Перечень категорий аристотеля и что распределяется по ним

В четвёртой главе Аристотель даёт список собственно категорий (другие названия: предикаменты, роды вещей, роды бытия): 1) субстанция; 2) количество; 3) качество; 4) отношение; 5) место; 6) время; 7) положение; 8) принадлежность; 9) действие; 10) страдание. У всех комментаторов по этому списку замечается, что первая категория о том, «что есть это», а остальные девять – акциденции [например: 7, стр.11]. Стагирит опять оговаривает, что по категориям распределяются слова «без какой-либо связи», поэтому все отдельные слова, которые можно отнести к какой-либо из категорий, сами по себе не содержат никакого утверждения и значит, не истинны и не ложны.     

В трудах по философии можно встретить то представление, что существует некоторая проблема, суть которой заключается в том, что Аристотель в самих «Категориях» не определяет чётко и однозначно, что же собственно следует понимать под категориями: роды бытия или их определения – роды высказывания о бытии: «Категории часто подвергались критике и, как деление, осуждались, но странно! немногие лишь задавались вопросом о том, что собственно хотел классифицировать Аристотель и что он сам принял за основание деления. Важно ли само по себе это основание, - другой вопрос; но называть деление несовершенным, не выяснив предварительно намерений автора его, просто неправильно...» [ 10,79-80 ]. Трудность чёткого определения сути категорий послужила основанием тому, что некоторые крупные философы вообще не придают им сколько-нибудь серьёзного значения. Так Рассел в своём фундаментальном труде по истории философии следующим образом выражает позицию, на которой стоят противники системы категорий: «Я лично не верю, что термин «категория» может в какой-либо мере быть полезен в философии как представляющий ясную идею. {...} Нет указаний на какой-либо принцип, на основании которого был составлен список из десяти категорий» [Рассел. История западной философии,258]. Тот же В. Минто перечисляет в списке критически настроенных к учению о категориях Рамуса, Канта и Милля [ 10,80 ]. На этот вопрос пытались дать ответ те, кто серьёзно занимались проблемой категорий и комментировали Аристотеля.

Например, Боэций в «Комментарии», признавая, что распределяются по категориям слова, всё же последовательно придерживается той мысли, что это распределение вообще возможно только в связи с вещами, которые эти слова обозначают. Исследуя тему и содержание «Предикаментов» Аристотеля, Боэций несколько раз возвращается к этому вопросу. Проговаривая каждый раз своё понимание Аристотеля, он вносит какие-нибудь уточнения.

Подводя итог рассуждениям о теме Аристотелевой книги и о том, что распределяется по предикаментам, Боэций резюмирует: «...в этом труде речь идёт не о родах вещей, не о вещах, но о словах (sermo), обозначающих роды вещей. Об этом заявляет сам Аристотель, говоря: «Из того, что говорится без какой-либо связи, каждое обозначает или субстанцию или количество». Если бы он производил деление вещей, то не говорил бы «обозначает»; ведь вещи обозначаются, но не обозначают» [6, стр.125]. Это первый аргумент Боэция в пользу того, что по категориям распределяются слова как имена. Второй аргумент – в понимании речи как того, что только и может быть утверждающим в отличие от вещей: «Если же вещи соединятся, то они никоим образом не произведут утверждения, ибо утверждение пребывает в речи». На ожидаемый же вопрос о том, почему Аристотель говорит о родах вещей, Боэций упреждает, говоря: «...вещи всегда связаны со своим знаком,...что бы ни происходило в вещах, это же можно обнаружить и относительно имён вещей».

Возвращаясь к рассмотрению категорий, нужно дать объяснение того, почему Аристотель, вводя классификацию из десяти категорий, не свёл их все к чему-то общему и единственному. Рассуждения на эту тему можно найти у всех известных комментаторов «Категорий».

У Порфирия есть замечательный отрывок по этому вопросу, который кроме этого напоминает об одноимённом и соимённом, показывая необходимость различения этих двух понятий и для понимания этого вопроса. «...Сущее не является одним общим родом для всего, и всё существующее не является однородным на основе одного наивысшего рода, как говорит Аристотель. Примем, напротив, как у него в «Категориях», десять первых родов в качестве десяти первых начал; тогда если обозначить все их как сущее, такое обозначение будет у них, по его словам, одинаковым по имени, но не одинаковым по смыслу. {...} Если бы сущее было одним общим родом для всего, тогда всё называлось бы сущим в одном смысле, а так как имеется десять первых родов, то общность даётся только по имени, но не в то же время и по смыслу, раскрывающемуся в соответствии с именем» [ 11,58-59].

Боэций в комментарии на «Isagoge» Порфирия замечает по этому поводу: «Аристотель усмотрел десять родов всех вещей; один из них – субстанция, остальные девять – акциденции... Так как эти десять родов – наивысшие, и нет такого рода, который можно было поставить над ними... Между этими родами распределены все возможные различия. Они, кажется, не имеют друг с другом ничего общего, кроме разве что, имени: о каждом из них можно сказать, что он есть. Глагол «есть» говорится обо всех одинаково, но при этом им всем присуща не какая-то одинаковая субстанция или природа, но только имя. Таким образом, десять родов,..., во всём различаются друг от дуга» [7, стр.11-12].

Кроме того, Боэций объясняет необходимость деления на роды бытия, не сводимые к чему одному общему, вполне «утилитарной» целью. «Поскольку число вещей бесконечно, также необходимо бесконечно и число звуков, которые их обозначают, однако познание бесконечного невозможно, ибо бесконечное не может быть объято духом. То же, что не может быть охвачено мыслительной способностью нельзя заключить в границы никакой науки, поэтому науки о бесконечном не существует» [6, стр. 122].

Далее, поскольку предполагается несводимость всех категорий к общему роду, Аристотель приступает к определению собственных признаков (proprium) каждой из них.