Год: переезд с мамой на квартиру к безе; семейные перемены, радости, беды, взаимопомощь.

 

Весной 1938 года наша бездомная семья опять поменяла квартиру. Мы переехали ближе к центру села на двор к Эммануилу Безе: он нас пустил в перестроенную под жильё конюшню. В бывшей конюшне у нас было две комнаты и кухня, то есть места побольше, чем на прежней квартире, и мы смогли взять к себе нашу сестру Марию. К тому времени брат Гергард окончил первый курс техникума и тоже приехал из Александерталя домой - на летние каникулы. Впервые после раскулачивания нас собралось так много: четверо младших детей и мама. Кроме Лили все работали в колхозе. Колхозным бригадиром был тогда наш квартирный хозяин Безе Эммануил.

 

На новом месте я подружился с Сашей Брауэром, жившим по сеседству.

А вскоре и в родстве у нас появились Брауэры, только не из нашей, а из другой деревни - из Фриденталя, что в 4 км. от Романовки: туда вышла замуж Мария. Мужа Марии звали Леопольд. После женитьбы он забрал нашу сестру к себе. Произошло это в ноябре 1938 г.

Гергарду еще до этого пришлось бросить учёбу, так как его техникум перевели из Александерталя очень далеко - в Ульяновск. В октябре он устроился в соседней Долиновке на временную работу в заготскот, скотником. Это дало ему возможность за короткий срок трижды посетить Москву. Дело в том, что Долиновский заготскот делал поставки напрямую на Московский мясокомбинат: отправлял скот вагонами в Москву в сопровождении скотников, которые должны были в дороге животных кормить, поить и прочее. Заработком Гергард похвастаться не мог, - он был небольшим, - но зато имелась возможность во время поездок одеваться и обуваться в Москве и покупать там то, чего не было в сельской местности. Кроме того, сам факт, что человек бывал в Москве, в столице, очень прибавлял престижу. Каждому ведь хотелось взглянуть хоть одним глазком на белокаменную, на Кремль, мавзолей Ленина, Красную площадь...В третий раз Гергард попал в Москву как раз на 7-ое ноября, на октябрьские праздники, и даже принимал участие в параде. Только недолго проработал брат в Долиновке: в заготскоте не было дисциплины, каждый делал, что хотел, и из-за этого беспорядка Гергард и вернулся назад в наш колхоз.

Тут его тоже стали посылать в поездки. В начале декабря его вместе с другими молодыми парнями отправили сопровождать большой транспорт, который шёл на лесопильный завод в Старом Буяне, что на Волге близ Куйбышева.

С тем заводом наш колхоз имел обоюдовыгодный договор: наши люди на наших лошадях работали на лесопилке, а колхоз за это получал пиломатериалы для своих нужд. Туда транспорт шёл легкогружённым: вёз фураж и продукты для своих же нужд. Там, в Буяне, его встречали наши люди, забирали фураж и продукты. А сани загружали тяжёлыми длинными досками.

Как происходила эта поездка, брат мне в подробностях потом рассказал.

 

Дорога была длинная-предлинная, в пути дважды останавливались на ночёвки. Наконец, на третий день, вечером, прибыли. Транспорт сразу разгрузили, приготовили в обратный путь, сопровождающих с вечера пораньше уложили спать, а утром рано напоили чаем и отправили назад.

Когда выехали из Буяна, шёл снег. С рассветом снег усилился. А к обеду, когда транспорт добрался до одного татарского аула, уже поднялся такой ветер, что свету белого было не видно. Татары в дома пускать никого не стали, и пришлось остановиться прямо на улице. Покормили лошадей овсом, передохнули, и, несмотря на сильный снегопад, двинулись дальше. Лошади вскоре сбились с дороги. Пришлось остановиться и держать совет, как быть. Упряжек было десять, а ребят-сопровождающих - семеро, в том числе из Романовки двое - брат Гергард и ещё Борис Арльт. В сани Бориса был запряжён старый мерин по кличке Мальчик - только он мог вывести на дорогу. И ребята договорились, что Борис поедет на своём Мальчике вперёди, а за это на его санях оставят только три доски, остальные же распределят по другим саням. Так и сделали. По дороге у Бориса стали замерзать ноги, и он валенки снял, а ноги завернул в тулуп. Когда прибыли на постоялый двор, то валенки у Бориса оказались настолько мёрзлыми, что обуть их он уже не смог, - ребята на руках занесли парня в избу и посадили на тёплую русскую печь. На постоялом дворе хозяин уже волновался и переживал за ребят: ведь они должны были приехать в четыре, а добрались лишь к восьми вечера. Хозяин помог распрячь лошадей, задать им корм, ребят устроил на ночёвку. В общем, всё закончилось благополучно. Только попереживать всем пришлось немало.

Не обошлось и без курьёза. В тот же вечер на постоялом дворе собралась на вечеринку местная молодёжь. Пели частушки под балалайку, плясали. Когда Борис на своей печке вполне оттаял, он слез и принялся плясать и петь, как ни в чём не бывало. Вот как быстро в молодости забывается всё тяжкое и трудное.

 

 

Моя работа в колхозе закончилась с началом занятий в школе. В этом году я пошёл в шестой класс. После бурно проведённого лета мне очень не хотелось учиться, сидеть в душном классе и зубрить скучные предметы. Я шёл в школу каждый раз с неохотой. Когда зимой сильно похолодало, я надеялся, что смогу отсидеться дома, ведь у меня не было ни валенок, ни зимнего пальто. Но мама взяла папино поношенное полупальто-толстовку, обрезала длинные рукава, пуговицы перешила поуже, и в этой старомодной одежде и в старых подшитых валенках мне пришлось ходить учиться. Я плакал, не хотел в таком виде показываться на люди, потому что мне было стыдно перед товарищами: они щеголяли в новых одеждах, а я выглядел как чучело. В то же время я отлично понимал, что помощи ждать неоткуда: у этих щёголей были отцы, а мой сидел в сталинском лагере.

Как-то в декабре, вернувшись из школы, я узнал от мамы, что приходил Герман и велел мне после обеда срочно бежать на конный двор: там он меня будет ждать. Я пообедал и побежал к брату. В тот день колхоз выдавал аванс на трудодни: зерно и семечки. Мы с братом запрягли двое саней и поехали к колхозным амбарам получать и для Германа, и для нас с мамой, что кому полагалось. Сделали две ездки. В первый раз затарили 18 мешков пшеницы, взвесили, погрузили и отвезли к Герману. Во второй раз затарили 11 мешков пшеницы и 3 мешка семечек. Взвесили, я расписался в получении, и мы поехали к нам домой. Дома 7 мешков высыпали в ларь, а четыре Герман забрал, чтобы смолоть на муку. Мама с братом договорились, что когда он поедет на базар в Кошки, то возьмёт и меня: мы продадим два мешка пшеницы и на вырученные деньги купим для меня новые валенки и зимнее пальто. Я тогда сказал, что не нужно этого делать, ведь половина зимы уже прошла, да и я уже привык к своей бедной одежде, до весны в ней прохожу. Так мы и порешили. Но потом мама всё же меня пожалела: на Новый год купила мне новые брюки и белую рубашку.

 

 

Глава 111.