Эпикуровское понимание философии .

Эпикуровское понимание философии. Эпикур крайне далек от того, чтобы понимать философию как исследование теоретической истины, как поиск какого-то труднодоступного «чистого» знания. Его философия должна была служить самым насущным нуждам человека: избавлению человеческой души от страдания. Как врач стремится избавить от боли и болезни тело, так философ врачует душу, освобождая ее от страданий. Кто этого не делает, не есть философ. По Сексту Эмпирику, Эпикур определяет философию как «деятельность, речами и рассуждениями создающую

 

 

 

счастливую жизнь». Философия ведет к мудрости, к конечной цели человеческого совершенства. Достигший этой цели уже не может снова впасть в невежество. Мудрецу уже совершенно чужды всякие мнения, которые, по Эпикуру, суть «священная болезнь». Однако мудрецом может стать не всякий: для этого нужно иметь тело с определенными свойствами, а кроме того, быть эллином, а не варваром. Эпикуру чужд космополитизм, проповедовавшийся стоиками, как истый афинянин он остается в этом верен заветам Аристотеля. Для истинной мудрости совершенно не нужны никакие сложные и отвлеченные науки, такие как математика. Здесь Эпикур выступает против прежде всего платоновского, а отчасти и аристотелевского понимания философии. Многие в Античности считали, что эпикуровское отвержение математических наук было вызвано его незнанием их. Однако, как говорит Лукий Торкват в цицероновском диалоге «О пределах добра и зла», «нет, Эпикур не был невеждой, невежды — это те, кто считает, что

126

до самой старости нужно изучать то, чего стыдно было не выучить в детстве». Только те науки, которые помогают достичь счастья, стоят трудов по их изучению: «искусство (и наука. — Д. Б.) есть способность доставлять жизненную пользу». Нет пользы и в поэзии, поэтому Эпикур и говорил о «галдеже поэтов», «гомеровских глупословиях», «губительном обольщении сказаниями» и т. д. Эпикур и сам не был изящным писателем, и разные тонкости и красоты, которыми богато творчество, например, Платона, не вызывали у него одобрения. Ему совсем была чужда ирония платоновского Сократа, об элегантности которой говорил Цицерон. Враги эпикуреизма — тот же Цицерон и Плутарх — приписывают ему и неблагодарность к его собственным учителям в философии: к платонику Памфилу, к демокритовцу Навсифану. Цицерон пишет, что Эпикур высказывался против Пифагора, Платона, Эмпедокла, Аристотеля, и даже был неблагодарен по отношению к Демокриту. По Диогену Лаэрцию, Эпикур, играя словами, называл Демокрита (досл. по греч. «Народосуд») «Чепухосудом» (Ληρόκριτος). Враги говорят о честолюбии Эпикура, который не желал признать, что кто-то мог его учить. Если даже признать враждебное отношение Эпикура ко всем этим философам, совсем необязательно видеть в нем проявление жажды славы и неблагодарности. Не говоря уже о философах-идеалистах, Платоне и Аристотеле, мировоззрение которых оставляет, по Эпикуру, людей во мраке и страдании, и демокритовская концепция философии как незаинтересованного поиска физических причин не могла удовлетворить Эпикура. Как известно, молодой Маркс в своей докторской диссертации говорил о фундаментальнейших различиях понимания мудрости у Эпикура и Демокрита. Один стремится к познанию природы с ее непреложными законами, другому нет никакого дела до природы и ее изучения, если это не помогает человеку избавиться от страха смерти и страха загробных мучений. «Если бы нас никак не тревожили подозрения насчет небесных тел и смерти, заставляя думать, что они имеют к нам какое-то отношение, а еще и наше неведение пределов страданий и желаний, у нас не было бы никакой нужды в изучении природы». Одно это высказывание Эпикура позволяет понять причины его неблагодарности Демокриту. Итак, и чистое искусство, и чистая философия не представляют никакой ценности, подлинная философия есть не что иное как врачевание души, избавляющая ее от чувства вины и страха смерти, ведущая к истинному наслаждению.

Каноника.

Каноника. Хотя традиционно считается, что философия делилась, по Эпикуру, на три части: канонику, физику и этику, это не совсем так. Самостоятельности части, изучающей условия нашего познания, Эпикур не признавал. Она, как свидетельствует Сенека, была для Эпикура лишь придатком (accessio) учения о природе. Действительно, согласно Эпикуру, научить познанию, рассуждению и речи должно само изучение природы «Благодаря физике» — говорит эпикуреец Лукий Торкват в диалоге Цицерона — «может быть постигнуто и значение слов, и природа речи, и значение следований или отрицаний». Или, как говорит Диоген Лаэрций, «довольно для физика идти в ногу со словами о самих вещах». Именно физика является правилом или каноном Для познания всего, к ней восходят все суждения о вещах, именно она, а не формальные логические правила, позволяет отличить истинное от ложного. Поэтому Эпикур отрицал диалектику, не разрабатывал учение о силлогизме и выводе, пренебрегал учением об определении и родовидовом делении. Один из «святых отцов» (Иероним) суммировал эту

 

 

 

направленность Эпикура в словах «Не заботься о том, как ты говоришь, но что ты говоришь». Эпикур

127

понимал, что, признав независимое существование науки о познании, он должен также признать наличие в человеке отдельно от тела существующего разума, что, как мы увидим, противоречило основам его философии. Поэтому так называемая каноника, учение о правилах познания, которому Эпикур посвятил сочинение «О критерии, или канон», должна пониматься как часть физики, как неотделимое от нее преддверие.

В качестве критериев истины Эпикур признавал ощущения (αισθήσεις), «предвосхищения» или общие понятия (προλήψεις) и страсти (πάθη), а позднейшие эпикурейцы добавили еще «фантастические броски мысли» (φανταστικαί έπιβολαι της διανοίας). Ощущение является критерием истины, поскольку ничто не может ни прибавить, ни убавить в его показаниях. Затем, ощущение неопровержимо, ведь однородные ощущения не могут опровергать друг друга в силу того, что они равносильны. А разнородные ощущения относятся к различным вещам. Не может ощущение быть опровергнуто рассуждением. Платон ошибается, согласно Эпикуру, пытаясь доказать ложность ощущений, ибо само доказательство и рассуждение полностью зависят от ощущений. Всякое мышление возникает из ощущений благодаря их случайному совпадению, сходству, подобию и соположению при некотором дополнении со стороны разума. Ощущение не просто показывает нам предмет, но показывает, каков он на самом деле. Скептицизм Демокрита, его учение о ясном и темном видах познания было чуждо Эпикуру, склонявшемуся к протагоровскому феноменализму: какою вещь кажется, такова она и на самом деле.

Как понимается Эпикуром ощущение? От твердых предметов отделяются их оттиски, или отпечатки (τύποι), подобные предметам по форме, сохраняющие соответствующее вещи положение и порядок, но гораздо более тонкие, чем вещи. Эпикур называет эти оттиски образками (είδωλα). Они, непрерывно отделяясь от поверхности твердого тела, с огромной скоростью разносятся в окружающей среде и могут проникнуть в любое отверстие. Мы не замечаем этого отделения, поскольку вещи, постоянно теряя свои слои, приобретают все новые и новые.

Оттиски долгое время могут сохранять порядок и положение атомов в твердом теле, однако могут они и перемешиваться между собой, и, кроме того, они с легкостью образуют в воздухе новые сочетания. Когда они в нас входят, мы видим и мыслим. Причем образы, попадающие в наши глаза или уши, всегда сохраняют порядок и положение атомов твердого тела, они подобны вещам формой и цветом, благодаря огромной скорости своего движения они создают в нас впечатление (φαντασία) единого и непрерывного предмета. А те образы, которые попадают в нас через другие поры, действуют непосредственно на ум, который есть самая тонкая и подвижная, материальная часть нашей материальной души. Эти образы, если верить Лукрецию, излагающему в четвертой книге «О природе вещей» эпикуровскую концепцию образов, превосходя тонкостью образы зрительные, часто являются смешением разных частей предметных отслоений. В силу образов этого второго рода у нас появляются такие образы, как образ кентавра, полуконя-получеловека, трехголового пса Кербера и т. д. Если такие образы, воздействовавшие на наш ум, получат подтверждение и не будут опровергнуты, возникнет ложь, если наоборот, истина. Образы сами по себе всегда истинны, ибо они сами есть объективная, вещная реальность, правильно отображающая положение и порядок атомов на поверхности твердых тел. Но поскольку иногда в образах про-

128

исходит смешение правильного порядка атомов исходного тела, поскольку многие образы являются смешением различных образов различных вещей, то считать такие смешения и соединения образов соответствующими вещам будет уже ошибкой. Поэтому, хотя все образы реальны и истинны, мы всегда должны проводить различия между образами, отражающими сами вещи, и соединениями в один образ множества образов. Например, черт Ивана Карамазова в качестве ощущения, возникшего под действием множества образов, соединившихся в один, есть истинное ощущение, но когда мы станем считать, что ощущению черта соответствует единая телесная реальность, — мы выскажем ложное мнение. Представление о черте возникло в душе Ивана Карамазова, когда из образов, отслоившихся от некоторого множества предметов и беспорядочно носившихся в воздухе, а затем проникших в него, в его душе возник сложный образ некоего существа¹.

 

 

 

Итак, ощущения, по Эпикуру, всегда истинны, но мнения об ощущениях, суждения об ощущениях могут быть как истинными, так и ложными. Мы должны всегда поверять неявное и неочевидное тем, что всегда одинаково и ясно. От ощущений мы должны заключать к тому, что для нас неясно и неочевидно. Такое заключение называется у Эпикура суждением ( λόγο ς). При этом мы должны следить за тем, чтобы неясное и неочевидное согласовалось с ясным и очевидным, т. е. чтобы наше мышление (έπίνοια), происходящее из ощущений, не отрывалось от них и не противоречило им. Философия не должна отказываться от общих суждений, но постоянно поверять их ощущением как наиболее очевидным в нашем познании.

Другим критерием истины Эпикур называл «предвосхищения» ( προλήψεις ). Когда мы говорим «Это человек образованный», мы при этом мыслим образ или оттиск (τύπος) человека, который в нас уже был до этого высказывания благодаря ощущениям. «Предвосхищение» — это «память о том, что часто являлось извне», т. е. память о многих однородных ощущениях одного и того же объекта. Предвосхищение в этом смысле есть и первое, наиболее ясное и понятное для нас значение слова, из которого нам всегда нужно исходить. Как пишет Т. В. Васильева, «предвосхищение... это связанный со словом некий оттиск обозначаемого этим словом предмета, предварением какового оттиска были ощущения» (6: 240). Объяснить это первое значение логически, по Эпикуру, невозможно, оно основано только на закреплении повторяющихся ощущений и формировании на их основе ясного образа вещи. Без предвосхищения мы не могли бы ничего исследовать, сомневаться, иметь мнение и опровергать. Действительно, если я вижу вдали силуэт животного и не могу понять, корова это или лошадь, и хочу это исследовать, я уже должен был заранее знать форму быка и лошади. Вот это предваряющее мое исследование знание Эпикур называл предвосхищением. Предвосхищения нельзя понимать как независимую от чувств гносеологическую единицу. Они коренятся в наших ощущениях и суммируют их. «Предвосхищению» ( πρόληψις ) Эпикур противопоставляет «ложное понимание» (ψευδής ύπόληψις ). Например, у нас есть предвосхищения богов благодаря их образам, носящимся повсюду, однако представления о богах карающих и надзирающих суть ложные представ-

Эпикур называл ощущением (αΐσθησις) и образ, верно передающий очертания предмета, и образ, получившийся из множества носящихся в воздухе образов первого вида. Позднейшие эпикурейцы обозначали второй вид образа выражением «фантастический бросок мысли» (φανταστική επιβολή της διανοίας).

129

ления, не основанные ни на каком ясном ощущении или «предвосхищении» Да и первое и ясное значение слова «бог» (θεός) не несет в себе никаких следов концепции божественного возмездия и правосудия.

Физика.

Физика. Мы уже говорили, что изучение природы не было в глазах Эпикура самоцелью, оно должно было освободить человеческую душу от ложных страхов и надежд, от страдания вообще. И хотя в основе эпикуровской физики лежит демокритовская концепция природы, все же эти учения не одинаковы. В основе физической теории Эпикура лежит ряд положений, которые, хотя и не даны непосредственно в ощущении, тем не менее ощущениям не противоречат и с ними согласуются. Отрицание этих положений ведет, по Эпикуру, к невозможным заключениям. Первое положение гласит, что из ничего не может возникнуть что-либо. Допущение возможности возникновения из небытия разрушает, по Эпикуру, всякую закономерность нашего мира. Если бы что-то возникало из небытия, любая вещь могла бы возникнуть из любой. Из воды выходили бы люди, из земли — рыбы и птицы, с небес слетал бы домашний скот и т. д. Не было бы никакой нужды в определенных семенах, из которых, по Эпикуру, возникают определенные вещи. Еще до появления христианства с его тезисом творения из ничего, Эпикур показывает, как такое учение разрушает на корню всякую возможность научного знания. Затем, если бы все разрушающееся переходило в небытие, то постепенно погибли и разрушились все вещи, что невозможно. Поэтому уничтожение вещей есть только их разложение на составные элементы, перестановка (μετάθεσις) элементов, их приток и отток и есть возникновение и уничтожение. Далее, Вселенная (то πάν ) всегда была такой, какая она сейчас, и навсегда таковою останется. Никаких изменений для Вселенной как целого невозможно допустить, ибо это предполагало бы допущения небытия, влияющего на бытие.

Вселенная есть совокупность тел (σώματα) и пространства (τόπος). О существовании

 

 

 

тел свидетельствует само ощущение, а пространство, т. е. пустоту и неосязаемую природу, необходимо предположить, чтобы объяснить возможность движения тел. «Если есть движение, то есть и пустота. Движение есть. Значит, есть и пустота». Хотя мы не видим и не осязаем пустоты, ее признание не противоречит нашим ощущениям, согласуется с ними. Поэтому данное умозаключение основано на ощущении. Пустота не может ни действовать, ни подвергаться воздействию. Она лишь дает телам пространство для движения. Они движутся в нем и через него. Пустота беспредельна. Пустота существует как в нашем мире, так и во всей Вселенной. Все остальное, что может быть усмотрено во Вселенной, есть только свойства (συμπτώματα, συμβεβηκότα) тел и пустоты. Тела делятся на два вида: сложные тела и те, из которых сложные состоят. Тела второго вида есть неделимые и неизменяемые, т. е. атомы, не имеющие в себе никакой пустоты, и поэтому неразрушимые. Пустота возникает только в сложных телах, отделяя одни атомы от других. На атомы ничто не может воздействовать, им свойственна свобода от претерпеваний (απάθεια). В них самих, как свидетельствует Плутарх, нет никакой по-родительной силы, они все производят благодаря своей твердости и противодействию друг другу. Атомы не могут быть нами увидены, они, как говорит доксограф Аэций, «созерцаемы только разумом», но их признание также не противоречит ощущениям. Мы видим, например, что невидимая сила ветра сносит крыши домов, поднимает морские волны, топит корабли, а поскольку на тело может действовать только тело, значит, мы можем допустить сущест-

130

вование невидимых тел, и признание атомов не противоречит нашему чувственному опыту.

Вселенная бесконечна, если бы она была конечна, у нее была бы граница с чем-то иным, а таковым иным может быть только небытие, которого не существует. Во Вселенной бесконечно и количество тел, бесконечна и пустота. Если бы тел было бесконечное количество, а пространство было бы ограниченным, то бесконечное количество тел не вместились бы в ограниченном пространстве. А если бы было бесконечным пространство, а тел — ограниченное количество, то тела просто бы рассеялись в бесконечной пустоте. Помимо бесконечности Вселенная также не возникает и не уничтожается, не увеличивается и не уменьшается.

Существует огромное количество видов атомов, однако этих видов не бесконечное число, как учил Демокрит, число видов атомов только непостижимо (άπερίληπτος). Как говорит Плутарх, по Эпикуру «атомы не могут быть ни крючкообразными, ни трезубчатыми, ни кольцевидными, ибо эти формы легко ломаются, а атомы не должны быть подвержены внешнему воздействию». Число же самих атомов в том или ином виде бесконечно. Атомам свойственно вечное движение, не имеющее начала. В этом движении они сталкиваются между собой и сплетаются, образуя атомарные соединения.

Бесконечное число атомов делает возможным существование бесконечного числа миров (κόσμοι), ибо такое количество атомов не будет исчерпано созданием конечного количества миров. Одни из миров похожи на наш, другие — нет.

Атомы не имеют никаких качеств, присутствующих в воспринимаемом нами мире, кроме формы, веса и величины. Это необходимо, поскольку любое качество может изменяться, а атомы, по определению, лишены изменений. Бесконечное количество атомов вместе с их формами и весом должны, по Эпикуру, объяснить все качественное многообразие феноменального мира. Кроме того, нельзя считать, что атомы могут иметь любую величину, как, вероятно, полагал Демокрит. Для объяснения многообразия встречающихся нам качеств достаточно предположить, что у атомов есть некоторые различия в величине. Эпикур возражает в этом пункте Демокриту, исходя из тезиса своей каноники, гласящего, что все надо приводить в соответствие с ощущениями. Если бы существовали атомы любой величины, то мы бы их видели, чего не происходит. Демокрит мог, действительно, держаться тезиса о возможности существования атома любой величины, поскольку гносеологическая позиция великого Абдерита не предполагала такой веры в правильность нашего ощущения. Скорее наоборот. Кроме того, как свидетельствует Плутарх, Эпикур в отличие от Демокрита считал существенным свойством атома его вес, ибо благодаря весу осуществляется движение атомов. Демокрит же признавал только величину и форму¹.

Ограниченное и определенное тело не может состоять из бесконечного множества атомов, даже если они максимально малы. Ибо из бесконечного количества составных

 

 

 

элементов не может получиться ограниченное тело, оно должно тогда быть бесконечным и беспредельным.

Все атомы независимо от своих размеров и веса в пустоте движутся с одинаковой и очень большой скоростью, пока не натолкнутся на какое-либо препятствие, т. е. пока не столкнутся друг с другом. Поэтому то, что мы называем

Впрочем, Симплиций говорит, что и Демокрит наделял атомы весом.

131

скоростью или медленностью, есть только отсутствие противодействия или присутствие такового.

Важнейшим изменением, которое внес Эпикур в демокритовскую схему атомистики, является отклонение атомов, о котором говорят Лукреций, Цицерон и Плутарх. Атомы, первоначально движущиеся по прямой в силу своего веса, никогда не смогли бы столкнуться друг с другом и образовать соединения, если бы каждый атом в какой-то минимальный момент времени не начинал без всякой причины мало-помалу отклоняться от этой линии своего движения. Именно в силу такого отклонения стало возможным образование мира и всех его частей. Как замечает Цицерон, это учение было введено Эпикуром для преодоления необходимости судьбы (necessitas fati). Цицерон так поясняет эту мысль: «Это учение Эпикур ввел потому, что, действительно, если бы атом всегда двигался под воздействием естественной и необходимой тяжести, у нас не было бы никакой свободы, поскольку дух наш имел бы такое движение, которое полностью было бы обусловлено движением атомов». Таким образом, для того, чтобы уже в физике был заложен фундамент человеческой свободы, Эпикур идет против детерминизма атомистики Демокрита, вводя самопроизвольное отклонение атомов, не имеющее никакой физической причины. Противоречие этого учения с основным каркасом атомизма было подмечено стоиками, которые говорили, что, признав беспричинность отклонения, Эпикур признал и ничто. Действительно, Эпикур, строя свое учение для освобождения человека, возводит его на фундаменте демокритовской физики, которая таких целей перед собой не ставила. Отсюда противоречие между двумя системами атомистики и желание Эпикура поправить основанную на необходимости натурфилософию Демокрита, вводя учение о произвольном отклонении атомов.

Душа, по Эпикуру, не является самостоятельно существующей сущностью, чем-то бестелесным. Бестелесное не может ни действовать, ни подвергаться воздействию, что неверно относительно души. Она же есть состоящее из тонких частиц тело, рассеянное по всему организму, и похожее на воздух с примесью тепла. В душе имеется еще более тонкая часть, которой и принадлежат ощущения. Эта часть воспринимает то, что происходит с остальной душой и с физическим телом. Причем это восприятие обусловлено тем, что данная часть души «покрыта» всем остальным организмом. Благодаря ей и остальной организм получает участие в деятельности ощущения. При потере какого-либо из органов тела душа не лишается способности ощущения, тогда как при распаде всего тела, душа также распадается и рассеивается.

Формы, цвета и величины тел не являются чем-то самостоятельно существующим. Хотя Эпикур прекрасно понимает, что все они определяют природу того или иного тела, он не признает все это как составные части тела. И хотя для всех этих свойств существует собственное познание, все же познаваться они могут только в контексте всего тела. Форма, цвет и величина являются, по Эпикуру, существенными свойствами тела (συμβεβηκότα). Им он противопоставляет свойства случайные (συμπτώματα). Такие свойства не всегда сопутствуют телу и не определяют его природу. Без случайных свойств мы можем мыслить тело, тогда как без существенных — нет.

Все миры и все тела образовались из особых скоплений атомов, в них они и разрушаются. В том, что возник именно такой космос, а не иной, не заключено никакой необходимости. Эпикур отрицает, что какая-то бессмертная и блаженная сила может заботиться о космосе и упорядочивать его. Если бы

132

она это делала, она не была бы блаженной и самодостаточной, ей были бы свойственны заботы, гнев, милость.

Итак, изучение природы в ее главнейших причинах избавляет от страхов и дает блаженство. Однако, по Эпикуру, совершенно необязательно стремиться к точности в частностях физического знания. Совершенно необязательно знать, по какой именно причине всходит и заходит солнце и т. д. Многие знатоки этих деталей не были, по Эпикуру, свободны от страхов, ибо не знали главнейших причин всего происходящего.

 

 

 

Как и Демокрит, Эпикур, будучи атомистом, не отрицает существования богов. Как доказательства их бытия он приводит следующие. Во-первых, знание богов является ясным и очевидным, оно написано в душах всех людей и имеется у всех народов вне зависимости от их учреждений, учений и обычаев. Универсальность этого знания свидетельствует о существовании тех объектов (богов), которые производят в нас это знание. Знание о богах появляется у нас благодаря их образам, посещающим нас во сне. Боги суть не что иное, как образы, производимые атомами в промежутках между мирами. Боги не являются твердыми телами, они своего рода контуры или формы (liniamenta, как говорит Цицерон), постоянно заполняемые новыми тончайшими атомами. Интересным моментом эпикуровской теологии является учение об антропоморфности богов. Поскольку самое совершенное тело есть тело человека, ибо только в нем может возникать разум, боги наделены подобием человеческого тела, подобием человеческой крови и органов. Боги проводят свою жизнь в беседах и размышлениях. Вторым аргументом, доказывающим бытие богов, является следующий: если бы существовало только смертное, в природе был бы перекос. Поэтому в силу принципа равновесия (ισονομία, aequilibritas), действующего во Вселенной, должно быть и бессмертное, а таковым являются боги.

В письме к Менекею Эпикур говорит, что признание определенных положений о богах является важнейшим началом блаженной жизни. Однако нельзя допустить, что боги управляют миром, вмешиваются в человеческие дела, наказывают порочных и вознаграждают добродетельных. Такое учение ложно, поскольку оно противоречит главным свойствам божественной природы, невозмутимости и блаженству. В учении о награде и наказании за те или иные деяния и добродетели Эпикур справедливо видит антропоморфизм: «Ибо, свыкаясь в течение всей своей жизни с собственными добродетелями, люди принимают и одобряют себе подобных, а все, что не таково, считают чуждым». Нечестив не тот, кто отвергает представление толпы о богах, но тот, кто приписывает богам эти представления. «Божественное же существо, будучи блаженным и неуничтожимым, и само ни о чем не хлопочет, и другим не доставляет хлопот, поэтому и не гневается, и не милосердствует, ибо все это свойственно лишь бессильному существу». Такое понимание бога должно заставить людей перестать бояться богов, изгнать из человеческой души страх, основу всех наших несчастий. Эпикуровская концепция божества резко противостоит платоновскому учению о божестве, создающем мир по своей благости, аристотелевской трактовки божества как начала мирового движения, стоической концепции вездесущего божественного провидения. Но зачем тогда признавать богов, какой от них прок? Многие античные враги эпикуреизма (Посидоний в сочувственном пересказе Цицерона) говорили, что Эпикур — тайный атеист. Однако у эпикурейцев был ответ на такие заявления. «Те, что поверили в наши пророчества о богах, возжаждут подражать их сча-

133

стливому бытию», — говорит эпикуреец Филодем. В этом смысле, по свидетельству Аттика, Эпикур признавал, что от богов людям бывают благодеяние. Тот же Филодем говорит о своего рода мистическом опыте Эпикура: «И восхищается (Эпикур. — Д. Б.) их естеством и состоянием, пытается сблизиться с этим естеством и как бы прилепляется к нему, стараясь достичь его и пребывать с ним. Мудрецов зовет друзьями богов, а богов — друзьями мудрецов». Таким образом, концепция божества Эпикура — не прикрытие для тайного атеизма, как клеветали его враги, его божество, блаженное и свободное, пребывающее вне мира, проводящее все время в беседах и размышлениях, есть идеал, к которому нужно стремиться человеку, чтобы достичь счастья. Первоначальное, имеющееся у всех знание богов гарантирует каждому возможность достижения этого блаженного состояния.

Этика. Приступая к изучению этики Эпикура следует помнить, что этическая концепция Эпикура имеет мало общего с тем, что обычно называется «эпикурейством», т. е. с любовью ко всем и всяческим наслаждениям. Целью этики является определение блаженной, или счастливой, жизни. Основами счастья, по Эпикуру, являются надлежащее понимание божественной природы, о чем мы уже говорили, и отсутствие страха перед смертью. Страх смерти есть самое страшное зло, препятствующее нам достичь счастливой жизни. С избавлением от него у нас появится возможность избавиться и от всех прочих бед. Смерть не имеет к нам никакого отношения, поскольку всякое благо и зло для нас заключены в ощущении, а смерть есть полное прекращение

 

 

 

ощущений. «Пока есть мы, смерти нет, когда есть смерть, нас нет», — говорит Эпикур.

Высшей целью счастливой жизни является телесное здоровье и невозмутимость души. «Ибо мы все делаем — утверждает Эпикур, — чтобы не страдать и не волноваться». Поэтому началом и целью счастливой жизни будет удовольствие или наслаждение, ведь мы можем наслаждаться только тогда, когда мы не страдаем и не волнуемся. Таким образом, определение счастья у Эпикура чисто отрицательное. Мы имеем потребность в удовольствии только тогда, когда мы страдаем, когда же страдания нет, мы не испытываем нужды и в удовольствии. «Предел величины удовольствий есть удаление всякого страдания. И где будет удовольствие, и все время пока оно будет, нет ни страдания, ни печали, ни того и другого вместе». Из-за этого удовольствие является мерилом, которым мы меряем всякое благо. Оно само есть первое и прирожденное нам благо. Говоря об удовольствиях, Эпикур не имеет в виду удовольствия развратников, гурманов, любителей праздности. Такие удовольствия не ведут ни к здоровью тела, ни к невозмутимости души. Значит, хотя всякое удовольствие благо, мы тем не менее должны производить выбор между удовольствиями, предпочитая одни другим. Мы должны выбирать те удовольствия, которые ведут к счастливой жизни, т. е. к большему количеству удовольствий, и избегать тех, которые ведут к страданиям и болезням. Хотя всякое удовольствие само по себе благо, но некоторые причины удовольствий могут привести к страданию, превышающему удовольствие. Иногда даже необходимо выбрать страдание — хотя любое страдание само по себе есть зло — если это страдание, в конце концов, приведет к удовольствиям.

Эпикур делит удовольствия на удовольствия покоя и удовольствия движения. Под первыми имеется в виду невозмутимость (αταραξία) и отсутствие телесных страданий (άπονία), под вторыми — радость и веселье. Первый вид удовольствий лучше, ибо в нем уже достигнута конечная цель счастливой жизни. Второй может сопровождаться страданием.

134

Основными удовольствиями являются, по Эпикуру, телесные удовольствия. «Я не могу помыслить никакого блага, если будут исключены удовольствия вкуса, утехи плотской любви, удовольствия слуха и те приятные движения, которые образами воздействуют на зрение». Эпикур даже говорит, что началом и корнем всякого блага является удовольствие желудка, к которому можно возвести мудрость и изысканную культуру. Наслаждения духовные полностью сводимы к телесным, поскольку наш дух и душа имеют телесную природу. Однако духовные наслаждения могут быть интенсивнее телесных, ведь страдания души, по Эпикуру, сильнее страданий тела. Тело страдает только в настоящем, а душа может мучиться воспоминаниями, страдать от сознания боли сейчас, и волноваться из-за неясности будущего.

Не всякое желание следует удовлетворять. Эпикур делит желания на естественные и пустые, естественные, в свою очередь, делятся на необходимые и на просто естественные, необходимые же разделяются на необходимые для счастливой жизни, далее, на необходимые для телесного спокойствия и на необходимые для самой жизни. Необходимыми желаниями являются желания пищи и одежды. Желание плотской любви, по Эпикуру, естественно, но не необходимо. А желание роскошной одежды и изысканной пищи не естественно, не необходимо, но есть пустое желание.

Значит, для счастливой жизни необходим выбор, а он невозможен без рассуждения и разумения. Эпикур называет разумение величайшим благом, ибо только с его помощью можно прийти к счастливой жизни. «Нельзя жить в удовольствиях, если не жить разумно, хорошо и справедливо, также нельзя жить разумно, хорошо и справедливо, не живя в удовольствиях». Он даже говорит, что лучше терпеть несчастья, живя разумно, чем благоденствовать

в неразумии.

Этика Эпикура индивидуалистична. Человек от природы не является общественным животным, как считал Аристотель. Он становится таковым только под действием нужды. Поэтому мудрец никогда не будет стремиться к общественной жизни, ибо она волнует и беспокоит душу. Мудрец будет заниматься общественной деятельностью только для того, чтобы обеспечить себе самосохранение. Эпикур выдвигает в качестве социального императива лозунг «Живи незаметно» (λάθε βιώσας). При этом Эпикур высоко ценил дружбу, и эпикурейцы славились в Античности своей преданностью друзьям.

 

 

 

Литература

1. Диоген Лаэртский. О ЖИЗНИ, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979.

2. Лукреций. О природе вещей. Т. I-II. М., 1946-1947.

3. Тит Лукреций Кар. О природе вещей. М., 1983.

4. Т. Lucretius Carus. De rerum natura. Ed. Josephus Martin. Lipsiae, 1957.

5. Epicurea. Ed. Hermannus Usener. Lipsiae, MDCCCLXXXVII.

6. Васильева Т. В. Комментарии к курсу истории античной философии. М., 2002.

7. De Vogel С. J. Greek philosophy. V. III. The Hellenistic-Roman Period. Leiden, 1959.

8. Маркс К. Из ранних произведений. M., 1956.

135

Глава 7. философия стои

Школа стоиков была основана в конце IV в. до н. э. Зеноном, выходцем из кипрского города Кития, имевшего финикийское заселение. Некоторые ученые считают Зенона финикийцем по происхождению. В конце десятых годов четвертого века он приезжает в Афины и обращается к философии. Будучи вдохновлен образом Сократа в «Воспоминаниях» Ксенофонта, он становится учеником киника Кратета и благодаря этому влияние киников окрашивает довольно сильно этическое учение стоиков. Он слушал также лекции Полемона и Диодора Кроноса. После этого он основывает свою школу, которая располагалась в знаменитом «Пестром портике» (cioa ποικίλη ), расписанном

фресками Полигнота. Отсюда школа получила свое название. Зенон очень почитался в Афинах за свою проповедь добродетели, после смерти он удостоился высоких наград от афинских граждан. Важнейшими учениками Зенона были Аристон Хиосский и Херилл. В Аристоне со всею силою проявилась киническая струя. Он полностью отвергал логику и физику, призывая заниматься исключительно добродетелью и пороком. Еще одним знаменитым учеником Зенона был Клеанф из Асса, бывший кулачный боец, ставший верным последователем Зенона. Особую роль в развитии стоической школы сыграл ученик Клеанфа Хрисипп из Сол (?281 — 208 гг. до н. э.), всеобъемлющий талант которого позволил ему стать как бы вторым основателем Стои. Это был плодотворнейший писатель, создававший каждый день по 500 строк. Он разработал сложную систему стоической логики, внес множество изменений в этику и физику. Ученикам Хрисиппа были Диоген из Селевкии и Антипатр из Тарса.

Следующий период в развитии стоического учения (II — I вв. до н. э.) называется Средняя Стоя в противоположность предшествующему периоду Древней Стои. Он представлен двумя основными фигурами, Панецием (? 185 — 108 гг. до н. э.) и Посидонием (? 135 — 51 гг. до н. э.). Этот период характеризовался отходом от некоторых положений древнестоической догматики, эклектизмом, т. е. сочетанием стоических доктрин с отдельными элементами учений Платона и Аристотеля, ориентацией на Рим как на новый центр цивилизации.

Наконец, последним важным этапом стал так называемый «римский стоицизм» (I — II вв. н. э.), представленный именами Сенеки, Мусония Руфа, Эпиктета и императора Марка Аврелия. Логическая и физическая стороны стоического учения в этот период практически не разрабатываются. На первый план выходит этика стоицизма понимаемая, прежде всего, как практическое искусство, нацеленное на достижение счастливой жизни. Концепту-

136

альных изменений в этот период вне