Самые древние, известные нам, философы - материалисты в полном смысле этого слова, - это локаятики-чарваки.

«Локаята – чарвака» — это название принадлежит одной из философских школ Древней Индии, возникшей в середине I тысячелетия до нашей эры.

Основателем считается полулегендарный мудрец Брихаспати. Приверженцы этого учения назывались, соответственно, чарваками или локаятиками. Слово «лока» на санскрите означает «место», «край», «страна» (отсюда в современных европейских языках слово «локальный»), а во множественном числе — «народ», «люди», «человечество». Стало быть, «локаята» — это учение, близкое народу, обычным людям. Влияние локаяты было сильным и широко распространенным. Само название локаяты уже говорит об этом. Слово «чарвака» по наиболее распространённой версии, представляло собой презрительное прозвище, данное локаятикам их противниками от глагола «чарв» — «есть», «жевать», поскольку их обвиняли в том, что они якобы проповедовали «Ешь, пей, веселись!».

Сам термин «локаята» может служить подтверждением того, что это учение было достаточно широко распространено среди народа. Другие же философские школы Древней Индии и в особенности священники-брахманы относились к чарвакам крайне враждебно. Все их сочинения были впоследствии уничтожены, и мы можем судить об их взглядах лишь в пересказе других, более поздних авторов, которые, как правило, критиковали и нередко искажали сущность их учения. Если бы принципы локаяты были так поверхностны, как приписываемый ей принцип: «Ешь, пей, веселись!», то мы не сумели бы объяснить, каким образом она могла иметь такое глубокое и широко распространенное влияние или отчего все индийские школы философии воспринимали ее так серьезно.

Причина такого отношения вполне понятна: чарваки-локаятики были последовательными материалистами, атеистами, критиками религии и мистики. А ведь именно с мистицизмом, с уходом от реального мира в потусторонний, ассоциируется у большинства людей «мудрость Индии» или вообще «мудрость Востока». Понятия «нирвана» и «карма», различные буддистские фенечки прочно вошли в сознание и жизнь широкого круга интеллигентных обывателей. Но слова «чарваки-локаятики» ничего не вызовут у них, кроме недоумевающей улыбки. Про этих философов, которые подвергли уничтожающей критике и индуизм, и буддизм, вряд ли кто-то знает, кроме узких специалистов. Историк философии А.Н. Чанышев так пишет о значении этой философской школы: «Словно как бы единственные трезвые среди пьяных, чарваки-локаятики говорили о реальности и единственности нашего мира, в котором мы живём как деятельные и разумные существа, обеспечивающие материальное существование представителям грезящего сознания».

Чарваки утверждали, что существует только «этот мир» («лока»). Он состоит из четырёх материальных элементов — первоначал («махабхута»): земля, вода, огонь и воздух. Отсюда ещё одна трактовка термина «чарвака» — «четыре слова», от «чара» (четыре) и «вак» (слово). Из этих же элементов состоит и человек. Сознание представляет собой свойство высокоорганизованной материи. Как объясняли чарваки, отдельно рис и патока не обладают опьяняющими свойствами, но из их смеси получается вино. Так же и материальные элементы, не обладающие сознанием, при определённой комбинации, сложившись в человеческое тело, порождают разум.

Исходя из этих представлений, чарваки отрицали существование бессмертной души, богов и потустороннего мира. Религия — это выдумка богатых людей для обмана бедных, а создатели священных книг (Вед) — лицемеры и мошенники. Они придумали обряды для того, чтобы кормиться за счёт народа. «Мошенники, шуты, бродяги - вот кто составил... Веды», - говорил сам основатель локаятики — философ Брихаспати. После смерти от человека ничего не остаётся, так как все материальные элементы, из которых он состоит, распадаются. Вместе с идеей о переселении душ чарваки отвергали и закон кармы, что резко отличало их от всех прочих направлений философской мысли Древней Индии.

Чарваков, как и других материалистов древности, обвиняли в пропаганде грубых чувственных наслаждений. Но на самом деле этическое учение локаяты было намного глубже.

Начнем с хорошо известного эпизода убийства брахмана чарвака, которое описано в «Шантипарве» «Махабхараты».

После великой курукшетрской войны, когда пандавские братья возвращались с триумфом, тысячи брахманов собрались у городских ворот, чтобы благословить Юдхиштхиру. Среди них был чарвака. Он выступил вперед и без согласия остальных брахманов обратился к царю так:

«Это собрание брахманов проклинает тебя за то, что ты убил своих родственников. Что ты приобрел посредством истребления своих близких и убийства своих старших? Ты должен умереть».

Это выступление ошеломило собравшихся брахманов своей внезапностью. Юдхиштхира почувствовал себя смертельно оскорбленным и хотел умереть. Но тогда другие брахманы, придя в себя, заявили царю, что чарвака отнюдь не их истинный представитель, а только переодетый демон и друг врага царя – Дурьодханы. Они заверили царя, что истинные брахманы восхищены его великими деяниями. И затем они сожгли его, раскольника чарвака, до пепла.

Чарвака в этом отрывке «Махабхараты» не сказал чего-либо, что может дать нам хотя бы отдаленное представление о взгляде на жизнь как на «Ешь, пей, веселись»! Старые моральные ценности родового общества были попраны и уничтожены, и протест чарваки против этого был искренним и мужественным.

Чарвака был сожжен, а моральные нормы древней Индии были пересмотрены духовенством в соответствии с новой политической ситуацией. Мы видим, что это и было сделано в «Бхагавад-Гите».  Арджуна, когда он понял, что курукшетрская война начнется, был печален и подавлен. Он столкнулся лицом к лицу с проблемой убийства своих родственников и истребления своих старших. Он предпочел бы не сражаться. Поэтому Кришна должен был поднять его дух до величественных метафизических высот, с которых такие убийства могли бы быть оправданы. Но, прежде чем такие высоты могли быть достигнуты, Кришна должен был подробно остановиться на фактических и мирских соображениях. Он приводил такие доводы:

«Ты будешь на небе, если ты падешь в этом сражении, если же ты выиграешь его, ты будешь наслаждаться на этой земле».

Это было вполне откровенно. И в том и в другом случае налицо перспективы наслаждения – наслаждения на земле, если вы можете убивать своих родственников, и наслаждения на небе, если вас самих убьют. И это было, вероятно, самым ранним выражением реальной этики наслаждения в истории индийской философской истины. Однако этика чарваков, по крайней мере, судя по свидетельству «Махабхараты», была открытым протестом против этого. Те, кто обвинял локаятиков в вульгарности их философии наслаждений, на самом деле сами завуалировано подписывались под ней.

Чарваки утверждали, что существование нашего тела неразрывно связано как с наслаждениями, так и со страданиями, причём одно невозможно без другого. Когда двое влюблённых встречаются после долгой разлуки, они испытывают такую радость, о которой не имеет понятия пара, никогда не расстававшаяся. Отдых может быть полностью оценён лишь после тяжелого труда, еда и питьё — лишь после жажды и голода. Мы видим, что чарваки прекрасно владели искусством диалектики и имели представление о единстве и борьбе противоположностей.

Признавая, как и буддисты, что земная жизнь невозможна без страданий, чарваки делали из этого факта прямо противоположный вывод. Ни один разумный человек, писали они, не отка­жется от зерна только потому, что оно в шелухе и не перестанет есть рыбу из–за того, что в ней кости. Нет никакого смысла отказываться от радостей земной жизни из-за пустой надежды на райское блаженство, ибо «лучше настоящая раковина, чем поддельная монета». Полное освобождение от страданий возможно лишь со смертью, но ни один разумный человек не станет к ней стремиться. Цель жизни заключается в том, чтобы по возможности умножать наслаждения и избегать страданий: «Пока жизнь ещё ваша, живите радостно».

Чарваки – локаятики были стихийными борцами за лучшие условия жизни. Вообще материалисты древней Индии отражали взгляды угнетенных слоев общества. Они выступали против кастовой организации общества, которую освящала своим авторитетом религия индуизма. Они утверждали, что все люди равны от природы. С особым уважением они относились к тем видам деятельности, которые приносят непосредственную материальную пользу — земледелию и скотоводству. Крайне отрицательно отзывались о брахманах, которые живут за чужой счёт и пользуются незаслуженными привилегиями, за что и заслужили их ненависть.

В самом названии «локаята» отражается близость этой философии к здравому смыслу простого народа, стихийному материализму, который с древнейших времён противостоял религиозным предрассудкам и несправедливому общественному устройству.

 

III. БУДДИЗМ

Еще одной из древнейших школ гуманизма, является философия Гаутамы (Будды). И поскольку это одна из немногих философских школ дошедшая до наших дней со времен античности, то мы поговорим о ней немного подробнее, чем о других школах, от которых не осталось и следов, и учение которых приходится восстанавливать уже через «испорченный телефон» их оппонентов.

В VI веке до н.э. в Индии в княжеском роде Шакьев («Могущественных») родился мальчик, которому дали имя Сиддхартха. Он жил в роскоши в великолепном княжеском дворце. Сиддхартха получил блестящее для своего времени образование, а его способности, ум, сила и ловкость поражали всех, знавших его. Когда он стал совершеннолетним, ему дали второе имя — Гаутама. Юноша женился на красавице из знатного рода, и у них родился сын. Отец Гаутамы с самого его детства делал все, чтобы мальчик, а потом и юноша, как можно меньше соприкасался с реальной жизнью, с царившими в ней нищетой, несчастьями, болезнями, страданиями и гибелью людей.

Но вечно держать сына в неведении он, конечно, не мог. Однажды Сиддхартха Гаутама выехал на своей позолоченной колеснице, запряженной белоснежными конями, за ворота княжеского дворца и встретил старого сгорбленного нищего. В другой раз — тяжелобольного, лежавшего на обочине дороги. В третий раз он увидел покойника, которого оплакивали его близкие. Эти три встречи поразили его — впервые так явственно он увидел нищету, болезнь и смерть. Когда Гаутама выехал за ворота дворца в четвертый раз, то встретил спокойного, погруженного в свои мысли монаха-аскета — эта встреча решила его судьбу, ибо молодой принц понял разницу между преходящими радостями материальной жизни и непреходящей ценностью жизни духовной. И тогда он решил: «Я сделаю то, что сделал этот аскет. Я откажусь от всех богатств и последую своим путем. Покинув мир с его удовольствиями, я обрету спокойствие и познаю истину, с помощью которой научу людей преодолевать нищету земной жизни». В 29-летнем возрасте Гаутама тайно покинул дворец отца.

Что могло заставить его так поступить? Он явно испытал глубокий личный кризис и задался «экзистенциальными» вопросами: Для чего эта жизнь? Есть ли в ней какой-нибудь смысл? Почему я родился только для того, чтобы умереть? Возможно, он понял: все, что он делал вплоть до этого момента, приводило его к тупику. Поэтому он хотел оставить все, что было ему знакомо: своего отца и страну, обязанности принца, свой род, жену и новорожденного сына. Этот очевидно отчаянный шаг, возможно, был единственным способом решить его проблемы. И он вынужден был ухватиться за эту возможность, хотя у него и не было никаких гарантий благоприятного исхода.

Шесть лет он провел в скитаниях и лишениях. Ведя аскетическую жизнь, он исхудал, но преобразился духовно. Однажды ночью, как рассказывает древнее предание, на него снизошло «просветление». Человеческая жизнь, понял Гаутама, связана со страданием. Но источник страдания находится не вне, а внутри человека, потому что люди сами предаются страстям, желаниям, стремлениям. Если люди ищут наслаждений, если они жаждут их, то неизбежно возникает страх потерять предмет наслаждения. Люди, думающие, что им принадлежат дома, поля, скот, богатства, неизбежно обречены на страдания, потому что все это временное, преходящее. Ибо единственное, чем может владеть человек, по мнению Гаутамы — это мудрость познания.

С этого момента в судьбе Гаутамы произошел великий перелом — он стал называться Буддой, что на древнем языке санскрите означает «пробужденный», «достигший прозрения».

«Эту Дхамму, которую я постиг, – сказал Гаутама, описывая свое пробуждение под ветвями дерева – трудно увидеть, она глубока, трудна для понимания, тиха и превосходна, не ограничивается мыслью, тонка, доступна лишь мудрым. Но люди полагаются на свое место: они находят удовольствие в своем месте и упиваются своим местом. Трудно таким людям увидеть эту основу: взаимообусловленность, зависимое происхождение».

Это описание человека, который отправился в странствие и достиг своего места назначения. То, что он нашел, было очень странным и незнакомым, трудно поддающимся концептуализации или выражению в словах. Но в то же время он понял, что другие должны испытать то же, что и он. Ибо осознанная им истина, «взаимообусловленность» – когда одни вещи дают начало другим вещам, – в определенном смысле довольно очевидна. Все знают, что семена дают начало растениям и яйца дают начало цыплятам. И все же он утверждал, что «зависимое происхождение» чрезвычайно трудно увидеть.

Почему? Потому что все люди не видят фундаментальной обусловленности своего существования, будучи ослепленными привязанностью к своему месту. Чье-либо место – это то, с чем человек наиболее сильно связан. Это основа, на которой возводится все строение личности. Она формируется, поскольку человек идентифицирует себя со своим физическим местонахождением и социальным положением, религиозными и политическими ценностями в силу инстинктивной убежденности в том, что он представляет собой индивидуальное эго.

Место – это то, на чем мы стоим и откуда высказываемся против того, что, как нам кажется, угрожает всему, что есть «мое». Это наше отношение к миру: оно охватывает все, что лежит по эту сторону границы между «я» и «ты». Привязанность к своему месту дарит ощущение постоянства и надежности посреди совсем непостоянного и ненадежного существования. Мы боимся потерять свое место, потому что для нас это означает, что все близкое и дорогое нам может быть уничтожено хаосом, бессмыслицей или безумием.

Но эта основа не походит на твердое основание места. Это зависимая, изменчивая, неопределенная, непредсказуемая, захватывающая и ужасающая основа, которая называется «жизнью». Жизнь – это безосновная основа: едва она появляется, как тут же исчезает только для того, чтобы обновить себя, но незамедлительно разрушиться и снова обратиться в ничто. Это очень напоминает марксистское понимание диалектики как единства бытия и ничто. Основная идея диалектического материализма – вечный круговорот движущейся материи. Вся природа движется в вечном потоке и круговороте, находится в вечном возникновении и вечном исчезновении.

Жизнь, согласно Гаутаме, бесконечно утекает, как река Гераклита, в которую нельзя вступить дважды. Если вы пытаетесь ухватить ее, она просачивается между вашими пальцами. Эта безосновная основа не есть отсутствие поддержки. Просто она поддерживает вас по-другому. Если место может связать вас и закрыть вас от всего окружающего, жизнь позволяет вам идти вперед и открывает вас навстречу миру. Она не останавливается ни на мгновение. Чтобы найти в ней поддержку, необходимо относиться к ней по-другому. Вместо того, чтобы крепко стоять на ногах и держаться обеими руками за свое привычное место ради чувства уверенности и безопасности, вы должны камнем броситься в ее мерцающий поток и плыть по ее течению, как быстрая рыба. Гаутама называл этот опыт «вступлением в поток».

Пробуждение Гаутамы означало радикальную смену мировоззрения, а не обретение некого высшего знания. Он не использовал слова знание и истина, чтобы описать его. Он говорил только об осознании обусловленной основы – взаимообусловленности, «зависимого происхождения», – которая до тех пор была скрыта его привязанностью ко всему постоянному. Хотя такое пробуждение обязано привести к переоценке того, что каждый «знает», само пробуждение не является познавательным актом. Это, прежде всего, экзистенциальная смена жизненных установок, радикальное изменение внутри себя и по отношению к другим людям и окружающему миру. Гаутама не получил готовые ответы на главные вопросы жизни, но теперь он мог ответить на них с совершенно новой точки зрения.

Чтобы строить жизнь на этой вечно движущейся основе, нужно, в первую очередь, прекратить быть зацикленным на том, что происходило в прошлом и что может произойти в будущем. Нужно более ярко переживать то, что происходит здесь и сейчас. Не нужно отрицать реальность прошлого и будущего. Но необходимо по-новому относиться к непостоянству и бренности жизни. Вместо того, чтобы тосковать о прошлом и мечтать о будущем, необходимо нынешний момент воспринимать как результат прошлого и причину будущего. Гаутама призывал не погружаться в вечное, мистическое здесь-и-сейчас, но решительно встречаться с обусловленным миром, который раскрывается перед нами каждое новое мгновение.

Личность, «эго» или «я», согласно философии Гаутамы, всего лишь сочетание постоянно меняющихся психосоматических энергий и социальных установок, и нет никакого постоянного и неизменного духа, который может быть рассмотрен как «Самость», «Душа» или «Я», в противоположность материи.

По Марксу человеческая личность – это тоже сочетание, совокупность психофизиологических процессов и общественных отношений, ибо в действительности существуют не абстрактные индивиды, а люди, принадлежащие к определенной общественной формации. Природа общество и человеческое мышление находятся в постоянном изменении, движении. Они взаимосвязаны, взаимозависимы и взаимообусловлены. Поэтому, марксисты, так же как и буддисты не могут вести речь о каком-то неизменном, бессмертном, безначальном и автономном человеческом эго, о «бессмертной душе». С точки зрения марксистов, сущность человека определяется теми социальными условиями, в которых он находится. Человек таков, какова окружающая его общественная среда, понимаемая в широком плане как историческая эпоха, социальный строй, классовые и групповые интересы. И в узком плане - как индивидуальные условия и особенности его развития. Соответственно, социальная сущность человека, а стало быть, и его «эго» не могут быть постоянными и неизменными. Человеческая природа изменчива, динамична и энергична. Личностью не родятся, личностью становятся. Личность есть продукт общественно-исторического и онтогенетического развития человека. Личность человека создается общественными отношениями, в которые индивид вступает в своей деятельности. То обстоятельство, что при этом трансформируются, меняются и некоторые его особенности как индивида, составляет не причину, а следствие формирования его личности. Маркс развивал идеи о человеческой личности, довольно схожие с принципами буддийской философии, но только в социальном, материалистическом ключе.

Еще при жизни Будды его учение обрело множество сторонников и горячих поклонников. В основе этой философии лежат:

Четыре Благородные Истины: