О битве между императором и султаном

 

Итак, пока народ Божий отдыхал там после долгих мук голода, надеясь обрести покой после стольких трудов и мир после бурь войны, сын нечестия, а именно сын Саладина и зять султана[2128] поручил передать императору следующие слова: «Если ты хочешь безопасно пройти через мою землю, то дай мне с каждого из твоих людей по одному золотому бизантию. Если же ты этого не сделаешь, то знай, что завтра я нападу на тебя и либо предам мечу тебя и твоих людей, либо уведу в плен». А император дал ему такой ответ: «Неслыханно, чтобы римский император платил дань кому-либо из смертных, с которых он скорее сам привык требовать дань, нежели платить её, привык скорее брать, нежели давать. Однако поскольку мы сильно устали, то, чтобы мирно продолжить наш путь, я, так и быть, готов уплатить ему по денарию, что зовётся манлатом[2129], с человека. Если же он откажется это принять и предпочтёт беспокоить нас войной, то пусть знает, что мы с величайшей охотой вступим с ним в битву во имя Христа, желая из любви к Нему или победить, или потерпеть поражение». Манлат - это одна из мелких монет, ни целиком золотая, ни целиком медная, но состоящая из смешанного и дешёвого металла. Итак, посол, вернувшись, передал это своему господину. А император, созвав лучшую часть войска, рассказал им о том, что произошло, и спросил совета, что теперь делать. И они в один голос ответили ему следующее: «Вы дали тирану прекрасный и соответствующий императорскому величию ответ. А в отношении нас знайте, что мы не ищем никакого мирного соглашения, ибо нам не остаётся ничего иного, как только или умереть, или жить, или победить, или потерпеть поражение». Такая твёрдость мужей Божьих пришлась по нраву императору. А на рассвете, когда войско было выстроено в боевом порядке, впереди вместе с сильнейшими воинами расположился его сын[2130], герцог Швабии, а сам император вместе с остальными собрался отражать врагов с тыла. Итак, воины Христовы вступили в битву, будучи более сильны духом, нежели численностью[2131]. Но тот, кто некогда дал мученикам силы терпеть, укрепил ныне их твёрдость. Враги падали справа и слева, и не было числа погибшим, как то было видно по горам трупов. Огромная масса тел преградила доступ в сам город, но одни убивали, а другие уносили убитых. Так что силой ворвавшись в ворота, наши предали мечу всех, кто был в этом городе. А остальные укрылись в примыкавшей к городу крепости. Так, усмирив врагов внутри и снаружи, они пребывали в этом городе в течение трёх дней. Наконец султан отправил к императору достойных послов с подарками и сказал: «Хорошо, господин император, что ты пришёл в мою землю. Но то, что ты не был принят согласно твоему желанию и сообразно твоему рангу, принесло тебе славу, а нам - позор. Ибо от столь славной победы тебе будет вечная слава, а нам - стыд и позор. Но знай, что всё это произошло вопреки моей воле, ибо я в это время лежал больной и не был властен ни над собственным телом, ни над другими людьми. Теперь же я прошу тебя проявить ко мне милосердие и, приняв во имя мира заложников и всё, что ты хочешь, покинуть город и вновь расположиться лагерем в садах». Что же далее? Император покинул город[2132] вместе со своими людьми как потому, что ему дали всё, о чём он просил, так и потому, что сильно испортившийся из-за трупов воздух всё равно вынуждал их уйти. Итак, заключив мир, воины Христовы, радуясь, продолжали свой путь, и враги больше не преследовали их. Таким образом, пройдя через землю армян, они добрались до реки Салеф, где находилась одноимённая крепость[2133].

 

О СМЕРТИ ИМПЕРАТОРА

 

Когда они пришли туда, то из-за сильной жары и густой пыли господин император решил искупаться в этой реке и заодно освежиться. Надо сказать, что река эта была не слишком широка, но из-за окружавших её гор обладала очень быстрым течением. И вот, когда другие переходили её по известному броду, он вопреки желанию многих вошёл в воду, надеясь пересечь её вплавь, но был подхвачен течением и унесён туда, куда не хотел, и, прежде чем его спутники успели придти ему на помощь, погиб, захлебнувшись водой[2134]. Все страшно опечалились и завопили в один голос: «Кто теперь утешит нас в нашем странствии? Ведь погиб наш предводитель. Мы будем теперь, как овцы, блуждающие посреди волков, и не будет никого, кто спас бы нас от их зубов». Так горевал и печалился весь народ. Но сын императора утешил их, говоря: «Отец мой умер, но будьте тверды и не падайте духом в вашем горе! И вы увидите над вами помощь Божью». И поскольку он во всех отношениях вёл себя очень разумно, то они все подчинились после смерти отца его власти. Собрав тех, которые остались, - ибо большинство крестоносцев рассеялось, - он добрался до Антиохии[2135]. Князь Антиохии, с честью его приняв, передал ему этот город, чтобы он распоряжался им по своему усмотрению. Дело в том, что сарацины сильно досаждали этому городу, так что из-за их набегов князь уже отчаялся его удержать. Итак, когда герцог сделал там небольшую остановку[2136] и изголодавшийся народ без всякой меры набросился на вино и прочие яства, среди них началась такая смертность, что от переедания умерло гораздо больше людей, чем от прежнего истощения. Однако кроме того, что многие люди из простонародья умерли там от своей невоздержанности, благородные и добрые мужи погибали там от страшной жары. Среди прочих из этого мира к небесной родине отошёл господин Готфрид, епископ Вюрцбурга, мудрый и красноречивый муж, который согласно данной ему милости по большей части руководил этим походом[2137]. А сам герцог, разместив там 300 рыцарей, вместе с остальными добрался до Акко и застал там сильное войско христиан, которые осаждали этот город. При его приходе немецкая сторона сильно ободрилась, хотя он привёл к ним всего тысячу человек. Он решил там остаться и вступить в битву с врагами, но был застигнут преждевременной смертью и окончил там свои дни[2138]. Так окончился этот поход, то есть почти без всякого успеха.

Поэтому некоторые обрушились на него с резкой критикой, говоря, что он неправедно начался, а потому и закончился неудачно. Но если и ты так считаешь, то видишь не свет, что есть в тебе, но мрак, ибо Господь говорит: «Светильник для тела есть око»[2139], очевидно, с помощью глаз желая объяснить внутренние устремления, а с помощью тела - внешние действия. Ибо мудрость говорит: «Человек смотрит на лицо, а Бог - на сердце»[2140]. Так вот, если светильник твоего тела в сердце, которое видит один только Бог, а на лице — видимость, которую видит человек, то как смеешь ты судить подобно Богу, который только и знает тайное, когда должен был бы скорее объяснять лучшими мотивами то, что происходит в душе и о чём ты не знаешь? Ведь налицо явные признаки, на которые в первую очередь следует обратить внимание, а именно тот факт, что евангельские мужи ради любви Христовой оставили свои дома, братьев и сестёр, отца и мать, жён, сыновей и поля и, что особенно важно, обрекли тела свои на труды и лишения. Ведь большинство их отправились в поход с таким благоговением, что, насколько то зависело от них самих, они предпочли скорее погибнуть в исповедании Господа, чем вернуться домой. А потому, хоть этот поход или странствие так и не достиг поставленных целей, всё же не следует думать, будто они не обрели желанный венец, ибо драгоценна в глазах Господа смерть его святых, а то, как и когда она наступит, знает один Бог, который только и может судить каждого по его заслугам. Ибо праведник, даже если его застигнет преждевременная смерть, непременно обретёт покой.

 

ОБ ОСАДЕ АККО

 

Между тем город Акко осаждался воинами Христовыми, которые собрались здесь со всех племён, народов, колен и языков. Король Видо, освобождённый, как было сказано выше, из плена, придя из Тира с 200 рыцарями, первым осадил его[2141]. Позднее, при содействии Господа, осада приняла самый широкий размах. Сам Тир был тогда чуть ли не единственным убежищем для христиан благодаря маркграфу Конраду[2142], который упорно удерживал его. Ибо Бог во усиление христианского войска направил этого Конрада для защиты своих верных, и тот отправился ради молитвы в Иерусалим в самое время разорения святой земли. Когда он приплыл из Греции и хотел пристать в Акко, то узнал, что Саладин овладел всей этой землёй и этот город также передан ему. Бежав оттуда, он направился в Тир. В это время там как раз были люди Саладина, чтобы принять от Тира заложников. Лучшие люди города, узнав о прибытии Конрада, тайно ввели его в город и, заключив с ним дружбу, передали ему власть над городом. Изгнав оттуда людей Саладина, он ободрил души горожан, восстановил стены и укрепил гарнизоны башен. А Саладин, находившийся в Акко, услышав о том, что произошло, в гневе тут же осадил город, установив против него семь осадных машин, и разрушал его стены, так что его людям уже открылся проход. А маркграф Конрад, ободряя своих и полагаясь на помощь Христа, который никогда не оставляет уповающих на него, открыл ворота и храбро вышел им навстречу. Обратив Саладина в бегство, он преследовал его вплоть до горного плато, так что из его людей пало 5000 человек[2143]. Вернувшись назад, Конрад обогатил горожан за счёт взятой добычи и наполнил город продовольствием, так что насытились наконец души тех, которые пришли уже в совершенное отчаяние от голода. А Саладин не решился дальше осаждать город. За большие деньги он купил у маркграфа мир, ибо тот тревожил его лагерь постоянными набегами. Из-за этого некоторые пытались обвинить его в неверности, говоря, что он принял подарки от неверных. Но он, ограбив египтян, обогатил евреев[2144], ибо всё, что Конрад таким образом захватил у неверных, он честно раздал верующим.

 

О ПРИБЫТИИ НЕМЦЕВ

 

Итак, с тех пор как король Видо, как было сказано, осадил город Акко вместе с немецкими рыцарями и теми, которые собрались из Ломбардии и Тосканы в районе Тира, - наиболее знатными среди них были: граф Гельдерна[2145], Генрих, граф Ольденбурга, Видукинд, фогт Реды, Адальберт, граф Поппенбурга, и очень многие другие епископы и вельможи, - Саладин непрерывно беспокоил их, так что они уже не рассчитывали продержаться там слишком долго. Однако тот, кто некогда услышал стон сынов Израилевых в Египте, когда они терпели притеснения со стороны фараона, вспомнил теперь о своём милосердии и, обратив на них внимание со своего высокого престола, послал им помощь. Так, на третий день осады, 1 сентября, на горизонте показалась большая эскадра судов, прибывших из различных немецких земель. Господь провёл их мимо опаснейших берегов и через обширные морские пространства настолько благополучно, что у них никогда не было недостатка в попутном ветре, и они не понесли потерь ни в людях, ни в багаже. Всего насчитывалось 55 немецких корабля, прибывших сюда, распустив паруса. К ним с пятью большими кораблями, нагруженными людьми, оружием и продовольствием, присоединился также князь Иаков д’Авен. А Саладин, который как раз на следующий день собирался напасть на воинов Христовых с несметным войском, узнав о прибытии такого большого флота, сначала очень удивился, а затем с болью в сердце совершенно пал духом, печалясь, что не смог помешать их высадке, ибо не сомневался, что они прибыли ему на погибель. Итак, когда крестоносцы заняли гавань и высадились в составе сильного отряда, то взяли город в кольцо; но они так и не смогли помешать людям Саладина входить в город с верблюдами, когда тем вздумается, и выходить из него через восточные ворота. Так они с большим трудом и риском вели осаду почти целый месяц, сильно устав от постоянного бодрствования и необходимости быть начеку и днём, и ночью, ибо сарацины непрерывно беспокоили их стрелами и набегами. Они рассчитывали вступить с ними в битву, если им благодаря милости Божьей выпадет случай их одолеть. Они также отправили послов в Тир к маркграфу Конраду и Людовику, ландграфу Тюрингии, который совсем недавно прибыл из своей страны с большим количеством рыцарей и продовольствия, с просьбой прийти им на помощь. Маркграф действительно прибыл, но только после долгих уговоров и крайне неохотно, ибо был настроен по отношению к королю крайне враждебно. Так, он обвинял короля в том, что тот только за свою свободу отдал Саладину множество укреплённых городов. Тем не менее они прибыли с сильным войском, и возрадовались все их приходу, особенно же приходу ландграфа, который только недавно прибыл и был командиром их войска. Господин патриарх также прибыл в их лагерь и укрепил дух большинства людей. Итак, когда войско было выстроено в боевом порядке, вся масса всадников, лучников и тяжеловооружённых рыцарей вышла на равнину, а остальные остались охранять лагерь против вылазок тех, которые были в городе. И вот, когда те, которые были снаружи, вступили в бой, горожане напали на тех, которые охраняли лагерь, и сильно их утеснили. Однако ряды Саладина обратились в бегство, и те, которые охраняли корабли, увидев это, закричали, что Саладин бежит. Так были спасены те, которые были в лагере. Далее пехота преследовала бежавшего Саладина до горного плато, но затем вернулась, опасаясь засады. Однако в то время, как пехота грабила лагерь, между пехотинцами возникла ссора из-за какого-то мула, которого каждый считал своей добычей и тянул в свою сторону, так что люди уже готовы были вступить в схватку друг с другом. Узнав об этом, сарацины коварно набросились на них и перебили более 1000 человек, а остальные бежали в лагерь[2146]. И случилась в народе Божьем большая печаль. С этого времени они решили огородить себя рвом, чтобы не сделаться лёгкой добычей врагов. Итак, они вырыли два больших рва: один -напротив города, а второй - в направлении равнины. Прикрытые этим укреплением они предались отдыху, заперев тех, которые были в городе, и лишив их возможности уходить и приходить из него. Усилиями ландграфа и прочих благородных людей с большим трудом и огромными расходами напротив города были установлены три деревянные башни. Но, когда наши думали овладеть городом с помощью этого средства, те, которые были в городе, сожгли все эти постройки огнём, который называют греческим. Когда это случилось, воинов Христовых охватили горе и отчаяние, а также стыд из-за насмешек врагов. Кроме того, через несколько дней после этого умер ландграф[2147], так что они, казалось, остались без предводителя.