Глава 11: 2195. Памятник серийному убийце

Она захлопнула дверь машины, улыбнулась ему и спросила:

— Скучали по мне?

«Скучал весь год. Думал о тебе, возвращаясь каждый вечер с работы домой в этом самом автомобиле. Думал, когда твоё имя всплывало в разговоре с другими полицейскими. Думал, когда спал с женой. Думал, когда смотрел в зеркало и понимал, что ты никогда не обратишь на меня внимания».

Ничего этого он не сказал вслух, только улыбнулся в ответ и несмело кивнул. Машина тронулась и он неожиданно для себя произнёс.

— Вы прекрасно выглядите.

И подумал: «Так же, как год назад. 365 дней не добавили тебе ни морщинки. Ничего не изменилось, даже запах духов тот же. Я пытался вспомнить этот запах весь год, но не мог. Как будто подбирал на гитаре мелодию и ошибался: то одной нотой мимо, то другой. И вот кто-то забрал у меня гитару из рук и сыграл — уверенно и точно — ту самую мелодию».

Ничего этого он не сказал вслух. Машина выехала со стоянки аэропорта и взяла курс на гостиницу. Он молча смотрел на дорогу.

«И правильно, молчи, — подумал он, — Молчи, Эд. Твои пальцы-сосиски не для того, чтобы играть на гитаре. Твоё тело, похожее на грушу, не для того, чтобы танцевать с красивыми женщинами. Ты не в её лиге. Господь создал тебя захолустным копом с телом и душой захолустного копа. Ещё он создал умную и красивую женщину из ФБР и позволил тебе подвезти её на машине, но не для того, чтобы ты её хотел, Эд. Даже не мечтай, Эд. Впрочем, господь ли сделал так, что вы работаете над одним делом? Нет, это устроил дьявол.

Дьявол сотворил серийного убийцу. Дьявол бродил по улицам Санта-Круз. Дьявол встретил скромного юношу, сына хорошей женщины, преподавателя Калифорнийского университета. Дьявол вырвал его душу и вложил ему внутрь комок червей. Дьявол смотрел, как юноша убивает. Дьявол заметал за ним следы. Дьявол смеялся над полицией и ФБР, кусавшими локти от бессилия. Он хохотал, когда юноша сдался.

Дьявол, кажется Эду, хихикает до сих пор. Прошло двадцать лет, маньяк сидит в тюрьме, но нечистый всё ещё забавляется над Санта-Круз. Он подсыпает крошки в постель жителям. Он привозит репортёров, политиков и сумасшедших. Он измазал доброе имя городка в крови. Теперь «Столицу сёрфинга Соединённых штатов» называют не иначе как «Столица убийств».

И Эду, скромному копу, приводится возить в своей машине девушку, пахнущую персиками и ландышами. Девушку, от вида которой Эд будто проваливается в сладкий сон. И в этом нет ни хрена хорошего.

Чем заканчивается сон? Звонком будильника.

Машина остановилась у входа в отель.

— Завтра в восемь? — спросила Дебби.

Эд кивнул.

— Подберёте меня здесь? Спасибо.

— Серьёзно?

Эд опять произнёс не то, что ожидал. Как и бывает во сне — недозволенное становится дозволенным. В реальности же низкий полицейский чин, отряженный в помощь столичному специалисту не возмущается. Он молча делает, что его просят.

— Серьёзно, мэм? Опять? Проверка? Обыск?

— Боюсь, что так, Эд, — Дэбби была как обычно приветлива с ним. — Что-то вас смущает?

— Смущает, — он хлопнул своими пухлыми ладонями по коленям, — Я даже не знаю, с чего начать. Понимаю, начальству плевать на нас. Ему надо дорасследовать проклятое дело. Но мы здесь в нашем городке просто хотим покоя.

— Эд, если вам неудобно, я могу сама добраться. Очень мило с вашей стороны меня встречать, но машина сама может отвезти меня куда угодно.

— Нет, не в этом дело. Я просто… я просто… — за Эда заговорило его возмущение. — Этот тип уже двадцать лет как за решёткой. Жертв похоронили и оплакали. Но приезжает ФБР и начинает перекапывать могилы. Ничего не находит. Дерьмо. Окей, дерьмо случается. Но вы второй раз лезете в это дерьмо. И как по мне, мэм, это не окей. Если мой доктор не знает, как лечить нарыв, я не хожу к нему раз в год срывать пластырь. Федералы, похоже, не понимают, что портят жизнь не только подозреваемым, но и всему городу.

«И мне тоже, — подумал Эд, — Должна быть служебная инструкция, которая запрещает так душиться. Проклятье. Интересно, она от природы такая или у служивых в ФБР есть деньги на то, чтобы сделать себе пластическую операцию с головы до ног? Ей ведь, наверное, за сорок, а задница её должна была быть приклеена к стулу всю жизнь, чтобы она могла знать всё, что она знает. Но она выглядит как чирлидерша из рая.»

— Эд… — сказала Дэбби и положила ладонь ему на руку. — всё сложнее. Работа, конечно, дерьмо. Но поверь мне, я бы даже не бралась, если бы не была уверена, что во всём этом есть смысл.

— Да? И какой смысл допрашивать каждый год мужика, который даже рядом не стоял с убийцей? По поводу раскрытых убийств?

— Есть вещи, которые мы бы хотели понять получше.,— сказала Дэбби.

— Например, когда у свидетеля кончается терпение?

Дэбби улыбнулась и потрепала его рукав. Эду показалось, что вот-вот и он положит свою ладонь поверх её ладони. К его облегчению, Дэбби убрала руку и открыла дверь авто.

— Почему вы вернулись в этот город, Эд? — спросила она. — Вы уезжали делать карьеру в Сан-Франциско, верно? Что-то пошло не так?

— Каждому своё место, я считаю. Я родился здесь, я знаю этот город. Мне лучше здесь. Людям лучше от того, что я здесь.

— С этим трудно спорить, — кивнула Дэбби. — Вот видите?

— Что именно?

— Люди не всегда говорят всю правду, не так ли? Спокойной ночи, Эд. Вы действительно нужны нам.

Она вышла из машины, захлопнула дверь и помахала ему рукой сквозь лобовое стекло. Приветливо, как будто не уличила его во лжи секунду назад.

 

«С какого дьявола вдруг речь обо мне? — подумал Эд,— Это какой-то трюк? Она мной манипулирует?»

Эд не заметил, как машина привезла его домой. Дверь открылась, ботинки стали в угол, а во рту оказалась зубная щётка.

«Вы действительно нужны нам.»

Я? Действительно?

Оказавшись в постели рядом с давно уснувшей женой, Эд медленно выдохнул. Морок, который наводила на него персиковая женщина, немного рассеялся, и Эду стало страшно.

«Она знает — подумал он, — не говорит, но намекает».

Почему люди возвращаются в родной город? Потому что у них не получилось в большом городе. Эд любил родной городишко, это было правдой. Но не всей правдой. На самом деле Эда погубил вирус. Редкая инфекция, подхваченная где-то на задании.

Инфекцию быстро обнаружили и прибили. Но осталась рана, невидимая никому, кроме Эда. Вирус повредил его мозг.

Эд не сказал никому. Не дожидаясь, пока проверки выявят проблему, он подал прошение о переводе в родной город. Сменил должность на бумажную, чтобы не приходилось пускать в ход оружие.

Никто ничего не заподозрил. Ну или так казалось Эду до сегодняшнего дня.

Но что они могут знать? И как? Есть ли у них в архиве снимок его мозга, где видна червоточинка? Мёртвая серая ткань в розовой глубине?

Или уже тогда, в госпитале, прогоняя его через симулятор, они поняли, что карьере Эда конец? Компьютер, подключенный к его мозгу, выдал его докторам с потрохами? Но почему начальство промолчало?

Эд закрыл глаза и открыл снова. Сквозь шторы пробивался серый уличный свет. В полутьме и здоровому человеку может показаться что угодно. Но Эду приходилось хуже. Причём в самые неподходящие моменты. Например, с Дэбби.

Год назад он встречал её у аэропорта. Когда Дэбби села в его машину, он сперва попытался её выгнать. Дэбби К. Митфорд — известный специалист из Куантико, звезда в своей области. Знаток всего, что касается серийных убийц. Он ожидал высохшую женщину в брючном костюме с лицом хирурга, а не… Боже мой, Эд, даже не начинай думать об этом.

Конечно, он постарался ей помочь, с чем бы она там ни приехала. Да что уж, он выпятил грудь, втянул живот и распушил хвост. Он хотел, чтобы Дэбби осталась довольна его помощью. Да что уж, он хотел впечатлить Дэбби.

Получилось ли у него?

Право говоря, лучше бы его попросили спасти вооружённого маньяка из горящей клиники для душевнобольных.

Они поехали обыскивать дом мистера Гроффа. Мистер Грофф был бухгалтером. Одним из его клиентов когда-то давно был тот самый Кемпер. Маньяк, годами убивавший студенток. Грофф числился в числе его возможных соучастников.

Эд много раз пытался уложить ситуацию в голове, но неизменно терял нить и начинал злиться. Маньяк Кемпер был одиночкой. Он сознался во всём. Буквально во всём. Добровольно водил полицию на каждое место преступления и подробно рассказывал, как убивал, как насиловал, из какого ружья стрелял. Он был конченной тварью, но он был одинокой тварью. Ему не нужен был сраный бухгалтер.

Сраный бухгалтер, возможно, тоже раскаялся бы во всём, но у него на совести не было даже штрафа за барбекю в неположенном месте. Эд во всяком случае был уверен. Окей, серая мышь иногда может оказаться маньяком. Но не после того, как её проверили с головы до пят. Ну и в конце-концов, маньяка поймали. Убийства прекратились. Всё затихло. Зачем обыскивать дом Гроффа?

Впрочем, Грофф не был удивлён. Он кисло поздоровался с Эдом, отправил семью за покупками и предоставил дом в распоряжение Дэбби и Эда.

Эду чрезвычайно хотелось найти что-нибудь полезное для Дэбби. Проявить невероятную смекалку и вытащить на свет божий улику, переворачивающую дело с ног на голову. Неприятная правда заключалась в том, что они сами не знали, что ищут. А мозг Эда начал шалить.

Он заглянул в зеркало. В зеркале отразился коридор. В нём мелькнул мальчик в белых гольфах, который скрылся за дверью.

«Эй!» — подумал Эд. Сын Гроффа покинул дом на глазах у Эда десять минут назад.

Он развернулся, чтобы догнать мальчишку, но ткнулся носом в стену. Никакого коридора напротив зеркала не было. Отражение было галлюцинацией. Он повернулся к зеркалу: теперь оно честно отражало стену. Гладкая бежевая поверхность, интерьерная мода семидесятых.

«Ну вот опять, — подумал Эд, — Успокойся, болван. Гормоны ударили в твою больную голову. Ты пытаешься решить невозможную задачу. Какие ещё улики в доме? Человек двадцать лет назад был под следствием. У него было время спрятать и уничтожить что угодно».

Трудно искать чёрную кошку в чёрной комнате. Ещё труднее искать неизвестно что, указывающее на неизвестно что.

Эд вытер испарину. По счастью, Дэбби не видела, как он попытался пройти сквозь стену.

В следующие полчаса он чуть не упал с лестницы и чуть не проткнул пальцем картину. Ближе к семи вечера они вышли из дома. Грофф всё с таким же вежливым, но перекошенным от неприязни лицом, попрощался с ними. Эд запустил два пальца под воротник рубашки и покрутил шеей. Краем глаза он увидел, как возвращается домой семья Гроффа: жена и сынишка лет двенадцати.

На свежем воздухе Эду было легче дышать, но на душе стало ещё более погано.

— Могу я спросить, что мы ищем, мэм? — холодно спросил он.

— Вы можете называть меня Дэбби, — ответила она.

«Плевать им на нас, — подумал тогда Эд, — Им плевать на Гроффа, у которого проводят обыск без оснований. И на меня им плевать. Они даже не считают нужным ввести меня полностью в курс дела. Веди обыск по протоколу, Эд, и не задавай вопросов. Всё это спектакль для начальства: им нужно показать, что ведётся работа по шумному делу. Всё не могут простить Кемперу того, что он сам сдался. Хотят найти хоть что-то самостоятельно.»

— Спасибо, мэм, — ответил он ей тогда. И отвёз столичную стерву в аэропорт. Она вежливо попрощалась, пожелала ему удачи и исчезла вместе со своей блестящей карьерой, длинными платиновыми волосами, подстриженными чуть ниже плеч, со своими серыми глазами, со своим пытливым умом и ангельским взглядом.

Но было кое-что, на что Эд не обратил тогда внимания. Она не сказала «Прощайте», она сказала «Увидимся, Эд».

Они действительно увиделись ровно через год.

 

Бог свидетель, Эд был не из тех, кого можно легко обмануть. Он был циником, но верил в любовь. В том смысле, что всякий человек любит, чтобы его оставили в покое. Эд считал это константой, к которой стремится весь мир. Вся наука о поведении крутится вокруг дивана, на котором сидит обыватель с бутылкой пива. Индивидуальные настройки, выражаясь языком людей из технического отдела, могут меняться: у обывателя партнёр — реальный или виртуальный. Кресло может быть кожаным и массивным, а может быть креслом-качалкой. Может быть пиво, а может не пиво, а что-то ещё из легального. Или нелегального. Но в целом обыватель остаётся обывателем.

Если он не в кресле, то он туда стремится.

Эд хорошо чуял это. Если он заходил в дом обывателя, которого оставили в покое, он знал, что всё в порядке, и ему здесь делать нечего. Если он заходил в дом обывателя, которому что-то мешает спокойно сидеть в кресле, Эд тоже это чуял. И, бог свидетель, старался помочь.

Люди в целом добрые. Надо только позволить им упасть в кресло и открыть бутылку пива. Ну или не пива. Эд не был против развлечений, если это не мешает соседям. И сам был из таких.

После истории с вирусом Эд также осознал, что у порядочного обывателя может поселиться скелет в шкафу. И в этом нет ничего страшного. Один раз он задержал паренька с нелегальным порошком, но отпустил, не сказав ни слова. Один раз набрёл на подпольную фирму, собирающую нелегальные прошивки для нейрочипов. И ушёл, сказав: «Я вас не видел. Но чтоб завтра вас здесь не было». Ребята смотали оборудование и исчезли из офисного центра, не сказав «спасибо».

Ему и не нужны были благодарности. Он просто хотел, чтобы всякий честный человек мог прийти вечером домой и упасть в кресло. Конечно, не все могли себе это позволить. Были те, кому не сиделось.

Например, нашлись как-то раз странные люди. Странные люди поставили памятник серийному убийце Кемперу.

Это произошло уже после первого визита Дэбби Митфорд и последнее, что хотел бы пожелать своему родному городу Эд, было ещё одно напоминание о делах Кемпера.

Памятник можно было проигнорировать. Прямого указания его снести из муниципалитета не поступило. Но также у полицейских было право убрать любую дрянь, возникшую на муниципальной земле без разрешения.

Статую очень рослого, но худого юноши в очках с толстой оправой, было решено снести. Эда дело напрямую не касалось, но как сотрудник внутренних органов и активный гражданин, он напряг жилы и не дал делу увязнуть.

Коллеги огрызались.

— Не оставить ли его стоять? Пусть стоит, раз не падает.

— Нет, — сказал Эд.

Без обычного «видишь ли, дружище», такое слово от Эда прозвучало как грубость.

Те, кто помоложе, пытались спорить.

— А собственно, почему памятники ставят только хорошим людям? Быть может, это напоминание о том, что…

— Что? — спросил Эд с откровенной ненавистью.

— Эдди? С тобой всё окей? — сказали парни, давно его знавшие.

— Со мной всё окей. А вот с ним всё абсолютно не окей, — ответил Эдди, указав на статую. — И ему здесь не место.

В его системе координат статуя совершенно точно относилась к вещам, которые мешают спокойным людям садиться в кресло после работы.

— Эд прав, — поддержали его коллеги постарше, — Это нехорошее дерьмо. Памятник — это издевательство над горожанами. Кемпер убил десятерых девушек. Как только этот памятник увидят близкие тех, кого он убил… это дерьмо станет ещё хуже, чем было. Вы молодые и ещё не знаете, какое бывает дерьмо. А мы видали много разного дерьма. Если статую оставить, то появятся правозащитники и столичные журналисты. А эти мгновенно тут устроят дерьмо столичного сорта, а это совсем дерьмовое дерьмо.

— Окей, окей, Томми, мы поняли.

— Ничего вы не поняли, салаги. Кто-то пытается нас вывести из себя. Вот что. Этот дерьмовый…

— Томми! Мы поняли. Всё, уже пригнали монтажников.

— И всё же. Может, это не провокация? Кто-то пытается что-то сказать.

— Что можно сказать про Кемпера? Он убивал. Его поймали. Конец фильма.

— Но почему он убивал? Кто-то пытался его понять?

— Ты совсем? Мой тебе совет: не пытайся. Чтобы понять Кемпера, нужно стать таким же уродом, как Кемпер.

— Кемпер не был уродом. Кое-кто из нас, кто постарше, давайте я не буду показывать пальцем, знал его лично. Он был приятным и умным парнем. Да, это так! Не перебивайте. Но его мать…

— Ты сам себя слышишь? Этот урод убил и изнасиловал десять студенток, а ты винишь его мать?

— Джонни прав. Ты не знаешь, что такое расти с матерью, которая тебя ненавидит. Кемпер просто не мог научиться любить. Как можно было запирать сына на ночь в подвале…

— Ты их не разжалобишь, Джонни. Они просто тебя не слушают.

Полицейские действительно не слушали Джонни, они смотрели, как монтажники наклоняют статую и роняют её в багажник пикапа. Бух.

Всё. После этого вечера ничто не напоминало Эду о Кемпере.

Пока в город не вернулась Дэбби.

 

• * *

 

Увидев Дэбби, он будто снова погрузился в пахнущий персиками и ландышами сон. Мелькнула мысль, что несолидно взрослому женатому полицейскому так западать на красотку. Мысль исчезла, как только Дэбби коснулась его ладонью и потрепала по рукаву. Эд снова расправил плечи, втянул живот и честно напряг мозг во время нового обыска.

Но дом бухгалтера оставался спокойным старомодным местом, не вызывающим ничего, кроме скуки. Крепкого сорта провинциальной скуки.

— Вы разбираетесь в сортах скуки? — уточнила Дэбби, когда он отвозил её в отель после обыска.

— Видал всякую, — не без гордости ответил Эд. — И столичную и провинциальную. И скуку ожидания. И скуку неизвестности. Скуку патрульного полицейского. Скуку запертого в одиночной камере.

— Как думаете, Кемперу сейчас скучно в тюрьме?

— Говорят, он не жалуется.

— Но вы как думаете?

— Я не думаю о серийных убийцах. Это ваша работа.

— Как вы считаете, вы могли бы распознать убийцу, окажись он с вами в одном баре?

— Кемпера? Не знаю. Говорят, этот гад был в общении самым обычным. Очень приятным даже.

— А если бы вы оказались у него дома?

— Ммм. Думаю, я бы уверенно установил, что в доме не всё в порядке. Не буду утверждать, что я бы учуял отрезанные головы, которые Кемпер закапывал у себя под окном. Но, конечно, если домом заправляет агрессивная пьяница, то этого не скроешь. На людях она может держаться, но дом как бы… м-м-м. Словами не объяснишь, что именно не так, но ненависть как бы впитывается в стены, понимаете?

— А в доме Гроффа?

Эд помотал головой.

— Это совершенно спокойный тип. С нами он не слишком любезен, и я его понимаю. Но он нормальный. Позвольте мне заметить, мэм, что если ФБР хочет, чтобы в нашем городе было поменьше неблагополучных, то нам надо поменьше донимать людей. Зачем, спрашивается, портить человеку выходной, заставлять его объясняться с семьёй? Вы заметили, как на меня посмотрел сегодня его сынишка? Как будто узнал меня с прошлогоднего визита. Окей, сегодня ему объяснили, что у папы дела с дядей полицейским. А через год? Вы же не собираетесь сюда приезжать ещё через год?

— Вы бы не хотели?

— Нет! То есть… я не против видеть вас лично. Но… То есть… Я имею в виду…

— Эд… Не хотите подняться ко мне в номер?

Эд понял, что не знает, что он сейчас ответит.

— Хочу, — признался он, — Очень хочу. Но не пойду. Я женат.

Дэбби улыбнулась, как самый счастливый человек на свете.

— Вы очень хороший человек, Эд. Мне повезло встретить вас. Оставайтесь таким же классным до следующего года.

Она вышла и помахала ему на прощание. В этот вечер морок не рассеялся. Эд ходил по дому, погружённый в воспоминания о персиковом запахе, длинных, остриженных чуть ниже плеч, волосах, об её обнажённых руках, и о том, как Дэбби запустила ладонь в задний карман джинсов, чтобы достать бумажный платочек.

Потом он стал думать о своей жене. О её лице, о её голосе, о её привычках. Мысли не держались в голове, словно сбегая прочь от персикового запаха. Кроме одной, самой важной мысли, которую он давно привык отгонять от себя.

Его жена по воскресеньям уезжала к подруге Кэти играть в преферанс. В ближайшее воскресенье Эд дождался полудня, проследил за тем, как жена покинула дом на машине. Выждал ещё полчаса и отправился туда же — в дом Кэти. Позвонил в дверь и убедился, что его жены там нет.

Дальше было больно. Но не очень. Он закрывал глаза, думал о Дэбби и боль отходила. Допрос жены, слёзы, разбирательства, развод, юристы, грузчики, коробки. Он один в съёмной квартире, а потом хорошую погоду сменяют дожди калифорнийской зимы. А потом снова настаёт лето.

И снова прилетает Дэбби. И снова бесплодный обыск и кислая улыбка Гроффа. Чувак, похоже смирился с идиотизмом властей как с плохой погодой. Его мальчишка растёт и в ус не дует. А Дэбби… Дэбби не меняется. Ещё год прошёл, а на ней, похоже, даже пылинка не осела. Словно сам дьявол отгоняет от неё старость огромными вилами.

— Эд… Не хотите подняться ко мне в номер? — спросила она так, как будто целого года не прошло, а она лишь повторила фразу, которую Эд не расслышал минуту назад.

В номере она опустила шторы и окружающий мир перестал существовать.

 

• * *

 

Дэбби вызвал к себе в кабинет глава научного проекта — мистер Джейкобсон. Джейкобсон носил очки в тонкой золотой оправе и производил впечатление очень умного и смертельно затраханного человека.

— Дэбби, как думаете, что я сейчас вам скажу?

— Я думаю, вы швырнёте ручку в стену и заорёте: «Что вы себе позволяете, Митфорд?!»

— Ммм.

Джейкобсон задумался. Он нашёл взглядом чашку на столе и печально убедился, что кофе в ней нет.

— Давайте рассуждать вместе, — сказал он, — Вы умная. Я устал. У меня двадцать подчинённых и маленький ребёнок дома. А вы только что сладко спали и сладко занимались любовью. Наверное, у вас голова посвежее. А, Митфорд?

Дэбби спокойно выдержала взгляд.

— Обозначьте конкретную проблему, Джон.

— А. Да не вопрос. Кофе у меня закончился. Это проблема. В остальном проблем нет. Есть только бесконечный кошмар. Кошмар начался с того, что я зачем-то ввязался в самый этически неоднозначный проект в своей карьере. У нас есть серийный убийца. Пять сумасшедших учёных. Много-много проводов. Полицейский… хороший парень, но ещё не знает, куда попал… У нас над плечом нависает этическая комиссия. Они тоже в общем-то хорошие ребята и просто делают свою работу, но у них в руке по ножу и каждый метит вырезать мне сердце и скормить генералитету во имя жертв убийцы и ради своей карьеры.

…И у нас есть специалист высочайшего класса Дебора Митфорд! Приглашённая звезда нейропсихологии. Н-да. Так вот скажите мне, дорогая моя, что скажет этическая комиссия, когда будет просматривать записи? А она будет просматривать записи с увеличительным стеклом. Что она увидит? Пасторальную картину. Маленький прибрежный городок. Дом серийного убийцы, диагностированного маньяка шизофреника. Честного копа. И…. ой, секс в отеле. Стоп. Это как сюда попало?

— Сэр, позвольте, это происходило в нерабочее время. И согласно кодексу...

— А? В нерабочее время?

— На моих часах было восемь вечера.

— На ваших часах?

Дэбби потёрла запястье. У неё не было часов.

— А на моих часах сколько было? — тихо спросил Джейкобсон.

Дэбби не ответила.

Джейкобсон швырнул ручку в стену и заорал:

— Что вы себе позволяете, Митфорд?!

— Мне очень жаль, сэр, — быстро сказала Дэбби. — Я могу уладить вопрос с комиссией. В конце-концов это всего лишь…

— В конце-концов это всего лишь мозги серийного убийцы!

— Это всего лишь…

— Вы понимаете, что я работы лишусь? И репутации. Не вы, а я? Потому что вы тут формально консультант, а ваш секс это формально моих рук дело?

— Я могу всё уладить

— Как? Убьёте меня, чтобы я не мучился?

— Для начала принесу вам кофе, — сказала Дэбби и поторопилась выскочить из кабинета.

 

Когда Эд проснулся, он был один в отеле. Дэбби исчезла. За окном снова был его родной город. Где-то там была его бывшая жена и привычная работа. Подушка вопреки расхожему стереотипу вовсе не хранила запах волос Дэбби. От этого Эду стало одиноко.

Он вышел из отеля и сел в машину. Машина спросила у него адрес назначения. Он собирался сказать «Домой», но вместо этого произнёс что-то другое.

Машина привезла его на городскую свалку. Эд вышел из машины и тут же заметил статую Кемпера, ещё не погребённую под мусором. Эд посмотрел на Кемпера. Ему всё ещё было тоскливо от пробуждения в пустой гостинице.

А каково было Кемперу просыпаться в холодном подвале? Каково ему было год за годом пытаться полюбить свою мать, но натыкаться на ненависть? Пытаться стать нормальным человеком, хорошим сыном для женщины, которая видит в нём обузу? Что если Джонни прав? Кемпер пытался любить, и в ответ получал злобу. Начинал отвечать злобой на злобу, пока в его голове любовь и злоба не стали одним целым? И каждая встреченная девушка вызывала в нём одно и то же: желание, страсть и желание убить ту, к которой испытываешь страсть?

Его голова опять засбоила. Что-то поменялось в свалке. Старая раковина мигнула пару раз и исчезла. Диван, лежавший на боку, перевернулся. Разбитое окно, стоявшего неподалёку дома, стало целым. Эд понял, что ему срочно нужно позавтракать.

Статуя Кемпера поправила очки и сказала:

«Мои жертвы были только суррогатами персоны, которую я действительно хотел убить. Последней я убил свою мать. За неделю до этого для она сказала мне: «Семь лет у меня не было секса с мужчиной из-за тебя, мой сын». И я убил её и надругался над трупом».

Эд стал осторожно поворачиваться к машине и чуть не присел от неожиданности. Дорогу ему перегородил полуразложившийся труп. Эд отшатнулся, но труп исчез.

Дьявол.

Дьявол скрутил ему мозги. Эд оглянулся и понял, зачем он сюда приехал. Он начал сочувствовать Кэмперу и приехал сюда, чтобы убить своё сочувствие. Именно на эту свалку Кемпер привозил своих жертв. Не всех, но нескольких. Это было тело Лиззи Грант — такое, каким его нашли двадцать лет назад. Эд вспомнил это и приступ ненависти расставил всё по своим местам. Маньяк это маньяк. Полицейский это полицейский. Всё просто. Всё как должно было быть. Всё так, как было.

Кроме того, что у Эда теперь нет жены. И в этом тоже отчасти виноват чёртов Кемпер, который как заноза в заднице сидит у чёртовых ФБР.

Эд вернулся в машину и посмотрел в зеркало заднего вида. На него в ответ смотрел немолодой разведённый человек, которого ждал очень одинокий год.

Машина спросила адрес назначения и Эд что-то ответил. И снова понял, что сказал не «Домой», а что-то другое. Какую-то улицу и какой-то номер дома. По пути он понял, что это адрес Кэти — подруги его жены. Кэти оказалась дома. Его жена тоже была с ней. Он сел за стол. Ему раздали карты и они стали играть, перешучиваясь и отпивая чай из фарфоровых кружек. Через три часа Эд с женой поблагодарили Кэти за компанию и вышли на крыльцо. Они переглянулись и он молча кивнул ей в сторону своей машины.

Они поехали домой вместе.

 

Прошёл год и прилетела чуточку озадаченная Дэбби. Они обнялись как старые друзья. От неё отчётливо пахло персиками, но в этот раз запах не оглушил его. У Эда появилась странная мысль, что она умеет управлять запахом и может сдерживать его силу, подобно тому, как женщины собирают пышные волосы в узел.

— Ну как он сегодня? — спросила Дэбби, когда Эд отвозил её вечером в отель.

— Да как всегда. Располнел немного.

— И дом его?

— Нормально. В подвале трупа нет. На стенах сатанинских надписей не обнаружено. В холодильнике банка с арахисовым маслом. У сына один синяк, но это бейсбольный мяч. Отец его пальцем не трогает.

— Что ж, слава богу.

Эд говорил с Дэбби спокойно и уверенно, но это давалось ему с трудом. Чем ближе был визит Дэбби, тем больше давала о себе знать червоточинка в его мозгу. Окна на домах менялись местами. Урны исчезали. Буквы на экранах иногда перебегали из слова в слово. Когда приехала Дэбби, всё стало только хуже. Эд провёл обыск, не полагаясь на глаза. Он втягивал воздух, как старая собака. Тайком от Дэбби он обнюхал обои, ящик с бельём и кровать сына Гроффа. В доме всё было окей.

«Господи, я надеюсь, она уедет, и у меня тоже всё станет окей. Господи, сделай так, чтобы она больше не приезжала»

— Эд… Не хотите подняться ко мне в номер? Нам надо поговорить.

— Мы можем поговорить здесь.

Эд достал платок и протёр шею. Платок мгновенно стал мокрым.

— Здесь никак нельзя. Начальство опять будет сердиться.

— Я не понимаю вас, мэм. Мы не можем поговорить в машине?

«Машина прослушивается?» — подумал он.

— Я бы хотела показать вам кое-что. Но мы здесь не одни. Дэбби обернулась и окинула через плечо взглядом площадь перед гостиницей. И добавила куда-то вслух:

— Тревога Эдди Двадцать.

— Что? — переспросил полицейский.

Эд тоже обернулся, взглянул на площадь и немедленно выскочил из машины. В центре площади стоял невесть откуда взявшийся постамент метровой высоты, на ней стояла статуя Кемпера — слегка побитая и грязная, но мгновенно узнаваемая. Приятное и мирное лицо Кемпера, казалось, смотрит теперь с небольшой укоризной. На площади уже стали останавливаться и засматриваться на статую прохожие.

— Надо срочно позвонить, — подумал Эд, и понял, что не может сообразить, кому. В памяти одна мысль сменяла другую, как рекламные изображения на щитах, не давая сосредоточиться.

Статуя перевела взгляд на Кэмпера. Маньяк сказал Эду:

— Иди к ней в номер.

Статуя была слишком далеко, но Эд ясно услышал его голос.

— Эд? С вами всё хорошо? — он услышал голос Дэбби.

— Не очень, — признался Эд. — Мне жарко. И мне…

— Я помогу вам, — сказала Дэбби. — Идёмте со мной.

Она взяла его за руку и Эд подчинился.

В номере Дэбби огляделась вокруг, почесала затылок и — как и в прошлый раз — опустила рулонные шторы. Эд снова почувствовал что-то странное. Он чувствовал, что покачивается, но держался изо всех сил.

— Понимаете? — спросила Дэбби.

— У вас странный способ создавать романтическое настроение, мэм, — выдавил Эд.

Дэбби виновато улыбнулась и помотала головой.

— Смотрите внимательно.

Она подняла шторы. За окном ничего не было. Не в том смысле, что площадь была пустой. За окном была пустота. Освещение заморгало и пустота оказалась всюду. Гостиничный номер исчез, остались только они вдвоём.

Эд почувствовал тошноту.

— Дэбби… мне не очень… у меня иногда бывает…

— С тобой всё в порядке, Эд. Это не приступ болезни.

— Это? Это на самом деле?

Дэбби рассмеялась.

— Возьми меня за руку и держи крепко.

Эд послушался.

Возникло ощущение, что он крепко зажмурился. Но не только глазами, а всем своим существом. Потом веки поднялись и он всем существом оказался в реальности.

— Это на самом деле? — спросил он ещё раз.

— Теперь да, — ответила Дэбби.

Он обнаружил себя полулежащим на кушетке. Рядом была ещё одна кушетка — на ней лежала Дэбби. Она по-прежнему держала его за руку. Он повернул голову, чтобы рассмотреть её получше и понял, что ему мешает, отходящий от затылка жгут проводов. Дэбби тоже была подключена. В комнате сновали какие-то люди, старательно не обращающие внимания на пару.

Эд приподнялся на локте, чтобы рассмотреть третью кушетку.

На ней лежал человек, которого он мгновенно узнал в лицо, несмотря на то, что тот изрядно постарел: это был серийный убийца Кемпер.

Кемпер был пристёгнут к своей кушетке ремнями.

Эд чувствовал, что проснулся. Всё вокруг него было настоящим — чувство, которое он не испытывал много лет. Настоящий свет, настоящие стены. Настоящие запахи. Запах резины, запах антисептика, запах кондиционированного воздуха.

— Вы знаете, — сказал он, — Я человек старой закалки. Я простой коп. Я не люблю киберсекс и кибергольф… я люблю…

«Почему я шучу? — подумал он, — Наверное, потому что иначе невыносимо».

Его вырвало.

 

• * *

 

Дэбби догнала Эда, он покосился на неё, но не стал останавливаться.

— Эд… пожалуйста.

— Мне надо помыться. Меня окунули в бассейн с дерьмом.

— Это всего лишь сон.

Эд остановился.

— Это сон Кемпера, — сказал он. — Лучше бы вы меня заставили сожрать его труп. Так бы я хоть знал, что этого ублюдка больше нет.

— Это не совсем так. Это общий сон, основанный на его воспоминаниях.

— И? Мне должны быть легче?

— Это воспоминания о времени, когда он ещё не убивал.

Эд поморгал и потёр переносицу.

— Ах, ну да. Старомодный дом. Он не старомодный, это и есть дом семидесятых. Но… Кемпер был в этом сне?

Дэбби кивнула.

— Но разве мы его видели? А… да… сын Гроффа.
Это он?

— Верно. Как вы заметили, нормальный мальчик.

— Мальчик, который вырос в конченного ублюдка.

— Разве?

— Что вы хотите сказать?

— Вы трижды инспектировали дом и заверили меня, что в доме всё хорошо.

Эд ничего не ответил, отвернулся и пошёл прочь, но уже медленней. Он остановился возле душевой и посмотрел на Дэбби.

— Скажите мне, что это было не зря.

— Пожалуй, действительно, примите сперва душ, Эд, — ответила Дэбби. — Мне всегда помогает.

Спустя полчаса Эд повторил вопрос. Они сидели на диванчике в пустом коридоре. Она вертела в руках заколку. Он приглаживал мокрые волосы.

Дэбби пожала плечами.

— Ну не зря. Но шансов на успех мало. Впрочем, вас предупреждали.

— Да, я помню. Но не очень хорошо.

— Это нормально, ваша память постепенно вернётся. Вкратце — всё плохо. Представьте, мы приходим в Министерство Юстиции. Приносим пачку отчётов в зубах. Говорим — вот у нас тут серийный убийца с диагностированной параноидальной шизофренией. Но мы переписали ему память. Подключили мозги к компьютеру и нарисовали умеренно счастливое детство. Дали нормального любящего папу. И маму, конечно. Старую маму — тиранившую его алкоголичку — он не помнит. У чувака было нормальное детство. Его любили и научили любить. Он нормально проявляет здоровые эмоции. Ну… по крайней мере должен… Мы, конечно, пока не очень уверены. Ну… мы, конечно, проверяли… Но, знаете, он и с прошлой памятью здорово смахивал на нормального. Эд, вы не смотрите на меня так, я министерству буду объяснять куда более наукообразно. Но столь же честно.

Эд отвёл глаза. В жизни Дэбби была старше и выглядела устало.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он.

— Вы не хотите обсудить то, что произошло между нами?

— Эээ… нет. Знаете, это всё творилось в голове Кемпера… Я к нему всё же не очень хорошо отношусь.

— Это происходило в общем виртуальном пространстве. Конечно, основой для мира служили воспоминания Кемпера. Но это также и мой сон, и ваш сон.

— И сон Кемпера.

— Верно.

— И я развёлся. И я… И мы… то, что было в отеле, — это всё видели техники?

Дэбби отмахнулась.

— Да что все так переживают из-за секса. Слушайте, я уже двадцать лет загружаю человеческие сны в компьютер. Что делает человек во сне? То, что наяву не может. Практически каждый раз приходится иметь дело с либидо, что поделаешь. Все занимаются сексом в киберсне. Почти каждый чёртов раз.

— И вы не сдерживаетесь. Хотя знаете, что это сон.

— Не сдерживаюсь, — пожала плечами Дэбби. — Потом удаляю записи и всё тут. Это моё право, защищённое законом.

— Можно считать, что между нами ничего не было?

— Лучше так. Вы же женатый человек, — Дэбби сказала это с иронией, но очень тепло.

— Ах… да.

— Знаете, вы первый мужик, который во сне развёлся, прежде, чем до меня дотронуться. Уже ради этого стоило всё заварить.

— А Кемпер? Вы считаете, он исправился?

— Ха. Вы спрашиваете не того человека. Вопрос к судьям, философам. К гражданскому обществу так называемому. Ко всем тем, кто берёт на себя смелость судить других. Я лично… м-м-м…

— Не берётесь?

— Я лично ловко ухожу от ответа, — Дэбби улыбнулась Эду и ему стало легче. У него всё ещё было ощущение, что его изгадили изнутри, вытерли ему душу грязной тряпкой. Но улыбка Дэбби, всё искупала.

— Можно ли исправить человека, избавить его от вины, переписав воспоминания? — продолжила рассуждать Дэбби. — Слишком много вопросов. Что это за новые воспоминания такие? Кто их автор? Насколько они прочнее, так сказать, настоящих? Вот вы их видели. Вас для того и подключили, чтобы вы как эксперт по жизни городка Санта-Круз сказали нам, что мальчик жил совершенно нормальной жизнью. То есть, не жил, но помнил о такой жизни. Ваши впечатления, Эд?