С принятием христианства связано и появление письма славянского, кириллицы и глаголицы, переводных работ древнегреческих и византийских авторов, богослужебных христианских книг.

Здесь не могу не привести неожиданное мнение Георгия Федотова (1886-1951), историка, философа и религиозного мыслителя: «И все же именно в Киеве заложено зерно будущего трагического раскола в русской культуре. Смысл этого факта до сих пор, кажется, ускользал от внимания её историков. Более того, в нём всегда видели наше национальное преимущество, залог как раз органичности нашей культуры. Я имею в виду славянскую Библию и славянский литургический язык. В этом наше коренное отличие, в самом исходном пункте, от латинского Запада. На первый взгляд, как будто, славянский язык церкви, облегчая задачу христианизации народа, не даёт возникнуть отчужденной от него греческой (латинской) интеллигенции. Да, но какой ценой? Ценой отрыва от классической традиции. Великолепный Киев XI-ХII веков, восхищавший иноземцев своим блеском и нас изумляющий останками былой красоты, - Киев создавался на византийской почве. Это, в конце концов, греческая окраина. Но за расцветом религиозной и материальной культуры нельзя проглядеть основного ущерба: научная, философская, литературная традиция Греции отсутствует. Переводы, наводнившие древнерусскую письменность, конечно, произвели отбор самонужнейшего, практически ценного: проповеди, жития святых, аскетика. Даже богословская мысль древней церкви осталась почти чуждой Руси. Что же говорить о Греции языческой? На Западе, в самые тёмные века его (VI - VIII), монах читал Вергилия, чтобы найти ключ к священному языку церкви, читал римских историков, чтобы на них выработать свой стиль. Стоило лишь овладеть этим чудесным ключом - латынью - чтобы им отворились все двери. В брожении языческих и христианских элементов складывалась могучая средневековая культура - задолго до Возрождения.

И мы могли бы читать Гомера, философствовать с Платоном, вернуться вместе с греческой христианской мыслью к самым истокам эллинского духа и получить, как дар («а прочее приложится»), научную традицию древности. Провидение судило иначе. Мы получили в дар одну книгу, величайшую из книг, без труда и заслуги, открытую всем. Но зато эта книга должна была остаться единственной. В грязном и бедном Париже XII века гремели битвы схоластиков, рождался университет, — в «Золотом» Киеве, сиявшем мозаиками своих храмов, — ничего, кроме подвига печерских иноков, слагавших летописи и патерики. Правда, такой летописи не знал Запад, да, может быть, и таких патериков тоже.

Когда думаешь о необозримых последствиях этого первого факта нашей истории, поражаешься, как много он уясняет в ней».

Ещё более негативным моментом раскола церквей стало перенесение вражды греков и католиков на русскую почву. Долгие века все главные посты (кафедры) русской православной церкви занимали греки.

Вражда с католическим Западом привела к изоляции Руси, особенно, забегая вперед, это сказалось позже, во время зависимости от Золотой Орды и вплоть до реформ Петра Великого.