Навыки, таланты и способности

 

В большинстве случаев, когда у персонажа имеются особые способности, мы видим это в тексте и это обыгрывается в сюжете. Если персонаж боксер, занимается боевыми искусствами или скалолазанием, играет на фортепиано, мы знаем, что здесь должна быть предыстория, поскольку в какой‑то момент персонаж заинтересовался этим и потом тренировался, набирался опыта – готовился, как говорится, «попасть на первую полосу». Эти навыки проявятся и сыграют свою роль в истории, когда персонаж будет участвовать в музыкальном конкурсе, чемпионате по боксу или взбираться на высоченную гору.

Навыки могут проявиться и в реакции персонажа на возникающие по мере развития сюжета повороты. Пианист может наигрывать что‑то, обдумывая, как сказать своей девушке, что он больше не хочет с ней встречаться. Скалолаз первым кинется на помощь человеку, которому грозит опасность, – не обязательно на горном склоне. И прирожденные таланты, и усвоенные навыки можно использовать, чтобы показать подход персонажа к делу в любых ситуациях. Всем этим навыкам и реакциям найдется место в прямом тексте.

И для подтекста здесь тоже может быть простор – как персонаж относится к своим способностям. Скажем, внешне человек выглядит более чем уверенным и метит высоко, но в глубине души он сомневается, что выдержит соревнования, и сами попытки скрыть нервозность выдают его тревогу. Может, персонаж в детстве из кожи вон лез, но никак не мог угодить властному отцу. Задирать планку, как отец, он научился, однако вечно сомневался, что сумеет ее взять. Или, предположим, героиня очень талантлива, но опасается, что ее не будут любить, если она выиграет, поскольку ее старшая сестра всегда принижала ее достижения. Поэтому она саботирует собственное выступление и совершает десятки ошибок. Иногда люди врут насчет своих способностей, чтобы снять с себя ответственность или из‑за неуверенности в своих силах.

Герою серии фильмов про Человека‑паука Питеру Паркеру приходится как‑то уживаться со своими необычными способностями. В «Человеке‑пауке – 2» он переживает личностный кризис и приходит к выводу, что не хочет больше быть Человеком‑пауком. Он выбрасывает костюм супергероя и решает жить обычной жизнью. Этот выбор он делает в тексте. Это действие явное, и мы понимаем, чем оно продиктовано. Но понимаем благодаря подтекстовым отголоскам, подготовившим нас к такому повороту. Мы знаем, что он разрывается между ипостасью Человека‑паука и любовью к Мэри Джейн. Мы видим время от времени, как он снимает маску с таким видом, словно подумывает, не снять ли и весь костюм целиком. Есть и другие подтекстовые сигналы, поступившие до того, как Паркер выбросил костюм супергероя. Мэри Джейн играет в пьесе «Как важно быть серьезным» – выбор сделан автором неслучайно. Питер пропускает премьеру – то есть не видит, как важно быть честным, быть самим собой. Однако на второй спектакль Питеру, уже пытающемуся жить обычной жизнью, попасть удается. Позже он принимает принцип «Чем больше сила, тем больше ответственность», возвращает себе костюм и отвергнутую часть собственной личности.

 

Образовательный багаж персонажа

 

Если образование для персонажа значимо, то это, как правило, будет отражено в тексте. К врачу будут обращаться «доктор Смит», Индиану Джонса с его докторской степенью тоже будут именовать «доктором Джонсом». Речь об образовании может зайти, если персонаж упомянет свою альма‑матер («мы, гарвардцы») или расскажет, где учился («Я играю на сцене, я окончила Высшую школу исполнительских искусств в Нью‑Йорке»).

Образование может проявляться и в самих действиях персонажа – героиня в форме медсестры идет по больничному коридору; сверяется с рецептом, стоя за аптечным прилавком; преподает в старших классах или в колледже.

В этих базовых сведениях никакого подтекста нет. Мы просто получаем из визуального ряда или из пары реплик какие‑то данные об образовательном уровне персонажа.

Подтекст появляется, когда возникает личное отношение. Что сам персонаж думает о своем образовании? Кто‑то может стыдиться отсутствия дипломов и аттестатов, а кто‑то, наоборот, будет гордиться: «Да, я не корпел над книгами, зато смотрите, чего добился! Я кое‑чего стою!»

А может, человек не намерен признавать недостаток образования, но его выдает косноязычие, мировоззрение, иногда незнание элементарных фактов из школьной или институтской программы. Если сосед университетской преподавательницы спрашивает в недоумении: «Шекспир – это кто? Это тот мужик, который к нам недавно переехал?» – об этом соседе нам сразу многое становится ясно. Развеивая заблуждение, преподавательница может продемонстрировать свое отношение к невеждам или свою любовь к Шекспиру. Она может что‑нибудь процитировать – например, о дураках[1]. Так она выразит свое отношение к самой себе, к соседу, к дуракам и остроумию.

О подтексте может зайти речь, если мы зададимся вопросом, почему преподавательница в принципе разговаривает с соседом о Шекспире. Чтобы его смутить? Чтобы продемонстрировать свою эрудицию и самоутвердиться? Или сосед сам всегда рад узнать что‑то новое?

Я знаю докторов, которые немного стесняются своей степени и никому о ней не рассказывают, и таких, которые, наоборот, требуют обращения «доктор» даже от близких друзей. Есть люди, которые не любят это обращение использовать, возможно, потому, что относятся к образованию без пиетета, а кто‑то будет обращаться исключительно так. У меня была знакомая – жена доктора. Рассказывая о супруге, она никогда не называла его по имени, только «доктор Имярек». Ясно, что выйти замуж за доктора было для нее огромным жизненным достижением, и ее манера «титуловать» супруга многое мне сказала об ее ощущении себя в роли жены единственного доктора в городке.

Существуют и другие способы обозначить уровень образования. О том, что героиня хорошо училась в школе или, по крайней мере, эрудирована, свидетельствует ее речь – обороты, фразы, предполагающие высокую образованность. Если персонаж, отзываясь о ком‑то, говорит, что она «точь‑в‑точь смуглая леди сонетов», мы понимаем, что он достаточно начитан, хотя в этом случае и зритель, на которого ориентируется автор, должен быть достаточно начитан. А поскольку о загадочной смуглой леди никто ничего толком не знает, здесь может скрываться еще один уровень подтекста, особенно если молодой человек говорит это привлекательной брюнетке в надежде, что она станет его смуглой леди.

Как обычно бывает с подтекстом, не сразу удается понять, что происходит и почему персонажу понадобилась именно такая аллюзия.

Иногда персонажи выражают свое отношение к образованию в надписях на футболках. Какие они? Грубые? (С подтекстом «Отвали, чувак!») Нарочито неграмотные? («Моя жызнь – мои правила!») или намеренно туманные («Я человек‑загадка, разгадывайте!»), а может, они содержат что‑то из предметной области – математические формулы, музыкальные ноты, портрет Стивена Хокинга на груди?

Нередко у персонажей не самые лучшие воспоминания о школе. «Прямо как в школе, – жалуются они. – Нет уж, это без меня!» или «Не отправляйте меня обратно в эту тюрьму!»

Может возникать конфликт на почве отношения родителей и детей к образованию. К первому из детей, поступившему в колледж, родители могут относиться лучше (хуже), чем к остальным. Отпрыска, выучившегося на доктора, могут превозносить, а остальных его братьев, сестер и прочую родню считать пустым местом.

 

Сколько у них денег?

 

С происхождением и уровнем образования может быть связана социально‑экономическая принадлежность персонажа. И хотя по статистике образованный человек зарабатывает больше, чем оставшийся без образования, существует немало историй успеха, герой которых становится миллионером, имея за плечами лишь начальную школу. Но если само финансовое положение может фигурировать в тексте, то отношение персонажа к деньгам – это уже подтекст.

Сколько случаев мы знаем, когда ребенок рос в уверенности, будто семья у него бедная и даже на самое необходимое хватает не всегда, а потом оказывалось, что у родителей огромные накопления, но этих денег стыдятся или боятся потерять, поэтому богатство держится в тайне, отдается в чужие руки или проматывается.

У меня получилось наоборот. В детстве мне казалось, что мы живем в достатке – не шикуем, но уж точно не бедствуем. И только на пятом десятке я узнала от матери, что мы тогда были бедны, но нам, детям, она старалась этого не показывать, чтобы у нас не развился комплекс. Она сама выросла в семье, где вечно жаловались на бедность и безденежье, поэтому она решила, что своих детей будет воспитывать иначе. Меня эта новость поразила, даже ошеломила, и я совсем иначе посмотрела на собственное детство. Поначалу я даже поверить не могла, потому что совершенно не помню никаких ощущений бедности и никогда не воспринимала свою семью как бедную. В гостиной у нас стоял превосходный концертный рояль «Стейнвей» (мама преподавала музыку), а у бедняков, насколько я понимала, фортепиано не водятся – по крайней мере такие. Мама потом рассказала мне долгую историю его появления, подтверждающую, что наличие рояля никак не свидетельствовало о богатстве. Мама напомнила, как однажды на День благодарения мы ели хот‑доги вместо индейки. Да, в тот год мама объявила, что мы будем праздновать по‑особенному – с хот‑догами. Красотища, решили мы с сестрой, это же просто супер! И только годы спустя мама объяснила, что в холодильнике просто ничего другого не осталось и денег у родителей тогда не было, но им удавалось преподнести нам происходящее так, чтобы мы не чувствовали себя нуждающимися. Временами деньги появлялись, так что бедность сопровождала нас не все мое детство, однако мамино признание продемонстрировало, насколько иначе может воспринимать все человек, не понимающий подтекста, пока ему не растолкуют все прямым текстом.