Происхождение человеческого сознания

Отличие человеческого сознания от психики животных. Понятие «психика» объединяет психическую жизнь животных и человека. Наличие общих моментов в психике у тех и других несомненно, но столь же несомненно существование глубокого различия между ними. Человеку свойственно мышление в понятиях, которого нет у животных, и сознание, которое является самосознанием, предполагает осознание противоположности своего духовного «я» окружающему миру и приходит вместе со способностью мыслить. Этот вывод, опирающийся на сумму достижений психологии, физиологии, антропологии, лингвистики и других наук, встречает, однако, по сей день два возражения.

Первое исходит от идеалистов, полагающих, что между психической деятельностью животных и сознанием человека существует непроходимая пропасть, ибо бог, «мировой разум» и т. д. выделил человека из животного мира, заронив в него «искру божию», так что человек с момента творения отличался от животных тем, что имел разум.

1 «Ленинская теория отражения и современность». София 1969, стр.135.

166

В наши дни эту поповскую точку зрения пробуют примирить с теорией эволюции Дарвина. Еще в конце прошлого века известный психолог и языковед неокантианец Нуаре, признавая, что человек произошел от обезьяны, утверждал в то же время, что он с самого начала был якобы наделен «божественной искрой», т. е. мыслью. Согласно Нуаре, разум предшествовал слову, ибо люди всегда обладали разумом, а говорить научились постепенно.

В 1925 г. в Америке учитель Скопе был посажен в тюрьму за то, что поведал детям о происхождении человека от обезьяны. И в наши дни в ряде штатов США предписано преподавать в школах на «равных правах» дарвиновскую и библейскую версии происхождения человека. Но как соединить библию с дарвинизмом? В послании от 12 августа 1950 г. папа Пий XII заявил, что «католическая вера нас обязывает считать, что души созданы непосредственно богом», но эволюционная теория вправе исследовать, «произошло ли человеческое тело из уже существующей живой материи». Следовательно, тело человека могло произойти от животных предков, а сознание в него было вложено богом!

Как видно из сказанного выше, религия и идеалистическая философия в союзе с обскурантами от науки абсолютизируют различие между сознанием человека и психикой высших животных, возводят между ними «непреодолимую» преграду для того, чтобы поддержать легенду о божественном происхождении человека и его разума.

Второе возражение идет от плоского эволюционизма, который стирает качественное различие между человеком и его животными предками, в том числе и в области психики. После того как учение Дарвина завоевало всеобщее признание, возник «социальный дарвинизм» и с ним вместе тенденция в социологии и психологии к «биологизации» общественной жизни, к забвению существенного различия между сознанием человека и психикой животных. Таковы, например, были воззрения видного немецкого психолога Кёлера, против которых неоднократно выступал И. П. Павлов. Махист Богданов утверждал, что у муравьев есть способы общения, «близкие к человеческой речи». Отсюда следовал вывод, что язык и мышление присущи не только обезьянам пли собакам, но даже муравьям, хотя и в меньшей степени, чем человеку. Приписывание животным способности «думать», «решать», «говорить» и т. п., уместное в литературе для детей, является антропоморфизмом, перенесением свойств человека на животный мир.

Таким образом, религиозно-идеалистическое и плоскоэволюционистское, механистическое воззрения еще живы, хотя в научном отношении исчерпали себя полностью. Павлов и его школа с объективной точностью вскрыли то общее, что есть в нервнофи-зиологической и психической деятельности человека и животных, и вместе с тем показали существенное различие между ними. Общей основой высшей нервной деятельности является наличие

167

безусловных и условных рефлексов, составляющих первую сигнальную систему, а человеку свойственна еще и вторая сигнальная система.

Первая сигнальная система связана с наличием органов чувств. Сигналами для животных служат воздействия внешнего мира на их органы чувств, вызывающие возбуждение нервной системы. Дальнейшее развитие павловской физиологии показало, что сигналы в мозг передаются не только от предметов внешнего мира, но и от процессов, совершающихся в самом организме. Вторая сигнальная система присуща только человеку, поскольку сигналами второго рода являются слова, «произносимые, слышимые и видимые», как говорил Павлов. Слово заменяет непосредственный сигнал и тем самым замещает определенные явления действительности, сигнализируя нам о них; поэтому слово может быть названо «сигналом сигналов».

Но слово не существует без мышления. Павлов говорил прежде всего о произносимом слове. Всякий раз, когда мы говорим о столе, стуле, лампе и других вещах, в нашей голове имеются соответствующие понятия, которые в этих словах воплощаются. Что касается слова, которое мы воспринимаем как видимое или слышимое, то это всегда есть слово кем-либо и когда-либо написанное или сказанное и, следовательно, служащее оболочкой чьей-то мысли. Человек, в голове которого это слово и эта мысль зародились, может умереть, но слово, зафиксированное на бумаге, камне, граммофонной пластинке или другим способом, может служить по-прежнему «сигналом сигналов».

Когда до нашего сознания тем или иным образом доходит чье-то слово, оно всегда оказывается связанным с каким-либо непосредственным чувственным раздражителем: зрительным, если слово написано, слуховым, если оно произнесено. Если человек говорит на незнакомом языке, то его слова действуют только как акустический раздражитель, как сигнал первого рода. Но если смысл слова понят, дело меняется, и действует оно теперь не только как звуковой раздражитель, поскольку человек воспринимает прежде всего его содержание. Слово не может ни зародиться в голове человека, ни прийти в нее без какого-либо зрительного, звукового или даже осязательного ощущения (на последнем основана азбука слепых), поэтому вторая сигнальная система оказывается неразрывно связанной с первой.

Итак, наличие у человека второй сигнальной системы свидетельствует о том, что у него есть абстрактное мышление, мышление с помощью понятий, которые воплощены в словах. Следовательно, если положение физиологии о второй сигнальной системе перевести на язык психологии и философии, то оно будет означать, что человеческое сознание качественно отличается от психики животных наличием абстрактного мышления и языка.

Здесь уместно сделать два замечания по поводу терминов «мышление» и «сознание».

168

Во-первых, Павлов и другие физиологи, говоря об аналитико-синтетической деятельности высших животных, называли ее «конкретным мышлением». Если подразумевать под мышлением только мышление в понятиях, то приписывание животным способности мыслить будет ошибкой в духе антропоморфизма. Но термин «мышление» может трактоваться и в более широком смысле. Известно высказывание Ф. Энгельса о том, что «нам общи с животными все виды рассудочной деятельности», как, например, индукция и дедукция, абстрагирование, анализ и синтез и т. д.! Под «рассудочной деятельностью» животных Энгельс понимал способность образовывать общие представления и оперировать ими. Именно это и подразумевается физиологами под «конкретным мышлением», которое у человекоподобных обезьян получает наиболее высокое развитие, поскольку верхние конечности широко используются ими для манипулирования предметами. В искусственных условиях в процессе обучения у человекоподобных обезьян создаются весьма сложные цепи ассоциаций, которые непосредственно связаны с движениями их «рук». В связи с этим Павлов говорил о наличии: у обезьян «ручного мышления». Поэтому, применяя термин «мышление» к психической деятельности животных, надо иметь в виду, что речь идет о создании и оперировании общими представлениями, но не абстрактными понятиями.

Во-вторых, понятие «сознание» шире понятия «мышление», поскольку осознание человеком своего духовного «я» происходит не только в мышлении, но и в иных формах психической деятельности — в образных представлениях, эмоциональных переживаниях, волевом напряжении, сопровождающем действие и процесс мышления. Все эти виды психической деятельности у человека связаны с мышлением. В физиологическом плане эта связь выражается через связь коры головного мозга с нижележащими его отделами. Но не вся психическая деятельность человека им осознается. Кроме контролируемой сознанием психической деятельности есть также подсознательная и бессознательная. Иррационализм адресуется в первую очередь к этим древнейшим пластам человеческой психики. Например, по Фрейду, управляют человеком инстинкты, и прежде всего половой инстинкт, знаменитое libido. Но наличие в человеческой психике всех предшествующих ее ступеней не есть основание для принижения разума, мышления как высшей формы отражения мира и самого главного регулятора поведения человека.

Связь мышления и языка. Понятие не существует без слова, мышление в понятиях — без языка. Единство мышления и языка означает не только то, что они неотделимы, не существуют друг без друга, но также и то, что они не тождественны. Слово есть материальная оболочка понятия,

1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 537,

169

а понятие — идеальное содержание слова, и, таким образом, в единстве слова и понятия содержится также различие и противоречие материального и духовного.

Идеалистическая философия извращает связь слова и понятия, языка и мысли, поскольку отрицает, что слово есть материальная оболочка мысли. Слово оказывается чем-то духовным, и тем самым проблема связи слова с понятием переносится в сферу психического. Если все же признается, что мысль находится в голове, то утверждается, что существует она там в «оголенном виде». Проще говоря, человек может якобы мыслить без слов, и лишь тогда, когда люди хотят свои мысли передать кому-либо, высказать, записать и т. д., они облекаютих в слова. Такова предпосылка гипотез ряда этнографов и языковедов о существовании в первобытном обществе стадии «ручной речи» (Л. Леви-Брюль, Н. Я. Марр и др.). Согласно их взглядам, люди уже обладали понятиями, но звукового языка еще не создали и поэтому объяснялись с помощью жестов.

На низшей ступени развития культуры жестикуляция действительно имела большее значение, чем в настоящее время. Но следует ли из этого, что в истории человечества был период, когда люди, обладая понятиями, не имели языка и вынуждены были поэтому «объясняться на пальцах»? С помощью жестов можно выразить уже известные понятия. На этой основе и существует специально разработанный «язык» глухонемых. Однако создание этого специального «языка» стало возможным лишь на высокой ступени развития человеческой культуры, поскольку при обучении глухонемых определенный жест сопоставляется с уже существующим словом. «Ручной речи», приспособленной для передачи понятий без наличия обычного, т. е. звукового, языка не существовало. У самых примитивных племен, которые обнаружили экспедиции этнографов, существует весьма бедный язык, соответствующий степени развития их понятийного мышления. Если в понятиях цифры еще не отделены от подлежащих счету предметов, то и в языке счетные прилагательные и существительные объединяются в одно слово.

В действительности мысль облекается в материальную, словесную оболочку не только тогда, когда мы говорим или пишем, но и в том случае, когда мы думаем. И. М. Сеченов писал об очень интересном наблюдении «внутренней речи»: «Когда ребенок думает, он непременно в то же время говорит. У детей лет пяти дума выражается словами, или разговором шепотом, или по крайней мере движениями языка и губ. Это чрезвычайно часто (а может быть, и всегда, только в различных степенях) случается и с взрослыми людьми... Я никогда не думаю прямо словом, а всегда мышечными ощущениями, сопровождающими мою мысль в форме разговора» 1.

1 И. М Сеченов. Избранные философские и психологические произведения М, 1947, стр. 142.

170

И. П. Павлов дополнил материалы самонаблюдения объективным физиологическим исследованием механизма второй сигнальной системы. В мозгу существует специфический речевой центр, дислоцирующийся в извилине Брока. Процесс мышления связан с раздражениями, которые поступают в этот центр от органов речи, слуха, зрения и т. д. Экспериментально было доказано, что «внутренняя речь» всегда опирается на кинестезические раздражения, идущие от органов речи, но эти раздражения могут быть незначительными, скрытыми. В процессе «внутренней речи» мы сами можем этого и не замечать, но приборы свидетельствуют об их существовании в любом случае. Таким образом, языковая оболочка появляется вместе с мыслью, и, какие бы мысли ни возникали у человека в голове, они не могут возникнуть и существовать без материальной оболочки, без «языковой материи».

Язык воплощается в речи и служит объектом специального изучения, тем более что в истории человечества существовали и существуют тысячи языков (считая живые и исчезнувшие). Относительная самостоятельность языка по отношению к мышлению позволяет лингвистике абстрагироваться от их взаимосвязи, а некоторые направления в этой науке (например, структурализм) склонны вообще об этой связи забывать. Успехи структурной лингвистики вXX в., связанные с развитием кибернетики, семиотики, применением в лингвистике математических методов (при машинном переводе, расшифровке неизвестной письменности и т. д.), пытается использовать идеализм. В этой связи получила распространение точка зрения, будто язык есть избранная людьми «по соглашению» система символов.

Далее всех по пути отрыва языка от мышления ушел логический позитивизм, внутри которого образовалась школа «семантиков» 1, сводящая мир к мысленной, словесной конструкции. Один из основных трудов представителя «семантического идеализма» Р. Карнапа не случайно был назван «Логический синтаксис языка». Все проблемы философии «семантики» сводят к умению соблюдать правила употребления слов. Ныне существующие языки они рассматривают как весьма неудовлетворительное средство человеческого общения. Социальная суть этой философии, сводящей все задачи прогресса к улучшению языка, обнаруживается без труда. Американец С. Чейз, назвавший одну из своих книг весьма многозначительно — «Тирания слов», очень просто объясняет причины всех социальных конфликтов при капитализме. «Капитализм» и «безработица» — это, по его мнению, только слова. «Безработица, — пишет Чейз, — не есть вещь. Вы никаким способом не сможете доказать ее реального существования, а не только как

1 Семантика — область языкознания, изучающая смысловое значение слов. Семантический идеализм, который иногда для краткости называют «семантикой», не следует смешивать с этим разделом языкознания.

171

слова» 1. Вряд ли миллионы американцев, страдающих от безработицы, согласятся с этим. Чейз предлагает лечить социальные беды, превращенные им в слова, тоже словами, используя семантическую философию. Поиски вместо «капитализма» какого-то иного слова, как известно, давно ведутся идеологами буржуазии. Эти поиски, естественно, безуспешны.

Современные «семантики» не оригинальны в своих исходных посылках. Они просто повторяют на новый лад старые погудки иррационализма. «Мысли умирают в тот момент, когда они воплощаются в слова», — провозглашал Шопенгауэр. Бергсон высказывался не менее определенно, утверждая, что слова «мешают» схватывать истинный смысл понятий.

Язык может рассматриваться как система знаков, поскольку слова любого языка не похожи на предметы, их свойства и отношения, в этих словах выражаемые, в отличие от идеальных образов, понятий, которые обладают сходством с объектами. Но язык в корне отличен от создаваемых в математике, естествознании, технике систем знаковых обозначений. Систему обозначений в науке (так же как систему дорожных знаков, телефонных номеров, азбуку Морзе и т. д.) мы можем заменить на более удобную, поскольку мы искусственно создаем эти системы знаков в соответствии с растущими требованиями практики. Язык же возникает естественным образом и есть способ выражения мысли с помощью физиологического процесса. Этим не утверждается, что люди не имеют известной свободы выбора при толковании старых и создании новых слов. Но главное в развитии языка определяется прогрессом науки, быта, искусства, путем обогащения старых и появления новых понятий.

В ходе совместного развития язык и мышление диалектически взаимодействуют — развитие мышления подталкивает развитие языка, обогащение языка в свою очередь способствует прогрессу познания. Роль языка в этом взаимодействии не может быть охарактеризована как отрицательная, как роль «помехи», «душителя» мысли и т. п. Процесс развития мысли, обогащения понятий — процесс нелегкий как в развитии ребенка, усваивающего ранее выработанные людьми понятия с помощью слов, так и в историческом развитии человечества. Когда рождается новая мысль, подчас кажется, что все затруднения, связанные с ее выражением, имеют своей причиной «нехватку» слов. Однако главная трудность состоит в недостаточной ясности, отчетливости самой мысли. Пока мысль неясна, она не может быть точно выражена, когда же мысль становится четкой, она сравнительно легко находит свое словесное оформление. Язык не только не препятствует, но, наоборот, способствует развитию мышления, поскольку он регистрирует и закрепляет в словах успехи в познании мира, достигнутые отдельными членами общества. Эти успехи благодаря языку ста-

1 S. Chase. The Tyranny of Words. New York, 1938, p. 249.

172

новятся достоянием всех людей, говорящих на данном языке, а затем благодаря межнациональному общению (то ли путем заимствования нового слова, то ли путем выработки в процессе перевода на другие языки аналогичных терминов) — всего человечества и могут передаваться последующим поколениям.

Подводя итог рассмотрению взаимосвязи языка и мышления, мы должны сделать вывод, что язык является материальной оболочкой и, значит, средством развития человеческого мышления.

Возникновение человека: труд, язык, мышление. Перейдем теперь к вопросу о том, как появились мышление и язык, какие причины обусловили переход от психики животных к человеческому сознанию.

Научная постановка этого вопроса стала возможной во второй половине прошлого века, после того, как Дарвин в книге «Происхождение человека», используя все имевшиеся к тому времени палеонтологические данные, обосновал положение о происхождении человека от высокоразвитой породы человекоподобных обезьян (антропоидов), живших в конце третичного периода. Однако Дарвин не смог удовлетворительно ответить на вопрос о причинах появления человека и его мышления, поскольку решающую роль и на этом этапе эволюции отводил биологическим факторам. Но чтобы объяснить причины выделения человека из животного мира, недостаточно быть материалистом лишь в понимании природы, для этого необходимо материалистическое понимание общественной жизни. Ответ на этот вопрос был впервые дан Энгельсом в известном произведении «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» 1. Со времени Дарвина и Энгельса наука накопила массу нового материала, который позволяет раздвинуть временные рамки антропогенеза (с 1 млн. до 2—3 млн. лет, согласно находкам Лики в Восточной Африке), иначе подойти к его периодизации, но который все более подтверждает идею Дарвина о происхождении человека от антропоидов и идею Энгельса о решающей роли труда как в физическом, так и в духовном становлении человека.

Биологической предпосылкой превращения обезьяны в человека явилось прямохождение. Если древесный образ жизни предполагает передвижение с помощью четырех конечностей, то наземный образ жизни позволяет передвигаться в основном на задних конечностях, освобождая передние. Известно, что уже обезьяна может использовать переднюю конечность не только для передвижения, но также для того, чтобы сорвать плод, схватить и бросить камень и т. д. Сильнее проявляется эта способность

1 Эта статья была написана в 4876 г., вскоре после выхода в свет упомянутого труда Дарвина, но опубликована впервые лишь после смерти Энгельса в органе Германской социал-демократической партии «Neue Zeit» и вошла в книгу «Диалектика природы».

173

у обезьян в искусственных условиях. Например, шимпанзе научают соединять две палки разного диаметра для того, чтобы сбить плод, т. е. в зачаточной форме создавать орудие труда.

Если эти возможности столь велики у человекоподобных обезьян, то еще большими они были у непосредственных предков человека, передняя конечность которых уже была свободна для выполнения функций, связанных с добыванием пищи. В этих целях весьма удобно было использовать такие часто встречающиеся предметы природы, как камни и палки, которые как бы «удлиняют» конечность, придают большую силу удару и тем самым дают преимущества в борьбе за существование. Исследование «кухонных остатков» австралопитеков позволило сделать вывод, что они использовали подобного рода необработанные орудия для воздействия на другие предметы внешнего мира. Эти предметы еще нельзя назвать орудиями труда в собственном смысле, поскольку создание орудий труда предполагает, что предметы природы предварительно подвергаются хотя бы примитивной обработке, которая изменяет их форму.

Орудия труда в полном смысле этого слова появляются лишь на последующей ступени развития. Антропологи полагают, что на эту ступень поднялись питекантроп и синантроп. Питекантроп (обезьяночеловек) уже не обезьяна, это переходная биологическая ступень от обезьяны к человеку. Синантроп близок к питекантропу, но это несколько более высокий тип обезьяночеловека. Следующей ступенью развития являются неандертальцы. Это уже примитивные люди, населявшие Старый Свет примерно от 100 до 40 тыс. лет назад; американский материк был заселен позднее.

Биологическая эволюция человека, т. е. появление современного типа человека, заканчивается примерно 30—50 тыс. лет тому назад. Если неандерталец по объему черепной коробки и по некоторым другим биологическим признакам несколько отличен от современного человека, то ископаемые люди, как кроманьонцы или гримальдийцы, никакими существенными биологическими признаками от современных людей не отличаются.

Одновременно с изменением физического строения предков человека, с развитием руки, увеличением объема черепной коробки и усложнением структуры мозга, особенно его высшего отдела — коры больших полушарий, шел процесс развития психики. Решающую роль в развитии сознания сыграл переход к качественно новому типу физической деятельности — труду, который явился основой дальнейшего быстрого прогресса высшей нервной деятельности и тем самым способности отражения окружающего мира.

Человеческое мышление в понятиях отличается от представлений высших животных тем, что способно познавать внутренние связи явлений. Это отличие возникает благодаря труду. Действительно, при изготовлении орудий труда удовлетворение потреб-

174

ностей людей и самой основной из них — потребности в пище не является непосредственной целью данного производственного акта. Когда первобытный человек создавал орудие труда, например, обламывал палку или обрабатывал камень, чтобы потом воспользоваться ими как орудиями труда, он в это время непосредственно своих потребностей не удовлетворял. Они временно отступали на задний план. Это значит, что человек должен был осознать связь между своим настоящим действием по изготовлению орудия труда и последующим действием, когда он этим орудием труда воспользуется, чтобы выкопать съедобный корень, убить зверя и т. п., т. е. добыть пищу и тем самым удовлетворить свою потребность.

Следовательно, изготовление орудий труда предполагает, что человек должен осознавать не прямую, а опосредованную связь между своими действиями и явлениями внешнего мира, что он должен осознавать внутренние связи между предметами, а не только связи внешние, поверхностные, которые даются уже в представлении. Формами отражения действительности, в которых могут быть выражены эти внутренние связи, представления в силу своей конкретности уже быть не могут. Вот почему изготовление и употребление орудий труда требуют новой формы познания мира, в которой находили бы адекватное отражение общие связи между вещами. Такой формой является понятие как обобщенный и отвлеченный от частностей образ действительности.

Первоначальные, примитивные понятия вырабатываются непосредственно в процессе труда. Создавая орудия труда и используя их, человек тысячекратно повторяет одни и те же или чрезвычайно сходные движения руки и других органов тела (но прежде всего руки), производя практический анализ и синтез предметов внешнего мира. С определенными движениями сопрягаются те или иные звуки, сначала нечленораздельные, а затем членораздельные, в которых закрепляется название соответствующих операций и предметов.

Возникновение понятий неотделимо от возникновения речевого общения людей и языка как средства этого общения. Поэтому когда говорят о труде как движущей силе развития сознания, то подразумевают коллективный труд. Люди произошли от животных, живших стадами, прошли стадию первобытного стада, которое постепенно превратилось в родовую общину.

Коллективность труда в первобытном обществе не следует понимать как нечто сходное с коллективным характером труда на современном промышленном предприятии, где машины требуют усилий не одного человека, а координированной деятельности десятков или сотен людей. Первоначально орудия труда не употреблялись коллективно, они создавались каждым для себя и непосредственно продолжали органы тела. Коллективный характер труда на первом этапе развития человечества означал совершенно необходимую взаимную поддержку при добывании пищи, при

175

обороне первобытного стада от хищных зверей и других стад. Именно благодаря общению людей вырабатывавшиеся на основе индивидуального опыта рациональные формы орудий труда и навыки в их употреблении становились достоянием всего стада и передавались последующим поколениям.

Для передачи этого опыта механизм общения, основанный на условных рефлексах, будучи необходимым, уже не являлся достаточным. Требовался новый способ общения, который передавал бы опыт в его обобщенном виде, передавал бы то понимание внутренних связей, которое складывается в индивидуальном опыте. Энгельс по этому поводу писал: «...формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно научались произносить один членораздельный звук за другим» 1.

Следовательно, появление мышления и речи обусловлено необходимостью передачи того опыта, который приобретают люди при изготовлении и употреблении орудий в процессе коллективного труда. Только трудом как новым видом материальной деятельности можно объяснить возникновение понятийного мышления и языка, т. е. переход от психики животных к человеческому мышлению.

Таким образом, в процессе скачка от биологической формы движения материи к социальной одновременно происходит качественное изменение и материального «субстрата» (возникает вид Homo sapiens), формы движения (возникает труд как новый вид деятельности), физиологической основы отражения (развитие мозга, появление второй сигнальной системы и языка) и самого отражения как психического, идеального свойства (появление абстрактного мышления). Все эти, факторы взаимодействуют в едином процессе, но ведущая роль принадлежит труду как новому способу деятельности.

Сознание как общественное сознание. Как явствует из изложенного выше, процесс возникновения человеческого сознания с самого начала был обусловлен трудом и коллективным образом жизни. Это значит, что сознание людей всегда было общественным сознанием, обусловленным общественным бытием, прежде всего общественным производством. Отношение общественного сознания к общественному бытию изучается историческим материализмом. Но именно в этом пункте связь исторического материализма с диалектическим материализмом выступает особенно ярко. Основные принципы решения вопроса об отношении общественного сознания к общественному бытию заложены в диалектико-материалистическом по-

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 489.

176

нимании отношения сознания к бытию, притом обеих сторон этого отношения. 1

В данной главе мы рассмотрим первую из этих сторон. Подходя к пониманию человеческого сознания как продукта не только биологического, но и общественного развития, следует указать на его связь с общественным бытием (труд и коллективность) как юн социальной основой, которая накладывается на физиологическую основу, действует через нее и тем самым заставляет счи-гать человеческое сознание обусловленным не только процессами, происходящими в мозгу индивида, но и всей предметной деятельностью общества, включая практическое общение людей друг с другом.

Вскрытие социальной природы человеческого сознания — великое завоевание марксизма. И только с этих позиций возможно последовательно материалистическое понимание отношения сознания к мозгу и к внешним объектам и взаимосвязи онтологического и гносеологического аспектов основного вопроса философии.

Действительно, мозг не существует без тела человека; сознание вырабатывается мозгом не только в союзе с органами чувств, но и на базе двигательных функций, которые у человека означают прежде всего трудовую деятельность. Сознание каждого члена общества формируется благодаря общественному характеру труда и общению, в первую очередь языковому, с другими людьми. Вторичность сознания по отношению к мозгу и к объекту отражения обусловлена его связью с трудовой деятельностью общества.

На ранних этапах истории сознание вплетено в акт практического действия. Впоследствии эта «вплетенность» проявляется и рефлекторной деятельности человека, но не только в ней. Непосредственная связь сознания и действия имеет место и в самых сложных видах практики, поскольку через волевое напряжение достигается подчинение деятельности ума и тела единой цели. По развитие человеческого мышления означает возрастание его способности отрываться от непосредственного действия, его относительной самостоятельности, которая находит свое высшее выражение в научной теории. Связь мышления с предметной деятельностью становится, таким образом, гораздо более сложной и опосредованной.

Физиологическая основа сознания — вторая сигнальная система, опирающаяся на действие наследственно передаваемых мозговых структур, функционирует только благодаря социальному фактору — воспитанию индивида обществом, усвоению им языка и трудовых навыков, норм общения и т. д. Однако обусловленность мышления трудовой или — более широко,— предметной деятельностью общественного человека не означает, что оно перестает быть функцией вполне определенного телесного органа — мозга. Неверно забывать как о социальной основе мышления ради подчеркивания его связи с мозгом, так и о его физиологиче-

177

ской основе ради подчеркивания его социального характера. О первой из этих крайностей мы уже говорили. Здесь остановимся коротко на проявлениях второй. Иногда встречаются такие формулировки: «Идеальное... существует не «в голове», а с помощью головы в реальной предметной деятельности человека... (курсив мой. — М. Р.)» 1.

В приведенном суждении отрицается первый тезис ради утверждения второго. Но нелепо отвергать тезис, что мысль находится в мозгу, ради признания другого, столь же бесспорного тезиса, что мышление есть социальный процесс, обусловленный практикой. Верно, что вне общества нет мышления. Мозг человека, лишенного в раннем детстве социальной среды, мыслить не научается. Зафиксировано более тридцати случаев, когда дети, в раннем возрасте попавшие в джунгли, оторвавшиеся от людей, но затем вернувшиеся к людям, не смогли нормализоваться. Эти «маугли» (как их можно назвать по имени персонажа знаменитой книги Р. Киплинга) служат живой, хотя и печальной иллюстрацией того факта, что мышление не может рассматриваться просто и только как физиологический процесс. Но противопоставлять социальное биологическому не следует.

Аналогичным образом обстоит дело с коллективным, общественным характером мышления, который может реализоваться только через отдельные человеческие головы и через связь между ними. Признание общественного характера мышления под давлением фактов пробивает дорогу и в буржуазной этнографической, психологической, философской литературе, но подчас весьма своеобразным способом. Известный французский этнограф Л. Леви-Брюль, следуя за Э. Дюркгеймом, признает у первобытных людей коллективное мышление, но противопоставляет его индивидуальному мышлению. При этом коллективное мышление выдается за мистическое, которое не отличает естественного от сверхъестественного, и нелогическое («пралогическое»), безразличное к противоречию в суждениях. Леви-Брюль вынужден, однако, отметить, что в практических делах «первобытные люди весьма часто дают доказательства своей поразительной ловкости и искусности...» 2, и поэтому их индивидуальное мышление не лишено понимания логики вещей. В голове каждого человека, считает он, соединяются коллективное мышление с индивидуальным, т. е. нелогическое с логическим. У первобытного человека имелась «доля логического мышления», которая должна объяснить его достижения в практической деятельности, но зато у современного, цивилизованного человека сохраняется «доля мистического мышления». Эти две «структуры мышления» якобы сосуществуют, но смешаны в разных пропорциях: у первобытных людей и совре-

1 Философская энциклопедия, т 2 М, 1964, стр 219—227.

2 Л. Леви-Брюль. Первобытное мышление. М., 1930, стр 3.

178

менных отсталых народов преобладает мистическое мышление, а у современных европейцев — логическое мышление. Различие в типе мышления приводит к тому, что «ни одно существо, ни одпн предмет, ни одно явление природы не являются в коллективных представлениях первобытных людей тем, чем они кажутся нам»1.

Подобного рода теоретические построения могут быть (независимо от желания ученого) использованы и действительно используются в колониалистских целях. Если отсталые племена в наши дни не могут мыслить так, как мыслят европейцы, то их надо опекать. Заметим кстати, что эта теория заодно оправдывает процветание суеверий и религии в буржуазном обществе, поскольку утверждает, что у цивилизованных людей с первобытных времен сохранилась «доля мистического мышления».

Данные этнографии и археологии опровергают концепцию о нелогичности коллективного (а индивидуальное есть часть коллективного) мышления первобытных людей. Мышление этой эпохи было весьма неразвито, но оно отражало реальные связи в мире, логику вещей такой, какова она есть, и, значит, было логичным. Если бы это было не так, люди не могли бы приспосабливаться к окружающему миру и покорять его, т. е. не могли бы существовать. Это тем более верно по отношению к тем сравнительно отсталым народам, которые сохранились по настоящее время в ряде стран и эксплуатируются цивилизованными колонизаторами. Эти народы ничем по своему физическому типу не отличаются от народов, наиболее развитых в экономическом и культурном отношении, ничем не отличаются и по типу мышления. Именно поэтому в иных социальных условиях они могут пройти за одно-два поколения путь к цивилизации. Социалистические преобразования жизни народов Севера в СССР служат тому ярким свидетельством.

Общая тенденция раз