Глава 14: 2300. Психолог, Зоолог, волк

Шарахнуло как задумано, и оползень удался. Реуков с удовлетворением смотрел на валуны, засыпавшие вход в жилой корпус.

— Не скоро выберешься, гад, — подумал он.

Только две формы жизни могли напугать начальника базы Николая Реукова. Первой были СНТ-15 — агрессивные твари, кусачие и шипастые от глаз до хвоста. Хвостом они умели драться, хлестать и щёлкать. На конце хвоста был ещё один шип, сочащийся кислотой. Реуков их боялся, но на базе никто из тысячи подчинённых об этом не знал. И узнать не должен был.

Второй формой жизни был психолог Сенцов.

У психолога шипов не было, но вдруг он умел читать сны? В первый день жизни на базе Реукову приснилось, будто у него в ботинке камешек. Реуков его вытряхнул, а камешек превратился в СНТ-15 и стал жалить Реукова в пятку. Реуков попытался отшвырнуть его, но не смог. Сон закончился, а СНТ-15 и психолог остались. С чужими что-то можно было сделать, а с психологом — нет. Потому что психолог начальнику базы не подчинялся. Один из всей тысячи. Числился он не в разведке и рапортовал только своему далёкому начальству из МинОхрЗдрава.

Впрочем, был ещё один не из разведки: Одинокий Зоолог. Реуков звал его так, потому что странным образом не мог запомнить, Александр тот или Алексей. Одинокий Зоолог появился на Машеньке за много лет до высадки Реукова со всей остальной базой, кранами, плавучими корпусами и башнями. Тогда на планете, ещё не прозванной девичьим именем, торчала всего одна вышка. На вышке он и сидел, как престарелый смотритель маяка. Прибой тоже имелся: раз в сутки Долину освещало солнце, которое прогревало льды и размораживало живность. Живность носилась по долине, билась об основание маяка, как волны, чтобы потом откатиться обратно в норы или замёрзнуть.

Одинокий Зоолог знал секреты Реукова. Потому что Реуков, никогда не ошибавшийся в людях, точно знал, что этот парень никому ничего не расскажет. Зоолог знал, что Реуков никогда в жизни не проходил психокоррекцию и боялся её, как наши далёкие предки молнии, инквизиции и стоматологов. Зоолог также знал, что авария из-за которой будто бы случайно завалило камнями корпус В — дело рук самого Реукова. И именно Реуков поселил там психолога Сенцова. Завалы будут разбирать три дня, Сенцов будет надёжно спрятан под грудой камней и жевать консервы. А Реуков за эти три дня придумает что-нибудь ещё, чтобы не встречаться с этим типом.

А вдруг тот вынудит его рассказать ещё какой-нибудь сон. Впрочем, почему бы и нет. Например, Реукову снилось, будто его ноги увязают в песке. Это понятный образ. Реуков хочет строить детский лагерь, но вместо этого пятый месяц вместе со всей базой ходит на цыпочках вокруг долины. Единственно пригодной долины на единственно пригодной планете в секторе, доверенном Реукову. И не знает как к ней подступиться.

До этой планеты была планета НД-3, прозванная Наденькой. На ней поставили крест из-за состава атмосферы. Была планета ТН-8Ч, прозванная Танечкой. На ней была сейсмоактивность и инженеры, которых Реуков чуть не поубивал, пока те пытались сейсмоактивность обуздать. Тоже ничего не вышло. Они свернули базу, упаковали зубные щётки в футляры, построили технику колонной и потащились через полсектора на третью планету. Реуков пообещал, что если планету назовут какой-нибудь Лидочкой, то его стошнит прямо на посадочном поле.

Планете выдали индекс МШ-5КН и тут же всем стало ясно, как её назовут, но вслух при Реукове этого старались не говорить. Однако того всё же чуть не стошнило. Не от названия, а от того, что нашлось в долине.

Раз в сутки пригревало местное солнце, и вмороженные в долину иссиня-чёрные клубочки разворачивались, чтобы оскалиться и ощетиниться, брызгнуть кислотой и напасть. Это были СНТ-15. Твари малочисленные, но знаменитые. Наверное, даже более знаменитые, чем футболист Морено, сломавший обе руки футболисту Андраде за один удар. Запись того, как два СНТ за тридцать секунд разорвали на части строительного робота, была популярнее в сети, чем запись того самого матча с Морено. Даже Реуков, безразличный ко всему, кроме работы, её видел.

Однако, когда он увидел их живьём, ему стало дурно. Реуков, конечно сдержался. Это была его планета, потому что он собрался построить на ней детский лагерь. Он уже семь лет пытается его построить. И то, что в долине нашлась эта тварь, тем хуже для неё и всех, кто хочет Реукову помешать. Психологам в частности.

— Они не пытаются тебе помешать, — сказал Одинокий Зоолог. Зоолог был немногословен и говорил только когда его собеседник упорно чего-то не замечал. Например, ломился в дверь под надписью «Выхода нет», и эти два слова можно было озвучить.

— Конечно. Они пытаются мне помочь. Как они думают. Только они лезут не туда, куда их просят. Меня сюда отправил кто? Павлов. А Павлов гений класса II. Он знает, что делает. Он знает, что если меня сослать куличи лепить на какой-нибудь спокойный тёплый камушек, я быстро потеряю интерес ко всему на свете. А если меня отправить на психокоррекцию, то чёрта с два эти психологи вернут мне мой интерес. Они мне приделают какой-то другой интерес, не такой… интересный. Сделают из меня клерка, а не первопроходца. Что они вообще понимают в моих природой данных мозгах? Мне нужен враг.

И Реуков подбородком указал на Долину, где как раз начиналось самое интересное. Они с Зоологом стояли, оперевшись на перила, и глядели вниз. Внизу под первыми лучами оттаяла улитка (УЛ-2). Жить ей оставалось примерно семь минут, пока не оттают первые СНТ. Улитка это, видимо, понимала и спешила отложить потомство в безопасном месте до того, как её разорвут на части.

— И чего они такие... такие? — Спросил в который раз Реуков, не ожидая ответа. — Были бы голодные, но улиток они не жрут. Детская травма у них у всех что ли? От того, как с ними обращались родители, у которых тоже детская травма от того, как с ними обращались их родители? Вот бы психолога отрядили заниматься ими. Чего его ко мне прислали?

— Его прислали не к тебе. — Снова озвучил очевидное Зоолог.

Это было правдой. Базе полагался штатный психолог, точнее даже три, но их был дефицит. Реукову направили прошение поселить психолога в основном корпусе, а не в дополнительном — поближе к народу. Реуков, однако, удалил прошение, едва прочитав. Он прекрасно понимал, что Сенцов займётся в первую очередь им, потому что селёдка гниёт с головы, и удалённые базы разваливаются с головы, если к голове вовремя не приставят психолога, который умело исправит коммуникативные проблемы, направит амбиции в нужное русло, а обиды… что они там делают с обидами? Железные клетки можно разобрать на прутья, а из прутьев сварить лестницу — как-то так это описывается. Реуков наблюдал работу психологов тысячу раз, но его она не касалась. Когда на совещании конфликт усилиями психолога превращался в сотрудничество, Реуков молча пережидавший спор, выходил как корабль в затихшее море и плыл куда ему надо на всех парах.

Потому что у него было топливо. И этим топливом была ненависть.

Его чуть не стошнило, когда он увидел СНТ-15 вживую. Но не потому, что тот был клубком щупалец, сочащихся кислотой, как гноем. А потому что ненависть, с которой тварь набросилась на транспортёр размером в десять раз больше, чем она сама, эта ненависть — быстрая и честная — ему понравилась. Понравилась до дрожи в коленях. И Реуков этого испугался.

Просто взять и уничтожить то, что тебе не нравится. Не договариваться, не искать компромиссов. Отвратительно. Глупо. Но Реуков смотрел на СНТ-15 и не мог не завидовать.

— Кстати, почему вся эта публика, которая так любит из аббревиатур делать прозвища, до сих пор не окрестила эти СМТ, например, «Смитами»?

— СНТ, а не СМТ, — поправил его Зоолог. И добавил ещё два слова:

— Иностранные коллеги.

— Ну да, невежливо.

Реуков хотел добавить ещё пару ласковых в адрес иностранных коллег и всех компромиссов, которые так мешали ему работать, но тут долину пересёк блестящий шарик. Шарик оказался транспортником, чухающим на малой высоте — аккуратно, чтобы не задевать просыпающееся зверьё долины и не соваться в газовые потоки, протекающие чуть выше. Ужасный стиль управления на вкус Реукова. Кто бы так скучно транспортник ни вёл, вёл он его к маяку Зоолога и явно по душу Реукова. Это значило, что обеденный перерыв подходил к концу.

«Какого лешего не по связи, а лично?, — подумал Реуков.

Шарик доплыл до основания маяка, и из него, как птенец из яйца, вылупился психолог Сенцов.

 

• * *

Сегодня утром психолог был похоронен под грудой камней, а сейчас стоял перед Реуковым и деликатно, сволочь, улыбался.

— Давайте без предисловий, — сказал Сенцов, — я не могу заставить вас проходить психокоррекцию, но…

— Нет. Сперва вы без предисловий объясните, как вам удалось выбраться из корпуса В.

— Меня там не было: от вашей базы поступало указание поселить меня в главный корпус.

Реуков не успел разозлиться, потому что злые черти, сидевшие в нём, поперхнулись от удивления. Он отчётливо помнил, что удалил прошение, а потом сделал так, чтобы инициаторам прошения было некогда о нём вспомнить.  То, что психолог не мог иметь доступа к его переписке, можно было считать железным фактом. А вот то, что психолог не мог читать его мысли, ещё следовало проверить.

— Так вот. Я не могу заставить вас проходить психокоррекцию, но…

— Не можете? — снова перебил его Реуков и снова от удивления.

— Конечно, нет. Вы вообще сами когда-нибудь её проходили? Впрочем, это неэтичный вопрос. Спросим так: вы в курсе, как она устроена?

Реуков умел делать каменное лицо.

— Ничего страшного, я не в первый раз сталкиваюсь с тем, что люди исключительных талантов в своей области, совершенно невежественны в вопросах психогигиены.

— Значит, не можете? — Реуков чувствовал себя шахматистом, который обнаружил, что ферзь противника оказался слоном, но ещё не понял, что делать следующим ходом.

— Конечно, нет. Как говорят англичане, ты можешь подвести лошадь к воде, но не можешь заставить её напиться. Психогигиена это совместная работа. У нас нет волшебных таблеток и излучателей для мозга. Точнее, они, конечно, есть. Но мы их держим только для тех, кто наломал дров. Вы-то пока дров не наломали.

Реуков предпочёл пропустить мимо ушей слово «пока» и уцепился за другое слово.

— Кстати об англичанах. Эти ваши иностранные коллеги… мы тут как раз обсуждали с Ааа…

Реуков запнулся, потому что не помнил, как зовут Зоолога. Зоолог, впрочем, охотно подхватил разговор, потому что перемыть кости иностранцам любили все.

Психолог поднял ладонь и оба заткнулись как по волшебству.

— С иностранцами работать непросто. Я не вижу данных о вашем эмоционально состоянии, потому что вы не носите датчиков. Но я вижу данные тех, кому приходится работать с англичанами. Это всегда стресс. Такой же силы стресс испытывают те, кому приходится общаться с вами, уважаемый начальник базы.

Реуков чуть-чуть подобрался, как перед прыжком.

— И прежде, чем вы начнёте возражать, напомню, что ваш стресс — это не ваше личное дело. Если вы школьную историю помните так же плохо, как психологию, я напомню, что Средневековье закончилось не тогда, когда люди полетели в космос, а двумя веками позже, когда Первое всемирное правительство на руинах начертало «Прежде, чем делать общее дело, сделай общими мысли». По-латыни это звучит как…

— Я в курсе, — перебил его Реуков, — но мой предыдущий психолог, доктор Вайсберг, считал, что мне никогда не требовалось проходить стандартную…

— Я не доктор Вайсберг. — сказал Сенцов. Приятно улыбнулся и замолчал.

Все ждали, что скажет Реуков, но Реуков снова чувствовал себя шахматистом. На этот раз шахматистом без штанов, которому надо прочесть монолог Гамлета перед полным залом. Публика начинала хихикать, пока ещё робко. Но начальник базы был не из тех, кого можно выбить из привычной системы координат. Мысленно — он спустился со сцены, расчертил пол мелками и властными криками разогнал публику по клеточкам. Хихиканье прекратилось.

— Что конкретно в моих действиях по управлению Базой не устраивает МинОхрЗдрав? Жалобы? Заявления? Цифры в отчётах?

— Цифры в отчётах ровно такие, какие бывают перед глупой катастрофой, о чём я вас честно предупреждаю. — сказал психолог и внезапно сменил тон — Послушайте, коллеги, я здесь не для того, чтобы вам помешать. Я понимаю: вы сидите тут, увязшие, как транспортник в песке. Вам, Реуков, не дают очистить долину от фауны. По фауне нужно решение. Совет телится и решения не даёт. А когда даст, оно вам не понравится.

— Что?! Вам откуда знать? Вы уже в курсе, что они там решат?

— Не в курсе. Но вы же знаете Совет. Что бы там в комитетах ни придумали, оно будет осторожным и очень, очень щадящим. Как думаете, разрешат они истребить всё опасное зверьё в долине?

Реуков промолчал.

— Разрешат ли они стоять и смотреть, как оно друг друга убивает?

Реуков именно на это надеялся, но снова промолчал.

— Удивительно, что вы — психолог обвёл взглядом Реукова и Зоолога, — подружились. Обычно начбазы и эколог друг другу глотки грызут как дореволюционные люди. Начбазы непременно надо поставить какой-нибудь прампатизатор посреди болота. А в болоте обычно водится удивительная разновидность ЩЩПХ-5, которую местные называют щишпыхом или петюней.

Реуков поморщился.

— А здесь у вас что?.. — спросил психолог.

— А у нас здесь лютая смерть, — ответил за Зоолога Реуков, — как только пригреет, она поубивает всё живое в долине, а потом поубивает сама себя. Так обычно бывает на планетах, где эту дрянь обнаруживают, так будет и здесь. Совет, конечно, может решить, что угодно, но мы уже достаточно разогрели климат, прежде, чем в долине нашлись СНТшки. Погода начала меняться и как только пригреет…

Реуков обозначил ладонью ровную долину. Гладкую и чистую, подходящую для строительства.

— А вы что же? — Психолог поднял бровь и посмотрел на Зоолога. — Александр или Алексей, простите, всё время путаю. Будете стоять и смотреть, как редкая фауна уничтожает сама себя?

— Моё дело — наблюдать.

— Наблюдать, как она исчезает?

Зоолог кивнул.

— Сдаюсь. Я не понимаю. Вы будете в 15-й раз смотреть, как эти СНТ сожрут всё живое, потом попытаются сожрать вас, потом сожрут самих себя?

— Во-первых, они не жрут. — сказал Зоолог.

— Они просто уничтожают. Для удовольствия. — Вставил Реуков и замолчал под взглядом Сенцова.

— Во-вторых, — продолжил Зоолог, — есть ещё одно обстоятельство. В долине нашёлся объект СНТ-15-Б. СНТ-15 это сами звери. Американцы прозвали их Сантой. Но существует также СНТ-15-Б — это некие… некие… в общем, мы не знаем, что это. Белковые комплексы причудливой формы, напоминающей…. — У Зоолога закончились слова, и он шевелил губами, подбирая сравнение. — В общем американцы прозвали их Санта-Барбарой. — неожиданно закончил он. — Санта и Санта-Барбара часто появляются вместе. Но никто не знает, почему это так. И что Санта-Барбара вообще из себя представляет — тоже никто не знает.

Начальник и психолог ждали продолжения. Зоолог молча смотрел в долину. Психолог не выдержал первым:

— И почему же?

— Потому что СНТ-А уничтожают СНТ-Б. Как только люди обнаруживают СНТ-А, в этом месте уже настолько тепло или светло, что ничего нельзя поделать. Можно только уносить ноги или — если все хорошо бронированы — фотографировать. Но сфотографировать пока что удавалось только ошмётки и обрывки СНТ-Б.

— Значит, вы за этим здесь сидите? Тоже хотите сфотографировать ошмётки и обрывки?

Зоолог кивнул и замолчал, хотя явно мог что-то добавить.

— Ну…. спасибо за беседу — сказал психолог. — В общем я вас, Реуков, предупредил. Если я замечу, что вы пошли в разнос, я буду вынужден блокировать работу базы. Пока вы не пройдёте психокоррекцию.

— Подведёте лошадь к реке и ну её тыкать мордой в воду. Пей! Пей, тварь!

— Зря вы не любите психологов.

— Упаси бог. Просто я считаю, что мной должны заниматься вулканологи.

— Я передам вулканологам. — сказал Сенцов.

И не прощаясь, пошёл к транспорту.

— Я не из тех, кто считает, что мир захватили психологи. — пробурчал ему вслед Реуков. — Потому что тех, кто так считает, психологи уже вылечили.

Сенцов не услышал или не подал виду.

Реуков повернулся к Зоологу:

— Вот потому я так сильно хочу построить здесь детский лагерь. Пусть мои ребята растут здесь. Подальше от чиновников, мозгоправов и депутатов. Всех тех, кто так любит договариваться вместо того, чтобы молча делать. Здесь хорошо. Космос, природа, всё новое. Всё злое. Здоровая конкуренция. Либо ты, либо тебя.

Зоолог покосился на начальника базы.

— Пойми, я не против познания. — продолжил тот — Но уничтожить, это значит познать. Невозможно узнать, что внутри яйца, не разбив его. Верно? Это я уж не говорю про яичницу.

 

* * *

СНТ-15, видимо, считали так же. Как и предсказывал Реуков, пригрело. Как и предсказывал Зоолог, первые отмёрзшие СНТ-15-Б были превращены в лохмотья острыми когтями СНТ-15. Ещё через три дня было получено решение Совета по взаимодействию с новыми формами жизни на «Машеньке».

Как и предсказывал психолог, оно никому не понравилось.

— Я так себе это представляю: какой-то английский крендель из Совета вспомнил на слушаниях, что его прадедушка разводил собак. А может, и до сих пор разводит. Скрещивает. Выводит. Прадедушке 250 лет, и его собаке лет под 70. И любят они друг друга больше жизни. Потому что собака выведена на славу.

— А какой-то другой крендель заметил, что это не вмешательство в геном напрямую, а просто отбор. Селекция.

— А селекция это не уничтожение, верно?

— Как посмотреть. Если из волка вывести собаку, значит ли это, что волк уничтожен?

— С точки зрения волков — несомненно.

— Но волки не заседают в Совете, поэтому не могут за себя заступиться.

—  Волки не заседают в Совете? А как же депутат Крайсберг?

При упоминании Крайсберга многие вздрогнули, а некоторые натужно засмеялись и тут же затихли.

— Да я всё понимаю. Я ворчу. Нельзя что ли? Я понимаю, другого решения у них не было. У меня тоже нет. Но они решили — а нам исполнять. И как прикажете селекционировать этот камень с когтями? Оно размером с кошку, а валит бронетранспорт. И главное. Селекция это что? Дать размножаться одному потомству и не давать размножаться другому потомству. Ласковых щенят оставляем, неласковых топим. Верно, Зоолог? Вот Зоолог кивает. Вопрос — как оно размножается? Кто это видел? Оно ж не размножается, оно только убивает.

— Значит, будем наблюдать, пока не начнёт. Должно же оно хоть как-то…

— Прекрасно. Ничего не строим, жрём консервы, ждём, пока эти Санта Клаусы не соизволят отложить яйца.

 

* * *

 

Ожидание было похоже на песок из сна Реукова. Базу словно засыпало. Походки замедлились, как будто строителям приходилось волочить ноги по песку. Взгляды чуть расфокусировались, как будто перед глазами не приборы, а пустыня, по которой ветер тянет жёлтые полосы. Это, однако, не касалось Зоолога.

Во-первых, теперь каждый встречный если не словом, то взглядом давал понять, что Зоолог теперь ответственный за то, что СНТ не хотят размножаться, а это мешает всем и каждому, кто прилетел на Машеньку превращать пустые скалы в стройматериалы, а стройматериалы в дома.

Во-вторых, поползли слухи.

Кому-то почудилось, что оторванные конечности СНТ-15 шевелятся. Конечно, шевелятся — сказал Зоолог. Нет, ты не понял, ответили ему. Они себя ведут.

Оторванная нога зверюги, прилипшая к траснпортёру после выхода в долину, попыталась цапнуть монтёра Гришина. Гришин не пострадал, но пострадало коллективное воображение базы. Оное мгновенно предположило, что разные части СНТ-15 имеют независимое сознание. Именно поэтому твари так охотно лезут в бой, даже если рискуют быть разорванными. Более того, части могут заново собираться в полноценных зверюг или разрастаться до новых.

Зоолог сперва опешил, а потом заявил, что (его цитировали дословно) этого ни разу не может быть. Однако, поскольку кроме этих шести слов Зоолог ничего не произнёс, и все убедительные аргументы из области физиологии и молекулярной биологии остались в черепной коробке Зоолога, то ему ни разу никто не поверил. Более того, рикошетом поползли другие версии. Одна из них имела чуть больше смысла, чем все прочие. Но Зоолог, который заперся у себя в башне, чтобы работать над проблемой размножения СНТ-15, не участвовал в общей болтовне, и не знал о ней ничего. Пока однажды ночью его не разбудила гаражная сигнализация.

В гараже стояла исследовательская техника Зоолога. В нём же стояла пугающей высоты морозильная камера, в которой мёрзли биоматериалы — читай особи местного зверья или — в случае с СНТ-15 — их запчасти. Зоолог продрал глаза, натянул штаны и метнулся к лифту, чтобы осмотреть гараж. У дверей он остановился. Подумал о том, что лежит в морозильной камере, вернулся в комнату, надел защиту и взял бластер.

СНТ-15 имеет размер с кошку. Бластер может превратить кошку в паштет. В случае с СНТ-15 паштет будет высокотоксичным и прожигать ткани низких классов защиты. Согласно местным поверьям, он ещё сможет сам заползти тебе в глотку и превратить тебя в хвостатого мутанта. Это, конечно, было не так, но, отпирая гараж, Зоолог отметил, что сердце его стучит как во время пробежки.

У транспортёра — того самого который привёз на себе напавшую на Гришина конечность — шевельнулась чья-то тень. Зоолог положил палец на спусковой крючок, а другой рукой дёрнул рычажок освещения. Прожектор, встроенный в бластер, залил светом цель.

Тень, стоявшая у транспортёра, выматерилась.

— Реуков. — Выдохнул Зоолог.

Реуков ласковыми, но нецензурными выражениям, потребовал выключить прожектор, после чего вернулся к изучению транспортёра, как будто на дворе была не ночь, а гараж Зоолога не был запечатанным для всех, кроме Зоолога, помещением.

Прошла минута. Зоолог переводил дыхание и смотрел квадратными глазами на начальника базы. Тот не обращал внимания.

— Пахнет как будто горелой пластмассой. — наконец сказал Реуков. — Кто бы мог подумать, что эта тварь так невыносимо воняет. Глядя на неё можно предположить запах острого соуса. На худой конец бензина. Но это…

— Пахнет пивом. — Сказал Зоолог. — Ты пьян.

Реуков ничего не ответил.

— И это не запах СНТ-15. — Добавил Зоолог. — Это Гришин наконечники стабилизаторов пожёг сегодня.

— Да? Вот я дурень. А чем же они тогда пахнут?

— В их организмах почти нет летучих веществ.

— То есть они не пахнут ничем? Так я и знал. Подлые твари. Запах ничего. Запах смерти и небытия. Запах бездвижности, когда ты должен шагать. Запах пустого места вместо запаха дома. Запах напрасной надежды. Запах… Ну это мы ещё посмотрим!

Он поднял палец.

— Зоолог! У тебя горячее сердце. И чистые руки. И грязные транспортёры. Завтра мы с Михалковым заберём твою грязную технику и отправим её по трём известным адресам. А тебе дадим новые транспортники. А ты нам всем дашь новую надежду. Как тебе план?

Зоолог сделал, то, что означало крайнюю степень раздражения. Развернулся к выходу и сказал:

— Я иду спать.

— Стой! Ну что ты за человек такой. Я к тебе с…

— С чем? — Перебил его Зоолог. — И снова включил прожектор.

— Да выключи ты его Христа ради. — Реуков скривился и закрыл глаза ладонью.

— Говори быстрее. Расскажешь — выключу.

— На Новобританском узле есть институт, так? Там же ремонтная станция. Мы отправим туда транспортники. Твой друг Джейкобсон перехватит транспортники по прибытию. И таким образом получит биоматериал этих тварей. Всё, что налипло после выхода в долину.

Зоолог выключил прожектор. Реуков выдохнул и отвёл руку от глаз. Зоолог тут же включил прожектор обратно.

— Ай, больно же!

— Ты хоть понимаешь, сколько процедур мы нарушаем?

— Много. И на вывоз и на ввоз. Но когда процедуры помогали научным открытиям?

Зоолог окончательно растерялся.

— Чего ты хочешь?

— Я? Ничего! Чего оно хочет? — Реуков указал пальцем на конечность СНТ-15, прилипшую к фюзеляжу транспортёра. — Оно хочет размножаться, так? Оно цепляется на наши машины. Нам кажется, что они на нас нападают. На самом деле они оставляют на машинах свои семенные материалы. Чтобы мы разнесли их по другим планетам. Как те земные растения с колючими шариками, которые цепляются тебе на штаны, чтобы ты их разнёс.

— Это… это кто такое придумал?

— Мать природа! Ты что не понимаешь? Это то, чего они от нас хотят — чтобы мы закинули их ошмётки на почву других планет. Прекрасно! Мы так и сделаем. Пускай Джейкобсон сошкребёт их с наших фюзеляжей и продемонстрирует механизм размножения у себя в НИИ. Не ждать же, пока они соберут делегацию в самом деле. Это же ещё три месяца. Через три месяца я их сам рожать начну от нетерпения. Не ждать же?

Зоолог выключил свет и направился к выходу. Прежде, чем он захлопнул ворота гаража он ответил:

— Ждать.

 

* * *

 

Но ждать не пришлось. Всего шесть дней спустя в Долину налетел тёплый ветер и началась весна. Два десятка наблюдательных зоологических модулей нависло в воздухе над местом событий, записывая происходящее. Весна обычно означает журчание ручьёв и начало новой жизни. В этом случае новая жизнь быстро прекращалась, а журчание ручьёв заглушалось хрустом и скрежетом: СНТ-15 делали то единственное, что умели и хотели. Уничтожали. Уничтожали всё.

Реуков, затаив дыхание, сидел вместе с Зоологом в его башне и наблюдал за бойней. Занятие было бессмысленным, но очень приятным: долина медленно очищалась, фауна выстригала сама себя самыми острыми ножницами, которые только были на этой планете. И звук был такой: С-с-с! С-с-с! С-с-с!

Зоолог, тоже едва дыша, жадно смотрел в монитор, хотя это не имело большого смысла. Записи потом подробно разберут учёные по всей галактике. Быть может, в них и найдётся ответ на загадку объекта Б.

Реутов подумал об этом же и решил: пусть на этом месте поставят памятный знак. Здесь будет детский лагерь. Вот пусть прямо на футбольном поле поставят. В сторонке, чтобы не мешать играть.

Реуков стал представлять себе, как его старший играет в футбол. Юноша с разбегу бьёт по мячу и… свист!

Судья показал красную карточку. Судьёй оказался психолог Сенцов. Реуков помотал головой: футбольный матч растворился, вместо него реальность заполнил входящий звонок от психолога.

— Реуков! Я требую остановить.

— Что остановить? Фауну?

— Не придуривайтесь. Остужайте долину.

— Что? Как я её остужу?

— Так. Же. Как. Нагрели. Наш разговор записывается. Учтите, что чем дольше вы строите из себя дурака, тем для вас хуже.

Реуков вздохнул и подчинился. Он отправил несколько сообщений, и весна кончилась. Тёплый ветер затих. У Зоолога опустились руки. Зверушки ещё кромсали друг друга, но ощущение энтузиазма исчезло с экранов, как будто новый ветер унёс от них Мэри Поппинс. Реуков представил себе Мэри Поппинс с зонтом, саквояжем, острыми-преострыми когтями и хвостом. Потом отогнал и это видение тоже, чтобы спросить психолога.

— Ну и как вы узнали?

— Вы же сами упомянули вулканологов. Когда началась внезапная сейсмоактивность, которая так кстати для вас погнала тёплый воздух на долину, я пошёл к ним и проверил журнал распоряжений. И если вы думаете, что можете талантливо передать якобы ошибочную команду через третьи руки, так, что никто не догадается, кто за этим стоит, то вы недооцениваете службу Психпрофилактики МинОхрЗдрава. И не таких видали. Но то, что мы видали — это не главное. Знаете, что главное?

— Что? — без выражения сказал Реуков.

— То, что мы умеем действовать сообща. А вы только манипулировать, хитрить и давить.

— Вулканологи, значит, меня выдали. Никогда не доверял нашим — Реуков проговорил оставшиеся слова сквозь зубы — зарубежным коллегам.

— Слово «зарубежные» вышло из моды. Рубежи остались только в вашей голове, Реуков.

— А как правильно говорить? — Реуков рассвирепел и растерялся одновременно.

— Иноязычные, разумеется. Язык — последнее, что нас пока разъединяет. Поэтому мы все и переходим на единый язык.

— Как славно, — сказал Реуков, — можно будет послать матом, и все — все! — тебя поймут.

— Да помолчите вы! — Вдруг рявкнул Зоолог. — Не видите что ли?

На экране происходило что-то странное.

— А что это?

— Не знаю. — Сказал Зоолог.

Реуков тем более не знал.

 

* * *

Объяснения подоспели позже, когда американцы, получив новости, разморозили у себя в лаборатории одного из запасённых Санта-Клаусов. Аккуратно согретые до нужной температуры Санта-Клаусы рвали на мелкие куски Санта-Барбару, а при понижении температуры брызгали на неё кислотой из хвоста, после чего ошмётки Санта-Барбары — под удивлёнными взглядами ученых — сползались обратно в подобие пчелиных сот.

Их стали изучать дальше, но под совсем другим углом. «А, то есть оно живое. Ну как мы раньше не заметили». Это были кладки яиц. То есть совсем не яиц. Больше как икра, только совсем не икра. Быть может как споры, но с биохимией из “Алисы в Стране Чудес”. С наследственной информацией из “Алисы в Зазеркалье”, записанной совсем не на ДНК и таким образом, что Зоолог затруднился объяснить каким, но мычал очень выразительно.

 

* * *

 

— Вот видите, — Сказал Реуков.

— Что именно? — Спросил психолог Сенцов и улыбнулся.

— Не видите. — Вздохнул Реуков. — Они — наши иноязычные коллеги — говорят, что это у зверья такая забота о потомстве. Если соты разрушить, они соберутся и станут крепче. То, что тебя не убивает, делает тебя сильнее. Иногда лучший способ что-то укрепить — напасть на него. Если бы мы не были такими самодовольными, уверенными, заботливыми слепцами… Если бы вы — вы! — все не были так уверены, что то, что вы наблюдаете — это агрессия, что это якобы неправильно, вы бы не считали меня врагом природы! В то самое время, когда вы, а не я мешался у природы под ногами.

— «Оправдания преступлений» Том 229, часть 7. Записано!

— Я не оправдываюсь. Со мной всё понятно, я иду на плаху. Правьте мне мозги, я буду доволен. По крайней мере мне так обещают.

— А сейчас вы не довольны? Конкретно чем? Вы же считаете, что сделали открытие. По крайней мере ставите себе в заслугу то, что без вашего самоуправства оно не состоялось бы.

— Я буду доволен, когда в долине поставят табличку «Здесь мы получили важный урок. Примитивные инстинкты появились не просто так. И не всяким там умникам решать, что полезно, а что нет».

Психолог зажмурился, показывая как ему нравится разговор.

— Вы знаете, — Сказал он. — Меня на эту базу отправил гений класса II. Они знают, что делают. Возможно, именно для того и отправил, чтобы я усвоил этот урок. Я бы сформулировал его так: "иногда кооперация — это не мешать другим что-то делать". Даже если эти другие своевольничают, как капризные подростки. Но для этого… Прекратите нагло ухмыляться! Для этого нужно уметь дать себе по рукам и позволить подростку наломать дров.

— Спасибо. Подросток тронут вашей откровенностью. Давайте свою психокоррекцию.

— А она уже началась. Видите — индикатор излучателя светится, а я читаю мораль как дедушка Крылов в конце басни? Это начался сеанс. Скоро краски станут ярче, форма предметов поплывёт. Не пугайтесь, это штатные эффекты вспомогательных веществ, которые давят на ваши серотониновые рецепторы.

— Руки прочь от моих серотониновых рецепторов. — Сонно забубнил Реуков. — Зачем вы их трогаете?

— Чтобы помочь вам меняться.

— Ах вот оно что. Последний вопрос: если селекция сделает волка собакой, значит ли это, что волка больше нет?

— Хм. Пусть это будет не последним вопросом. Пусть это будет первым вопросом в нашем сеансе. Вы бы как на него ответили?

Реуков открыл было рот, но формы предметов поплыли и вместе с этим исчезла уверенность в том, что он знает правильный ответ.