Сентября 1992 г. Карелия, Россия. Ролан проснулся от лёгкого прикосновения чьей‑то руки

 

Ролан проснулся от лёгкого прикосновения чьей‑то руки. Открыв глаза, он увидел улыбающуюся голубоглазую медсестру.

— Вы опять заснули на стульях; вам бы домой пойти отдохнуть, — сказала она с теплотой в голосе.

— Есть какие‑нибудь новости? Как она? — спросил Ролан в надежде услышать что‑нибудь хорошее.

Медсестра отрицательно покачала головой.

— Нет пока. Но я уверена, что она очень скоро проснётся, — сказала она с оптимизмом. — А вы в самом деле шли бы домой. Ну зачем вам здесь на стульях мучиться? Идите, поешьте нормально, примите душ, отдохните, а завтра утром приходите, тем более что и доктор сказал, что позволит вам увидеть её завтра. Представьте, она проснётся, а вы такой чистый, свежевыбритый, ей приятно будет на вас посмотреть.

Молоденькая медсестра подбадривающе похлопала его по плечу.

— А то прям смотреть на вас тошно, уставший вы шибко. Уж почитай двадцать часов здесь ожидаете.

Ролан и сам понимал, что ему было необходимо отдохнуть. Никто не мог знать наверняка, когда Анна выйдет из комы. Согласно мнению доктора, это могло произойти совсем нескоро. Ролан подумал, что, пожалуй, ему пора отправиться домой и вернуться наутро, как и посоветовала ему медсестра.

— Хорошо, сдаюсь, ваша взяла, — чувствуя признательность за её заботу, Ролан улыбнулся медсестре, но тут же почувствовал тоску и боль, увидев её рыжие волосы, выглядывающие из‑под белой шапочки: они были точно такого цвета, как у Анны.

 

Глава 12

Дело сделано

 

Ролан подъехал к своей городской квартире, куда он и его родители въехали на время после трагической потери своего дома. И хотя эта квартирка на втором этаже панельного дома рядом с центральной городской площадью была крохотной, сейчас она должна была служить им временным пристанищем и домом. Войдя в квартиру, Ролан почувствовал ароматный запах борща, а затем увидел свою мать на кухне у плиты, а отца — на стуле с газетой в руках. Эта картина его искренне порадовала; его родители пытались вести себя как обычно, что было довольно трудно в данных обстоятельствах. К сожалению, у него пока не было никаких новостей по поводу Анны, поэтому, обняв обоих, он сразу направился в ванную.

Чувствуя усталость, как физическую, так и моральную, Ролан испытывал сильнейшее желание просто расслабиться. Он быстро разделся, зашёл в душ и включил воду. Подставив спину под слабенькую струю душа, Ролан закрыл глаза, надеясь отвлечься от тяжелых мыслей хоть ненадолго, но все было безуспешно. Его любимая сестра находилась в коме, и исход этой ситуации был неизвестен никому. Ролан пытался прикинуть, всё ли он сделал, чтобы помочь ей, не упустил ли чего. По просьбе главы регионального министерства была собрана самая лучшая команда докторов в Карелии, которые боролись за спасение Анны, а нянечки не отходили от неё ни на секунду. Всё, что требовалось от Анны теперь, это прийти в себя и открыть глаза, за это Ролан без раздумий отдал бы свою собственную жизнь. Погруженный в грустные мысли, Ролан внезапно вздрогнул от неожиданного стука в дверь, за которым последовал голос его матери.

— Звонок из Москвы, сынок. Абрам Галинский звонит, он срочно хочет поговорить с тобой об Аннушке.

Услышав имя Галинского, Ролан с бешеной скоростью намылил остатки шампуня на волосах, смыл пену и выключил воду. Схватив полотенце, он обмотал его вокруг бёдер и пробежал из ванной комнаты в спальню, где поднял трубку.

— Слушаю.

— Ролан, я только сейчас узнал об ужасной трагедии. Я просто потрясён. Что же ты мне сразу не позвонил? — Обеспокоенный голос Галинского прозвучал громко и ясно. — Какие последние новости? Мне нужно знать подробно, в каком состоянии Анна на данный момент.

— Она всё ещё в коме, но стабильна. У неё ожоги четвертой степени на руках и запястьях, которым впоследствии потребуется пересадка кожи, при условии, конечно, если докторам удастся их сохранить, избежав необходимости ампутации. — Ролан подробно описывал состояние своей сестры, не упуская никаких деталей. Как тяжело бы ему ни было, он не мог себе позволить быть эмоциональным в этот момент, определенно не с Галинским. Ролан уже знал Галинского достаточно хорошо, чтобы понимать, что тот был человеком действия и соответственно интересовался подробностями не из простого любопытства. — Также у неё ушибы головы, которые скорее всего случились, когда она упала после потери сознания. Ко всему прочему у неё тепловые и химические ожоги легких и высокий уровень интоксикации от угарного дыма, которым она надышалась.

— Так, понятно, — ответил Галинский, делая паузы по мере того, как он записывал на бумаге всё услышанное. — Какой прогноз дают врачи? — продолжил он деловитым голосом.

— Слишком рано для прогнозов. Они наблюдают её мозг, главным образом их беспокоит вероятность того, что в нём может возникнуть опухоль и кровотечение, несовместимые с жизнью, что, к сожалению, случается довольно часто после такой травмы. Доктора пока не знают, какой будет исход.

— Послушай, Ролан, я знаю, что лучшие доктора в вашем городе уже работают с Анной, но этого недостаточно; здесь нужны лучшие доктора страны. Я уже говорил с академиком Антоновым, директором Московского института травматологии. Он уже собирает самую сильную команду специалистов в Москве, и завтра утром они вылетают в Карелию. Это самые лучшие врачи страны; они вернут Анну к жизни, у меня нет в этом никаких сомнений. А как только её состояние улучшится, мы транспортируем её в Москву для дальнейшей реабилитации, да подключим ещё пластических хирургов, которые займутся ожогами. Всё будет в порядке, я тебе обещаю. Поставим её на ноги, и всё забудется как плохой сон.

Услышав заверения Галинского, Ролан почувствовал громадное облегчение; теперь он верил в то, что Анна обязательно поправится.

— Спасибо большое, я даже не знаю, как вас благодарить, — сказал Ролан взволнованным голосом.

— Мы друзья, Ролан. Ты сделал бы для меня то же самое.

— Я не могу потерять её, не могу. — Ролан наконец дал волю своим чувствам и горько заплакал.

— Всё будет в порядке, ты её никогда не потеряешь, — сказал Галинский твёрдо и уверенно.

Галинский положил трубку и окинул пытливым взглядом свой кабинет, будто пытаясь что‑то припомнить. На мгновение его взгляд задержался на старинных настенных немецких часах с боем, висевших на обшитой дорогим деревом стене. Сверив время с часами «Ролекс» на руке, он нажал кнопку интеркома и вызвал свою секретаршу Владу.

— Ну что, он ещё не появился? — спросил Галинский с ноткой нетерпения в голосе, как только она зашла в его кабинет.

— Нет, — ответила она пресно, без особых эмоций.

— Пошлите его ко мне сразу же, как он появится.

— Хорошо.

— Между прочим, часы опять отстают на две минуты. Всё‑таки надо мастера организовать, займитесь этим. И вот ещё, — Галинский вырвал лист из блокнота и вручил его Владе, — немедленно отправьте это по факсу в офис Антонова и соедините меня с ним через час. Согласуйте всё необходимое с его офисом по поводу докторов, которые отправятся в Карелию, и окажите им всякое содействие. Вы можете идти.

Галинский откинулся в кресле, провожая Владу взглядом, пока она неспешно выходила из комнаты.

Влада, которой было хорошо за пятьдесят, была не особенно привлекательной незамужней женщиной с плохим чувством стиля и скучной натурой. Непохожая на большинство женщин, она была довольно суховата и неэмоциональна, что вполне устраивало Галинского. Она была трудолюбива и дотошна в работе — качества, которые Галинский ценил. Ей никогда не надо было говорить что‑либо дважды, к тому же она была очень хорошим организатором и всегда чётко и вовремя справлялась со своими обязанностями. Сегодня, как, впрочем, и всегда, у Галинского не было никаких сомнений в том, что Влада последует его инструкциям и с точностью выполнит все поручения.

— Он прибыл. — Галинский услышал голос Влады по коммутатору. — Я отправляю его к вам.

Дверь в кабинет открылась, и Мистер Z шагнул в комнату, одетый, как обычно, во всё чёрное.

— Добрый вечер, господин, — сказал он своим низким сиплым голосом, стоя навытяжку, как военный перед старшим чином.

— Ты что же, хочешь устроить мне сердечный приступ? — произнес Галинский повышенным тоном, не растрачиваясь на приветствия. — Ты чуть не убил её! А какого чёрта она мне тогда?

— Ни в коем случае, господин; я всё держал под контролем. — Мистер Z ответил спокойно и непоколебимо. — Я всё время находился под её окном, контролируя ситуацию, — он продолжал рапортовать, тщательно произнося каждое слово. — Сначала я заклинил ручку двери в её комнате, чтобы она наглоталась дыма, а когда она упала без сознания, я залез обратно через окно и открыл дверь, после чего отец вытащил её из дому. Всё прошло ровно и чётко, согласно моему плану, и никто меня не увидел. Девушка получила ожоги, ну и надышалась газа немного.

— Ты что? Она в коме, с травмой головы, ожогами и вообще в ужасном состоянии, — Галинский заорал в бешенстве; его лицо налилось кровью.

— Это даже лучше, — ответил Мистер Z, не реагируя на внезапный приступ гнева Галинского. Он уже давно привык к подобным вспышкам своего шефа и не обращал на них никакого внимания. — Это только означает, что теперь потребуется больше времени и усилий на восстановление её здоровья. А вам именно это и нужно, — добавил Мистер Z спокойным голосом, как терпеливый учитель, который разговаривает с отстающим учеником.

— Да, да, — ответил Галинский явно раздраженно. — Но твои действия чуть не привели к провалу. Мой план полетел бы к чертям, если бы она не выжила.

— Но она жива, господин, вам не о чем беспокоиться. Еще уйдёт много месяцев на её восстановление, а Ролан Карбанович будет у вас в пожизненном долгу. Он у вас теперь в кармане, господин.

— Ну хорошо, хорошо, убедил. — Галинский сдался. — Только в следующий раз без самодеятельности.