Многообразие коммунальных форм и Псков.

Несмотря на то, что во второй половине XX в. были преодолены представления об особом пути развития средневековых коммун в различных частях лЛатинского мира, отсутствовало единство по вопросу о том, что же такое средневековая коммуна.

Происхождение коммун в разных частях латинского мир было различным. В сСеверной Франции превалировали «мирные» коммуны, возникшие не в результате восстания против сиеньора, а, наоборот, скорее, по инициативе сеиньора, которому было выгодно поддерживать «мир ярмарки», и по этой причине он, зачастую, сам даровал тому или иному городу определенные правовые привилегии. Уступая толику власти коммуне, он получал значительную экономическую выгоду. Несколько иной была ситуация во Фландрии и Северной Германии, там у истоков коммуны лежали клятвенные объединения торговцев, именуемые иногда «ганзы». Эти первичные докоммунальные союзы были заинтересованы в получении особого правового статуса, и сиеньоры нередко шли им навстречу, хотя порой и не без борьбы. В Германии гильдийно-цеховая организация предшествовала образованию комммун и стала ее базой. В североитальянских коммунах дело обстояло иначе. Они повсеместно возникали в борьбе, зачастую не без крови. Горожане являли собой военную силу, с которой приходилось считаться всем. После установления коммунального правления города Северной Италии вступали друг с другом в войны (что не было характерно для коммун севернее Альп), но в час опасности демонстрировали способность к объединению, подобному тому, которое заставило императора Фридриха Барбароссу несколько дней пряталться от преследования воинов Ломбардской Ллиги после битвы при Леньяно в 1176 году. Ничего подобного не происходило ни с одной другой, не итальянской коммуной или союзом коммун вплоть до битвы при Куртрэ в начале XIV в.

Политические институты коммун различались также от города к городу внутри одного географическоого ареала. Так, в большинстве североитальянских городов первым из коммунальных институтов стал консулат. Консулы в количестве от одного до двенадцати выбирались, как правило, на один год с возможностью последующего переизбрания. Выбирала их городская ассамблея, которой они были в дальнейшем подотчетны. Но в Венеции вместо консулов выбирали дожа, в докоммунальный период назначаемого из Константинополя как чиновника византийской администрации. Ключевым отличием консула от дожа было то, что первый был сменяемой фигурой, а второй правил пожизненно. Кроме того, консул был подотчетен ассамблее, а власть дожа во многих аспектах, даже на символическом уровне, напоминала царскую, причем это именно так воспринималось современниками, осмысливавшими опыт венецианского самоуправления.[767] Коммуны отличались по происхождению, социальной стратификации горожан, системе взаимоотношений с сельской округой, военным возможностям. Можно выделить несколько условий их возникновения (сильная христианская община, слабость центральной власти, развитие торговли) и некоторые ключевые характеристики (выборность городских магистратов, юридическая обособленность от округи и правовая автономия города в целом).

 Но был один политический институт, общий для всех средневековых коммун, поэтому его нужно считать родовым признаком коммуны — городская ассамблея, включавшая всех взрослых горожан мужского пола, и бывшая главным носителем власти (пределы которой были для разных коммун неодинаковы) на раннем этапе развития коммуны. Такое собрание и было, собственно, коммуной, что, вероятно, и объясняет его повсеместное распространение. [768].

То есть, несмотря на многочисленные различия, европейские коммуны все же имели ряд общих черт, и, как представляется, Новгород и Псков прекрасно вписываются в этот калейдоскоп коммунальных видов и форм, объединенных общими признаками. Все, что мы знаем о городском собрании псковичей, традиционно называемом в историографии вечем, укладывается в описанную выше картину коммунальной городской ассамблеи. На вече принимались важнейшие решения, выбирались или утверждались городские магистраты, производился суд по наиболее тяжким преступлениям. Псков противостоял волости и пригородам, которым диктовал свою волю, а мужи псковичи — жители города, горожане — были политическим народом, эту волю на вече выражавшим. На материале ПСГ можно проследить юридическое противопоставление города и округи. Различие наказаний за воровство «на Крому» (т. е., внутри крепости) и «на посаде» объясняется этим же противостоянием (см. Ччасть I, Гглава 1, § 1.2.–1.3.). Бросается в глаза сходство между ПСГ и комплексом германских и некоторых североитальянских правовых источников в том, что касается жалованного характера права. Причем, важно не происхождение отдельных норм, а тот факт, что законодательство (и части статутов, и ПСГ) опиралось на авторитет правителя, давшего городу права и привилегии.[769] Джорджо Киттолини считал, что природа германского и итальянского городского права и итальянского различна, и германское право может называться городским «не потому, что выражает некую независимость или политическую автономность, а потому, что относится к вещам и людям из самого, собственно, города».[770] Вышесказанное верно и для ПСГ, в которой трудно увидеть выражение (по Дж. Киттолини) «независимости или политической автономии». ПСГ и коммунальное городское законодательство роднит также их направленность внутрь, а не вовне общества. Исключением можно считать только статью ПСГ, упоминающую «переветника», социальное лицо которого ориентировано на внешние отношения, а также статьи, повествующие о бегстве за рубеж изорника и покупке там товара. Это единственные свидетельства значимости для современников ПСГ их связей с внешним миром. Но аналогичную картину мы наблюдаем и на немецком материале: удачным описанием объекта городского права может служить выражение infra murum (внутрь стен), повторяющееся во многих памятниках. Его следует понимать буквально: стены становились объектом правоотношений, устанавливался особый порядок поддержания их в хорошем состоянии. Все кодексы и грамоты Любекского права начинаются с точного и пространного описания границ города и пределов его юрисдикции. ПСГ не знает таких четких границ между городом и округой. Однако на границе рисуемый памятником мир обрывается. В этом смысле закрытость права, отраженного в ПСГ, роднит, ее с германским городским законодательством. Можно констатировать близость псковской пошлины, отраженной в ПСГ, ранним городским статутам Европы.

Условия возникновения коммуны в Пскове были также связаны с христианством, как и в случае с городскими коммунами в Западной Европе. А. Е. Мусина пришел к выводу, что первичной формой социальной организации в Пскове была приходская, а не кончанская, что весь Псков, или мужи псковичи, псковских источников это не только политический народ Пскова, но и его церковь в широком смысле слова как совокупность горожан. То, что вече собиралось на Персях перед Троицким собором, имело еще и символическое значение как объединение горожан в дом Ссвятой Троицы ( или дом Ссвятой Софии в Новгороде), которая, будучи покровителем города, была и единственно возможным источником легитимации власти.[771] В равной степени к Пскову применимы и другие начальные условия возникновения коммуны. Прежде всего, речь идет об ослаблении центральной власти, вследствие которого горожане оказались предоставлены самим себе и начали на приходских собраниях принимать и политические решения. В этом смысле ситуация на Руси периода раздробленности, усугубленная к тому же монгольским вторжением, была сходна с той, что сложилась в Италии после распада державы Каролингов. Центральная власть не имела возможности контролировать то, что происходило в городах периферии. С. Рейнольдс (см. «Королевства и сообщества») высказала предположение, что различия в общественных отношения в разных регионах Европы в X–XII вв. сильно преувеличеныо, и что они появились позднее, как следствия дальнейшего развития. В ранний же период вся Европа демонстрировала большее единство в организации общественной жизни, благодаря повсеместному господству обычая в качестве ее регулятора. С. Рейнольдс утверждала, что главная характеристика европейского общества в докоммунальный период состояла в превалировании горизонтальных связей общества над вертикальными. В общественной сфере господствовало коллективное действие, которое позднее не исчезло, а институализировалось, приняв, в том числе, форму городской коммуны. Исследовательница предположила, что такой тип отношений, характеризуемый коллективным действием, предопределил возникновение сообществ (community), в том числе городских коммун (commune), ставших следствием усложнения механизмов регуляции общественной жизни.[772]

Именно такую картину мы наблюдаем и в Пскове, но в более поздний период. О Пскове в XII–XIII вв. имеется мало сведений, но они позволяют предполагать именно горизонтальный характер связей в псковском обществе этого времени. Об этом говорят упоминания в новгородских источниках коллективных действий псковичей в их противостоянии с Новгородом и с новгородскими князьями. Псковичи могли принять князя, изгнанного из Новгорода, или «затвориться» от новгородцев «во граде». Часто, но не всегда, за термином «псковичи» в XII–XIII вв. скрывается собрание жителей города, хорошо известное нам в XIV–XV вв. и называемое в XV в. «вечем». (О том, что было признаком институализации такого собрания, см. См. Ччасть I, Гглава 1, § 1.2.–1.3.). Сначала в источниках фиксируется появление такого собрания, затем можно сказать, что собрание получало реальные политические функции и постепенно институализировалось — называлось коммуной.

Взаимоотношения Пскова с Ригой и другими ливонскими городами, тоже коммунами, ярко показывали коллективную ответственность горожан. В грамоте Пскова Риге в качестве угрозы в случае невыдачи последней некоего Нездильца фигурирует: «тТо мы исправим в Плескове на вашей братии».[773] Осознание коллективной ответственности горожан, на которых можно нечто «исправить» (т. е. взыскать), за действия своих сограждан есть проявление коммунального сознания. Таким же образом поступали и ганзейские города по отношению к Пскову, задерживая его купцов в конфликтных ситуациях.[774] Перед нами иллюстрация нормы, вошедшей в состав многих европейских кодексов городского права. Согласно этой норме, члены клятвенного союза должны были отомстить тому, кто причинил ущерб члену коммуны, не возместив убытка.[775]

Экономический фактор тоже играл роль. Быстрой социально-политической эволюции Пскова (см. главу. 1) в XIV–XV вв. способствовала транзитная торговля с ганзейскими городами Ливонии. Мы можем судить об увеличении торгового оборота, хотя лишь по косвенным данным.[776] Именно торговля лучше всего объясняет процесс социальной дифференциации псковского населения в XIV–XV вв., учитывая то, что крупной земельной собственности в Пскове не было и на конец XV в.

В историографии коммуны торговля уже не считается единственным двигателем коммунального развития. «Торговая» концепция А. Пиренна и его последователей была разработана на материале городов Фландрии, а затем была применена к другим центрам коммунального движения, таким как Северная Италия и Северная Германия. Однако, и для городов Фландрии торговый характер развития уже не может считаться всецело аргументированным.[777]

Итак, Псков отвечает общим характеристикам коммуны лЛатинского мира даже с точки зрения экономики. Но полезно понять, к какой из многочисленных форм коммуны Ллатинского мира он окажется ближе всего. Такая близость не может быть зафиксирована для одного момента времени, следует сравнивать процессы развития, происходившие в городах и получившие отражение в источниках.