Год: строительство пруда в большой романовке; начало моей трудовой деятельности в колхозе; наш переезд на квартиру в дом зайде.

Я любил свою родную Романовку: там я родился, там прошло моё детство, там я испытал мои первые радости, огорчения и первое большое горе. И хорошее, и плохое - всё связывало меня с моей малой родиной.

Деревня наша не случайно называлась Большая Романовка: она действительно была большая, так как в длину растянулась примерно на 4 км. (правда, её единственная улица была однорядной). Сразу через дорогу начинался выгон для скота. Он шёл вдоль всей деревни и в ширину имел метров 300-400. Выгон круто обрывался у большого глубокого оврага, по противоположному берегу которого тянулась на 1,5-2 км. Малая Романовка. Третья деревня, Николаевка, тоже располагалась параллельно Большой Романовке, но уже с другой стороны, метров за 200 от нас.

 Вообще-то Большую Романовку следовало бы называть селом. Ведь у нас имелась церковь, стоявшая правда не в центре, а у крайних домов, через дорогу. (Церковь эта, кстати, очень украшала всю местность.) Кроме того, у нас была не начальная школа, а семилетка. Да и центральная усадьба нашего колхоза находилась в Большой Романовке. А ещё мы имели кустарный кирпичный завод, стоявший правее школы, у самого оврага, а также ветряную мельницу с шестью большими крыльями и присоседившимся к ней домом мельника - это ещё правее, на открытой полянке.

В центре села скрещивались две дороги: одна, длиной в 4 км, вела в деревню Фриденталь; другая, уходившая недалеко - через деревянный мост, соединяющий два берега оврага, - в Малую Романовку. Недалеко от этого перекрёстка стояла старая сельская кузница.

 

Всё у нас было как у людей, всё нам нравилось, вот только речки не хватало. Мы, пацаны, заядлые рыбаки, ходили на рыбалку за четыре километра, к деревне Каменный овраг, где протекала река Кондруша - приток великой Волги. (За грибами и ягодами ходили тоже в ту сторону, на берег Кондруши, в небольшой прибрежный лес, который почему-то называли поповским.)

Каким же счастьем стало для нас, детворы, да и для взрослых появление у нас в селе большого искусственного пруда.

Я уже вспоминал кратко о его создании в главе Х, где идёт речь о председателе Антоне Милине и о его инициативах. Расскажу теперь об этом поподробнее.

Пруд был необходим колхозу, чтобы иметь достаточно воды для общественных нужд. В каждом личном дворе имелись глубокие колодцы, где до воды было 8-12 метров, и каждому колхознику для собственного потребления приходилось доставать воду немалыми трудами. А ведь ещё больше воды требовалось для колхозных нужд. И решил председатель Милин в разделявшем Большую и Малую Романовку овраге возвести плотину, а кроме того построить отводной канал с ледорезом для сброса паводковых вод и пропуска льдин. Эта работа делалась по заранее заказанным в районе чертежам и была выполнена вся в один сезон: начата весной, сразу после посевной, а закончена к зиме. Работу вели одновременно с двух берегов, двумя деревнями. Старались люди вовсю и трудились на совесть. Шутка сказать: в плотину пришлось уложить 17 тысяч кубометров глинистого грунта и 150 кубометров круглого леса, пошедшего на сваи и щиты. А ведь делалось всё вручную, без помощи техники. Россия тогда ещё не выпускала свои экскаваторы - она их закупала в Америке, и только для строек государственного значения, как, скажем, Кара-Кумский канал. У нас же землю копали лопатами, грузили её на одноосные брички-самоопрокидыватели, подвозили лошадьми. Ежедневно на плотине работало 210-220 человек и 90-100 лошадей. Трудились по выходным, по воскресеньям, в дождливые дни. Деревянные сваи забивали заострённым концом в грунт на два метра. Били по сваям тяжёлой дубовой трамбовкой (бабой), которую подымали и опускали самые сильные мужики -по четыре человека одновременно. Пологие берега самой плотины и берега оврага обкладывали на шестиметровую высоту пластинами из дёрна. В результате упорного труда вся эта трудоёмкая работа была к зиме успешно завершена. Овраг шириной около 40 и глубиной до 5-6 метров удалось перекрыть. Тогда на очередь встал вопрос о прочности запруды. Выдержит ли она весной напор воды и льда силой в несколько тысяч тонн? Переживали и волновались все деревенские - а вдруг не устоит?! По весне во время больших паводковых вод на плотине установили круглосуточное дежурство: дежурили рабочие бригады с лошадьми и инструментом. Но оказалось, что плотина сделана на совесть: она выдержала на радость всего населения обеих деревень. Это была большая победа. А главное, ради чего всё и затевалось, - воды  у нас теперь стало в избытке.

Через год в пруд на радость пацанам запустили живую рыбу, а через три года разрешили её ловить (правда, поначалу только удочками).

В то лето, когда шло строительство плотины, я был ещё мал и в строительных работах непосредственно не участвовал. Но зато мы, подростки, заменяли взрослых мужиков и женщин на поле: на уборке хлебов, на пахоте. Вообще с того лета, с двенадцатилетнего возраста, я стал самостоятельно работать в колхозе.

В то же лето (это был 1936 год) наша семья переехала жить от Тиммов в дом папиной сестры, тёти Эмилии Зайде. Это было довольно далеко от школы, но зато близко от моей замужней сестры Линды Генш. Я стал часто бывать у сестры. Линда и Иван Генш тогда уже имели сынишку Ромку. Жили Генши в доме родителей Ивана, где кроме них ещё были две сестры Ивана: одна родная, Зирена, года на два моложе меня, и одна приёмная, Мария, старше меня на четыре года. Отец Ивана, дядя Вильгельм, работал в колхозной пожарной команде. Мать, тётя Альбина, тоже была колхозницей. Мне очень нравилось в их доме. Я подружился с девчатами, мы с ними часто шутили и смеялись. Иногда и проказничали. Помню, как-то в июле, в жаркий-прежаркий день, подошёл я к дому Геншей и увидел девчат у колодца: они качали воду и разливали её по бочкам. Увидев меня, Маша стала рукой из ведра плескать холодную воду в мою сторону. Я подскочил к бочкам, - ну и досталось от меня обеим. Тогда Маша схватила ведро с водой и опрокинула мне на голову. Я на неё набросился, а Зирена её поддержала, и у нас началась борьба: двое против одного. То я их обливал водой из ведра, то они меня. Тут во двор вышла Линда и хотела нас унять, но мы и её искупали с ног до головы.

А однажды мама послала меня к Линде за утюгом. Линда мне утюг дала и предложила: «Бери с собой Ромку. Побудет у вас час-два, а потом приведёшь его назад». Ромке тогда было примерно два с половиной года. Я взял его за руку, утюг - в другой руке, и так мы вышли за ворота. Вдруг откуда ни возьмись - годовалый бычок. И налетает на нас, и пытается бодаться. Я отступил на шаг, спрятал Ромку у себя за спиной. Бычок тоже чуть отступил - и с разбегу ринулся на меня. Ну я его чугунным утюгом и вдарил промеж рогов. Он пошатнулся, передние ноги у него подогнулись. Тут мы бросились наутёк. На бегу я оглянулся. Думал, что, может, убил бычка. Смотрю - нет, всё-таки подымается, головой мотает. Очухался, значит. Но за нами уже не погнался.

 

 

Глава Х1 V.