Фрески Спасо-Преображенского собора Спасо-Мирожского монастыря.

Середина XII в. Псков.

НОВГОРОД

В середине XII в. Новгородская рес­публика стала независимым госу­дарством. Новгородцы избежали всеобщего разорения, которому подверглись русские земли в годы монголо-татарского нашествия. На фоне всеобщей катастрофы Новго­род не только сумел уцелеть, но и приумножил свои богатства. Город был разделён на пятнадцать «кон­цов» — районов, которые, как и от­дельные улицы, соперничали между собой в строительстве так называе­мых «кончанских» и «уличанских» церквей и украшении их фресками. Известно, что с X в. по 1240 г. в Нов­городе было построено сто двадцать пять церквей. По особому приглаше­нию в Новгород прибыл Феофан Грек (около 1340 — около 1410) —

замечательный византийский жи­вописец.

По свидетельству древнерусского церковного писателя Епифания Премудрого, Феофан Грек до своего появления в Новгороде расписал более сорока церквей за пределами Руси: в Халкидоне, Галате и Кафе (Малая Азия и Крым). Позднее он «подписывал» церкви в Москве и ук­рашал живописью дворцы княже­ской знати. Однако по прихоти судьбы сохранился единственный достоверный образец творчества этого великого мастера — фрески новгородской церкви Спаса Преоб­ражения на Ильине улице, выпол­ненные в 1378 г,

Феофан Грек приехал в Новгород уже зрелым, сложившимся мастером. Он был последним представителем византийского столичного искус­ства в истории русской монумен-

Неизвестный святой. Фреска из алтарной части собора Рождества Богоматери. XII в. Новгород Великий.

Апостол Пётр. Фреска в соборе Святой Софии. XII в.

Новгород Великий.

тальной живописи. Живописный дар Феофана Грека отличался редко­стным сочетанием страстного тем­перамента с подлинным монумен­тальным размахом. Современников поражали его глубокий ум и образо­ванность, стяжавшие ему славу муд­реца и философа. Епифаний Пре­мудрый, наблюдавший за работой Феофана в Москве, отмечал, что, когда мастер писал фрески, никто не видел, чтобы он сверялся с образца­ми: «Он же руками пишет роспись, а сам беспрестанно ходит, беседует с приходящими и обдумывает высо­кое и мудрое».

Мировоззрение Феофана сложи­лось в 50—60-е гг. XIV в., когда в Византии происходило глубокое об­новление духовной жизни на осно­ве учения о «Божественном озаре­нии». Согласно этому учению, единый Бог излучает Божественную энергию, или свет, обожествляю­щий душу праведного человека. В ас­кетической молитве и духовном со­средоточении человек может созерцать «умными очами» этот Бо­жественный свет, а значит, и об­щаться с Богом. Учение об «исихии» (греч. «внутреннее спокойствие», «без­молвие») — «умной молитве» — вдохнуло новую жизнь в православ­ное христианство и его искусство. В русской культуре это учение, ныне именуемое «исихазм», обрело защит­ников и подвижников в лице Сергия Радонежского и монахов Троице-Сергиева монастыря.

Личность Феофана Грека была настолько своеобразна, что он не мог принять исихастские идеи, не переработав и не обогатив их. На­пример, в живописном ансамбле церкви Спаса Преображения он ви­доизменил традиционную систему росписи храма. В образе Пантократора, который помещён в куполе храма, мастер подчеркнул прежде всего огромную Божественную силу. Она исходит от мощной фигуры, лика и взгляда Христа. От его глаз разбегаются световые круги, изо­бражённые в виде белых линий. Излучаемая Христом энергия как бы заполняет и пронизывает всё про-

странство храма, создавая напря­жённую мистическую атмосферу, ощущение предгрозья. Острые лучи­ки света вспыхивают на кистях рук, ликах и одеяниях священных персо­нажей, погружённых в безмолвную молитву. Феофан понимал это без­молвие не как пассивное ожидание. Напротив, он полагал, что созерца­ние Божественного света требует от человека огромного духовного на­пряжения, отречения души от всего плотского, земного. Во внешне суро­вых и замкнутых образах феофановских пророков и праотцев скрыт мощный духовный порыв. Им охва­чены монахи-столпники, которые в высшем устремлении к Богу всходи­ли на столпы (колонны) для возне­сения одинокой молитвы. Исихасты называли столпников «земной фор­мой ангелов» и считали их наивыс­шим идеалом святости.

Суровый, аскетический дух фре­скового ансамбля подчёркивают сдержанные цвета: бледно-фиолето­вые, светло-жёлтые и серо-зелёные тона подчинены драматическому красно-коричневому тону.

Исихастские идеи и живописная манера Феофана Грека имели нема­ло сторонников и почитателей в среде его учеников и новгородских мастеров. Об этом свидетельствуют фресковые росписи новгородских церквей Успения на Волотовом по­ле (около 1363 г.) и Святого Фёдора Стратилата на Ручью (последняя треть XIV столетия).