Общество труда — общество правды и справедливости (вместо заключения)

Экономические отношения, сердцевину которых составляют трудовые отношения, представляют собой базисное основание общества. Это фундамент, но не все здание.

Не менее важно исследовать с точки зрения примата трудовых отношений все «здание» общества, во всем его многообразии. Конечно, это очень сложная проблема. Ее раскрытие требует всестороннего, комплексного исследования с позиций многих научных дисциплин. В свете этого можно высказать некоторые соображения относительно значимости труда для выявления правды и лжи в самой жизни[73].

Хронические неудачи российской экономики последнего десятилетия вопреки радужным ожиданиям, навеянным переходом к официальному господству рыночных отношений и частной собственности, во многом связаны с тем, что в основу экономической и социальной политики положены отношения и категории, несущие с собой онтологическую ложь мистифицированных, фетишизированных форм жизни. Частная собственность делает людей не только глупыми, но и лживыми. Стоило только пообещать всех россиян сделать частными собственниками, как все погнались за ваучерами —за своей долей в общественной собственности. Ложь и обман оказались в исходных идеологических предпосылках реставрации капитализма. Иного и не могло быть.

Строить новое общество на иллюзиях, на неких превращенных формах сродни попытке строить дом из неподходящих материалов, без запаса прочности. При благоприятных условиях такое здание может существовать какое-то время, и в нем еще можно жить. Так же и общество, государство при благоприятном стечении обстоятельств может существовать сравнительно сносно. Но при изменении экономической, политической, социальной обстановки оказывается непригодным для существования. В истории такое случалось нередко, в том числе в недавнем прошлом. Руководство Советского Союза вместо последовательной работы в направлении развертывания научно-технического прогресса, социального развития на основе культа труда, совершенствования планового управления обществом в 60-80 годы XX в. погналось за сравнительно легкой прибылью путем добычи и продажи за рубеж сырьевых ресурсов, прежде всего нефти, газа, леса и т. п. Полученные в результате этого «нефтедоллары» позволили создать видимость благополучия. Их уродливое, рыночное распределение привело к социальному расслоению общества и в итоге — к краху как правящей партии, так и всего режима. «Нефтедоллары» позволяли некоторое время существовать без борьбы за новые технологии, прогрессивное развитие материально-технической базы, совершенствование человека труда, социальное благополучие.

Когда же партия спохватилась, время уже ушло. Начались метания от «ускорения» к «перестройке». Немного прошло времени, и снова теперь уже Россия попала под иллюзии лживого роста экономики, хотя это — всего лишь удачная конъюнктура на нефтяных рынках. По некоторым оценкам, за 2000-2002 гг. за счет роста цен на нефть Россия получила дополнительно более 50 млрд долларов. Но как это отразилось на реальной экономике? Сколько построено новых заводов, фабрик, предприятий сельского хозяйства, дорог, школ, больниц? Может быть, модернизируется армия? Или получили государственную поддержку научные проекты, развивается система образования и высшей школы? Нет, этого не происходит. В лучшем случае государство участвует в обустройстве новых офисов, дворцов, резиденций. В общем, налицо «офисная экономика». Но время опять уходит. Новые «нефтедоллары» рано или поздно потратятся.

На государственном уровне не делается даже попытки осознать, на каком фундаменте строить экономику. Все надежды связываются с повышением деловой активности, конкуренции. На самом деле этим лозунгом прикрывается деятельность по переделу сырьевых ресурсов и захвату новых плацдармов в транспортной инфраструктуре, связи, металлургии, пищевой промышленности.

Не случайно в последнее смутное десятилетие разгула спекулятивной, рыночной экономики как основы общества в стране бурно расцвела преступность, прежде всего мошенничество, аферизм, злоупотребление служебным положением, взяточничество. Потом уже все это одевается в кровавые халаты разбоя, рэкета, непрерывных убийств.

Рыночный обман порождает ложь общественную. Именно этим, в значительной мере, порождаются, продвигаются, занимают на какое-то время ведущие посты в обществе и государстве разного рода авантюристы, лжепророки и прочие политические нули. Из них формируются целые общественные движения и партии.

Всему этому может противостоять только общество труда. Только на базе развития трудовых отношений, поддержки всей сферы развития человека труда возможно последовательное создание мощной экономики, современного промышленного и аграрного производства. Только это будет здоровой основой для всей системы социальных отношений. Правда труда порождает и правду жизни. По этому поводу справедливо написано у В. Г. Комарова: «1) принадлежность к негосподствующим и занятым жизнеобеспечивающим трудом „массам" гарантирует их от самого страшного греха —от участия в общественном каннибализме, в деятельности по отчуждению жизни других людей; 2) социальное положение работников жизнеобеспечивающего труда в этическом и гносеологическом отношениях — не что иное, как расположенность к точке зрения правды; 3) у них, следовательно, больше, чем у господствующих „элит", объективных социально-антропологических предпосылок и глубинной заинтересованности в том, чтобы не имитировать следование, а на деле следовать... принципам справедливости»[880]

Только при господстве трудовых отношений как основополагающих возможно построение правдивых, правильных человеческих отношений между людьми. В труде не обманешь: либо сделано, либо нет. Ибо чтобы добиться конкретного результата, создать продукт с его потребительной стоимостью, необходимо выполнить совершенно конкретный и последовательный набор операций. Невыполнение какого-либо действия, конкретной операции приведет к ущербности продукта, к изменению его качества, можно даже сказать, что будет уже другой продукт. В этом сила конкретного труда, ибо он, изменяя форму предмета труда, делает его годным к потреблению. Здесь конкретный труд путем создания потребительной стоимости превращает последний в фактор производства и потребления. Использование потребительной стоимости кроме удовлетворения потребности влияет еще и на структуру применяемого труда, ведет к его экономии. Продукт конкретного труда, обладая более совершенной формой, несущей силу науки и природы, замещает, высвобождает большее количество труда, чем пошло на его создание.

Трудовые отношения не только создают экономическую основу для социального развития путем создания все большего количества свободного времени общества, но и напрямую влияют на гуманитарно-нравственные отношения. В отличие от слепых рыночных отношений всеобщей купли-продажи, в кооперативно-трудовых отношениях возрастает роль осознанной истинно человеческой деятельности. Если в продажной экономике в основу маркетинговых стратегий, как правило, закладываются инстинктивные качества потребителя, как физические (голод, жажда, похоть и т. д.), так и психологические (страх, суеверие, честолюбие, тщеславие и прочее), то в трудовой кооперации ведущую роль играют разумные потребности, стремление к их удовлетворению с целью развития личности трудящегося человека.

Разумная, гуманитарная составляющая общества получает в таких условиях больший простор для своего воплощения. Она получает естественную, здоровую, социально-экономическую среду для реализации и развития. Это безусловно находит свое проявление в искусстве, литературе, юриспруденции, нравственности, морали, этике и эстетике, в культуре в целом. Исследование реализации трудовых отношений как базы развития общества во всех многообразных сферах жизни общества — задача и других социологических работ. Этому вопросу посвящен замечательный труд В. Г. Комарова «Правда: Онтологическое основание социального разума» (СПб.: Изд-во С. -Петерб. ун-та, 2001. 556 с.), возрождающий высокую научную социально-философскую теорию, в центре которой — обоснование правды труда и общества, основанного на правде труда. Автор высказывает серьезное беспокойство по поводу того, что засилье товарно-денежных иллюзий и предрассудков вытесняет из миллионов человеческих голов социалистические идеи, а вместе с ними и всякую сколько-нибудь систематизированную социальную теорию, заменяя ее плоским конъюнктурным дискурсом.

Обществу, охваченному системным кризисом и подвергающемуся распаду, не нужны ни социальная теория, ни социальная наука. В условиях, когда знания и научная информация отнесены к миру товаров, люди науки перестают служить истине. Рыночные отношения делают из ученого владельца своей исключительной интеллектуальной собственности, т. е. собственности на свою интеллектуальную рабочую силу, без продажи которой эта его сила ничего ему не дает. Его знания, даже если их называют интеллектуальным капиталом, не возьмет ни один банк и не будет платить за них проценты. Продавая свою интеллектуальную силу, ученый вынужден служить ее покупателю, носителю реального капитала.

Последний, особенно если он фиктивный, не позволяет наемному научному работнику искать причины своего происхождения, заставляет работника науки скрывать истину. В результате общественная атмосфера, как справедливо утверждал академик А. Д. Александров, «наполнена у нас ложью, которая распространяется средствами массовой информации и даже академическими журналами»[881].

Не лучше обстоит дело и с образованием, особенно гуманитарным. Согласно требованиям, изложенным в докладе Всемирного банка о реформе образования в РФ, всякие вложения в систему образования должны рассматриваться как инвестиции в «товарный труд», в подготовку интеллектуальной рабочей силы. Соответственно, как призвал в своем выступлении на VII съезде ректоров вузов России Президент В. В. Путин, «необходимо стимулировать естественный процесс интеграции разных уровней и организационных форм образования и науки в единый рынок знаний».

Всему этому опять-таки может противостоять только наука, служащая интересам труда. Именно служба труду может превратить науку, как утверждал К. Маркс, в народную силу, превратить ученых из пособников классовых предрассудков, из честолюбивых государственных паразитов и союзников капитала в свободных тружеников мысли. Наука может выполнить свою истинную роль только в обществе труда[882].

Фундаментальный вывод о том, что будущее —за обществом труда, не означает, что это общество придет само собой, без активных коллективных действий и борьбы человека труда. В том обнищании, в каком сегодня находится рабочий класс, во многом повинен и сам рабочий класс, не вполне осознавший, что вожди и идеологи могут помочь его борьбе, но не осуществят ее за него. Те, кто поднимается на борьбу за улучшение своей жизни, этого улучшения добиваются. Об этом говорит богатый опыт Российского профсоюза докеров, сделавшего коллективный договор инструментом выражения своих интересов и отстаивания своих прав, Федерации профсоюзов авиационных диспетчеров России, Объединения рабочих профсоюзов «Защита труда», Объединения профсоюзов России (СОЦПРОФ), профсоюзов локомотивных бригад железнодорожников и ряда других профсоюзов.

Эти профсоюзы возглавили и провели успешную борьбу за прогрессивный проект Трудового кодекса России, разработанный Фондом рабочей академии. За этот проект проголосовало 189 депутатов Государственной Думы, и ряд его положений вошел в принятый трудовой закон. Успех борьбы зависит от самих трудящихся, вновь усваивающих ту истину, что освобождение рабочего класса прежде всего дело рук самого рабочего класса. Общество труда — это общество, где власть принадлежит людям труда, и органы власти формируются в трудовых коллективах. Право на такую власть завоевывается коллективной борьбой трудящихся за свои интересы, выражающие прогрессивные интересы всех членов общества.

В современных поисках национальной идеи, новой идеологической парадигмы, существа менталитета народа, без всяких на то оснований обходится постоянно присутствующий в народном менталитете императив — «правда, только правда». Вроде всем известно, что «нет ничего, кроме правды». Однако то, что известно, не значит, что оно познано (Гегель). Не является ли правда искомым основным принципом социальной жизни народа, его надежд и его социального разума, рассматриваемых с позиции ментальности? Если «да», то в чем состоит эта правда, каково ее онтологическое основание?

Сегодня, как никогда, востребованы не только «правда —истина», но, главным образом, «правда —справедливость», правда жизни. Хотя правда и справедливость имеют общую основу, «справедливость» заключает в себе еще и морально-правовое содержание, В отличие от «истины» категорией «правда» характеризуется реальная жизнь, а не только сфера социального разума. Правдиво ли все то, что существует в действительности, особенно в нашей жизни — вот вопрос, поставленный еще Гегелем относительно разумности действительности, на который мы должны ответить и на который осмелился дать ответ В. Г. Комаров в своей замечательной монографии.

Вопрос непростой. На наших глазах социальная и экономическая действительность теряет последние черты правдивости, а потому и разумности. Разве можно говорить о разумности того, что 40 млн наших граждан, т. е. 1/3 населения, оказались за чертой бедности, о разумности преступности, воровства, коррупции, захлестнувших страну. Разве можно все это оправдывать от имени науки, как это ныне делают многие. Можно сказать, что балом стала править онтологическая и идеологическая ложь.

Неразумность действительности столь очевидна, что более правдоподобным будет вывод, противоположный тому, на котором некогда настаивал Гегель: ныне что неразумно, то действительно, а что действительно, то неразумно[883].

Главная причина всего этого —не просто в нашей неразумности, а в иррациональности самой сегодняшней практики, нашего общественного бытия. Эта причина — в охватывающем весь мир и страну товарном фетишизме, к которому ныне присоединился еще и информационно-коммуникативный, компьютерный фетишизм. Объективная, онтологическая ложь товарно-рыночной жизни порождает и ложь ее теоретических «испарений». Люди, в том числе и теоретики, подпадают под власть и внушение социальных кажимостей, превращенных форм, которые нас обволакивают неким мистическим туманным «покрывалом», закрывают действительную сущность истинного человеческого бытия. Все, что на деле, в своей сущности не может быть товаром (человеческое тело, красота, честь, совесть) превращается в товар, в предмет купли и продажи. Создаются иллюзии, будто материальный жизнеобеспечивающий производительный труд становится ненужным, будто знания, информация сами по себе, без этого труда, создают стоимость и богатство, будто человечество уже вступает в форму общества без экономики (постэкономическое общество), будто достаточно войти в интернет, чтобы оказаться в новом информационном обществе с новой сетевой структурой, устраняющей трудовые, общественные отношения людей и социальных групп, т. е. социально-классовые отношения. То, что мы оказались без действующих заводов и фабрик, иными теоретиками считается, что мы вступили уже в «постиндустриальное общество».

К названной объективной причине следует добавить и субъективную — наличие значительного числа людей (идеологов), которые только тем и занимаются, что придают превращенные «смыслы» и «значения» действительным явлениям социальной жизни. Их деятельность сводится к тому, чтобы представлять других, играть их роли, быть действующими лицами и исполнителями разыгрываемой жизненной драмы. Это — чиновники государственного аппарата и представительных органов, выступающие от имени общества, писатели и актеры, представляющие реальную жизнь в книгах и на сценах театров, на телевидении, радио. Эти феноменологические процедуры, когда одно подставляется вместо другого, причем по меркам своей «колокольни», составляет другую причину существования лжи. Очевидно, что идеологи, оправдывающие перестройку и рыночные реформы, заявляющие, что «иного не дано», не могут претендовать на научность и истину. Скорее, они — противники разумного, научности, объективной истины. Либеральной буржуазии, по словам В. И. Ленина, нужна ее ложь, которую она выдает за величайшую правду, за святую святых торгашеского братства[884].

Этой идеологической лжи может противостоять только жизнеутверждающая сила правды, носителем которой всегда выступал и выступает народ. Эта сила обнаруживала себя в «Русской Правде» Ярослава Мудрого, в программе декабриста П. И. Пестеля, в многочисленных (ныне переименованных) названиях газет. Как ни парадоксально, сохранила свое название «Комсомольская правда». Ныне к спасительной силе правды обращаются намного чаще, чем когда бы то ни было, особенно левые силы. Не менее часто ее охаивают правые, вкладывая ложный смысл в понятие «правое».

Где же искать объективный источник народной надежды на торжество правды, неискоренимой силы правдоискательства?

Их онтологическим основанием и субстанцией может служить только жизнеобеспечивающий человеческий труд, т. е. труд, производящий не смыслы и значения вещей, а сами вещи, материальные и духовные блага, являющиеся условиями жизнедеятельности человека. Он, вопреки современным мифам о «смерти труда», трудового общества, никогда не уйдет в прошлое, не уступит место информации, которая без реализации посредством жизнеобеспечивающего труда ничего не дает. Как прошлое, так и будущее — за обществом труда, в котором властелином станет труд и только труд. Тогда и восторжествует царство правды.

Соответственно, торжество принципа жизнеобеспечивающего труда составляет основу мировоззрения аутентичного, нефальсифицированного коммунизма и ему предшествующих форм народного правдоискательства, социального разума народа, всех социальных движений и революций.

К такому научно обоснованному выводу пришел В. Г. Комаров, автор социологическо-философской концепции правды. Он, вполне осознавая значимость трактовки правды как истины, основы научного и социального разума, вместе с тем считал недостаточным ограничиться представлением о правде как о прикладной форме истины или особых моральных категорий— «правда —справедливость», «правда — честность» и т. п. Этим была бы снята онтологическая сущность как правды, так и ее противоположности — лжи, лежащих в области общественного бытия.

К атрибутам, в которых обнаруживает себя труд как субстанция правды жизни и правда истории, следует отнести прежде всего правду трудовой жизни в противоположность нетрудовой, праздной жизни. Нетрудовая жизнь, как об этом гласит христианская религия, в самом начале рода человеческого привела к первородному греху. Люди были обязаны искупить этот свой грех лишь тем, что они в поте лица своего должны есть свой хлеб.

Атрибут своей правдивости трудовая жизнь приобретает, конечно, не как искупление первородного греха, а потому, что труд был, есть и будет основным способом существования людей, жизнеобеспечивающим началом общественной жизни. При этом таким жизнеобеспечивающим началом является труд, производящий потребительные стоимости, материальные и духовные блага, удовлетворяющие собственно человеческие (разумные) потребности. Именно в этом качестве, а не как всякая деятельность, труд присущ всем обществам, всей истории. К сожалению, в этом своем качестве труд менее всего познан и признан. Если и обращают внимание на труд, то на труд, производящий стоимость.

На стороне действительного труда, кроме производства и воспроизводства человеческой жизни, находится еще одно важнейшее свойство — правда общего дела. Именно в общем деле, жизневоскрешающем труде, по справедливому утверждению русского мыслителя Н. Ф. Федорова, добываются свобода и равенство, исключающие господство одних над другими, достигается истинное родство сынов и дочерей человеческого рода.

Объединяющая сила труда —это правда как общественное отношение. В процессе трудовой деятельности люди творят, воспроизводят как человеческую общественную связь, так и свою общественную сущность, поэтому правда оказывается на стороне коллектива, в конечном счете — трудового народа.

Отсюда следует еще одно важнейшее онтологическое основание правды —собственность на условия и результаты труда, основанная на труде, т. е. правда трудовой собственности. Отношения собственности, возникающие из присвоения сил и предметов природы в процессе труда, имеют первым и последним своим законом закон тождества труда и собственности, т. е. трудовую собственность.

Принцип правды как справедливости в отношениях собственности нельзя вывести из имеющихся декларированных прав человека, ибо равенство людей в правах на собственность в них отсутствует: нет равного права собственности на средства труда и его продукт. Поэтому единственным источником справедливости как правдивости в отношениях людей здесь остается собственность на условия и продукт как своего индивидуального, так и общественного труда, т. е. утверждение единства труда и собственности.

В результате отчуждения труда от собственности образуется неравенство и несправедливость в распределении жизненных благ, что в современных условиях выражается в небывалом разрыве в доходах бедных и богатых. В поисках справедливости и равенства в этой сфере жизни обычно обращаются к известному принципу «от каждого по способностям — каждому по его труду», хотя он далек от того, чтобы выражать равенство и справедливость.

Принцип распределения по труду может быть оправдан лишь в том случае, когда не будет ущемлен труд, а его мера будет определяться не стоимостью рабочей силы, а условиями потребления, возможно лучшим удовлетворением человеческих, а потому и разумных потребностей.

Сущность не исчерпывается ее рассмотрением со стороны ее онтологического основания в общественном бытии и жизнеобеспечивающим труде. Правда пребывает не только вне сознания, но в сознании —как социальная истина, т. е. правда жизни возвышает себя до социальной истины. Здесь она становится предметом не только гносеологии, но и социологии, что требует разработки особой социологической концепции правды как истины социального разума в разных формах его функционирования.

Современные модные учения о справедливости, равно и о равенстве, свободе своими теоретическими предпосылками обязаны классической политической экономии. Эти учения, в свою очередь, возникли как отражение реальных условий функционирования простого товарного производства и товарного обращения, подчиненных закону стоимости. Свобода, равенство как чистые идеи представляли собой, по словам К. Маркса, всего лишь идеализированные выражения обмена меновыми стоимостями. В товарном обмене, покоящемся на обращении меновых стоимостей, равенство и свобода не только уважаются, но и приобретают свой реальный экономический базис как всеобщие принципы, т. е. как принципы всякого равенства и всякой свободы[885].

Ввиду того, что товар и труд вступают в отношения меновой стоимости, а потому и эквивалентности, их носители — люди — в социальном отношении приравниваются друг к другу как абсолютно равные, не имеющие никаких различий. Отсюда проистекают и известные принципы «Всеобщей декларации прав человека»: все люди рождаются свободными и равными, каждый человек обладает всеми правами, без какого бы то ни было различия.

Этого рода равенство и отсутствие различий между людьми как людьми не касаются, однако, реальных различий в их способностях и личных возможностях, а также в потребностях. Такая различенность и, следовательно, неравенство и несправедливость должны вроде бы покрываться всеобщим социальным равенством людей как людей. Важно лишь то, чтобы приоритетом такого правового равенства оправдывать те неравенства и несправедливости, которые имеют место в действительности.

Ситуация коренным образом меняется с превращением законов простого товарного производства в законы капиталистического присвоения, базирующегося на неэквивалентном обмене между трудом и капиталом, на отчуждении труда от собственности. Особенно это касается современного все более углубляющегося экономического и социального неравенства в доходах богатых и бедных, отсутствия всякой возможности занять всем одинаковое место на ступеньках социальной лестницы.

Как быть тогда с принципами равенства, свободы и справедливости, взятыми из арсенала простого товарного производства и простого товарного обращения? Ничего другого не остается, как сохранить их, приспособив к условиям современного «кричащего» социального и экономического неравенства между людьми. Капитал свое вечное право на плоды чужого труда обосновывает исходя из простых и справедливых законов обмена стоимостных эквивалентов. Дж. Роулз, например, определяет справедливость как честность. В ее основание он кладет тот же принцип равенства: каждый индивид имеет равное право со всеми на основные гражданские свободы. Что же касается имеющихся социальных и экономических неравенств, то они, по его мнению, обусловливаются и оправдываются, с одной стороны, наличием различий в естественных способностях и личных достижениях у Индивидов, с другой, — приоритетностью всеобщего принципа социального равенства, в том числе применительно к возможностям индивидов и доступностью (открытостью) для всех тех или иных должностей в общественной иерархии. Социально-классовые различия могут быть устранены только для обеспечения равных стартовых возможностей, но не для установления равенства в достигаемых результатах: «Социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы: а) от них можно было бы разумно ожидать преимуществ для всех и б) доступ к положениям (positions) и должностям был бы открыт всем»[886].

Равенство и справедливость в сфере возможностей не касается различенности и преимуществ, связанных с достигаемой человеком эффективностью, в частности «оптимальностью по Парето», согласно которой никто не должен выигрывать или проигрывать в реализации своих предпочтений, в своем рациональном выборе, пока не достигнута точка равновесия, при которой повышение благосостояния одних не может быть осуществлено без соответствующего ухудшения благосостояния других.

В итоге, обсуждение вопроса о социальной справедливости переводится в плоскость Трактовки известного принципа «от каждого по способностям, каждой способности — по труду», который в свое время был принят прежними социалистическими школами В качестве критерия справедливости распределения благ. Этому принципу было придано важное значение в теории и практике социализма в СССР, от него не может отказаться современная Россия, в которой для трудящихся социальная справедливость все более приобретает характер ведущей прогрессивной общественной идеи и социального идеала.

Чтобы оценить принцип распределения по труду с точки зрения социальной справедливости, нужно в первую очередь определить, по какому труду осуществляется распределение: а) по абстрактному труду, производящему стоимость, или б) по труду, создающему продукт в качестве потребительной стоимости. Это —два способа распределения по труду, они существенно различаются друг от друга, составляют противоположные способы присвоения жизненных благ. В литературе, к сожалению, они чаще всего не различаются или способ распределения сводится к стоимостному варианту —за труд равной ценности равное вознаграждение, справедливую зарплату («Всеобщая декларация прав человека». Ст. 23), хотя существо способа распределения (распределение по труду или по капиталу) обходится.

Если речь идет о распределении по труду, результатом которого является меновая стоимость, то в данном случае распределение осуществляется по стоимости рабочей силы, выраженной в заработной плате. Здесь, как обосновывал К. Маркс, оплачивается не труд, который не имеет стоимости, а товар «рабочая сила», т. е. способность к труду. Но денежный эквивалент стоимости рабочей силы до сих пор сохраняет иррациональную форму платы за не имеющий стоимости труд.

В какой мере распределение жизненных благ по стоимости рабочей силы является справедливым? В той мере, в какой справедливо производство и обмен по закону стоимости в условиях товарного производства и рыночной экономики. В этих условиях купля и продажа рабочей силы на основе эквивалентного обмена предстает в общественном сознании единственно справедливым. Более того, на поверхности общественной жизни рынок выглядит настоящим эдемом прирожденных прав человека-равенства, свободы, справедливого обмена и т. п.

На самом же деле превращение рабочей силы в товар, а последнего — в собственность работодателя, позволяют ему из продавшего свою рабочую силу работника выжимать неоплаченный прибавочный труд и прибавочную стоимость. Тем самым справедливый эквивалентный обмен, совершающийся в сфере обращения, в сфере производства оборачивается явной несправедливостью — неэквивалентным обменом и присвоением чужого труда и его продукта. Соответственно, всем известная стоимость, на основе которой осуществляется распределение благ под замаскированным названием «каждому по труду», заключает в себе величайшую несправедливость — эксплуатацию наемного труда, лишение работника собственности на созданный им продукт.

К этому важно добавить еще одну несправедливость, о которой обычно забывают: частная собственность не ограничивается собственностью на средства производства, она распространяется и на купленную работодателем реализуемую рабочую силу, а впоследствии — и на самого человека (продажа людей). Приватизированными оказываются сами люди, они становятся рабами с той лишь разницей от классического рабства, что в его основе вместо личной зависимости оказывается вещная зависимость. Работник после продажи своей рабочей силы если не в физическом, то в экономическом смысле лишается собственности и на эту реализуемую в труде свою силу, т. е. на отчуждаемый от собственности труд.

Почему же принцип распределения по труду, первоначально названный «каждый по способностям, каждому по способности» или «каждой способности по труду», оказался в арсенале теорий и практики социализма?

Касательно теорий, предполагающих в качестве экономической основы социализма товарное производство (Прудон, Дюринг и другие), можно сказать, что здесь справедливость распределения выводится из стоимостного эквивалента обмена труда на труд, например «часа труда на продукт часа другого труда» (Е. Дюринг). Обмен стоимостных эквивалентов отождествляется с обменом трудовых эквивалентов, т. е. труду приписывается свойство стоимости. На этой же почве возникли претензии лассальянцев «на справедливый и неурезанный доход», собственность рабочего на полный продукт своего труда. Ныне на этом настаивает, например, М. Каддафи[887].

Когда речь идет о простом товарном производстве отдельных производителей, то там овеществленный в продукте труд (стоимость продукта) совпадает с живым трудом (потребительной стоимостью продукта). В этих условиях претензия на полный продукт своего труда вполне справедлива и оправданна, здесь действует закон тождества труда и собственности. Если же эти требования распространяются на развитое товарное производство, в котором товаром становится рабочая сила, то такого рода претензии теряют экономическое обоснование, хотя они вполне справедливы с точки зрения нравственного идеала и желания установить единственно справедливую трудовую собственность.

Как же ныне обстоит дело с распределением по труду и справедливостью в современной России? При рыночной экономике у нас в России трудящиеся получают блага посредством их распределения по труду. В свое время в СССР этот принцип был объявлен социалистическим, хотя никто из вождей, даже И. В. Сталин, не брал на себя личной ответственности за его социалистинность. Как быть в этом случае с социальной справедливостью данного принципа, используемого как при капитализме, так и при социализме?

Основоположники научной теории социализма для переходного периода от капитализма к социализму допускали распределение по стоимости рабочей силы там, где сохранялся бы капиталистический уклад и господствовала бы рыночная экономика. «Здесь, —по словам К. Маркса, — господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой форме»[888]. Соответственно, распределение по труду считалось, с некоторыми поправками, принципом, не выходящим за рамки буржуазного права и не устраняющим несправедливость и неравенство, поскольку продукты делятся «по работе». Поэтому в теоретическом плане принцип распределения по труду К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин не признавали собственно социалистическим.

Как же оправдывалось его применение в практике строительства социализма, например в СССР? Прежняя несправедливость этого принципа при социалистической ориентации экономики снималась тем, что рабочей силе перестали придавать значение товара, а труду — наемного труда. Полагали, что наем работников государственными предприятиями при наличии общественной собственности не делал труд наемным, ибо отсутствовала его противоположность — капитал. Однако забывали, что при указанных условиях принцип распределения по труду может быть социалистически и социально справедливым лишь тогда, когда имеется в виду конкретный труд, производящий потребительную, а не меновую стоимость, т. е. продукт, перестающий быть товаром, предназначенным для рынка. «Для социализма, который хочет освободить человеческую рабочую силу от положения товара, — отмечал Ф. Энгельс, — очень важно понять, что труд не имеет стоимости и не может иметь ее»[889]. Весь механизм оплаты труда и денежное хозяйство должны были при социализме строиться на учете потребительной стоимости труда и рабочей силы.

К сожалению, на практике, в период строительства социализма в СССР труд как мера распределения не был осознан со стороны его потребительной стоимости, т. е. как непосредственный, живой труд. Господствующим оказалось распределение по труду по стоимостному, а не потребительностоимостному принципу. Если крупные средства производства не обращались как товары, то предметы потребления были объявлены и функционировали как товары. Получалась нелепость — рабочая сила, не будучи товаром, обменивалась на товар в виде предметов потребления.

По этой и другим причинам способ распределения жизненных благ все более и более приходил в противоречие со способом производства, основанным на общественной собственности на средства производства. К положению заводов и фабрик, переставших служить объектом купли-продажи, т. е. товаром, не соответствовал способ распределения жизненных средств. На деле же только способ распределения последних, исходящий из потребительной, а не меновой стоимости рабочей силы, мог должным образом соответствовать общественной собственности на крупные средства производства. Можно сказать, что отсутствие этого соответствия было одним из главных неразрешенных внутренних противоречий, вызвавших падение социализма в СССР и безразличие к этому со стороны значительной части рабочего класса и всего трудового народа. Самым несправедливым оказалось распределение, осуществляемое якобы по труду, а на самом деле — по стоимости рабочей силы. Говорили, что по-другому нельзя было поступать. Это — неправда, можно было по- другому, если бы знали, как это сделать и была бы соответствующая воля.

Экономической основой для действительно справедливого распределения жизненных благ может быть лишь их присвоение по условиям потребления, исходящего из достигнутого уровня развития производительных сил общества. Речь в данном случае идет не об идеаль