Глава 819: Печать разрушена, освобождение.

– Это я могу понять и признать. Если ты был бы моим врагом, у тебя бы не было необходимости вступать со мной в схватку. Тебе нужно было бы всего лишь задержать меня здесь, чтобы там, снаружи, смогли спокойно и без спешки укрепить печать и всего-то, – голос Четырнадцатого Шао наоборот, немного смягчился. И он сказал всё так, словно это было само собой разумеющимся.

– Однако эти подлые прохвосты тоже достали уже. Чтобы сразиться со мной, придумали для тебя такое прозвище. Это, в самом деле, возмутительно, – стиснув зубы сказал Четырнадцатый Шао. Было очевидно, что идея Цзюня Мосе с вымышленным «первым небесным владыкой» сработала, и он не на шутку разозлился.

– Именно так. Если два тигра вступят в схватку, ранения неизбежны. Враг моего врага не может стать моим другом. Но, тем не менее, и ненавистным противником ему становиться совсем необязательно, – сказал Цзюнь Мосе очень серьёзным тоном: – Поэтому-то сегодня я и прибыл сюда.

– Дать обещание, которое ты просишь – совсем не проблема для господина. Поле боя – оно везде одинаково. Если ты мне окажешь услугу, тогда господин согласится на твои условия.

Четырнадцатый Шао задумался: – И ещё, что касается сроков битвы между нами. После окончания этой войны, с Тянь Фа я медлить тоже не стану. Если в итоге не смогу победить тебя, тогда, к младшему поколению Тянь Фа тоже не буду относиться с наглостью и бесстыдством.

В словах Четырнадцатого Шао чувствовалась большая уверенность. Словно он уже был освобождён и стал самым непобедимым в мире.

Цзюнь Мосе скривил рот в пренебрежительной гримасе, но, торжественно обещая, произнёс: – Сказанного слова не вернешь. Я могу дать тебе крайний срок: для нас с тобой три священные земли и туманный призрачный дворец являются врагами. Тогда тот день, когда они будут уничтожены и будет датой нашего решающего боя.

Тогда мы сможем не беспокоиться за тыл, и всю свою энергию направить только на сражение. И ещё одно, я не смогу публично выступать вместе с тобой против них. Ты всегда слыл главным врагом для всего материка, и ты должен это понимать. Возможно, тебе нет до этого дела, но вот я не могу не обращать на это внимания.

Цзюнь Мосе с горечью в голосе добавил: – Признаю, в этом я тебе уступаю. Я про стремление придать себе значимость и важность.

– Ха-ха-ха, да, ничего, это пустяки, у каждого свои заморочки. Если мне, Четырнадцатому Шао, нужно что-то сделать, разве я прошу помощи у других? Однако смелости у тебя маловато, разве стоит бояться этих людей?

Четырнадцатый Шао, в самом деле, чувствовал себя очень хорошо. Он надменно рассмеялся, а потом с крайним пренебрежением произнёс: – Три священные земли. Туманный призрачный дворец? Они – не более чем шайка подлых прохиндеев и лицемеров. Что? Священная земля, призрачный дворец? Чушь какая. Они и одного удара не в состоянии выдержать.

– Откровенный человек говорит откровенные слова. В таком случае, можно считать, что мы договорились? – рассмеялся Цзюнь Мосе.

– Да. Я согласен. Господин – человек слова, – Четырнадцатый Шао вздохнул, и сердечно сказал: – Однако как ты мне поможешь разрушить эту печать? Ты, правда, уверен, что у тебя получится?

– По-моему, эта печать очень простая, – Цзюнь Мосе указал пальцем на по-прежнему существовавший разноцветный свет в потолке: – Чуть позже я применю один необыкновенный приём, и смогу выбраться из промежуточного положения. И после того, как я выйду, эта печать превратится в ничто, хе-хе. Нужно лишь выбраться через это крошечное отверстие, и тогда ты непременно сэкономишь одну треть своих сил.

– Да что там одну треть, – Четырнадцатый Шао моргнул, и махнул рукой, сказав: – Раз ты говоришь, что печать такая лёгкая, чего же ты ещё тогда ждёшь? Давай, быстрее действуй.

Цзюнь Мосе рассмеялся: – А ты тогда внимательно смотри, через какое место я выйду.

Чёрные глаза Четырнадцатого Шао загорелись, и он мрачно ответил: – Ты не волнуйся, об этом я всяко знаю побольше тебя.

Цзюнь Мосе усмехнулся про себя. «Похоже, за столько сотен лет этот тип тщательно и не один раз изучил каждый дюйм этой печати. Уверен, что он знает её досконально».

Четырнадцатый Шао с силой всматривался, и увидел, как сверкнул смутный силуэт, который появился из пустоты, словно призрак. Потом он направился к печати, затем остановился прямо перед серединой, а потом медленно исчез из поля зрения.

В этой части печати, в самом деле, произошли небольшие изменения, словно мощность печати по капле уменьшалась, и потом исчезала. Каждую минуту происходили новые крошечные изменения. Пусть, они и были незначительными, но насколько хорошо изучил её Четырнадцатый Шао? Он знал степень её прочности, и как никто другой испытал горечь поражения.

Цзюню Мосе удалось за такой короткий промежуток времени вызвать столько изменений. Его мастерство поражало своим талантом, это было просто неописуемо.

Вспомнив место, откуда появился Цзюнь Мосе, этот безумный псих Четырнадцатый Шао цокнул про себя: – Оказывается, этот человек всё время находился так близко от меня. Это, действительно, очень пугает. Хотя, однако, в этом и нет ничего выдающегося. Не более чем обходной приём. Твоя истинная сила вряд ли больше моей, – эти слова были такими самонадеянными. Он был так уверен в своих силах.

Цзюню Мосе удалось скрыться от него, потому что у него не было злых намерений. Он не хотел убивать его. Если бы он задумал, что-то против Четырнадцатого Шао, тогда тот бы первым делом обнаружил бы его.

В это время из пустоты снова донёсся мрачный голос Цзюня Мосе: – Хорошо рассмотрел? Я ухожу. Теперь хорошо постарайся, – пустота задрожала, и эта тень совсем пропала из виду.

И в то самое время, когда эта тень совсем исчезла, раздался странный звук, словно тонкая игла проткнула воздушный шар. В разноцветной поверхности печати появилось едва заметное пустое отверстие. Оно было даже меньше, чем волосок.

Через это отверстие снаружи проник свежий воздух. Четырнадцатый Шао жадно вдохнул воздух, который был недосягаем для него почти четыре сотни лет. Глаза его сверкнули, он расхохотался, поднялся вверх. Всё его тело засветилось чёрным сиянием, он громко закричал, и как молния ударился об печать.

Прошло столько лет, и вот он, переломный момент настал. Четырнадцатый Шао больше не мог дальше ждать. Он даже не обратил внимания, что его силы вот-вот должны были израсходоваться. Ему, во что бы ни стало, надо было немедленно выбраться наружу.

– Дыщ, – мощное эхо сотрясло всю пещеру. Печать стала дрожать.

Из проделанного отверстия появились лучи.

Эта маленькая победа ещё больше мотивировала Четырнадцатого Шао. И он снова яростным криком принялся атаковать печать.

Непрерывные грохоты раздавались один за другим. Каждый удар был равносилен мощному раскату грома. Снаружи всё тряслось. Тяжёлые каменные глыбы неистово раскачивались, и снова падали на землю. Многолетние деревья тоже пришли в движение, сучья неистово хлестали по стволам.

Словно весь лес Тянь Фа в одно и то же время впал в неистовство. Всё тряслось и дрожало. У всех священных животных было ощущение, что наступил конец света, не меньше.

Мастера трёх священных земель и туманного призрачного дворца с серьёзными лицами пристально смотрели на постепенно вздымающуюся разноцветную печать. Никто и подумать не мог, что печать разрушится намного раньше срока, о котором они изначально думали.

Человек в белых одеждах, стоявший впереди, что-то быстро сказал. Махнул несколько раз рукой, и шестеро пурпурных халатов бесшумно скрылись с южной стороны. Шестеро человек в белых одеждах исчезли с восточной стороны, и трое в голубых одеяниях внезапно поднялись в воздух и заняли позиции на деревьях.

Хотя деревья и продолжали неистово колыхаться, они словно стали с ними одним целом, и это на них никак не влияло.

Осталось одиннадцать человек в широких халатах и девять грубоватых рослых верзил. Может, эти верзилы были крепко сложены, и выглядели очень воинственно, в их глазах, всё же, была заметна паника. Словно они получили тяжёлое ранение.

Эти девять верзил были, как раз, старшим поколением королей животных леса Тянь Фа. Эта разноцветная печать разлетелась на девять сторон. Короли на протяжении трёхсот лет изо всех сил, с полной ответственностью оказывали сопротивление Четырнадцатому Шао.

Однако последние годы они уже не могли этого делать. Ведь они неизбежно получили серьёзные внутренние ранения. А то Четырнадцатый Шао мог бы прорваться сквозь свою разноцветную тюрьму.

Хотя они знали, что у туманного призрачного дворца были плохие намерения, и Четырнадцатый Шао мог вырваться на свободу с минуты на минуту, они, всё же, продолжали храбро обороняться, и ни на шаг не покидали своё место.

Вдалеке Сюн Кайшань, Хэ Чхунсяо и остальные короли животных как раз наблюдали за этой сценой.

В глазах человека в белых одеждах, когда он посмотрел на этих девятерых верзил, промелькнула краска стыда, и он мрачно сказал: – Если Четырнадцатый Шао появится, не щадить сил, и приступить к немедленной атаке. Мы никак не поможем позволить ему сбежать из Тянь Фа.

Верзил одновременно передёрнуло. Они удивлённо посмотрели на него. В глазах у них появилось возмущение. Один из них вышел и сказал: – Брат Цао, мы ни в коем случае не можем допустить этого. Если мы приступим к военным действиям здесь, что же будет с нашим лесом Тянь Фа? Разве он не будет уничтожен этой войной?

– Брат Лу, нам сейчас не до выбора места. Неужели ты хочешь, чтобы Четырнадцатый Шао восстановил свои силы и поубивал всех нас? – негодовал Брат Цао: – К тому же, это место как раз находится далеко от людей. Оно как раз отлично подходит для войны.

– Но мы уже давно договаривались, что не будем начинать военные действия в Тянь Фа. Ни при каких условиях. Поэтому мы и согласились охранять печать. Ты думаешь, мы не знаем применение этого белого тумана призрачного дворца?

Верзила начал в гневе кричать: – Неужто ты сейчас хочешь нарушить тогда данное тобой обещание? Наш Тянь Фа находится далеко от людей. Но разве наши священные животные не хотят жить? Мы тоже защищаем этот материк многие тысячи лет.

– Тогда, – человек не закончил говорить, как вдруг резко изменился в лице. Тот «Брат Цао» не успел договорить, и громко закричал: – На позиции!

В конце концов.

Сопровождаемые гулким грохотом куски печати взлетели высоко в воздух. В одно мгновение сверкнули, и превратились в ничто, словно их и никогда не бывало.