценок эффективности наказаний в противодействии преступности или ее отдельным структурным составляющим может варьировать в пределах от-100% до 100%. Нечто подобное мы собственно и наблюдаем. В истории изучения наказаний существуют диаметрально противоположные взгляды: от того, что наказание чрезвычайно важно и полезно (оценка близка к 100%), до того, что оно только усиливает социальную напряженность и является чрезвычайно вредным атавизмом (оценка близка к -100%). Многие же видят у наказания как положительные, так и отрицательные стороны. Следует признать, что и та и другая крайние позиции встречаются достаточно редко»[66].

Перечень запрещенных действующим уголовным законом коррупционных деяний является необходимым и достаточным, вполне строгими являются и возможные уголовно-правовые санкции, являющиеся хорошим сдерживающим коррупцию фактором. Если бы не было соответствующих уголовно-правовых ограничений, масштабы коррупции в современных рыночных условиях были бы значительно большими, нежели имеют место в настоящее время.

Чрезмерная строгость уголовного закона способна причинить больше вреда, чем пользы подобно передозировке сильного лекарства. Следовательно, сегодня в противодействии коррупции нужно больше внимания уделять не уголовно-правовым средствам, а средствам уголовно-процессуальным. Неслучайно П.А. Кабанов выдвинул на передний план именно уголовно-процессуальные средства предупреждения коррупции, поскольку «уголовно-процессуальное предупреждение коррупции и взяточничества охватывает деятельность по реализации мер уголовной ответственности и наказания. Субъектами предупреждения преступности принято считать государственные органы и их должностных лиц, а также общественные организации и граждан. Для одних субъектов эта функция не главная, вспомогательная, для других субъектов данная функция является главной и ведущей»[67]. При этом особое место в предупреждении коррупции отводится специализированным государственным органам, занимающимся оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельностью. Вместе с тем, П.А. Кабанов обоснованно сетует на то, что реально такая борьба ведется только подразделениями органов внутренних дел, а вклад сотрудников других правоохранительных органов в дело борьбы с коррупцией и взяточничеством можно назвать весьма скромным.

В Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции принятой резолюцией Генеральной Ассамблеи от 31 октября 2003 года обоснованно подчеркивается, что в противодействии коррупции необходим всеобъемлющий и многодисциплинарный подход.  Конвенция представляет собой фундаментальный многосторонний международно-правовой документ, отражающий природу коррупции, предлагающий разнообразные меры борьбы с этим явлением, и призвана не только описать проблему, но и усилить антикоррупционное сотрудничество на международном уровне. В Конвенции акцентируется внимание на том, что коррупция подрывает развитие, ослабляет демократию, борьбу с организованной преступностью, терроризмом и другими угрозами всеобщей безопасности.

Россия, в числе первых подписавшая Конвенцию 9 декабря 2003 года, ратифицировала ее в 2006-м (третьей среди стран «Большой восьмерки»). Однако затем Россия заняла особую позицию по самому принципиальному, на наш взгляд, вопросу, не ратифицировав п. 20 Конвенции ООН против коррупции, который дает определение понятию «незаконное обогащение».

Смысл термина «незаконное обогащение» - это как раз существенная и необъяснимая разница между задекларированными доходами и расходами. Появился и используется этот термин во всем мире именно для того, чтобы профилактировать проблему, сделать коррупцию постыдной и неприемлемой для элиты.

В итоге такой странной избирательной исключительности в России сегодня никто не обязан объяснять, почему его автомобиль или мобильный телефон стоит больше, чем официальная зарплата за несколько лет. Более того, отечественные чиновники ведут активную успешную борьбу с независимыми журналистами, которые пытаются публично задавать неудобные вопросы о происхождении фантастического богатства нечистоплотных нуворишей.

Универсальным прикрытием для отечественных коррупционеров стало именно отсутствие термина «незаконное обогащение» в российском праве и ошибочное расширительное толкование понятия «презумпция невиновности», которое целенаправленно используется не по его прямому назначению.

По экспертному мнению Центра «Право и СМИ», высказанному еще в 1997 году, даже высокопоставленные правоприменители, государственные должностные лица, такие как начальник Следственного управления МВД РФ, действительно нарушали презумпцию невиновности, публично называя кого-либо преступником. В своих заявлениях чиновники, ведущие следствие, высказывали не только свое частное мнение, но и официальную позицию в рамках полномочий, которыми они наделены государством.

Между тем ст. 49 Конституции РФ устанавливает, что «каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда»[68].

Прежде всего, необходимо отметить, что рекомендация Конвенции ООН о возможности признания незаконного обогащения (в том виде, в котором оно сформулировано в ее ст. 20) преступлением не может быть принята, как противоречащая Конституции РФ. Криминализация в национальном законодательстве незаконного обогащения означала бы возложение на обвиняемого (подозреваемого) в преступлении бремени доказывания, что в силу ч. 2 ст. 49 Конституции РФ недопустимо.

В ФЗ от 8 марта 2006 г. «О ратификации Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции» оговорки на сей счет не сделано. И это не случайно: в целом позиция российских законодателей по проблеме борьбы с коррупцией не отличается четкостью, целеустремленностью и последовательностью. Характерно, что США отказались от подписания Конвенции, в том числе со ссылкой на неприемлемость, как противоречащего Конституции США положения об обязанности чиновника доказывать правомерность чрезмерного обогащения.

Следует также учесть, что в соответствии с КоАП РФ (ст. 1.5) презумпция невиновности распространяется и на административно-правовые отношения, в частности, лицо, привлекаемое к административной ответственности, не обязано доказывать свою невиновность[69].

Незаконное обогащение в формулировке Конвенции ООН может и должно рассматриваться в качестве отдельного (обособленного) вида правонарушения. Скорее всего, поскольку речь идет о регулировании имущественных отношений, - гражданского. Точнее сказать, преимущественно гражданского, как напрямую связанного с центральным институтом гражданского права - правом собственности. Связь незаконного обогащения и права собственности представляет собой своего рода отрицательную кооперацию. Незаконное обогащение - это оспариваемая и в конце концов признаваемая нелегитимной собственность. При признании обогащения незаконным право субъекта на присвоение предметов материального мира, владение, пользование и распоряжение имуществом в установленном законом порядке должно быть аннулировано[70].

Некоторые авторы предлагают ввести в уголовное законодательство Российской Федерации норму о коррупционном обогащении, понятие которого в их трактовке в основном совпадает с определением незаконного обогащения, данным в ст. 20 Конвенции ООН[71].

Гражданскому праву и процессу известны презумпции вины: презумпция вины причинителя вреда (ст. 1064 ГК), презумпция вины должника, нарушившего обязательства (ст. 401 ГК). В соответствии с этими презумпциями на причинителя вреда, на должника, нарушившего обязательство, возлагается бремя доказывания своей невиновности[72].

Близко к названным презумпциям по своей юридической природе могла бы стать (разумеется, в случае специального закрепления в гражданском и гражданско-процессуальном законодательстве) и презумпция, которую можно условно назвать презумпцией незаконного (незаконности) обогащения, трактуемого в том смысле, который придан ему в ст. 20 Конвенции ООН.

В результате предлагаемой интерпретации норм действующего законодательства и предложений de leqa ferenda могла бы быть сформирована необходимая и достаточная (прежде всего, в смысле полноты и прочности) правовая база для изъятия в доход государства в порядке гражданского судопроизводства средств, законность получения которых не имеет подтверждения. Это привело бы к разумно дозированному усилению публичного начала в гражданском праве, которое, вопреки достаточно распространенным представлениям, отнюдь не сводимо к частному праву (не является синонимом последнего)[73].

В научной литературе и публичных дискуссиях встречаются различные подходы к проблеме противодействия коррупционной преступности. Отчасти это связано с тем, что сам термин коррупция и понимание коррупционных преступлений не являются однозначными, в полной мере согласованными. С другой стороны, существуют заметные различия в понимании причин и условий, способствующих коррупционной преступности, а, в третьих, имеют место, как пессимистические, так и оптимистические подходы к борьбе с данным социально-правовым явлением. Например, А.И. Долгова подвергает обоснованной критике позицию Н.И.Мельника, который полагает, что коррупция, как социальное явление, не поддается правовому воздействию[74]. В частности, она пишет: «Всё, что существует в обществе и порождено им, оценивается как социальное явление: преступление, наркотизм, терроризм, организованная преступность и т.п. Искусство юриста заключается, во-первых, в том, чтобы выделить проявление того или иного социального явления, поддающегося внешнему контролю, и дать их адекватное юридическое описание; во-вторых, учитывать необходимость конструирования такой системы юридических мер воздействия, которая бы включала не только меры наказания, но и меры предупреждения, меры восстановления нарушенных нрав и законных интересов, общие организационные меры (информационно-аналитические, направленные на программирование борьбы с коррупцией, создание и совершенствование правовой основы борьбы с ней, подготовку кадров надлежащей квалификации и др.); в-третьих, ввести надежные юридические основания для индивидуализации уголовной ответственности разных субъектов, общественная опасность действий которых не является тождественной. Важно также разработать такие законные процедуры раскрытия, пресечения и доказывания фактов коррупции, которые были бы адекватны механизмам совершения и защиты коррупционных преступлений (сокрытия, распределения ролей с выделением фигур организаторов, исполнителей и др.; создания систем легализации преступных доходов и т.п.)»[75]. То есть мы видим две полярных оценки. Первая - пессимистическая, сводится к тому, что коррупция социальное явление, которым невозможно управлять правовыми средствами. Вторая - оптимистическая, в полной мере  признающая возможность социально-правового контроля за данным видом преступного поведения.

Цель борьбы с коррупционной преступностью в Российской Федерации состоит не в том, чтобы искоренить её, а в том, чтобы добиться минимально возможного уровня коррупционной преступности при существующих параметрах данной общественно-государственной реальности.

Эта цель вполне согласуется с общей целью борьбы с преступностью, которую четко сформулировал видный российский криминолог В.В. Лунеев: «Общество не в силах искоренить преступность, но оно в состоянии удерживать её на более или менее социально терпимом уровне. Общество без преступлений утопично. И было бы большой ошибкой полагать, что социальная свобода, к которой человечество неистово стремится в течение всей своей истории, может коррелировать с полной интериоризацией уголовных законов во внутренние императивы поведения. Такое возможно лишь в антиутопиях Дж. Оруэлла, где «свобода - это рабство» Преступность можно успешно контролировать и даже предупреждать в рамках объективно и субъективно возможного»[76].

Внимательное изучение официальных статистических данных, которые можно и нужно рассматривать, как выборочные из генеральной совокупности, дает определенное представление о тенденциях коррупционной преступности, и создает условия для выявления соответствующих факторов, оказывающих на коррупционную преступность статистически значимое воздействие.

Низкая вероятность поимки преступника-коррупционера, во многом связанная с действующим уголовно-процессуальным законодательством, существенно сглаживает эффект строгости уголовного наказания и ослабляет усилия нацеленные на предупреждение и борьбу с коррупцией в нашей стране. На практике часто случается так, что коррупционер вообще не попадает в поле зрения правоохранительных органов или, попав в это поле, уходит от уголовного наказания. Поэтому о «скором и правом суде» приходится только мечтать.

Для предотвращения коррупции, по мнению Ю.В.Латова и С.Н.Ковалева, наиболее ответственным служащим стараются назначать очень высокое жалование и одновременно ужесточают меры наказания за нарушение ими служебного долга. Однако многие исследователи отмечают, что во многих случаях государственное жалование не может конкурировать с финансовыми возможностями потенциальных взяткодателей (если ими являются крупные легальные бизнесмены или боссы мафии). Достойная зарплата агента является необходимым, но отнюдь не достаточным условием для предотвращения коррупции. Поэтому государство-принципал дополняет (или даже заменяет) высокие поощрения на «воззвания к честному поведению». Это значит, что правительство пытается создать психологические барьеры против своекорыстия агентов, например, повышая моральный уровень граждан через механизм обучения и идеологической пропаганды. Кроме того, правительство-принципал поощряет прямые связи с клиентами (прием жалоб от населения), которые служат дополнительным и очень важным инструментом контроля над действиями чиновников-агентов. Таким образом, от зарплаты агентов и от широты их полномочий зависят взаимоотношения «агент—клиент», а от степени контроля принципала над агентами и влияния клиентов на принципала — взаимоотношения «принципал-агент». Моральные нормы влияют в этой системе на все виды отношений, определяя меру допустимости отступлений от требований закона[77].

Для эффективного предупреждения коррупции самыми действенными, основополагающими должны быть меры социально-экономического характера. Для этого необходимо значительно повысить денежное содержание, пенсии, вернуть социальные льготы и компенсации, обеспечить жильем или создать возможности для его приобретения, а также предусмотреть, что в случае совершения сотрудником коррупционного нарушения наряду с увольнением из органов внутренних дел, он будет лишен всего этого. Эти меры поспособствуют тому, что представители власти, кем и являются сотрудники органов внутренних дел, станут дорожить своими погонами, своим статусом и служебным положением. Необходимо сделать коррупцию и взяточничество экономически невыгодными и просто невозможными. Деятельность органов внутренних дел должна быть максимально прозрачной, а ответственность строго персональной.

Средства массовой информации оказывают значительное влияние на формирование общественного мнения, являются своего рода массовыми «проводниками» идеологии, мировоззрения, социальных ценностей, способны в известной степени «создавать» действительность. Деятельность средств массовой информации должна быть направлена на формирование у граждан позитивного, уважительного отношения к сотрудникам органов внутренних дел, их труду.

Разработка комплексной системы общесоциальных мер по предупреждению коррупции в органах внутренних дел предполагает мобилизацию усилий ученых самых различных научных специальностей. В этой работе должны принять участие специалисты различных ведомств. Комплексная система мер по предупреждению коррупции в органах внутренних дел должна в себя включать целый ряд мероприятий организационного, экономического, социального, правового и воспитательного характера, что позволит на достаточно высоком профессиональном уровне бороться с лицами, совершающими коррупционные преступления в системе МВД России, а также обеспечит надежный заслон против проникновения преступных элементов в органы внутренних дел. Все эти меры должны учитывать общий накопленный международный опыт и действительно носить комплексный и постоянный характер, развивая механизм противодействия коррупции в обществе. Эпизодическое осуществление мер профилактики, даже очень строгих, не даст должного эффекта. Коррупционные отношения лишь «затихнут» для того, чтобы потом вновь вспыхнуть.